Когда хорошо пишется
Хорошо пишется когда есть вдохновение. А есть оно тогда, когда тема задевает за живое.
У меня очень узкий круг читателей, и эти 2 человека называют рассказ "Мыши" лучшим из.
Мыши
Мне всегда было интересно, как люди некогда любившие, переженившиеся, впоследствии начинают ненавидеть друг друга такой злачной ненавистью, от которой тянет смрадом. Взять хотя бы нас с мужем.
Встретила его 10 лет назад и влюбилась с первого взгляда. Пылинки с воротничка смахивала, до дрожи сердца переживала каждую ссору. Ему не нравились мои друзья - бросила их. Мешали родные - отрезала, карьера съедает слишком много времени - к черту карьеру! Одурела до последней стадии, до того любила. Наверное, попросил бы руку себе отрезать и съесть, съела бы не подавилась. Насколько сильно тогда любила этого мужчину, настолько же люто теперь ненавижу.
Когда любишь, недостатки уходят на второй план, затмеваются этим гордым характером, самобытным мнением любимой половинки, его очарованием. Со временем понимаешь, что не гордость вовсе перед тобой, а эгоизм, не самобытность, а тупость. А очарования там и не было вовсе, померещилось. Но ненавижу я его не за все это в отдельности. Не за мои потерянные лучшие годы и ушедшие возможности. А всего его целиком.
Когда он приходил домой посреди ночи и наполнял комнату удушливым запахом потных носков и перегара, хотелось выть от бессильной злобы. Он ложился рядом на подушку, такой вонючий, без стыда и совести. А я вглядывалась в очертания в темноте, и тихий голосок в моей голове напевал дурные мысли. Рука, будто не подчиняясь мне, тянулась к подушке: накрыть его лицо, и больше не будет обиды, все станет как прежде, в те самые лучшие годы.
Все чаще голосок в моей голове давал о себе знать. Иногда он говорил, что над его чашкой моя рука вполне может дрогнуть, скажем, со средством для прочистки труб. Достаточно всего 15 грамм гидроксида натрия и я снова буду счастлива. Мечты, мечты...
Отношения между нами натянулись как парус в шторм после аварии. Нам тогда пришлось перебраться в какую-то убогую квартиру, в забытом всеми мыслимыми богами месте. Дом старого фонда, такой, где перекрытия деревянные, полы скрипучие, а ночи от всего этого шума и шороха - бессонные. Дом этот как нарыв стоит на краю города, позади только выжженные солнцем степные поля и облезлые лесополосы седеющих тополей.
Наша квартира была на втором этаже этого трехэтажного антиквариата городской недвижимости. Угловая и довольно холодная, ее приходилось постоянно отапливать ветровым обогревателем и обкладывать щели старых окон пледом. Муж ходил на работу днем, возвращался вечером, все время жаловался на боли в спине и жалел себя. Я же после случившегося не выходила из квартиры вовсе.
В аварии была виновата я, не отрицаю. Тогда случилось неизбежное. Как и следовало ожидать, в один момент голос в моей голове зазвучал настолько громко, что заглушил помирающий шепот разума. Виной тому был мой внутренний мир, полный бардака в эмоциях и мыслях, и лишенный возможности выплеска закипающих чувств. Ну и, конечно, виновен дурной характер, склонный поддаваться импульсу.
Бесовской голосок в моей голове лопнул шар терпения, выплеснув на поверхность весь тот яд, что сжирал меня последние несколько лет. Мы в тот момент ехали в машине и я, сама себя не контролируя, кинулась вперед и рванула руль на полном ходу. Тогда было все равно, я была готова покинуть этот мир, но утащить за собой ненавистного человека под землю, в самое пекло ада. Перед лобовым стеклом мелькнул тротуар, столб, в лицо хлестнули то ли ветки кустов, то ли ошметки рекламного щита, не вспомнить уже. Помню только крик ужаса и бешеный танец отмщения, что плясали бесы в моей голове.
Теперь бесы утихли. А я сидела в четырех стенах разламывающегося от нещадного времени, старого дома, куда мы въехали. Как нежить, с тусклыми воспоминаниями о прежних днях. Таких же тусклых, как и мои убогие воспоминания.
