Уильям Стайлер "Выбор Софи".
Заметки на полях.
Роман называется «Выбор Софи». Кто такая Софи? Какой выбор стоит перед ней? Это очень непростые вопросы. Чтобы попытаться ответить, нужно вслед за автором постараться понять, почувствовать, а многое узнать о жизни людей после Второй мировой войны.
Опять встают вопросы: почему случается война, откуда столько жестокости и ненависти в людях, что такое происходит внутри , что они убивают и предают друг друга?
Изложение в романе построено так, как будто идет перечисление доводов, или причин - первое, второе и т.д.
Огромное количество тем затронуто и поднято, причем, и личного, и мирового масштаба. Становиться очевидной глубокая взаимосвязь внешнего мира, общества в целом и судьбы, а точнее внутреннего мира каждого человека. Первое, о чем думаешь, это то, что нет таких вещей, которые тебя не касаются, если ты человек живой, т.е. чувствующий.
Идет 1947 год, не так давно закончилась Вторая мировая война. Америка.
Язвина - молодой начинающий писатель, полный честолюбивых планов, приезжает в Манхэттен.
Повествование идет от лица автора, или Язвины, поэтому действующих лиц и события романа мы видим его глазами и через его повествование и переживания. Сам Язвина предстает перед нами глубоко и тонко чувствующим молодым человеком, к тому же еще и талантливым писателем.
ПЕРВОЕ
С трудом устроившись редактором в небольшое книгоиздательство, он «попал во власть специфического для «Макгроу-Хилл» синдрома отчаяния и иссушения мозгов».
«Я же был не редактор, а писатель, - писатель, горевший таким же пылом и умевший взмыть ввысь на крыльях воображения». «Я чувствовал, что деградирую».
«В атмосфере ледяной безликости, царившей в «Макгроу-Хилл», малейший интерес к личной жизни другого человека был бы сочтен наглостью, если не непристойностью».
«Но звезда моя в «Макгроу-Хилл» стала клониться к закату с появлением нового главного редактора».
«он был отчаянный формалист и быстро приспособился к чистоплюйской, бесцветной и архиконсервативной атмосфере «Макгроу-Хилл».
Для человека чувствующего, живого такая среда смертельна и губительна. Бесчувствие, формализм, равнодушие, эти качества характерны для робота, человека-робота.
Спасение Стинго находит в чтении. Огромный мир литературы входит в роман вместе с автором. Имена английских, американских, французских, русских писателей и поэтов, упоминаемых героем, дают нам возможность понять, насколько широк и разнообразен круг его литературных познаний и интересов.
«Но я был безудержный книгочей и, кроме того, по-чужеземному эклектичный, с такой страстью к писаному слову - почти любому писаному слову, - что оно действовало на меня поистине возбуждающе, почти, как если бы я был эротоман».
Секс
Секс, человеческое проявление, в сексе человек открыт и не защищен. В сексе человек являет свое естество, свою суть, свою человечность. Сексуальная энергия - это огромная сила. Очень важно, куда она направляется, опасно, если идет сдерживание и нагнетание, когда нет выхода.
«В тот период тяга к сексу - а вернее, его отсутствие - в сочетании с этим нахально-роскошным садом и его обитателями, подчеркивавшими убогость Клуба и резиденции университетов, сделали мою жизнь совсем уже невыносимой, заставляя острее ощущать мою бедность, одиночество и неприкаянность».
«Вернувшись к себе в клетушку, я с остервенением хватал книгу и, снова погрузившись в выдуманный мир, читал до рассвета».
О войне.
У Стинго пока еще очень романтичные представления о войне.
«Я не слышал ни одного выстрела разъяренного противника - такова горькая правда, и хотя с точки зрения сохранности моей шкуры я оказался любимцем фортуны, если таковые бывают, тем не менее я не мог избавиться от чувства, что судьба лишила меня возможности познать нечто страшное и великолепное. В этом смысле - вернее, в смысле познания такого опыта - ничто и никогда не пронзало меня глубже краткого, исполненного отчаяния рассказа Фаррелла о своем сыне Эдди, павшем на земле Окинавы, чтобы я мог жить - и писать».
