Операция "Реанимация"
Статья, которую только что получил от Игоря Семёновича Кона
Вячеслав БАСКОВ
"ОПЕРАЦИЯ": "РЕАНИМАЦИЯ"
(В жанре Анатолия Рубинова)
Все говорят, что врачи любят подарки. Ничего подобного! Больше всего врачи любят больных.
Журналист Анатолий Рубинов, которого многие читатели запомнили по его "операциям" в "Литературной газете" ("Операция": "Меченые атомы", "Операция": "Звонок из автомата", "Операция": "Девушки и телефон" и многие другие), знает про врачебную жизнь больше других. На своем личном опыте в том числе. Вообще этот человек старается к врачам не обращаться. Но 23 марта 2008 года он против воли оказался в объятиях нашего здравоохранения. Уже пожилой и нездоровый, три года назад перенесший инсульт, он рано утром вышел из дома+ и не вернулся.
До темной ночи родные и коллеги смятенно искали журналиста, обзванивая все справочные "Скорой". Ответ был один: человека с фамилией Рубинов машина скорой помощи не забирала. Это был утешительный ответ, внушавший, однако, еще более сильную тревогу: человека-то не было.
Наконец, в городе обнаружилась еще одна поисковая служба: Бюро несчастных случаев: 688-22-52. И там ответили, что, оказывается, еще в 8 часов утра того дня несчастного старика на улице подобрала машина "Скорой", так как он потерял сознание, и свезла в городскую клиническую больницу 33, где он сейчас и находится в реанимационном отделении.
Родные и друзья немедленно бросились к больнице. При тусклом свете фонарей в воротах чернели одетые во все черное охранники. Они никого не допускали до больничных корпусов. Дочь и внучка разжалобили их - и оказались в приемном отделении. Там они услышали то же, что было сказано по телефону в Бюро несчастных случаев: в 8 часов утра. Но почему больничные врачи не позвонили домой и не сообщили семье о трагическом происшествии, никто ответить не мог. Завтра в 1 час дня заведующий отделением реанимации ответит на все вопросы. О допуске к Анатолию Рубинову даже речи быть не могло. "И не проситесь - он в реанимации".
На другой день у грязных, похожих на складские, алюминиевых дверей реанимации около часу дня собралась небольшая толпа жалких, скукоженных людей: в реанимации находились их родные. "Не нажимайте на кнопку звонка, пока на часах нет часу дня, - предупредила шепотом одна бледная женщина. - Они тут этого не любят. Лучше всего, если звонить в пять или шесть минут второго". Возле дверей люди даже боялись говорить. Ждали, когда стрелка часов перемахнет через 5 минут второго.
Нажали кнопку. Раздался резкий звонок. Люди отступили от двери. За дверью никакого движения. Вдруг в замке заворочался ключ. Дверь начала, содрогаясь, открываться. Изнури ее толкали, но вторая половинка двери не пускала. Со скрежетом дверь хотела распахнуться. Но вторая половинка двери прицепилась к открывающейся половинке, держала ее. Изнутри кто-то настойчиво на нее давил - и дверь, издав звук взрыва, приоткрылась. Сопротивление двери преодолел крупный мужчина - заведующий отделением реанимации Андрей Михайлович Яковчук.
Спешные, скороговоркой, телеграфным стилем ответы на боязливые вопросы бледных родственников. Дошла очередь до Рубиновых: как и что случилось с человеком? Почему вчера не позвонили домой? Что с ним сейчас?.. "Ни на один вопрос не могу ответить: сам ничего не знаю. Привезли. Подозрение на инфаркт. Что с ним случилось, где подобрали, - не знаю. Ему ничего не нужно. Воду передать могу. И записку". Дверь с невероятным грохотом захлопнулась: неподвижная половинка не впускала назад свою подвижную сестру. Через десять минут счастливого ожидания (жив!) вынесли ответ..
Рубинов писал, что врачи хорошие, персонал плохой - и просил забрать его отсюда как можно скорее.
