Как я хаживал на Беловодье. Алтай без фотоаппарата.
О казахстанских городах и весях рассказ без фото у меня всё-таки не клеится. В сущности, я давно заметил, что любой текст у меня начерно пишется сначала в подсознании, и вот тут-то черновикам уже не стать чистовиками. Иное дело - внезапная поездка на Алтай.
...Конечным пунктом эвакуации из Казахстана стал Барнаул, где меня встретила и пустила переночевать happy_lis. Но ещё в Рубцовске, уняв шок, осознав, что я в России и все опасности остались за границей, я решил ехать в Горный Алтай. Скажем даже по-другому: я решил ехать на Беловодье. А поисками этой легендарной страны я занимаюсь уже очень давно, и интерес к ней у меня лежит совсем не в плоскости путешествий. Когда и как возникла легенда о Беловодье, никто точно не знает. Я слышал версию, что она появилась в 18 веке, когда русские староверы селились на Бухтарме, в южных предгорьях Алтая. В те годы Китай уничтожил Джунгарию, которой принадлежали эти земли (а граница казахских и монгольских кочевий проходила по Иртышу), и староверы просто обосновались там, где не занято. И якобы, уцелевшие монголы, буддисты, рассказали им про Шамбалу, и эта легенда была переосмыслена на русский манер. Буддисты знали, что Шамбала - внутри, ну а христиане решили, что она - за горами.
Беловодье - это страна истинной веры, благочестия и вольной воли. Путь туда - по пустыням, морям, тайге и заоблачным перевалам, и дойти туда возможно лишь с Божьей помощью. А потому живут там только честные люди, над которыми за ненадобностью нет никакой власти, и всё делается "за совесть", а не "за страх".
Бухтарма должна была стать завершающим элементом путешествия по Казахстану. Над её верховьями нависает Катунский хребет, который с большой натяжкой можно было бы назвать и Главным Алтайским хребтом. Это на нём Белуха (4500м), высшая точка Сибири. Белуха - священная гора, и Рерих воспринимал её как Северный Кайлас. И вот за Белухой-то бухтарминцы и локализовывали страну Беловодье - в Уймонской долине, которая пока ещё в составе России.
Туда я и решил ехать из Барнаула, и принял ещё одно странное решение - ехать туда без фотоаппарата.
...Прибыв из Рубцовска в Барнаул, я сразу пошёл в справочную автовокзала и спросил, когда завтра первый рейс до Усть-Коксы - нынешнего центра Уймонской долины. Автобус Барнаул-Мульта выходит в 7:15, а туда прибывает вечером. Кроме того, мне сказали, что это погранзона, и для поездки туда в справочной нужно зарегистрировать паспорт. Через пять минут мне выдалиштрих-код и бланк заявления на въезд в погранзону, заверив, что пропуск выдают на месте. Со штрих-кодом я пошёл в кассу, и за 1060 рублей купил билет на Беловодье.
Дальше была короткая прогулка с happy_lis по Барнаулу, в основном в лесок за Новый мост, и долгие интересные разговоры в её квартире, где я оборонялся от чрезвычайно игривой собачки конструкции "фигня на ножках". Ну а утром на автовокзале я сел в автобус... и поехал. В этом автобусе, в дорогах туда и обратно, мне предстояло провести без малого 30 часов. Особенно запомнились двое водителей - как мне показалось, братья.
Из 15 часов пути первые 5 часов я ждал, когда всё это кончится. Пейзажи Алтайского края потрясающе однообразны - часами видишь лишь поля да лесополки, и больше ничего. По дороге из Рубцовска в Барнаул каждая последующая лесополка была желтее предыдущей. Через три часа проехали Бийск - огромный, шумный, местами не менее внушительный, чем Барнаул. Ещё через час - Сростки, где всё указывало (в прямом смысле слова) на Шукшина, памятник которому хорошо виден на сопке. Ещё минут через сорок начался Алтай: справа, за Катунью, как маяк, возникает одинокая гора Бабырган высотой около километра, а местность понемногу начинает идти складками, всё более даже не высокими, а частыми. Долго ехали по Горно-Алтайску - длинному и зажатому между сопок, довольно уютному городу, ответвляющемуся на 7-8 километров от Чуйского тракта в селе Майма. О дальнейшем пути по тракту и колорите Алтая я уже писал год назад, там же в конце поста по ссылкам о Бийске и Барнауле. Однако в тот раз в Усть-Семе мой автобус заворачивал налево, в Чемал. Теперь же - направо, по мосту за Катунь. И как только мы пересекли эту быструю реку с её водой неземного бирюзоваого цвета, я наконец осознал, куда я еду. И если первые 5 часов пути я ждал, когда всё это кончится, последующие 10 часов я хотел, чтобы это никогда не кончалось.