Стинго олицетворяет собой мир живой, трепетный, по-настоящему человечный. Мир, в котором есть любовь, сопереживание, совесть, моральные устои.
«история, рассказанная Фарреллом, глубоко поразила меня в самое сердце, и я впервые в жизни почувствовал, до какой степени я пуст. Да, правда, я проделал большой путь для молодого человека, но мой внутренний мир по-прежнему был привязан к земле - я не знал любви и не столкнулся со смертью. В ту пору я и понятия не имел, как скоро встречусь с ними обеими, плодами человеческих страстей и человеческой плоти, от которых я отгородился, закупорившись в самодовольстве, в затхлой атмосфере самоограничения».
Молодой человек понял и почувствовал, что находится в своем замкнутом мире, для него становится очевидным оторванность от реальной жизни.
«я отвернулся с таким острым чувством стыда и своей несостоятельности, что даже сейчас, много лет спустя, я снова ощущаю легкий озноб и тошноту, подступившую тогда у меня к горлу. Сейчас это, пожалуй, трудно объяснить - ведь с тех пор прошло уже тридцать лет, добавьте к этому усталость и цинизм, порожденные несколькими варварскими войнами, которые за это время вели американцы, - и моя реакция может показаться безнадежно старомодной и романтической».
Первое. Вырисовывается причина Зла - это ограниченность, равнодушие, зацикленность на своих личных интересах, полная закрытость от внешнего мира.
Для Стинго это очевидно. Для него это еще и вопрос творчества.
ВТОРОЕ
Отец Стинго - это, безусловно, важный элемент структуры, который позволяет увидеть тесные связи с историей не только своей семьи, но и страны. Мы начинаем понимать, что ничто не возникает ни откуда, а формирует мировосприятие, вырастает, впитывается, входит в кровь из недр, «соков» родной земли. Это глубокие причинно-следственные связи. История страны неразрывно связана с судьбой каждого человека через его семью.
РАБСТВО
«Я часто с трудом верю, что так мало времени отделяет меня от старого Юга и что не какое-то далекое поколение моих предков владело черными людьми, а просто моя родная бабушка, родившаяся в 1848 году, в тринадцать лет владела двумя маленькими негритянками чуть моложе ее, которые прислуживали ей и на которых, несмотря на существование Авраама Линкольна и положений Декларации независимости об эмансипации, она смотрела в течение всех лет, что длилась Гражданская война, как на свои любимые вещицы».
Рабство. Ненависть. Война. Смерть. Эти порождения Зла шагают из века в век, не зная границ ни пространства, ни времени. Это - и давнее прошлое, и сегодняшнее настоящее.
ОТЕЦ СТИНГО
Читая письма отца Стинго, для нас приоткрывается не только история Юга, но и среда, в которой рос мальчик. Безусловно, уклад семьи, мировоззрения родителей повлияли на него. Отец Стинго далеко неравнодушный человек, его волнуют вопросы политики, идеологии.
«…с тех пор как я узнал об этой трагедии, во мне живет неугасимая ненависть к жестокому монополистическому капиталу, изничтожающему маленького человека».
«Если негр, как частенько говорят, принадлежит к «низшей» расе, какой бы смысл в это ни вкладывался, то безусловно потому, что он поставлен нами, расой господ, в невыгодное, бесправное положение и, следовательно, может явить миру лишь потупленное лицо неполноценного человека. Но негр ведь не может вечно находиться на дне общества. Никакая сила на земле не может удержать народ любого цвета кожи в омерзении и бедности, какие я наблюдаю вокруг - и в городе, и в сельских местах.
Не знаю, станет ли негр еще при моей жизни пользоваться большей свободой - я не такой уж оптимист, - но на твоем веку безусловно станет, и я бы отдал почти все, что имею, чтобы присутствовать при том, когда наступит этот день».
У отца Стинго есть своя точка зрения по проблеме антисемитизма. В письме к сыну он пишет о своем приятеле.