Не знаю как насчет физических, а раны душевные мои давно уже не поддавались некоему лечению. Поэтому дни напролет я проводила возле мерцающего телевизора. Вечером возвращался муж и ложился на кровать рядом. Мы молча смотрели в экран, в абсолютной темноте, пока медленно и болезненно не погружались в сон. Сон беспокойный и изнуряющий.
- Мы здесь надолго? - спрашивала я мужа.
- А что плохого в этом месте? - отвечал он встречным вопросом.
Я его не понимала. Старая мебель, заплесневелый кафель под ванной, капающая из крана на кухне вода, затхлый застоявшийся воздух - все навевало на меня могильную тоску. Хотелось вырваться из этих стен, но будто что-то мешало. Может чувство вины?
- Ты знаешь, - произнес как-то муж, - я ведь не сержусь. Ты это… не думай. Я прощаю. Хорошо?
- Хорошо.
Мне было абсолютно все равно прощает ли он меня. Порой я даже думала, что предстань передо мной такая возможность, я бы спровоцировала аварию снова. Но все-таки душевную свободу я получила, почувствовала некое возмездие, сменила свою ненависть жалостью. А после стало казаться, что муж не так уж и виноват в том, что настолько морально убог. Да и я убога не меньше. В размышлениях об этом я топмла все свое время.
Так что спустя дни новая квартира поменяла что-то в наших отношениях, в нас самих: парус слег, буря прошла мимо. Расплата будто ножом по дереву высекла в моем сердце зарубку первого шага к душевному облегчению. Злой голос у меня в голове стих.
Только что-то меня все еще терзало, какое-то не покидающее ощущение тревоги. Может виной тому был вечно звонящий телефон, в трубке которого слышны были только шипения. Это навевало жуть. Или сумасшедшая соседка, которая скрипела по вечерам половицами в коридоре и шептала “мыши, мыши”.
- Здесь водятся мыши? - поинтересовалась я у мужа, когда он вернулся в квартиру. Он был необычайно бледен и устал.
- Не знаю.
- Что с тобой?
- Мне плохо. Похоже заболел. Не знаю, может не ходить пока туда...
- Куда, на работу?
- Угу...
Муж растер глаза и небрежно кивнул. Мне стало жаль его.
Он ходил на работу еще несколько дней, а потом совсем слег, болезнь поглотила его. В один из вечеров уставился в телевизор и погрузился в какой-то транс. За дверью по коридору, шаркая тапками, прошла соседка: “мыши, мыши”. Я сделала звук на телевизоре громче.
Муж произнес:
- Завтра я не пойду никуда. Нет сил совсем, останусь, отдохну, а потом видно будет.
- Как знаешь...
Он так и поступил. Остался со мной на весь день. Но от этого я не стала спокойнее, необъяснимая тревога во мне росла. Муж несколько дней на выходил из квартиры по своему желанию, а меня тянуло уйти, но всегда находились отговорки не покидать стены нового пристанища. Будто предчувствовала я какую-то беду. Кто знает, может авария пробудила во мне способности медиума и стоит прислушаться к голосу подсознания?
Одним из вечеров, в комнате, освещенной телевизором, мы сидели особенно тихо. Муж был бледен, тонок, почти прозрачен. Что с ним стало? Я не находила себе места, нервное волнение накатывало как волны на неспокойном море.
- Сегодня в очередной раз зазвонил телефон, - решила поделиться я, - ну, как всегда. Не знаю, чего он звонит вечно, с линией может что… Так вот сегодня я подняла трубку и сквозь шипение различила голос. Это моя мама звонила. Хотела сказать ей, что у нас все хорошо, что мы вернемся обратно в нашу квартиру, когда восстановим силы. Правильно?
Муж пожал плечами. Он устало растер поясницу:
- Я не хочу возвращаться, - произнес он и лицо его еще больше осунулось.
За дверью соседка вновь вышла на свою вечернюю вылазку в поиске мышей.
- Почему? Тебе здесь нравится? Меня лично раздражают уже эти стены. Да и эта соседка со своими мышами.
- Какими мышами?
- Ну слышишь же, она там в коридоре шипит: “мыши”.
- Нет, не слышу.