Алтай оказался не так уж высок. Я так и не увидел "белки" (как тут называют ледяные вершины), и судя по всему всё действительно красивое тут запрятано вдали от дорог. В этом удивительный контраст с Тянь-Шанем, неприступные хребты которого нависают над Алма-Атой. Но сранивать Алтай и Тянь-Шань - это как сравнивать Венецию и Нью-Йорк. Второй - грандиозный, довлеющий, преисполенный холодного величия. Первый - изящный, вычурный и одухотворённый. Я бы даже сказал - уютный. И в отличие от в общем-то мёртвого Тянь-Шаня, Алтай буквально пронизан земной жизнью и неземной энергией. Здесь на каждой сопке сидит дух, и приглядевшись, их легко увидеть. Между камнями и деревьями словно натянуты нити, едва светящиеся в воздухе. Я почти слышал, как говорят между собой все эти горы, реки, долины - только говорили они на незнакомом мне языке. "Шёпот земли" в той поездке я уже ощущал на заброшенных городищах Южного Казахстана, но на них говорила История, а на Алтае - Вечность. И в общем, Алтай не зря называют "пупом земли" - мне казалось, что за этими горами скрыто ни то Мировое древо, ни то винтовая лестница, связующая сквозь Землю ад и рай.
Дорога была долгая, затея обречённая по качеству сильно менялась от района к району. Где-то асфальт был почти идеален, где-то ехали со скоростью 10-15км/ч. Местность вдоль древнего Чуйского тракта достаточно густо населена, сёла конечно стоят не одно за другим, но между ними самое большее километров по двадцать. В сёлах этих живут в основном алтайцы - о них я писал в постах по ссылкам выше. Довольно странный народ, в 1906 году едва ни создавший новую "религию спасению" - бурханизм. Как и многие коренные люди Южной Сибири, безусловные представители монгольской расы, алтайцы довольно красивы, особенно девушки. Говорят, что пьют безбожно - но такие, видимо, в автобусах не ездят. Алтайские сёла от русских не слишком отличаются - те же избы да заборы, но есть одна характерная деталь: аилы. Это деревянные юрты, сибирский феномен времён русской колонизации, по сути просто курные избы в виде юрт. Правда, аил от обычной деревянной юрты отличает высокая шатровая крыша, и больше всего он похож на гуцульскую колыбу. Сейчас это летние кухни, причём не редкость и новенькие аилы с частично стеклянными шатрами. В общем, самая характерная черта алтайских сёл - торчащие тут и там многогранные дощатые конусы. А вот церквей на Алтае почти нет, я видел лишь одну, да и то только строящуюся - на сопке над главной площадью села Усть-Кан.
От нечего делать общался с попутчиками. Был среди них усатый дядька-вахтёр, возвращающийся сюда с Сахалина. Много говорил о курганах, о вратах, что непременно откроются в этом году, о кержаках-староверах. Я вспомнил, что в горной тайге ещё есть заимки и селения, жители которых не выходили в большой мир едва ли не с дореволюционных пор. Он ответил, что лично знает две такие заимки, но обещал никому не говорить, где они.
На закате проехали Усть-Кан, расположенный в потрясающе красивой долине, и как все виденные мной алтайские сёла-райцентры - очень цивильный. А уже в сумерках, преодолев очередной перевал, начали спускаться в Усть-Коксинский район. На въезде - КПП, отмечающий погранзону. Мне и ещё нескольким людям, не являющимся жителями района, выдали пропуска - впрочем, мне таковой нигде не понадобились. И уже в темноте я сошёл на центральной площади села Усть-Кокса.