«Поэтому мы с ним редко беседуем об идеологии или политике. Несмотря на все ужасы, которые, как недавно выяснилось, творились в нацистской Германии, он продолжает оставаться антисемитом и утверждает, что международные финансисты-евреи прибрали к рукам все богатства мира».
«Ротшильд и Варбург, безусловно, еврейские фамилии, тем не менее, как я пытаюсь ему внушить, алчность свойственна не какой-то отдельной нации, а всему человечеству».
Рассказывая о себе, Стинго пишет:
«Подобно большинству южан определенного происхождения, воспитания и впечатлительности, я с самого начала тепло относился к евреям».
«я положительно наслаждался моим новым окружением и без особого удивления вдруг понял, что подсознательное стремление жить среди евреев было одной из причин моего переселения в Бруклин».
РОЗОВЫЙ ДОМ
Не есть ли дом Етты, это иллюзия, сон, мечта, воздушный замок?
С розовым домом связаны надежды на новую жизнь, лучшую, наполненную светом, творчеством, любовью, дружбой. Это своего рода оазис, средоточие реализующихся мечтаний героев. Но! Попытка оторваться от реальности.
Думается, что человек прошедший ужасы войны никогда уже не сможет быть счастливым. Душа его искалечена.
«А он был весь розовый - от мансардных окон и башенок третьего этажа вплоть до рам подвальных окон. Когда я впервые его увидел, мне тотчас пришло на ум сравнение с фасадом некоего заброшенного замка, сохранившегося после съемок «Волшебника из страны Оз» на студии «Метро-Голдвин-Майер».
«тем летом мне не раз все здесь казалось каким-то призрачным, словно я находился далеко от городских улиц, в уединении, в изоляции, чуть ли не в сельской местности».
« Что-то было не то - что-то неуловимое и необъяснимое, и, приди мне тогда на ум выражение, распространившееся несколько лет спустя, я мог бы сказать, что от дома Етты исходили неблагоприятные флюиды».
Из Третьего
Здесь все, как на театральной сцене, или в кино. Погружение в разные временные периоды, уход в счастливое прошлое, переодевание. Думаю, это продиктовано огромным желанием почувствовать себя, прежде всего полноценным человеком, личностью, явлением, живым чувствующим существом.
«Идея принадлежит Софи, - продолжал пояснять Натан, - и она оказалась права. Люди на улице одеты все так тускло. Все одинаковые - точно в униформе. А в такой манере одеваться есть индивидуальность, стиль».
Стинко чутко воспринимает такое поведение и делает удивительные выводы.
«По сравнению с отвратительным единообразием в одежде, наступившим после войны, особенно в таком мужском заповеднике, как «Макгроу-Хилл», что могло быть свежее для глаза, чем нечто чуточку старомодное, немного эксцентричное? Натан снова предугадал (я говорю с позиции человека, все это уже пережившего) своеобразие облика того мира, которому предстояло наступить».
Сказочная атмосфера дома Етты дополняется теплыми чувствами дружбы и любви.
«Главным же источником моего счастья было то, что я обрел нечто, считавшееся мною навсегда утраченным и ни разу мне не встретившееся за много месяцев пребывания в Нью-Йорке, - товарищескую среду, общение с друзьями и приятное времяпрепровождение. Я чувствовал, как с меня слетает хрупкая скорлупа отчуждения, которой я по доброй воле прикрылся, словно латами. До чего же замечательно, думал я, что мне довелось встретить Софи и Натана - таких теплых, ярких, веселых новых друзей, - и мне захотелось протянуть руки и обнять их обоих (по крайней мере так было в тот момент, несмотря на то что я отчаянно влюбился в Софи) в приступе сладчайшего чувства братства, к которому не примешивалось ничего плотского. «Старина Язвина, - сказал я себе и глупо осклабился, глядя на Софи, хотя, по сути, поднял стакан пенящегося «Будвейзера» за себя, - ты вернулся в страну живых».
СОФИ
Здесь Стинго встречает Софи.
«Потому что по возвращении я впервые встретил Софи во плоти и если не мгновенно, то быстро и безоглядно влюбился в нее. Это была любовь, которая, как мне с каждым днем уходящего лета становилось все яснее, предъявляла - по многим причинам - все большие права на мое существование. Однако должен признаться, это чувство зародилось во мне, безусловно, потому, что Софи хоть и отдаленно, но в самом деле напоминала Марию Хант».