Стало зловеще неловко. Я настолько ясно различала женский голос у самой двери, что даже представить не могла, что улавливаю его одна.
- Слушай, пойдем прогуляемся, - попросила, - я уже забыла когда мы выходили на улицу.
- Иди сама.
- Ты остаешься?
Он кивнул.
В коридоре, между обтертых стен и дерматиновых дверей было душно, возле мусоропровода воняло. Повернуть бы назад в тот момент, но хотелось увидеть своими глазами эту искательницу грызунов. Шаркающие шаги удалялись к лестничному пролету и я последовала лепету: “мыши, мыши”...
Как ни странно возле лестницы оказалось пусто. Этажом ниже раздавался женский голос, но там было так темно и жутко, что спускаться следом за чокнутой соседкой стало вдруг боязно. Как в детстве боязно выходить в темный коридор, даже если сильно хочется в туалет.
Я перегнулась через перила и посмотрела в зияющую черноту, холодную и сырую. Мысль о том, что стоит вернуться в квартиру меня не покидала, но любопытство вперемешку с каким-то потусторонним желанием толкали идти на голос. Охота выйти из дома, вздохнуть свежего воздуха были такими резкими.
Могу поклясться, что что-то в тот момент меня держало. Первый шаг по ступенькам был настолько тяжел, что я несколько раз бросила короткие взгляды на тонкую линию света на полу коридора, струящуюся из приоткрытой двери нашей квартиры. Вернуться? Нет! Предчувствие какое-то странное… И тревога! Я все же сделала шаг.
- Мыши! - раздалось где-то совсем близко, так что я вздрогнула.
Спешным шагом я засеменила вниз по ступенькам. Пролет, еще пролет, два этажа позади.
- Мыши! - совсем оглушительно отозвался женский голос.
Я оказалась в темноте подъезда. Куда идти дальше не представлялось. Стало так страшно, так захотелось вернуться обратно, что слеза выкатилась из-под холодного века. Вслепую я дошла до входной двери и начала водить ладонью в поисках ручки. Я не могла найти ее, не получалось. Холодное дерево, как крышка гроба на ощупь. Темнота тем временем, будто сгущалась вокруг, я почти чувствовала ее тяжелые навесы на плечах. И тишина звенела в ушах. Я устало отступила от двери и отвернулась. Лучше мне вернуться...
- Дыши! - произнес все тот же женский голос.
Я встала как вкопанная в кромешной темноте.Не видно ни зги, на миг я потерялась в пространстве: где дверь? Куда идти? Не понимаю…
- Дыши!
Я шагнула в пустоту на голос и уперлась в дверь прямо носом. Провела ладонью по шершавому дереву и почувствовала под пальцами ручку. Едва повернула ее, как резкая боль сдавила виски до тошноты.
Сквозь прикрытые веки ударил яркий свет. Жгучая боль растеклась по всему моему телу, в груди встал ком, который сжал мои легкие как тысячи атмосфер. Кто-то душил меня, прижимая к земле, раскрашивая ребра в ошметки.
- Дыши, дыши, - раздавалось над головой. Я вздохнула и ком в груди лопнул. Легкие наполнились ледяным воздухом. По онемевшим рукам и ногам заструилась обжигающая боль. Что-то холодное опустилось на лицо и вздохи перестали раздирать тело. Где-то надо мной прорезались голоса:
- Еле вытащила ее, - произнес знакомый женский голос. - Блин, я ей ребра сломала пока реанимировала.
- Ничего, лучше быть живой с поломанными ребрами, чем с целыми костями, но без дыхания. Вон парню не повезло. То приходил в себя, то вырубался, в итоге ушел.
- Ему позвоночник перебило, там без вариантов.
- Да понятное дело, хорошо хоть девчонка выкарабкалась. Честно сказать, я бы уже бросила ее.
- Да я сама уже была готова. С того света достали...
Я открыла глаза и уронила голову на бок. Вокруг высокого фонарного столба был обмотан кузов нашей машины, россыпь битого стекла в свете фонаря блестела так ярко и красиво. В глазах плыло от боли и истощения. В паре метров от меня, под одеялом лежало тело. Лишь по знакомым ботинкам я узнала в нем своего мужа.