В тот же день коллегам удалось договориться о его переводе в Госпиталь ветеранов войны. Анатолий Захарович - участник Великой Отечественной войны. Еще во времена Брежнева в Москве выстроили три Госпиталя специально для таких людей, как он: Госпитали ветеранов войны. Медицинские чиновники говорят, что Госпитали существуют якобы для "плановых" больных, а если участник войны заболел внезапно, то "Скорая" должна доставить его в городскую больницу. Так и выходит. Но логики в этом мало.
На другой день, когда к переводу в Госпиталь было уже все готово, начали выясняться жутковатые подробности произошедшего со знаменитым журналистом, писателем, автором почти тридцати книг, лауреатом всевозможных литературных и журналистских премий, в частности - персональной Премии мэра Москвы в области журналистики.
Заведующий реанимационным отделением московской больницы 33 некий Андрей Михайлович Яковчук, дежурный врач реанимации Максим Борисович (фамилию скрывает), заместители главного врача Инна Владимировна Сигеева и Марина Германовна Селезнева, сбиваясь, ссорясь между собой и с родственниками, ссоря родственников с коллегами, делали все, чтобы+ не показать А.Рубинова. Никому. Ни близким, ни врачам со стороны, которые готовы были хоть сию минуту приехать, чтобы перевезти пострадавшего в Госпиталь ветеранов войны.
Следующий день превратился в настоящую борьбу за Анатолия Рубинова, и она продолжалась+ еще четыре дня! Лишь 27 марта его, находящегося в полном бесчувствии, под действием сильнодействующих препаратов, которые врачи называют по-ученому "седативными средствами", погрузили в реанимобиль и вывезли с территории 33-й городской больницы, охраняемой бдительными мужчинами в черном.
Это была операция, сродни боевой. В освобождении Анатолия Рубинова принимали участие коллеги из разных изданий, они трезвонили заместителям главного врача (главный врач больницы болел) - и те поняли, что скрывать Рубинова дольше нельзя. Выпуская журналиста, они лили на него грязь, чтобы никто не верил тому, что он будет рассказывать о больнице: "Поймите, в пожилом возрасте у человека сосуды сердца... сосуды мозга+ спутанное сознание+".
В те дни в Интернете появилась информация о том, что пропавший Анатолий Рубинов оказался в руках агрессивно настроенных врачей, они глумятся над ним, скрывают от родственников, есть подозрение, что он уже неживой, во всяком случае, имеются достоверные свидетельства, что тело его в синяках. Значит, его били? Пытались убить?! Убили?!
Предположения рождались самые невероятные. Проще всего было допустить, что попавшиеся с поличным врачи ждут, когда на теле несчастного старика заживут синяки. Когда Рубинова все-таки увидели в приемном покое Госпиталя ветеранов войны, то у него были густо-черные синяки на голове (кровью залито ухо), на руках, на спине. Врачи кардиореанимации Госпиталя сообщили, что Рубинов обезвожен и имеется подозрение на перелом руки. Перелом не подтвердился.
Пожилой человек невысокого роста, одетый в пиджак и теплое пальто, упал на улице. Никто не знает, почему. Закружилась ли голова, стало ли плохо с сердцем, передозировал ли сердечный препарат?.. Мог ли он, хорошо утепленный, получить при падении столько ушибов? Но если судить по травмам на его теле, то он упал с небоскреба. У пишущего это нет никаких сомнений, что в реанимации 33-й больницы несчастного Рубинова били за то, что он хотел уйти домой, вступил с медработниками в конфликт. Заведующий реанимационным отделением Яковчук сам признался, что Рубинова+ привязали к кровати за то, что он порывается уйти домой!
Предлагаем запатентовать новый способ лечение инфаркта: раздеваете больного догола, валите его на кровать и привязываете к сетке. Этот метод можно назвать именем его изобретателя - доктора Яковчука.