Противостояние Любви и Смерти. Человек, его душа, является точкой пересечения Добра и Зла.
Когда я впервые мимоходом увидел Софи, в моей памяти запечатлелось не только прелестное сходство ее с умершей, но и отчаяние, каким наверняка было отмечено и лицо Марии, вместе с горестной тенью предчувствия смерти, к которой очертя голову движется человек».
Сходство, которое глубоко волнует Стинго. Далее еще будут сходства-пересечения, возникающие у Натана, у Хесса в отношении Софи. Думаю, что это тоже смысловые и структурные узлы.
Мысль, что Софи, это воплощение Любви, Красоты. В душе героев этот образ резонирует и отзывается по-своему. Так, каков есть сам человек
«Я почувствовал острую боль, что-то вроде угрызений совести, и подумал, а не смог ли бы я спасти Марию, помешать ей сделать этот страшный шаг, если бы хоть знал, что она находится в одном со мною городе и живет неподалеку. Снова и снова перечитывая заметку, я дошел до состояния, близкого к помешательству, и вдруг громко застонал от бессмысленности гибели молодого, доведенного до отчаяния существа. Почему она это сделала?»
Связи, связи. А особенно: «неискупленной вины и ненависти».
«Как ты, наверное, знаешь, Мария Хант росла в трагической семье: Мартин Хант был почти алкоголик и вечно сидел без работы, а Беатриса была слишком уж непреклонна и жестока в своих требованиях по части морали, особенно, как мне говорили, в отношении Марии. Одно вроде бы можно твердо сказать: в этом печальном доме было немало неискупленной вины и ненависти».
«При слабом свете я едва мог различить Софи. Я видел лишь растрепанную гриву льняных волос и около трети ее лица, перекрытого плечом Натана. Испуганно поднятую бровь, маленькую родинку, карий глаз и широкую, прелестную, по-славянски выпуклую скулу, по которой, будто капелька ртути, катилась одинокая слеза».
«я снова заснул и проснулся уже перед самым рассветом, среди ночной тишины - сердце у меня отчаянно колотилось, весь в холодном поту, глядя в потолок, отделявший меня от спящей Софи, я вдруг понял - так ясно, как бывает только во сне, - что она обречена».
МУЗЫКА
Вместе с Софи в роман приходит музыка, вместе с музыкой океан чувств.
Брамс Симфония №1
«Весь вечер музыка Брамса струилась сквозь тонкий потолок, - величественный и трагический французский рожок в сочетании с отвечавшей ему пронзительным птичьим зовом флейтой наполнял меня такой грустью и ностальгией, каких я никогда дотоле не испытывал. Я думал о том времени, когда создавалась эта музыка. Помимо всего прочего она говорила о мирной, процветающей Европе, озаренной мягким янтарным светом прозрачных сумерек: о девочках в передничках, с косичками, катавшихся в запряженных собаками колясочках; о пикниках на полянах Венского леса и крепком баварском пиве; о дамах из Гренобля, прогуливавшихся под зонтиками по краю сверкающих ледников высоко в Альпах; о путешествиях на воздушном шаре, о веселье, о вихрях вальса, о мозельском вине, о самом Иоганнесе Брамсе, бородатом, с черной сигарой, сочинявшем эти свои титанические аккорды под облетевшими осенними буками Хофгартена. Это была неизъяснимо сладостная Европа - Европа, какой Софи, безудержно погруж авшаяся надо мною в свое горе, не могла знать».
Второе. И здесь противостояние, но и глубокое взаимопроникновение. Человек и народ. Страсти человеческие и судьбы наций. Рабство, антисемитизм, любовь, смерть…
НАТАН
«выделяясь ростом и силой, Натан; широкоплечий, могучего телосложения, с копною черных, как у индейцев-сиу, волос, он походил на более стройного, более неистового Джона Гарфилда, с таким же, как у Гарфилда, красивым, порочно-приятным лицом».