Он остался. А я вернулась.
У меня очень узкий круг читателей, и эти 2 человека называют рассказ "Мыши" лучшим из.
Мыши
Мне всегда было интересно, как люди некогда любившие, переженившиеся, впоследствии начинают ненавидеть друг друга такой злачной ненавистью, от которой тянет смрадом. Взять хотя бы нас с мужем.
Встретила его 10 лет назад и влюбилась с первого взгляда. Пылинки с воротничка смахивала, до дрожи сердца переживала каждую ссору. Ему не нравились мои друзья - бросила их. Мешали родные - отрезала, карьера съедает слишком много времени - к черту карьеру! Одурела до последней стадии, до того любила. Наверное, попросил бы руку себе отрезать и съесть, съела бы не подавилась. Насколько сильно тогда любила этого мужчину, настолько же люто теперь ненавижу.
Когда любишь, недостатки уходят на второй план, затмеваются этим гордым характером, самобытным мнением любимой половинки, его очарованием. Со временем понимаешь, что не гордость вовсе перед тобой, а эгоизм, не самобытность, а тупость. А очарования там и не было вовсе, померещилось. Но ненавижу я его не за все это в отдельности. Не за мои потерянные лучшие годы и ушедшие возможности. А всего его целиком.
Когда он приходил домой посреди ночи и наполнял комнату удушливым запахом потных носков и перегара, хотелось выть от бессильной злобы. Он ложился рядом на подушку, такой вонючий, без стыда и совести. А я вглядывалась в очертания в темноте, и тихий голосок в моей голове напевал дурные мысли. Рука, будто не подчиняясь мне, тянулась к подушке: накрыть его лицо, и больше не будет обиды, все станет как прежде, в те самые лучшие годы.
Все чаще голосок в моей голове давал о себе знать. Иногда он говорил, что над его чашкой моя рука вполне может дрогнуть, скажем, со средством для прочистки труб. Достаточно всего 15 грамм гидроксида натрия и я снова буду счастлива. Мечты, мечты...
Отношения между нами натянулись как парус в шторм после аварии. Нам тогда пришлось перебраться в какую-то убогую квартиру, в забытом всеми мыслимыми богами месте. Дом старого фонда, такой, где перекрытия деревянные, полы скрипучие, а ночи от всего этого шума и шороха - бессонные. Дом этот как нарыв стоит на краю города, позади только выжженные солнцем степные поля и облезлые лесополосы седеющих тополей.
Наша квартира была на втором этаже этого трехэтажного антиквариата городской недвижимости. Угловая и довольно холодная, ее приходилось постоянно отапливать ветровым обогревателем и обкладывать щели старых окон пледом. Муж ходил на работу днем, возвращался вечером, все время жаловался на боли в спине и жалел себя. Я же после случившегося не выходила из квартиры вовсе.
В аварии была виновата я, не отрицаю. Тогда случилось неизбежное. Как и следовало ожидать, в один момент голос в моей голове зазвучал настолько громко, что заглушил помирающий шепот разума. Виной тому был мой внутренний мир, полный бардака в эмоциях и мыслях, и лишенный возможности выплеска закипающих чувств. Ну и, конечно, виновен дурной характер, склонный поддаваться импульсу.
Бесовской голосок в моей голове лопнул шар терпения, выплеснув на поверхность весь тот яд, что сжирал меня последние несколько лет. Мы в тот момент ехали в машине и я, сама себя не контролируя, кинулась вперед и рванула руль на полном ходу. Тогда было все равно, я была готова покинуть этот мир, но утащить за собой ненавистного человека под землю, в самое пекло ада. Перед лобовым стеклом мелькнул тротуар, столб, в лицо хлестнули то ли ветки кустов, то ли ошметки рекламного щита, не вспомнить уже. Помню только крик ужаса и бешеный танец отмщения, что плясали бесы в моей голове.
Теперь бесы утихли. А я сидела в четырех стенах разламывающегося от нещадного времени, старого дома, куда мы въехали. Как нежить, с тусклыми воспоминаниями о прежних днях. Таких же тусклых, как и мои убогие воспоминания.