Кокса - хоть и село, но гостиниц в ней несколько штук: Алтай живёт туризмом. Гостиница "Аргут" нашлась в паре сотен метров от остановки автобуса, и за 600 рублей я снял там половину двухместного номера без удобств (пообещали никого не подселять). Гостиница оказалась очень уютной, и как я понимаю, выросла из дома владеющей ей семьи. Однако первым, что случилось там со мной, был сильнейший приступ удушия. Уж не знаю, что это было: то ли последствия ночи в квартире с кошкой (у меня аллергия), то ли прорвался стресс, то ли даже горная болезнь - незаметно, пологими склонами, вы забрались на высоту около полутора километров над уровнем моря... о чём я догадался, впрочем, лишь на обратном пути, когда проснулся утром в автобусе от боли в ушах, тем более что перевалы были ещё выше. В общем, я "до утра провалялся в аду да бреду", а к утру вышел на главную улицу и побрёл в сторону Верхнего Уймона. Гостиница же, как оказалось, стояла прямо на берегу быстрой и чистой Коксы (в переводе - Синяя вода).
Большую часть села, до развилки, я прошёл пешком - никто не подбирал. За развилкой же меня подобрала первая же машина с молчаливым и очень вежливым водителем. До Уймона вообще-то можно дойти и пешком, там километров 8, и где-то на полпути из-за первых гряд Катунского хребта ненадолго показывается Белуха... но я её, конечно, не узнал.
Уймонская долниа сразу показалась мне не такой, как все те долины, что проезжал днём ранее автобус. Во-первых, здесь почти не живут алтайцы, не видно ни раскосых лиц, ни аилов. Во-вторых, здесь уже не кажется, что дух сидит на каждой сопке - вся долина освещена каким-то одним мощным источником света, в котором духи просто меркнут. Ну а чем Уймонская долина на весь остальной Алтай похожа - это своей сказочной красотой и дикостью. Впрочем, тут совсем другой воздух - горный, прозрачный, отдающий ледяной синевой.
Сам Верхний Уймон оказался совсем небольшим селом, и внешне мало отличался от любого другого села сибирских старожилов. Незыблемые избы, старые машины и повозки, удалые люди. По селу бродил одинокий пьяница, просил копеечку - как в стародавние времена, где каждое село обязательно имело ровно одного пьяницу, которого все жалеют. На въезде строилась деревянная школа. Магазины позакрывались к обеду, зато композиционным центром Уймона была пекарня. На главной улице, по которой проезжал и мой автобус, почти в ряд стоят три музея: музей Рериха, краеведческий музей и музей староверия.
Рерихи, как известно, сделали Уймон своей алтайской базой во время Великой Азиатской экспедиции. Ныне это место паломничества их последователей, раз в год устраивающих тут слёт. Музей занимает частично воссозданный (за полвека он из двухэтажного стал одноэтажным) дом крестьянина-старовера Атаманова, где Рерихи квартировали. Атаманов был целителем-травником, и Рерих отождеставлял его со святым Пантелеймоном. В доме воссозданы интерьеры, висят репродукции картин, но главное для меня было общение с сотрудниками: как часто бывает в глубинке, в музее работают люди, преданные своему делу. Когда я их спросил о Беловодье, для них это был лишь синоним Шамбалы, которую искать надо только внутри.
Музей староверия оказался закрыт, и мне объяснили, как искать его хозяйку, Раису Павловну. Хозяйка работала в огороде, и честно сказала, что сегодня она не может провести экскурсию. Но всё же поговорила со мной немного, и тоже рассказала о Беловодье, что знала. Она сказала, что староверы здесь себя зовут "добрыми", а других - "мирскими". И что сам Уймон был основан теми, кто Беловодье искал и не нашёл. Это меня потрясло: целое село, основанное теми, кто искал страну мечты. Люди приходили сюда издалека, искали дорогу, и не найдя - так и оседали здесь. И я их понимаю...
К моему удивлению, за двести лет в Уймоне сложилось мнение, что Беловодье - как раз-таки за горами, "между Бухтармой и Китаем", то есть там, где изначально думали, что оно в Уймоне. Дорога же туда, говорят, "три дня голодной степью да двадцать дней морем". Рассказывала о людях, которые увидели ворота с вечера, заночевали, а утром лёг туман и они уже не смогли их найти. О женщине, которая ушла и не вернулся, но спустя год написала письмо родным, что живёт хорошо, а где живёт - не сказала. По словам Раисы Павловны, староверы говорят, что Беловодье - это Добро. Спрашивала она их, что они добром называют, а староверы ей отвечали: "Вот Трофимов мост построил, чтобы люди по нему ходили - вот это и есть добро!". Спрашивала: а что, неужели Уймон злые люди основали? Отвечали: "Помилуй Боже, какие же злые? Просто мысли в дороге не те их посещали". Не злые люди Беловодья не нашли - а обычные...