ТРЕТЬЕ
Роман называется «Выбор Софи». Кто такая Софи? Какой выбор стоит перед ней? Это очень непростые вопросы. Чтобы попытаться ответить, нужно вслед за автором постараться понять, почувствовать, а многое узнать о жизни людей после Второй мировой войны.
Опять встают вопросы: почему случается война, откуда столько жестокости и ненависти в людях, что такое происходит внутри , что они убивают и предают друг друга?
Изложение в романе построено так, как будто идет перечисление доводов, или причин - первое, второе и т.д.
Огромное количество тем затронуто и поднято, причем, и личного, и мирового масштаба. Становиться очевидной глубокая взаимосвязь внешнего мира, общества в целом и судьбы, а точнее внутреннего мира каждого человека. Первое, о чем думаешь, это то, что нет таких вещей, которые тебя не касаются, если ты человек живой, т.е. чувствующий.
Идет 1947 год, не так давно закончилась Вторая мировая война. Америка.
Язвина - молодой начинающий писатель, полный честолюбивых планов, приезжает в Манхэттен.
Повествование идет от лица автора, или Язвины, поэтому действующих лиц и события романа мы видим его глазами и через его повествование и переживания. Сам Язвина предстает перед нами глубоко и тонко чувствующим молодым человеком, к тому же еще и талантливым писателем.
ПЕРВОЕ
С трудом устроившись редактором в небольшое книгоиздательство, он «попал во власть специфического для «Макгроу-Хилл» синдрома отчаяния и иссушения мозгов».
«Я же был не редактор, а писатель, - писатель, горевший таким же пылом и умевший взмыть ввысь на крыльях воображения». «Я чувствовал, что деградирую».
«В атмосфере ледяной безликости, царившей в «Макгроу-Хилл», малейший интерес к личной жизни другого человека был бы сочтен наглостью, если не непристойностью».
«Но звезда моя в «Макгроу-Хилл» стала клониться к закату с появлением нового главного редактора».
«он был отчаянный формалист и быстро приспособился к чистоплюйской, бесцветной и архиконсервативной атмосфере «Макгроу-Хилл».
Для человека чувствующего, живого такая среда смертельна и губительна. Бесчувствие, формализм, равнодушие, эти качества характерны для робота, человека-робота.
Спасение Стинго находит в чтении. Огромный мир литературы входит в роман вместе с автором. Имена английских, американских, французских, русских писателей и поэтов, упоминаемых героем, дают нам возможность понять, насколько широк и разнообразен круг его литературных познаний и интересов.
«Но я был безудержный книгочей и, кроме того, по-чужеземному эклектичный, с такой страстью к писаному слову - почти любому писаному слову, - что оно действовало на меня поистине возбуждающе, почти, как если бы я был эротоман».
Секс
Секс, человеческое проявление, в сексе человек открыт и не защищен. В сексе человек являет свое естество, свою суть, свою человечность. Сексуальная энергия - это огромная сила. Очень важно, куда она направляется, опасно, если идет сдерживание и нагнетание, когда нет выхода.
«В тот период тяга к сексу - а вернее, его отсутствие - в сочетании с этим нахально-роскошным садом и его обитателями, подчеркивавшими убогость Клуба и резиденции университетов, сделали мою жизнь совсем уже невыносимой, заставляя острее ощущать мою бедность, одиночество и неприкаянность».
«Вернувшись к себе в клетушку, я с остервенением хватал книгу и, снова погрузившись в выдуманный мир, читал до рассвета».
О войне.
У Стинго пока еще очень романтичные представления о войне.
«Я не слышал ни одного выстрела разъяренного противника - такова горькая правда, и хотя с точки зрения сохранности моей шкуры я оказался любимцем фортуны, если таковые бывают, тем не менее я не мог избавиться от чувства, что судьба лишила меня возможности познать нечто страшное и великолепное. В этом смысле - вернее, в смысле познания такого опыта - ничто и никогда не пронзало меня глубже краткого, исполненного отчаяния рассказа Фаррелла о своем сыне Эдди, павшем на земле Окинавы, чтобы я мог жить - и писать».
