Нужны метанойя и наказание по закону
Корреспондент «РР» встретился с ополченцами, которые будут обеспечивать этот процесс, и военнопленными, которых он непосредственно коснется
«Со мной сидел парень из батальона «Восток», ополченец. Они ему сначала пластиковую трубку засунули в… ну, в попу, в общем, а потом через нее колючую проволоку ввели внутрь. Трубку вынули, проволока осталась. А они потом раз - и выдергивают проволоку резко», - молодой человек по имени К. на видеозаписи показывает, как выдергивают, копируя увиденное движение: словно воздух рукой режет. Поясняет: «Это у них пытка такая. Парень тот потом умер». После некоторой паузы спрашивает: «И как нам с ними жить после этого?»
Мы вместе с сотрудниками миссии московского Красного Креста находимся в кабинете начальника контрразведки ДНР Виктора Зайца. По нашей просьбе он демонстрирует видеозаписи опросов ополченцев, побывавших в плену украинской армии и нацгвардии, а также записи опросов гражданских лиц, подвергшихся арестам со стороны СБУ. Заяц объясняет, что молодой человек на видео по национальности татарин, сам из Киева, живет в Донецке, осудили в Мариуполе условно по статье «Дружеские отношения с участниками ДНР» - теперь там такая есть. Бабушка принесла хлеб ополченцам, кто-то дал им молока, кто-то лекарство - способствуете сепаратизму. За георгиевскую ленточку, за фотографию в компании ополченцев - сажают. Позвонил родственникам в ДНР - статья. Одного гражданского задержали просто за то, что его отец в ополчении. Работает сталинский принцип: сын за отца отвечает.
«А еще хлопчик там был, - продолжает на записи К. - Его раз пять расстреливать водили: выбивали показания. Мне кажется, он свихнулся. Там вообще живых ополченцев мало было - они не выдерживали пыток. Я там был пять дней. Каждый день по два-три человека в яму кидали, и больше я их не видел. А гражданским всем оружие суют: наручники наденут, а после сзади в руки гранату вкладывают. Вот отпечатки пальцев и готовы. Все делают быстро. Мое дело рассматривали всего двадцать дней».
- А вот я вам еще мальчика покажу, - говорит Виктор Заяц. - С ним летели из Краматорска в Харьков, в тамошнее СБУ, привязав человека веревкой к колесу вертолета. Клик мышкой - на экране новый ужас. «…Они злые становились, когда к ним привозили их “двухсотых”. Я тогда сразу в угол забивался», - раздается голос совсем еще подростка А. «Они сначала хотели меня подкинуть, чтобы разрубило винтом вертолета. А потом один сказал, что я тогда им всю машину запачкаю. У меня на голове мешок был, когда летели. И я описался», - стыдливо завершает свой рассказ юноша.
- Как по учебнику пыток, - говорит Виктор Заяц.
Его компьютер под завязку забит подобными свидетельствами. Вот ополченец, у которого на груди вырезано раскаленным ножом «Сепар». Вот другой - у него на ягодице выжжена фашистская свастика.
- Еще хотите? - спрашивает он и открывает еще одну папку.
- Нет, достаточно, - отвечаем. Нас, честно говоря, и так уже подташнивает. - Может, кого живьем покажете.
- Сабирова сюда, - кричит он в коридор.
Заводят парнишку, малахольного, жалкого, такие в школе обычно становятся изгоями. Он заходит в кабинет боком, опасливо косясь на пришпиленную к стенке фотографию украинского корректировщика огня и подпись, что при его задержании надо быть особо осторожными. Вполне приличная, кстати, физиономия, в очках.
Парнишка оказывается из местных, родом из Амвросиевки, восемнадцать лет. Зовут Олегом. Записался добровольцем в батальон нацгвардии «Азов» - под видом гражданского собирал информацию о боевых позициях армии ДНР. Ему пообещали денег, но так ни разу и не заплатили. Находится под арестом. Обстоятельства его задержания не раскрываются.
- А что с пальцем? Пытали? - участливо спрашивает врач Красного Креста.
- Порезался, - усмехается он.
- Вы лучше спросите его, как он человека убил, - предлагает кто-то из контрразведчиков.
Участливость доктора сразу пропадает.
- Что ты сделал?
- Застрелил. В Розановке…
- Кого?
- Девчонку.