А ещё в музее Рериха я купил книжку "Сокровенное сказание о Беловодье" - текст там короткий, снабжённый иллюстрациями-картинами Рериха, и по легенде это сказание передавалось из поколения в поколения монахами со времён древней Руси и записано было в 1893 году в Успенском монастыре в 60 верстах от села Заметчина Моршанского уезда Тамбовской губернии. Якобы, князь Владимир Красно Солнышком помимо шести посольств (к германским латынянам, к византийским православным, к волжским мусульманам, к хазарским иудеям, и ещё к двум не упомянутым) снарядил и седьмое посольство в страну Беловодье, которое возглавил странствующий монах отец Сергий, живший в Царьграде и раз в три года заходивший в Киев. Посольство ушло и кануло в небытие, и ишь спустя 49 лет в Киев вернулся старый монах, пришёл к князю, и рассказал о том, как хаживал на Беловодье. Это и был отец Сергий, который дошёл туда один - все остальные или погибли, или отступились. Далее в тексте подробно расписан его маршрут, выбор дорог на развилках по косвенным признакам типа севшей бабочки или преградившей путь змеи. Вот что он сказал о Беловодье:
"Страна Беловодье не сказка, но явь. В сказаниях народов она зовётся всюду по-иному. В дивных обителях там пребывают лучезарные, кроткие, смиренные, долготерпеливые, сострадательные, милосердные и прозорливые Великие Мудрецы - Сотрудники Мира Высшего, в котором Дух Божий живёт, как в Храме Своём. Эти Великие Святые Подвижники, соединяющиеся с Господом, и составляют один Дух с Ним, неустанно трудятся, в поте лица своего, совместно со всеми небесными Светлыми Силами на благо и пользу всех народов земли. Там Царство Духа Чистого, красоты, чудных огней, возвышенных чарующих тайн, радости, света, любви, своего рода покоя и непостижимых величий. Много людей отовсюду стремятся в Страну Заповедную, но каждые сто лет проникает туда лишь семь позванных, из них шесть возвращаются, уноуся с собой скоровенные знания, развитие новых чувств, сияние души и сердца, как я, - и только один остаётся."
Говорят, как Беловодье в древней Руси мог быть известен далёкий Тибет. Тем более его самоназвание - Бод.
Я долго бродил вокруг села, по скалам и лесам. Сидел на берегу Катуни, глядел на её пороги. В лесах народ собирал грибы. Из-за гор постепенно наползала туча, и ветер устроил в Уймоне настоящую пыльную бурю. Я пошёл вдоль речки Уймон, которую легко было бы перейти вброд, куда глаза глядят. Небо затянуло, горы скрыла серая мгла, но мне казалось, что ворота Беловодья где-то совсем рядом. В деревне Тихонькая километрах в пяти от Уймона мне попалась маршрутка, которая шла из Горно-Алтайска куда-то за Мульту, и на ней я доехал к последней. Мульта оказалась гораздо крупнее, чем Уймон, но более неряшливой и современной. Я вышел к берегу реки Мульты, такой же бирюзовой и быстрой, как Катунь. Через Мульту было перекинута два подвесных моста - старый, с деревянными опорами, где над рекой висели канаты без досок, и советский, металлический, рассчитанный на проход автомобиля. Под дождём, уже в сумерках, я влез на сопку. А когда спускался, вдали выглянуло закатное Солнце, озарило долину и одинокую ледяную вершину, выглядывавшую из-за хребта... впрочем, со стороны, противоположной Белухе.
В 19:30 в центре Мульты, меж двух магазинов, я сел в тот же самый автобус, которым приехал сюда, и утром был в Барнауле. А из Барнаула я почти сразу рванул на несколько часов в Новосибирск... но это уже другая история.
....В начале я упоминал, что не брать с собой фотоаппарат было моим осознанным решением. Конечно, когда-нибудь я вернусь туда с фотоаппаратом, но сейчас, после потери фотографий из Казахстана, я был готов отложить его в сторону. И знаете, я ощущал удивительную лёгкость. Я был там собой. Я сам не заметил как, но фотоаппарат из инструмента превратился сначала в орган питания, а затем - в ярмо. Он стал меня направлять, он сделал меня Варандеем. Он и заманил меня в ловушку на Джунгарских воротах. Так что думаю - мне стоит иногда ездить без фотоаппарата.