Когда родственники и коллеги услышали об этом, им прямо в алюминиевых дверях стало дурно. Они попросили отвязать пожилого больного человека, участника Великой Отечественной войны, известного на весь мир литератора, относиться к нему с уважением! Допустить к нему!
Яковчук стоял, ухватившись за дребезжащие половинки двери, слушал эти просьбы, ухмылялся и цедил сквозь губы: "Ваш Рубинов опасен". Требование немедленно пропустить к Рубинову, "предъявить Рубинова" - оставались не выполненными. Журналист провинился тем, что даже в плохом состоянии, в каком находился, посмел бороться за соблюдение прав пациентов на достойное лечение, уважительное к себе лично отношение.
Восстанавливая ход событий, можно сказать следующее.
Анатолий Захарович Рубинов был доставлен сюда машиной "Скорой помощи" в полубеспамятном состоянии. Придя в себя, он назвал и себя, и свой адрес, и домашний телефон (все эти сведения с его слов совершенно верно записаны на карте). Однако за окном уже стемнело, а никто из домашних к нему почему-то не приходил. Никого не было и на другой день.. Медработники, как всегда, вели себя хамски, вызывающе равнодушно и на все просьбы позвонить родным не реагировали. Рубинов был возмущен, что его раздели догола, не дают одежду. Он начал бороться за свои права. Но он, наверное, не понимал, что двери реанимации заперты и сюда никого не пускают. Он рассчитывал на то, что, как всегда, сумеет доказать свою правоту, победит в борьбе с няньками, медсестрами, ведущими себя по отношению к больным хамски. Он пожаловался на беззаконие врачам - те ему мягко улыбнулись. Он решил, что "врачи здесь хорошие", о чем и написал в первой записке. Однако попросил его отсюда забрать. Когда же больничное хамство не прекратилось, он вновь потребовал уважительного к себе отношения. Но в те минуты рядом с ним не оказалось его верных помощников, какие были всегда в редакции. И тогда "хорошие врачи"+ привязали его к кровати! При этом родственникам они говорили, что Рубинов помещен сюда "с подозрением на инфаркт"!
Все-таки доктор Яковчук совершил в лечении инфаркта переворот.
Стиль поведения местных врачей навел на мысль, что все они имеют довольно косвенное отношение к кардиологии. Должно быть, большее - к психиатрии. В самом деле, где-то в районе 33-й больницы, чуть ли не на ее задах, находится психиатрическая больница имени Ганнушкина. Видимо, они все оттуда, а берут дежуранство в 33-й, скоропомощной, куда со всего города свозят немало бомжей. Так называемый заведующий реанимационным отделением Яковчук даже и не скрывал, что имеет прямое отношение к психиатрии, заслужившей кличку "карательной": "В буйное отделение психиатрической больницы вас же не пускают - так и здесь", - вдруг сказал он. "Но это не психиатрическое отделение, это кардиология! Вы же сами говорите, что у Анатолия Захаровича подозрение на инфаркт!", - возражали ему. "Да все равно, - насмешливый ответ. - Он буйный". - "В каком смысле?" - "Да он хочет уходить домой"+
Вот преступление-то!..
Когда алюминиевая дверь с грохотом захлопнулась перед носом родственников, один мужчина в очереди выдвинул другую версию: "С ними спорить бесполезно, - сказал он тихо, но со знанием дела. - Они же не отсюда". - "А откуда?" - "Тут, неподалеку. А в больнице только подрабатывают". - "Откуда неподалеку?" - "Из тюряги". - "Из какой тюряги?!" - "Да из "Матросской Тишины".
Может, поэтому и в Интернете о 33-й больнице почти нет сведений? "Тюремная версия" оказалась ближе и самому Анатолию Рубинову. В письмах из госпитальной реанимации Анатолий Захарович написал: "Я еще не сижу. Пишу лежа. Этот госпиталь образец порядка. А 33-я - пыточная. Все просьбы оканчивались, как в тюрьме: связывали по рукам и ногам, - связан ночь и день. 33-ю я проклинаю. Привязывают голых к кровати. Если будут силы, напишу, что районная больница - тюрьма, где привязывают голых к кровати+"
Неужели и в самом деле основное место работы врачей - через дорогу, в тюрьме "Матросская Тишина"? Анатолий Захарович редко ошибается. Да и люди говорят.