- Что за девчонка?
- Не знаю, откуда он ее привез. Двадцать один год. Сказал, что она с ополченцами.
- Кто - он?
- Старший. Он дал мне пистолет. Сказал, что если не выстрелю, то он сам меня убьет. Что мне было делать? - говорит даже с вызовом.
- Куда стрелял?
- В голову.
Контрразведчики ждут, когда фронтовая ситуация позволит начать поиск останков девушки.
- И как такого амнистировать? - спрашивают они не столько нас, сколько самих себя. - Его судить надо.
- Когда я записывал эти видео, у меня волосы дыбом вставали. Все можно понять: этот с автоматом, тот - с автоматом. И у обоих задача: убить врага и выжить самому. Но тут же просто в голове не укладывается. А вы говорите - прощение, помилование. Слова это все, - задумчиво говорит Заяц.
Необходимое отступление: мы практически не сомневаемся в подлинности этих материалов. Но наверняка найдутся те, кто решит, что все это постановка, косметическое шрамирование, пластический грим и вообще фокусы спецслужб. В качестве возражения им можно сказать следующее. Во-первых, большинство увиденных нами очевидцев - люди простые, порой примитивные. Им не то что сыграть роль - небольшой текст запомнить трудно. Во-вторых, вряд ли контрразведчики стали бы фальсифицировать такое множество свидетельств. Им достаточно было бы для публикации десятка «вопиющих». Кроме того, опыт предшествующих войн и межнациональных конфликтов, которые приходилось освещать, дает нам право на критическую оценку.
- Вы зачем это собираете?
- Ради будущего возмездия.
- Это видео есть в сети?
- Нет. Только у нас и в Следственном комитете России.
- Почему же вы его не размещаете?
- Да кому оно интересно, кто смотреть будет? Правозащитники? Ну да - они к нам приезжают иногда. Говорят: «Дайте нам несколько военнопленных, мы их с собой заберем». Я отвечаю: «Вы видели, как они у нас содержатся, как чувствуют себя - нормально? Тогда покажите мне хоть одно видео, где вы встречаетесь с нашими военнопленными на той стороне». Они отвечают: «Нам не дают такой возможности».
- А Украина?
- На Украине все равно скажут, что все сфабриковано. И люди им поверят.
Полностью
«Со мной сидел парень из батальона «Восток», ополченец. Они ему сначала пластиковую трубку засунули в… ну, в попу, в общем, а потом через нее колючую проволоку ввели внутрь. Трубку вынули, проволока осталась. А они потом раз - и выдергивают проволоку резко», - молодой человек по имени К. на видеозаписи показывает, как выдергивают, копируя увиденное движение: словно воздух рукой режет. Поясняет: «Это у них пытка такая. Парень тот потом умер». После некоторой паузы спрашивает: «И как нам с ними жить после этого?»
Мы вместе с сотрудниками миссии московского Красного Креста находимся в кабинете начальника контрразведки ДНР Виктора Зайца. По нашей просьбе он демонстрирует видеозаписи опросов ополченцев, побывавших в плену украинской армии и нацгвардии, а также записи опросов гражданских лиц, подвергшихся арестам со стороны СБУ. Заяц объясняет, что молодой человек на видео по национальности татарин, сам из Киева, живет в Донецке, осудили в Мариуполе условно по статье «Дружеские отношения с участниками ДНР» - теперь там такая есть. Бабушка принесла хлеб ополченцам, кто-то дал им молока, кто-то лекарство - способствуете сепаратизму. За георгиевскую ленточку, за фотографию в компании ополченцев - сажают. Позвонил родственникам в ДНР - статья. Одного гражданского задержали просто за то, что его отец в ополчении. Работает сталинский принцип: сын за отца отвечает.
«А еще хлопчик там был, - продолжает на записи К. - Его раз пять расстреливать водили: выбивали показания. Мне кажется, он свихнулся. Там вообще живых ополченцев мало было - они не выдерживали пыток. Я там был пять дней. Каждый день по два-три человека в яму кидали, и больше я их не видел. А гражданским всем оружие суют: наручники наденут, а после сзади в руки гранату вкладывают. Вот отпечатки пальцев и готовы. Все делают быстро. Мое дело рассматривали всего двадцать дней».