Стинго олицетворяет собой мир живой, трепетный, по-настоящему человечный. Мир, в котором есть любовь, сопереживание, совесть, моральные устои.
«история, рассказанная Фарреллом, глубоко поразила меня в самое сердце, и я впервые в жизни почувствовал, до какой степени я пуст. Да, правда, я проделал большой путь для молодого человека, но мой внутренний мир по-прежнему был привязан к земле - я не знал любви и не столкнулся со смертью. В ту пору я и понятия не имел, как скоро встречусь с ними обеими, плодами человеческих страстей и человеческой плоти, от которых я отгородился, закупорившись в самодовольстве, в затхлой атмосфере самоограничения».
Молодой человек понял и почувствовал, что находится в своем замкнутом мире, для него становится очевидным оторванность от реальной жизни.
«я отвернулся с таким острым чувством стыда и своей несостоятельности, что даже сейчас, много лет спустя, я снова ощущаю легкий озноб и тошноту, подступившую тогда у меня к горлу. Сейчас это, пожалуй, трудно объяснить - ведь с тех пор прошло уже тридцать лет, добавьте к этому усталость и цинизм, порожденные несколькими варварскими войнами, которые за это время вели американцы, - и моя реакция может показаться безнадежно старомодной и романтической».
Первое. Вырисовывается причина Зла - это ограниченность, равнодушие, зацикленность на своих личных интересах, полная закрытость от внешнего мира.
Для Стинго это очевидно. Для него это еще и вопрос творчества.
ВТОРОЕ
Отец Стинго - это, безусловно, важный элемент структуры, который позволяет увидеть тесные связи с историей не только своей семьи, но и страны. Мы начинаем понимать, что ничто не возникает ни откуда, а формирует мировосприятие, вырастает, впитывается, входит в кровь из недр, «соков» родной земли. Это глубокие причинно-следственные связи. История страны неразрывно связана с судьбой каждого человека через его семью.
РАБСТВО
«Я часто с трудом верю, что так мало времени отделяет меня от старого Юга и что не какое-то далекое поколение моих предков владело черными людьми, а просто моя родная бабушка, родившаяся в 1848 году, в тринадцать лет владела двумя маленькими негритянками чуть моложе ее, которые прислуживали ей и на которых, несмотря на существование Авраама Линкольна и положений Декларации независимости об эмансипации, она смотрела в течение всех лет, что длилась Гражданская война, как на свои любимые вещицы».
Рабство. Ненависть. Война. Смерть. Эти порождения Зла шагают из века в век, не зная границ ни пространства, ни времени. Это - и давнее прошлое, и сегодняшнее настоящее.
ОТЕЦ СТИНГО
Читая письма отца Стинго, для нас приоткрывается не только история Юга, но и среда, в которой рос мальчик. Безусловно, уклад семьи, мировоззрения родителей повлияли на него. Отец Стинго далеко неравнодушный человек, его волнуют вопросы политики, идеологии.
«…с тех пор как я узнал об этой трагедии, во мне живет неугасимая ненависть к жестокому монополистическому капиталу, изничтожающему маленького человека».
«Если негр, как частенько говорят, принадлежит к «низшей» расе, какой бы смысл в это ни вкладывался, то безусловно потому, что он поставлен нами, расой господ, в невыгодное, бесправное положение и, следовательно, может явить миру лишь потупленное лицо неполноценного человека. Но негр ведь не может вечно находиться на дне общества. Никакая сила на земле не может удержать народ любого цвета кожи в омерзении и бедности, какие я наблюдаю вокруг - и в городе, и в сельских местах.
Не знаю, станет ли негр еще при моей жизни пользоваться большей свободой - я не такой уж оптимист, - но на твоем веку безусловно станет, и я бы отдал почти все, что имею, чтобы присутствовать при том, когда наступит этот день».
У отца Стинго есть своя точка зрения по проблеме антисемитизма. В письме к сыну он пишет о своем приятеле.
«Поэтому мы с ним редко беседуем об идеологии или политике. Несмотря на все ужасы, которые, как недавно выяснилось, творились в нацистской Германии, он продолжает оставаться антисемитом и утверждает, что международные финансисты-евреи прибрали к рукам все богатства мира».