Переполох среди врачей поднялся, видимо, после того, как родственники и коллеги из самых лучших побуждений рассказали, что это "тот самый Рубинов из "Литературной газеты", принесли его книги. Прежний ужас даже перед голым, старым, перед привязанным к сетке Рубиновым овладел медиками. Напишет! Расскажет про избиения, веревки+ И началось спешное "заделывание" синяков. Чтобы он "все забыл", его стали накачивать снотворными, говорить про "сосуды сердца+ сосуды мозга+ спутанное сознание"+
Заместитель главного врача "пыточной" больницы Селезнева оказалась похожей на нацистку из фашистского концлагеря, и демонстративно работающей под этот образ, ставший модным на нашем телевидении. Зализанные, выкрашенные в белый цвет волосы, пробор посередине. Белые, немножко бешеные глаза. Фигура немолодой женщины, накачанная в фитнесс-клубе+ Эта мало обаятельная дама нисколько не обиделась, когда добивающиеся свидания с Рубиновым от уговоров перешли к угрозам, призывая на ее голову милицию и прокуратуру. А когда ей прямо в лицо сказали, что это у нее спутанное сознание и она вообще не врач, так как лишена милосердия, то не то что не возмутилась, но даже улыбнулась. Она наслаждалась своей властью "не пущать", издевалась над людьми, которые рассказывали ей о том, какой замечательный человек Анатолий Захарович Рубинов, какой он заслуженный и почтенный. Никакие доводы рассудка на нее не действовали. На книги, написанные Анатолием Рубиновым, она не взглянула и заявила, что ее "это не интересует". Культурную женщину видно издалека.
Селезнева изворачивалась. Допуск в реанимацию был закрыт сначала якобы потому, что Анатолий Захарович "может возбудиться". Потом - потому, что "он спит". После - потому, что "он вас не узнает": "Понимаете, сосуды сердца тесно связаны с сосудами мозга". Главный довод - "Это - реанимация". К концу дня и на все последующие дни остались два довода: "Он спит" и "Это - реанимация".
Сосуды сердца и сосуды мозга тесно связаны с сосудами в заднице. Бог все продумал. Но человек - это не только сосуды. Важно хорошо относиться к больным. Селезневу уламывали по телефону врачи из других московских подразделений, которые были готовы спасти Рубинова, - но "выдать" его означало признаться, что к беспомощному больному применяли силу. И они тянули до последнего: когда пройдут хоть какие-то синяки. А теперь у них расчет на врачебную солидарность. На то, что травматолог Госпиталя не сделает "ненужного" заключения насчет нанесенных больному побоев..
Анатолий Захарович Рубинов до конца остается журналистом - в реанимационном отделении 33-й больницы он боролся за свои права и за права других больных. Этому он посвятил всю свою жизнь. Все его статьи про то, как трудно человеку в магазине, в больнице, в метро - там, где нарушают его права.
Каких только глупостей, подлостей не наслушались от работников 33-й больницы (или все-таки совместителей?) родственники и коллеги Анатолия Рубинова! В те дни в Интернете появился призыв: "Рубинов пропал. Молитесь за Рубинова!.."
Этот человек, отработав в "Литературной газете" 33 года (магия цифр!), помог тысячам людей. Когда понадобилась помощь ему самому, то тут же нашлась масса желающих принять в нем участие. Его не забыли, с благодарностью вспоминают его работу в "ЛГ". И теперь, когда остается только ждать его выздоровления, самое время разобраться, что же с ним случилось?
Эта статья началась с оптимистичного утверждения, что врачи больше всего на свете любят больных. Неукротимая человечность проявляется как раз у врачей, работающих в кардиологической реанимации...