- А вот я вам еще мальчика покажу, - говорит Виктор Заяц. - С ним летели из Краматорска в Харьков, в тамошнее СБУ, привязав человека веревкой к колесу вертолета. Клик мышкой - на экране новый ужас. «…Они злые становились, когда к ним привозили их “двухсотых”. Я тогда сразу в угол забивался», - раздается голос совсем еще подростка А. «Они сначала хотели меня подкинуть, чтобы разрубило винтом вертолета. А потом один сказал, что я тогда им всю машину запачкаю. У меня на голове мешок был, когда летели. И я описался», - стыдливо завершает свой рассказ юноша.
- Как по учебнику пыток, - говорит Виктор Заяц.
Его компьютер под завязку забит подобными свидетельствами. Вот ополченец, у которого на груди вырезано раскаленным ножом «Сепар». Вот другой - у него на ягодице выжжена фашистская свастика.
- Еще хотите? - спрашивает он и открывает еще одну папку.
- Нет, достаточно, - отвечаем. Нас, честно говоря, и так уже подташнивает. - Может, кого живьем покажете.
- Сабирова сюда, - кричит он в коридор.
Заводят парнишку, малахольного, жалкого, такие в школе обычно становятся изгоями. Он заходит в кабинет боком, опасливо косясь на пришпиленную к стенке фотографию украинского корректировщика огня и подпись, что при его задержании надо быть особо осторожными. Вполне приличная, кстати, физиономия, в очках.
Парнишка оказывается из местных, родом из Амвросиевки, восемнадцать лет. Зовут Олегом. Записался добровольцем в батальон нацгвардии «Азов» - под видом гражданского собирал информацию о боевых позициях армии ДНР. Ему пообещали денег, но так ни разу и не заплатили. Находится под арестом. Обстоятельства его задержания не раскрываются.
- А что с пальцем? Пытали? - участливо спрашивает врач Красного Креста.
- Порезался, - усмехается он.
- Вы лучше спросите его, как он человека убил, - предлагает кто-то из контрразведчиков.
Участливость доктора сразу пропадает.
- Что ты сделал?
- Застрелил. В Розановке…
- Кого?
- Девчонку.
- Что за девчонка?
- Не знаю, откуда он ее привез. Двадцать один год. Сказал, что она с ополченцами.
- Кто - он?
- Старший. Он дал мне пистолет. Сказал, что если не выстрелю, то он сам меня убьет. Что мне было делать? - говорит даже с вызовом.
- Куда стрелял?
- В голову.
Контрразведчики ждут, когда фронтовая ситуация позволит начать поиск останков девушки.
- И как такого амнистировать? - спрашивают они не столько нас, сколько самих себя. - Его судить надо.
- Когда я записывал эти видео, у меня волосы дыбом вставали. Все можно понять: этот с автоматом, тот - с автоматом. И у обоих задача: убить врага и выжить самому. Но тут же просто в голове не укладывается. А вы говорите - прощение, помилование. Слова это все, - задумчиво говорит Заяц.
Необходимое отступление: мы практически не сомневаемся в подлинности этих материалов. Но наверняка найдутся те, кто решит, что все это постановка, косметическое шрамирование, пластический грим и вообще фокусы спецслужб. В качестве возражения им можно сказать следующее. Во-первых, большинство увиденных нами очевидцев - люди простые, порой примитивные. Им не то что сыграть роль - небольшой текст запомнить трудно. Во-вторых, вряд ли контрразведчики стали бы фальсифицировать такое множество свидетельств. Им достаточно было бы для публикации десятка «вопиющих». Кроме того, опыт предшествующих войн и межнациональных конфликтов, которые приходилось освещать, дает нам право на критическую оценку.
- Вы зачем это собираете?
- Ради будущего возмездия.
- Это видео есть в сети?
- Нет. Только у нас и в Следственном комитете России.
- Почему же вы его не размещаете?
- Да кому оно интересно, кто смотреть будет? Правозащитники? Ну да - они к нам приезжают иногда. Говорят: «Дайте нам несколько военнопленных, мы их с собой заберем». Я отвечаю: «Вы видели, как они у нас содержатся, как чувствуют себя - нормально? Тогда покажите мне хоть одно видео, где вы встречаетесь с нашими военнопленными на той стороне». Они отвечают: «Нам не дают такой возможности».
- А Украина?
- На Украине все равно скажут, что все сфабриковано. И люди им поверят.
Полностью