«Ротшильд и Варбург, безусловно, еврейские фамилии, тем не менее, как я пытаюсь ему внушить, алчность свойственна не какой-то отдельной нации, а всему человечеству».
Рассказывая о себе, Стинго пишет:
«Подобно большинству южан определенного происхождения, воспитания и впечатлительности, я с самого начала тепло относился к евреям».
«я положительно наслаждался моим новым окружением и без особого удивления вдруг понял, что подсознательное стремление жить среди евреев было одной из причин моего переселения в Бруклин».
РОЗОВЫЙ ДОМ
Не есть ли дом Етты, это иллюзия, сон, мечта, воздушный замок?
С розовым домом связаны надежды на новую жизнь, лучшую, наполненную светом, творчеством, любовью, дружбой. Это своего рода оазис, средоточие реализующихся мечтаний героев. Но! Попытка оторваться от реальности.
Думается, что человек прошедший ужасы войны никогда уже не сможет быть счастливым. Душа его искалечена.
«А он был весь розовый - от мансардных окон и башенок третьего этажа вплоть до рам подвальных окон. Когда я впервые его увидел, мне тотчас пришло на ум сравнение с фасадом некоего заброшенного замка, сохранившегося после съемок «Волшебника из страны Оз» на студии «Метро-Голдвин-Майер».
«тем летом мне не раз все здесь казалось каким-то призрачным, словно я находился далеко от городских улиц, в уединении, в изоляции, чуть ли не в сельской местности».
« Что-то было не то - что-то неуловимое и необъяснимое, и, приди мне тогда на ум выражение, распространившееся несколько лет спустя, я мог бы сказать, что от дома Етты исходили неблагоприятные флюиды».
Из Третьего
Здесь все, как на театральной сцене, или в кино. Погружение в разные временные периоды, уход в счастливое прошлое, переодевание. Думаю, это продиктовано огромным желанием почувствовать себя, прежде всего полноценным человеком, личностью, явлением, живым чувствующим существом.
«Идея принадлежит Софи, - продолжал пояснять Натан, - и она оказалась права. Люди на улице одеты все так тускло. Все одинаковые - точно в униформе. А в такой манере одеваться есть индивидуальность, стиль».
Стинко чутко воспринимает такое поведение и делает удивительные выводы.
«По сравнению с отвратительным единообразием в одежде, наступившим после войны, особенно в таком мужском заповеднике, как «Макгроу-Хилл», что могло быть свежее для глаза, чем нечто чуточку старомодное, немного эксцентричное? Натан снова предугадал (я говорю с позиции человека, все это уже пережившего) своеобразие облика того мира, которому предстояло наступить».
Сказочная атмосфера дома Етты дополняется теплыми чувствами дружбы и любви.
«Главным же источником моего счастья было то, что я обрел нечто, считавшееся мною навсегда утраченным и ни разу мне не встретившееся за много месяцев пребывания в Нью-Йорке, - товарищескую среду, общение с друзьями и приятное времяпрепровождение. Я чувствовал, как с меня слетает хрупкая скорлупа отчуждения, которой я по доброй воле прикрылся, словно латами. До чего же замечательно, думал я, что мне довелось встретить Софи и Натана - таких теплых, ярких, веселых новых друзей, - и мне захотелось протянуть руки и обнять их обоих (по крайней мере так было в тот момент, несмотря на то что я отчаянно влюбился в Софи) в приступе сладчайшего чувства братства, к которому не примешивалось ничего плотского. «Старина Язвина, - сказал я себе и глупо осклабился, глядя на Софи, хотя, по сути, поднял стакан пенящегося «Будвейзера» за себя, - ты вернулся в страну живых».
СОФИ
Здесь Стинго встречает Софи.
«Потому что по возвращении я впервые встретил Софи во плоти и если не мгновенно, то быстро и безоглядно влюбился в нее. Это была любовь, которая, как мне с каждым днем уходящего лета становилось все яснее, предъявляла - по многим причинам - все большие права на мое существование. Однако должен признаться, это чувство зародилось во мне, безусловно, потому, что Софи хоть и отдаленно, но в самом деле напоминала Марию Хант».