Не знаю как насчет физических, а раны душевные мои давно уже не поддавались некоему лечению. Поэтому дни напролет я проводила возле мерцающего телевизора. Вечером возвращался муж и ложился на кровать рядом. Мы молча смотрели в экран, в абсолютной темноте, пока медленно и болезненно не погружались в сон. Сон беспокойный и изнуряющий.
- Мы здесь надолго? - спрашивала я мужа.
- А что плохого в этом месте? - отвечал он встречным вопросом.
Я его не понимала. Старая мебель, заплесневелый кафель под ванной, капающая из крана на кухне вода, затхлый застоявшийся воздух - все навевало на меня могильную тоску. Хотелось вырваться из этих стен, но будто что-то мешало. Может чувство вины?
- Ты знаешь, - произнес как-то муж, - я ведь не сержусь. Ты это… не думай. Я прощаю. Хорошо?
- Хорошо.
Мне было абсолютно все равно прощает ли он меня. Порой я даже думала, что предстань передо мной такая возможность, я бы спровоцировала аварию снова. Но все-таки душевную свободу я получила, почувствовала некое возмездие, сменила свою ненависть жалостью. А после стало казаться, что муж не так уж и виноват в том, что настолько морально убог. Да и я убога не меньше. В размышлениях об этом я топмла все свое время.
Так что спустя дни новая квартира поменяла что-то в наших отношениях, в нас самих: парус слег, буря прошла мимо. Расплата будто ножом по дереву высекла в моем сердце зарубку первого шага к душевному облегчению. Злой голос у меня в голове стих.
Только что-то меня все еще терзало, какое-то не покидающее ощущение тревоги. Может виной тому был вечно звонящий телефон, в трубке которого слышны были только шипения. Это навевало жуть. Или сумасшедшая соседка, которая скрипела по вечерам половицами в коридоре и шептала “мыши, мыши”.
- Здесь водятся мыши? - поинтересовалась я у мужа, когда он вернулся в квартиру. Он был необычайно бледен и устал.
- Не знаю.
- Что с тобой?
- Мне плохо. Похоже заболел. Не знаю, может не ходить пока туда...
- Куда, на работу?
- Угу...
Муж растер глаза и небрежно кивнул. Мне стало жаль его.
Он ходил на работу еще несколько дней, а потом совсем слег, болезнь поглотила его. В один из вечеров уставился в телевизор и погрузился в какой-то транс. За дверью по коридору, шаркая тапками, прошла соседка: “мыши, мыши”. Я сделала звук на телевизоре громче.
Муж произнес:
- Завтра я не пойду никуда. Нет сил совсем, останусь, отдохну, а потом видно будет.
- Как знаешь...
Он так и поступил. Остался со мной на весь день. Но от этого я не стала спокойнее, необъяснимая тревога во мне росла. Муж несколько дней на выходил из квартиры по своему желанию, а меня тянуло уйти, но всегда находились отговорки не покидать стены нового пристанища. Будто предчувствовала я какую-то беду. Кто знает, может авария пробудила во мне способности медиума и стоит прислушаться к голосу подсознания?
Одним из вечеров, в комнате, освещенной телевизором, мы сидели особенно тихо. Муж был бледен, тонок, почти прозрачен. Что с ним стало? Я не находила себе места, нервное волнение накатывало как волны на неспокойном море.
- Сегодня в очередной раз зазвонил телефон, - решила поделиться я, - ну, как всегда. Не знаю, чего он звонит вечно, с линией может что… Так вот сегодня я подняла трубку и сквозь шипение различила голос. Это моя мама звонила. Хотела сказать ей, что у нас все хорошо, что мы вернемся обратно в нашу квартиру, когда восстановим силы. Правильно?
Муж пожал плечами. Он устало растер поясницу:
- Я не хочу возвращаться, - произнес он и лицо его еще больше осунулось.
За дверью соседка вновь вышла на свою вечернюю вылазку в поиске мышей.
- Почему? Тебе здесь нравится? Меня лично раздражают уже эти стены. Да и эта соседка со своими мышами.
- Какими мышами?
- Ну слышишь же, она там в коридоре шипит: “мыши”.
- Нет, не слышу.