Что любят врачи - подарки или больных, ответят потомки. А нам был бы величайший подарок, если бы раз и навсегда было покончено с ЗАКРЫТОЙ МЕДИЦИНОЙ, которая на наших глазах преспокойно существует в реанимациях.
В своих статьях и книгах, посвященных журналистике, Анатолий Захарович Рубинов сто раз писал, что газеты бывают двух типов: плохие - где авторов редактируют, и хорошие - где авторов не редактируют. Реанимации тоже бывают двух типов: жуткие, куда никого не пускают даже со скандалом, - и куда спокойно пускают, потому что врачи понимают: общение с родственниками не вредит больным в трудную минуту, а, наоборот, помогает.
Людям свойственно мириться с разными безобразиями. До тех пор, пока не появится какой-нибудь отважный человек, который начнет открыто возмущаться "порядками". Вот что, в сущности, произошло с Анатолием Рубиновым, который даже в критические минуты для своего здоровья остался журналистом. Он на себе и, как всегда, "за свой счет" провел "Операцию": "Реанимация".
До старости этот неугомонный человек сохранил в себе бойцовский дух и привычку заступаться за бесправных "читателей". Невзирая на собственные тяжелые недуги, он, фронтовик, смело ринулся в бой с безобразиями: с жуткой антисанитарией в реанимации 33-й больницы (в щель приоткрытой двери был виден заткнутый в угол разобранный и раскуроченный диван с выпотрошенной соломой), с грубостью, цинизмом, произволом.
В одной из записок он написал: "Я где-то был и когда-то вернусь". Возвращайтесь скорее. Мы ждем.
Слов нет - одни буквы! Читал и вспоминал последний месяц жизни отца, который он провел в аналогичном отделении одного из госпиталей Далласа. И мы вместе с ним - денно и нощно, сроднившись с персоналом. А спустя 4 месяца, когда в тот же госпиталь и тоже, чтобы уже не выйти из него, попал мой младший брат, узнавшие об этом (не от нас!) м/с отцовского отделения навещали его, и оперировавший отца хирург - д-р Лэйн -тоже. И несколько лет мы с мамой в батин день рождения бывали в "его" отделении, где нас встречали, как родных, помня по именам не только нас, но и моих сына с внучкой. Грустно, ребята, и больно было читать.
Вячеслав БАСКОВ
"ОПЕРАЦИЯ": "РЕАНИМАЦИЯ"
(В жанре Анатолия Рубинова)
Все говорят, что врачи любят подарки. Ничего подобного! Больше всего врачи любят больных.
Журналист Анатолий Рубинов, которого многие читатели запомнили по его "операциям" в "Литературной газете" ("Операция": "Меченые атомы", "Операция": "Звонок из автомата", "Операция": "Девушки и телефон" и многие другие), знает про врачебную жизнь больше других. На своем личном опыте в том числе. Вообще этот человек старается к врачам не обращаться. Но 23 марта 2008 года он против воли оказался в объятиях нашего здравоохранения. Уже пожилой и нездоровый, три года назад перенесший инсульт, он рано утром вышел из дома+ и не вернулся.
До темной ночи родные и коллеги смятенно искали журналиста, обзванивая все справочные "Скорой". Ответ был один: человека с фамилией Рубинов машина скорой помощи не забирала. Это был утешительный ответ, внушавший, однако, еще более сильную тревогу: человека-то не было.
Наконец, в городе обнаружилась еще одна поисковая служба: Бюро несчастных случаев: 688-22-52. И там ответили, что, оказывается, еще в 8 часов утра того дня несчастного старика на улице подобрала машина "Скорой", так как он потерял сознание, и свезла в городскую клиническую больницу 33, где он сейчас и находится в реанимационном отделении.