Противостояние Любви и Смерти. Человек, его душа, является точкой пересечения Добра и Зла.
Когда я впервые мимоходом увидел Софи, в моей памяти запечатлелось не только прелестное сходство ее с умершей, но и отчаяние, каким наверняка было отмечено и лицо Марии, вместе с горестной тенью предчувствия смерти, к которой очертя голову движется человек».
Сходство, которое глубоко волнует Стинго. Далее еще будут сходства-пересечения, возникающие у Натана, у Хесса в отношении Софи. Думаю, что это тоже смысловые и структурные узлы.
Мысль, что Софи, это воплощение Любви, Красоты. В душе героев этот образ резонирует и отзывается по-своему. Так, каков есть сам человек
«Я почувствовал острую боль, что-то вроде угрызений совести, и подумал, а не смог ли бы я спасти Марию, помешать ей сделать этот страшный шаг, если бы хоть знал, что она находится в одном со мною городе и живет неподалеку. Снова и снова перечитывая заметку, я дошел до состояния, близкого к помешательству, и вдруг громко застонал от бессмысленности гибели молодого, доведенного до отчаяния существа. Почему она это сделала?»
Связи, связи. А особенно: «неискупленной вины и ненависти».
«Как ты, наверное, знаешь, Мария Хант росла в трагической семье: Мартин Хант был почти алкоголик и вечно сидел без работы, а Беатриса была слишком уж непреклонна и жестока в своих требованиях по части морали, особенно, как мне говорили, в отношении Марии. Одно вроде бы можно твердо сказать: в этом печальном доме было немало неискупленной вины и ненависти».
«При слабом свете я едва мог различить Софи. Я видел лишь растрепанную гриву льняных волос и около трети ее лица, перекрытого плечом Натана. Испуганно поднятую бровь, маленькую родинку, карий глаз и широкую, прелестную, по-славянски выпуклую скулу, по которой, будто капелька ртути, катилась одинокая слеза».
«я снова заснул и проснулся уже перед самым рассветом, среди ночной тишины - сердце у меня отчаянно колотилось, весь в холодном поту, глядя в потолок, отделявший меня от спящей Софи, я вдруг понял - так ясно, как бывает только во сне, - что она обречена».
МУЗЫКА
Вместе с Софи в роман приходит музыка, вместе с музыкой океан чувств.
Брамс Симфония №1
«Весь вечер музыка Брамса струилась сквозь тонкий потолок, - величественный и трагический французский рожок в сочетании с отвечавшей ему пронзительным птичьим зовом флейтой наполнял меня такой грустью и ностальгией, каких я никогда дотоле не испытывал. Я думал о том времени, когда создавалась эта музыка. Помимо всего прочего она говорила о мирной, процветающей Европе, озаренной мягким янтарным светом прозрачных сумерек: о девочках в передничках, с косичками, катавшихся в запряженных собаками колясочках; о пикниках на полянах Венского леса и крепком баварском пиве; о дамах из Гренобля, прогуливавшихся под зонтиками по краю сверкающих ледников высоко в Альпах; о путешествиях на воздушном шаре, о веселье, о вихрях вальса, о мозельском вине, о самом Иоганнесе Брамсе, бородатом, с черной сигарой, сочинявшем эти свои титанические аккорды под облетевшими осенними буками Хофгартена. Это была неизъяснимо сладостная Европа - Европа, какой Софи, безудержно погруж авшаяся надо мною в свое горе, не могла знать».
Второе. И здесь противостояние, но и глубокое взаимопроникновение. Человек и народ. Страсти человеческие и судьбы наций. Рабство, антисемитизм, любовь, смерть…
НАТАН
«выделяясь ростом и силой, Натан; широкоплечий, могучего телосложения, с копною черных, как у индейцев-сиу, волос, он походил на более стройного, более неистового Джона Гарфилда, с таким же, как у Гарфилда, красивым, порочно-приятным лицом».
ТРЕТЬЕ