Стало зловеще неловко. Я настолько ясно различала женский голос у самой двери, что даже представить не могла, что улавливаю его одна.
- Слушай, пойдем прогуляемся, - попросила, - я уже забыла когда мы выходили на улицу.
- Иди сама.
- Ты остаешься?
Он кивнул.
В коридоре, между обтертых стен и дерматиновых дверей было душно, возле мусоропровода воняло. Повернуть бы назад в тот момент, но хотелось увидеть своими глазами эту искательницу грызунов. Шаркающие шаги удалялись к лестничному пролету и я последовала лепету: “мыши, мыши”...
Как ни странно возле лестницы оказалось пусто. Этажом ниже раздавался женский голос, но там было так темно и жутко, что спускаться следом за чокнутой соседкой стало вдруг боязно. Как в детстве боязно выходить в темный коридор, даже если сильно хочется в туалет.
Я перегнулась через перила и посмотрела в зияющую черноту, холодную и сырую. Мысль о том, что стоит вернуться в квартиру меня не покидала, но любопытство вперемешку с каким-то потусторонним желанием толкали идти на голос. Охота выйти из дома, вздохнуть свежего воздуха были такими резкими.
Могу поклясться, что что-то в тот момент меня держало. Первый шаг по ступенькам был настолько тяжел, что я несколько раз бросила короткие взгляды на тонкую линию света на полу коридора, струящуюся из приоткрытой двери нашей квартиры. Вернуться? Нет! Предчувствие какое-то странное… И тревога! Я все же сделала шаг.
- Мыши! - раздалось где-то совсем близко, так что я вздрогнула.
Спешным шагом я засеменила вниз по ступенькам. Пролет, еще пролет, два этажа позади.
- Мыши! - совсем оглушительно отозвался женский голос.
Я оказалась в темноте подъезда. Куда идти дальше не представлялось. Стало так страшно, так захотелось вернуться обратно, что слеза выкатилась из-под холодного века. Вслепую я дошла до входной двери и начала водить ладонью в поисках ручки. Я не могла найти ее, не получалось. Холодное дерево, как крышка гроба на ощупь. Темнота тем временем, будто сгущалась вокруг, я почти чувствовала ее тяжелые навесы на плечах. И тишина звенела в ушах. Я устало отступила от двери и отвернулась. Лучше мне вернуться...
- Дыши! - произнес все тот же женский голос.
Я встала как вкопанная в кромешной темноте.Не видно ни зги, на миг я потерялась в пространстве: где дверь? Куда идти? Не понимаю…
- Дыши!
Я шагнула в пустоту на голос и уперлась в дверь прямо носом. Провела ладонью по шершавому дереву и почувствовала под пальцами ручку. Едва повернула ее, как резкая боль сдавила виски до тошноты.
Сквозь прикрытые веки ударил яркий свет. Жгучая боль растеклась по всему моему телу, в груди встал ком, который сжал мои легкие как тысячи атмосфер. Кто-то душил меня, прижимая к земле, раскрашивая ребра в ошметки.
- Дыши, дыши, - раздавалось над головой. Я вздохнула и ком в груди лопнул. Легкие наполнились ледяным воздухом. По онемевшим рукам и ногам заструилась обжигающая боль. Что-то холодное опустилось на лицо и вздохи перестали раздирать тело. Где-то надо мной прорезались голоса:
- Еле вытащила ее, - произнес знакомый женский голос. - Блин, я ей ребра сломала пока реанимировала.
- Ничего, лучше быть живой с поломанными ребрами, чем с целыми костями, но без дыхания. Вон парню не повезло. То приходил в себя, то вырубался, в итоге ушел.
- Ему позвоночник перебило, там без вариантов.
- Да понятное дело, хорошо хоть девчонка выкарабкалась. Честно сказать, я бы уже бросила ее.
- Да я сама уже была готова. С того света достали...
Я открыла глаза и уронила голову на бок. Вокруг высокого фонарного столба был обмотан кузов нашей машины, россыпь битого стекла в свете фонаря блестела так ярко и красиво. В глазах плыло от боли и истощения. В паре метров от меня, под одеялом лежало тело. Лишь по знакомым ботинкам я узнала в нем своего мужа.
Он остался. А я вернулась.