...Конечным пунктом эвакуации из Казахстана стал Барнаул, где меня встретила и пустила переночевать happy_lis. Но ещё в Рубцовске, уняв шок, осознав, что я в России и все опасности остались за границей, я решил ехать в Горный Алтай. Скажем даже по-другому: я решил ехать на Беловодье. А поисками этой легендарной страны я занимаюсь уже очень давно, и интерес к ней у меня лежит совсем не в плоскости путешествий. Когда и как возникла легенда о Беловодье, никто точно не знает. Я слышал версию, что она появилась в 18 веке, когда русские староверы селились на Бухтарме, в южных предгорьях Алтая. В те годы Китай уничтожил Джунгарию, которой принадлежали эти земли (а граница казахских и монгольских кочевий проходила по Иртышу), и староверы просто обосновались там, где не занято. И якобы, уцелевшие монголы, буддисты, рассказали им про Шамбалу, и эта легенда была переосмыслена на русский манер. Буддисты знали, что Шамбала - внутри, ну а христиане решили, что она - за горами.
Беловодье - это страна истинной веры, благочестия и вольной воли. Путь туда - по пустыням, морям, тайге и заоблачным перевалам, и дойти туда возможно лишь с Божьей помощью. А потому живут там только честные люди, над которыми за ненадобностью нет никакой власти, и всё делается "за совесть", а не "за страх".
Бухтарма должна была стать завершающим элементом путешествия по Казахстану. Над её верховьями нависает Катунский хребет, который с большой натяжкой можно было бы назвать и Главным Алтайским хребтом. Это на нём Белуха (4500м), высшая точка Сибири. Белуха - священная гора, и Рерих воспринимал её как Северный Кайлас. И вот за Белухой-то бухтарминцы и локализовывали страну Беловодье - в Уймонской долине, которая пока ещё в составе России.
Туда я и решил ехать из Барнаула, и принял ещё одно странное решение - ехать туда без фотоаппарата.
...Прибыв из Рубцовска в Барнаул, я сразу пошёл в справочную автовокзала и спросил, когда завтра первый рейс до Усть-Коксы - нынешнего центра Уймонской долины. Автобус Барнаул-Мульта выходит в 7:15, а туда прибывает вечером. Кроме того, мне сказали, что это погранзона, и для поездки туда в справочной нужно зарегистрировать паспорт. Через пять минут мне выдалиштрих-код и бланк заявления на въезд в погранзону, заверив, что пропуск выдают на месте. Со штрих-кодом я пошёл в кассу, и за 1060 рублей купил билет на Беловодье.
Дальше была короткая прогулка с happy_lis по Барнаулу, в основном в лесок за Новый мост, и долгие интересные разговоры в её квартире, где я оборонялся от чрезвычайно игривой собачки конструкции "фигня на ножках". Ну а утром на автовокзале я сел в автобус... и поехал. В этом автобусе, в дорогах туда и обратно, мне предстояло провести без малого 30 часов. Особенно запомнились двое водителей - как мне показалось, братья.
Из 15 часов пути первые 5 часов я ждал, когда всё это кончится. Пейзажи Алтайского края потрясающе однообразны - часами видишь лишь поля да лесополки, и больше ничего. По дороге из Рубцовска в Барнаул каждая последующая лесополка была желтее предыдущей. Через три часа проехали Бийск - огромный, шумный, местами не менее внушительный, чем Барнаул. Ещё через час - Сростки, где всё указывало (в прямом смысле слова) на Шукшина, памятник которому хорошо виден на сопке. Ещё минут через сорок начался Алтай: справа, за Катунью, как маяк, возникает одинокая гора Бабырган высотой около километра, а местность понемногу начинает идти складками, всё более даже не высокими, а частыми. Долго ехали по Горно-Алтайску - длинному и зажатому между сопок, довольно уютному городу, ответвляющемуся на 7-8 километров от Чуйского тракта в селе Майма. О дальнейшем пути по тракту и колорите Алтая я уже писал год назад, там же в конце поста по ссылкам о Бийске и Барнауле. Однако в тот раз в Усть-Семе мой автобус заворачивал налево, в Чемал. Теперь же - направо, по мосту за Катунь. И как только мы пересекли эту быструю реку с её водой неземного бирюзоваого цвета, я наконец осознал, куда я еду. И если первые 5 часов пути я ждал, когда всё это кончится, последующие 10 часов я хотел, чтобы это никогда не кончалось.