Родные и друзья немедленно бросились к больнице. При тусклом свете фонарей в воротах чернели одетые во все черное охранники. Они никого не допускали до больничных корпусов. Дочь и внучка разжалобили их - и оказались в приемном отделении. Там они услышали то же, что было сказано по телефону в Бюро несчастных случаев: в 8 часов утра. Но почему больничные врачи не позвонили домой и не сообщили семье о трагическом происшествии, никто ответить не мог. Завтра в 1 час дня заведующий отделением реанимации ответит на все вопросы. О допуске к Анатолию Рубинову даже речи быть не могло. "И не проситесь - он в реанимации".
На другой день у грязных, похожих на складские, алюминиевых дверей реанимации около часу дня собралась небольшая толпа жалких, скукоженных людей: в реанимации находились их родные. "Не нажимайте на кнопку звонка, пока на часах нет часу дня, - предупредила шепотом одна бледная женщина. - Они тут этого не любят. Лучше всего, если звонить в пять или шесть минут второго". Возле дверей люди даже боялись говорить. Ждали, когда стрелка часов перемахнет через 5 минут второго.
Нажали кнопку. Раздался резкий звонок. Люди отступили от двери. За дверью никакого движения. Вдруг в замке заворочался ключ. Дверь начала, содрогаясь, открываться. Изнури ее толкали, но вторая половинка двери не пускала. Со скрежетом дверь хотела распахнуться. Но вторая половинка двери прицепилась к открывающейся половинке, держала ее. Изнутри кто-то настойчиво на нее давил - и дверь, издав звук взрыва, приоткрылась. Сопротивление двери преодолел крупный мужчина - заведующий отделением реанимации Андрей Михайлович Яковчук.
Спешные, скороговоркой, телеграфным стилем ответы на боязливые вопросы бледных родственников. Дошла очередь до Рубиновых: как и что случилось с человеком? Почему вчера не позвонили домой? Что с ним сейчас?.. "Ни на один вопрос не могу ответить: сам ничего не знаю. Привезли. Подозрение на инфаркт. Что с ним случилось, где подобрали, - не знаю. Ему ничего не нужно. Воду передать могу. И записку". Дверь с невероятным грохотом захлопнулась: неподвижная половинка не впускала назад свою подвижную сестру. Через десять минут счастливого ожидания (жив!) вынесли ответ..
Рубинов писал, что врачи хорошие, персонал плохой - и просил забрать его отсюда как можно скорее.
В тот же день коллегам удалось договориться о его переводе в Госпиталь ветеранов войны. Анатолий Захарович - участник Великой Отечественной войны. Еще во времена Брежнева в Москве выстроили три Госпиталя специально для таких людей, как он: Госпитали ветеранов войны. Медицинские чиновники говорят, что Госпитали существуют якобы для "плановых" больных, а если участник войны заболел внезапно, то "Скорая" должна доставить его в городскую больницу. Так и выходит. Но логики в этом мало.
На другой день, когда к переводу в Госпиталь было уже все готово, начали выясняться жутковатые подробности произошедшего со знаменитым журналистом, писателем, автором почти тридцати книг, лауреатом всевозможных литературных и журналистских премий, в частности - персональной Премии мэра Москвы в области журналистики.
Заведующий реанимационным отделением московской больницы 33 некий Андрей Михайлович Яковчук, дежурный врач реанимации Максим Борисович (фамилию скрывает), заместители главного врача Инна Владимировна Сигеева и Марина Германовна Селезнева, сбиваясь, ссорясь между собой и с родственниками, ссоря родственников с коллегами, делали все, чтобы+ не показать А.Рубинова. Никому. Ни близким, ни врачам со стороны, которые готовы были хоть сию минуту приехать, чтобы перевезти пострадавшего в Госпиталь ветеранов войны.
Следующий день превратился в настоящую борьбу за Анатолия Рубинова, и она продолжалась+ еще четыре дня! Лишь 27 марта его, находящегося в полном бесчувствии, под действием сильнодействующих препаратов, которые врачи называют по-ученому "седативными средствами", погрузили в реанимобиль и вывезли с территории 33-й городской больницы, охраняемой бдительными мужчинами в черном.