Алтай оказался не так уж высок. Я так и не увидел "белки" (как тут называют ледяные вершины), и судя по всему всё действительно красивое тут запрятано вдали от дорог. В этом удивительный контраст с Тянь-Шанем, неприступные хребты которого нависают над Алма-Атой. Но сранивать Алтай и Тянь-Шань - это как сравнивать Венецию и Нью-Йорк. Второй - грандиозный, довлеющий, преисполенный холодного величия. Первый - изящный, вычурный и одухотворённый. Я бы даже сказал - уютный. И в отличие от в общем-то мёртвого Тянь-Шаня, Алтай буквально пронизан земной жизнью и неземной энергией. Здесь на каждой сопке сидит дух, и приглядевшись, их легко увидеть. Между камнями и деревьями словно натянуты нити, едва светящиеся в воздухе. Я почти слышал, как говорят между собой все эти горы, реки, долины - только говорили они на незнакомом мне языке. "Шёпот земли" в той поездке я уже ощущал на заброшенных городищах Южного Казахстана, но на них говорила История, а на Алтае - Вечность. И в общем, Алтай не зря называют "пупом земли" - мне казалось, что за этими горами скрыто ни то Мировое древо, ни то винтовая лестница, связующая сквозь Землю ад и рай.
Дорога была долгая, затея обречённая по качеству сильно менялась от района к району. Где-то асфальт был почти идеален, где-то ехали со скоростью 10-15км/ч. Местность вдоль древнего Чуйского тракта достаточно густо населена, сёла конечно стоят не одно за другим, но между ними самое большее километров по двадцать. В сёлах этих живут в основном алтайцы - о них я писал в постах по ссылкам выше. Довольно странный народ, в 1906 году едва ни создавший новую "религию спасению" - бурханизм. Как и многие коренные люди Южной Сибири, безусловные представители монгольской расы, алтайцы довольно красивы, особенно девушки. Говорят, что пьют безбожно - но такие, видимо, в автобусах не ездят. Алтайские сёла от русских не слишком отличаются - те же избы да заборы, но есть одна характерная деталь: аилы. Это деревянные юрты, сибирский феномен времён русской колонизации, по сути просто курные избы в виде юрт. Правда, аил от обычной деревянной юрты отличает высокая шатровая крыша, и больше всего он похож на гуцульскую колыбу. Сейчас это летние кухни, причём не редкость и новенькие аилы с частично стеклянными шатрами. В общем, самая характерная черта алтайских сёл - торчащие тут и там многогранные дощатые конусы. А вот церквей на Алтае почти нет, я видел лишь одну, да и то только строящуюся - на сопке над главной площадью села Усть-Кан.
От нечего делать общался с попутчиками. Был среди них усатый дядька-вахтёр, возвращающийся сюда с Сахалина. Много говорил о курганах, о вратах, что непременно откроются в этом году, о кержаках-староверах. Я вспомнил, что в горной тайге ещё есть заимки и селения, жители которых не выходили в большой мир едва ли не с дореволюционных пор. Он ответил, что лично знает две такие заимки, но обещал никому не говорить, где они.
На закате проехали Усть-Кан, расположенный в потрясающе красивой долине, и как все виденные мной алтайские сёла-райцентры - очень цивильный. А уже в сумерках, преодолев очередной перевал, начали спускаться в Усть-Коксинский район. На въезде - КПП, отмечающий погранзону. Мне и ещё нескольким людям, не являющимся жителями района, выдали пропуска - впрочем, мне таковой нигде не понадобились. И уже в темноте я сошёл на центральной площади села Усть-Кокса.