Это была операция, сродни боевой. В освобождении Анатолия Рубинова принимали участие коллеги из разных изданий, они трезвонили заместителям главного врача (главный врач больницы болел) - и те поняли, что скрывать Рубинова дольше нельзя. Выпуская журналиста, они лили на него грязь, чтобы никто не верил тому, что он будет рассказывать о больнице: "Поймите, в пожилом возрасте у человека сосуды сердца... сосуды мозга+ спутанное сознание+".
В те дни в Интернете появилась информация о том, что пропавший Анатолий Рубинов оказался в руках агрессивно настроенных врачей, они глумятся над ним, скрывают от родственников, есть подозрение, что он уже неживой, во всяком случае, имеются достоверные свидетельства, что тело его в синяках. Значит, его били? Пытались убить?! Убили?!
Предположения рождались самые невероятные. Проще всего было допустить, что попавшиеся с поличным врачи ждут, когда на теле несчастного старика заживут синяки. Когда Рубинова все-таки увидели в приемном покое Госпиталя ветеранов войны, то у него были густо-черные синяки на голове (кровью залито ухо), на руках, на спине. Врачи кардиореанимации Госпиталя сообщили, что Рубинов обезвожен и имеется подозрение на перелом руки. Перелом не подтвердился.
Пожилой человек невысокого роста, одетый в пиджак и теплое пальто, упал на улице. Никто не знает, почему. Закружилась ли голова, стало ли плохо с сердцем, передозировал ли сердечный препарат?.. Мог ли он, хорошо утепленный, получить при падении столько ушибов? Но если судить по травмам на его теле, то он упал с небоскреба. У пишущего это нет никаких сомнений, что в реанимации 33-й больницы несчастного Рубинова били за то, что он хотел уйти домой, вступил с медработниками в конфликт. Заведующий реанимационным отделением Яковчук сам признался, что Рубинова+ привязали к кровати за то, что он порывается уйти домой!
Предлагаем запатентовать новый способ лечение инфаркта: раздеваете больного догола, валите его на кровать и привязываете к сетке. Этот метод можно назвать именем его изобретателя - доктора Яковчука.
Когда родственники и коллеги услышали об этом, им прямо в алюминиевых дверях стало дурно. Они попросили отвязать пожилого больного человека, участника Великой Отечественной войны, известного на весь мир литератора, относиться к нему с уважением! Допустить к нему!
Яковчук стоял, ухватившись за дребезжащие половинки двери, слушал эти просьбы, ухмылялся и цедил сквозь губы: "Ваш Рубинов опасен". Требование немедленно пропустить к Рубинову, "предъявить Рубинова" - оставались не выполненными. Журналист провинился тем, что даже в плохом состоянии, в каком находился, посмел бороться за соблюдение прав пациентов на достойное лечение, уважительное к себе лично отношение.
Восстанавливая ход событий, можно сказать следующее.
Анатолий Захарович Рубинов был доставлен сюда машиной "Скорой помощи" в полубеспамятном состоянии. Придя в себя, он назвал и себя, и свой адрес, и домашний телефон (все эти сведения с его слов совершенно верно записаны на карте). Однако за окном уже стемнело, а никто из домашних к нему почему-то не приходил. Никого не было и на другой день.. Медработники, как всегда, вели себя хамски, вызывающе равнодушно и на все просьбы позвонить родным не реагировали. Рубинов был возмущен, что его раздели догола, не дают одежду. Он начал бороться за свои права. Но он, наверное, не понимал, что двери реанимации заперты и сюда никого не пускают. Он рассчитывал на то, что, как всегда, сумеет доказать свою правоту, победит в борьбе с няньками, медсестрами, ведущими себя по отношению к больным хамски. Он пожаловался на беззаконие врачам - те ему мягко улыбнулись. Он решил, что "врачи здесь хорошие", о чем и написал в первой записке. Однако попросил его отсюда забрать. Когда же больничное хамство не прекратилось, он вновь потребовал уважительного к себе отношения. Но в те минуты рядом с ним не оказалось его верных помощников, какие были всегда в редакции. И тогда "хорошие врачи"+ привязали его к кровати! При этом родственникам они говорили, что Рубинов помещен сюда "с подозрением на инфаркт"!