Кокса - хоть и село, но гостиниц в ней несколько штук: Алтай живёт туризмом. Гостиница "Аргут" нашлась в паре сотен метров от остановки автобуса, и за 600 рублей я снял там половину двухместного номера без удобств (пообещали никого не подселять). Гостиница оказалась очень уютной, и как я понимаю, выросла из дома владеющей ей семьи. Однако первым, что случилось там со мной, был сильнейший приступ удушия. Уж не знаю, что это было: то ли последствия ночи в квартире с кошкой (у меня аллергия), то ли прорвался стресс, то ли даже горная болезнь - незаметно, пологими склонами, вы забрались на высоту около полутора километров над уровнем моря... о чём я догадался, впрочем, лишь на обратном пути, когда проснулся утром в автобусе от боли в ушах, тем более что перевалы были ещё выше. В общем, я "до утра провалялся в аду да бреду", а к утру вышел на главную улицу и побрёл в сторону Верхнего Уймона. Гостиница же, как оказалось, стояла прямо на берегу быстрой и чистой Коксы (в переводе - Синяя вода).
Большую часть села, до развилки, я прошёл пешком - никто не подбирал. За развилкой же меня подобрала первая же машина с молчаливым и очень вежливым водителем. До Уймона вообще-то можно дойти и пешком, там километров 8, и где-то на полпути из-за первых гряд Катунского хребта ненадолго показывается Белуха... но я её, конечно, не узнал.
Уймонская долниа сразу показалась мне не такой, как все те долины, что проезжал днём ранее автобус. Во-первых, здесь почти не живут алтайцы, не видно ни раскосых лиц, ни аилов. Во-вторых, здесь уже не кажется, что дух сидит на каждой сопке - вся долина освещена каким-то одним мощным источником света, в котором духи просто меркнут. Ну а чем Уймонская долина на весь остальной Алтай похожа - это своей сказочной красотой и дикостью. Впрочем, тут совсем другой воздух - горный, прозрачный, отдающий ледяной синевой.
Сам Верхний Уймон оказался совсем небольшим селом, и внешне мало отличался от любого другого села сибирских старожилов. Незыблемые избы, старые машины и повозки, удалые люди. По селу бродил одинокий пьяница, просил копеечку - как в стародавние времена, где каждое село обязательно имело ровно одного пьяницу, которого все жалеют. На въезде строилась деревянная школа. Магазины позакрывались к обеду, зато композиционным центром Уймона была пекарня. На главной улице, по которой проезжал и мой автобус, почти в ряд стоят три музея: музей Рериха, краеведческий музей и музей староверия.
Рерихи, как известно, сделали Уймон своей алтайской базой во время Великой Азиатской экспедиции. Ныне это место паломничества их последователей, раз в год устраивающих тут слёт. Музей занимает частично воссозданный (за полвека он из двухэтажного стал одноэтажным) дом крестьянина-старовера Атаманова, где Рерихи квартировали. Атаманов был целителем-травником, и Рерих отождеставлял его со святым Пантелеймоном. В доме воссозданы интерьеры, висят репродукции картин, но главное для меня было общение с сотрудниками: как часто бывает в глубинке, в музее работают люди, преданные своему делу. Когда я их спросил о Беловодье, для них это был лишь синоним Шамбалы, которую искать надо только внутри.
Музей староверия оказался закрыт, и мне объяснили, как искать его хозяйку, Раису Павловну. Хозяйка работала в огороде, и честно сказала, что сегодня она не может провести экскурсию. Но всё же поговорила со мной немного, и тоже рассказала о Беловодье, что знала. Она сказала, что староверы здесь себя зовут "добрыми", а других - "мирскими". И что сам Уймон был основан теми, кто Беловодье искал и не нашёл. Это меня потрясло: целое село, основанное теми, кто искал страну мечты. Люди приходили сюда издалека, искали дорогу, и не найдя - так и оседали здесь. И я их понимаю...
К моему удивлению, за двести лет в Уймоне сложилось мнение, что Беловодье - как раз-таки за горами, "между Бухтармой и Китаем", то есть там, где изначально думали, что оно в Уймоне. Дорога же туда, говорят, "три дня голодной степью да двадцать дней морем". Рассказывала о людях, которые увидели ворота с вечера, заночевали, а утром лёг туман и они уже не смогли их найти. О женщине, которая ушла и не вернулся, но спустя год написала письмо родным, что живёт хорошо, а где живёт - не сказала. По словам Раисы Павловны, староверы говорят, что Беловодье - это Добро. Спрашивала она их, что они добром называют, а староверы ей отвечали: "Вот Трофимов мост построил, чтобы люди по нему ходили - вот это и есть добро!". Спрашивала: а что, неужели Уймон злые люди основали? Отвечали: "Помилуй Боже, какие же злые? Просто мысли в дороге не те их посещали". Не злые люди Беловодья не нашли - а обычные...
А ещё в музее Рериха я купил книжку "Сокровенное сказание о Беловодье" - текст там короткий, снабжённый иллюстрациями-картинами Рериха, и по легенде это сказание передавалось из поколения в поколения монахами со времён древней Руси и записано было в 1893 году в Успенском монастыре в 60 верстах от села Заметчина Моршанского уезда Тамбовской губернии. Якобы, князь Владимир Красно Солнышком помимо шести посольств (к германским латынянам, к византийским православным, к волжским мусульманам, к хазарским иудеям, и ещё к двум не упомянутым) снарядил и седьмое посольство в страну Беловодье, которое возглавил странствующий монах отец Сергий, живший в Царьграде и раз в три года заходивший в Киев. Посольство ушло и кануло в небытие, и ишь спустя 49 лет в Киев вернулся старый монах, пришёл к князю, и рассказал о том, как хаживал на Беловодье. Это и был отец Сергий, который дошёл туда один - все остальные или погибли, или отступились. Далее в тексте подробно расписан его маршрут, выбор дорог на развилках по косвенным признакам типа севшей бабочки или преградившей путь змеи. Вот что он сказал о Беловодье:
"Страна Беловодье не сказка, но явь. В сказаниях народов она зовётся всюду по-иному. В дивных обителях там пребывают лучезарные, кроткие, смиренные, долготерпеливые, сострадательные, милосердные и прозорливые Великие Мудрецы - Сотрудники Мира Высшего, в котором Дух Божий живёт, как в Храме Своём. Эти Великие Святые Подвижники, соединяющиеся с Господом, и составляют один Дух с Ним, неустанно трудятся, в поте лица своего, совместно со всеми небесными Светлыми Силами на благо и пользу всех народов земли. Там Царство Духа Чистого, красоты, чудных огней, возвышенных чарующих тайн, радости, света, любви, своего рода покоя и непостижимых величий. Много людей отовсюду стремятся в Страну Заповедную, но каждые сто лет проникает туда лишь семь позванных, из них шесть возвращаются, уноуся с собой скоровенные знания, развитие новых чувств, сияние души и сердца, как я, - и только один остаётся."
Говорят, как Беловодье в древней Руси мог быть известен далёкий Тибет. Тем более его самоназвание - Бод.
Я долго бродил вокруг села, по скалам и лесам. Сидел на берегу Катуни, глядел на её пороги. В лесах народ собирал грибы. Из-за гор постепенно наползала туча, и ветер устроил в Уймоне настоящую пыльную бурю. Я пошёл вдоль речки Уймон, которую легко было бы перейти вброд, куда глаза глядят. Небо затянуло, горы скрыла серая мгла, но мне казалось, что ворота Беловодья где-то совсем рядом. В деревне Тихонькая километрах в пяти от Уймона мне попалась маршрутка, которая шла из Горно-Алтайска куда-то за Мульту, и на ней я доехал к последней. Мульта оказалась гораздо крупнее, чем Уймон, но более неряшливой и современной. Я вышел к берегу реки Мульты, такой же бирюзовой и быстрой, как Катунь. Через Мульту было перекинута два подвесных моста - старый, с деревянными опорами, где над рекой висели канаты без досок, и советский, металлический, рассчитанный на проход автомобиля. Под дождём, уже в сумерках, я влез на сопку. А когда спускался, вдали выглянуло закатное Солнце, озарило долину и одинокую ледяную вершину, выглядывавшую из-за хребта... впрочем, со стороны, противоположной Белухе.
В 19:30 в центре Мульты, меж двух магазинов, я сел в тот же самый автобус, которым приехал сюда, и утром был в Барнауле. А из Барнаула я почти сразу рванул на несколько часов в Новосибирск... но это уже другая история.
....В начале я упоминал, что не брать с собой фотоаппарат было моим осознанным решением. Конечно, когда-нибудь я вернусь туда с фотоаппаратом, но сейчас, после потери фотографий из Казахстана, я был готов отложить его в сторону. И знаете, я ощущал удивительную лёгкость. Я был там собой. Я сам не заметил как, но фотоаппарат из инструмента превратился сначала в орган питания, а затем - в ярмо. Он стал меня направлять, он сделал меня Варандеем. Он и заманил меня в ловушку на Джунгарских воротах. Так что думаю - мне стоит иногда ездить без фотоаппарата.