Все-таки доктор Яковчук совершил в лечении инфаркта переворот.
Стиль поведения местных врачей навел на мысль, что все они имеют довольно косвенное отношение к кардиологии. Должно быть, большее - к психиатрии. В самом деле, где-то в районе 33-й больницы, чуть ли не на ее задах, находится психиатрическая больница имени Ганнушкина. Видимо, они все оттуда, а берут дежуранство в 33-й, скоропомощной, куда со всего города свозят немало бомжей. Так называемый заведующий реанимационным отделением Яковчук даже и не скрывал, что имеет прямое отношение к психиатрии, заслужившей кличку "карательной": "В буйное отделение психиатрической больницы вас же не пускают - так и здесь", - вдруг сказал он. "Но это не психиатрическое отделение, это кардиология! Вы же сами говорите, что у Анатолия Захаровича подозрение на инфаркт!", - возражали ему. "Да все равно, - насмешливый ответ. - Он буйный". - "В каком смысле?" - "Да он хочет уходить домой"+
Вот преступление-то!..
Когда алюминиевая дверь с грохотом захлопнулась перед носом родственников, один мужчина в очереди выдвинул другую версию: "С ними спорить бесполезно, - сказал он тихо, но со знанием дела. - Они же не отсюда". - "А откуда?" - "Тут, неподалеку. А в больнице только подрабатывают". - "Откуда неподалеку?" - "Из тюряги". - "Из какой тюряги?!" - "Да из "Матросской Тишины".
Может, поэтому и в Интернете о 33-й больнице почти нет сведений? "Тюремная версия" оказалась ближе и самому Анатолию Рубинову. В письмах из госпитальной реанимации Анатолий Захарович написал: "Я еще не сижу. Пишу лежа. Этот госпиталь образец порядка. А 33-я - пыточная. Все просьбы оканчивались, как в тюрьме: связывали по рукам и ногам, - связан ночь и день. 33-ю я проклинаю. Привязывают голых к кровати. Если будут силы, напишу, что районная больница - тюрьма, где привязывают голых к кровати+"
Неужели и в самом деле основное место работы врачей - через дорогу, в тюрьме "Матросская Тишина"? Анатолий Захарович редко ошибается. Да и люди говорят.
Переполох среди врачей поднялся, видимо, после того, как родственники и коллеги из самых лучших побуждений рассказали, что это "тот самый Рубинов из "Литературной газеты", принесли его книги. Прежний ужас даже перед голым, старым, перед привязанным к сетке Рубиновым овладел медиками. Напишет! Расскажет про избиения, веревки+ И началось спешное "заделывание" синяков. Чтобы он "все забыл", его стали накачивать снотворными, говорить про "сосуды сердца+ сосуды мозга+ спутанное сознание"+
Заместитель главного врача "пыточной" больницы Селезнева оказалась похожей на нацистку из фашистского концлагеря, и демонстративно работающей под этот образ, ставший модным на нашем телевидении. Зализанные, выкрашенные в белый цвет волосы, пробор посередине. Белые, немножко бешеные глаза. Фигура немолодой женщины, накачанная в фитнесс-клубе+ Эта мало обаятельная дама нисколько не обиделась, когда добивающиеся свидания с Рубиновым от уговоров перешли к угрозам, призывая на ее голову милицию и прокуратуру. А когда ей прямо в лицо сказали, что это у нее спутанное сознание и она вообще не врач, так как лишена милосердия, то не то что не возмутилась, но даже улыбнулась. Она наслаждалась своей властью "не пущать", издевалась над людьми, которые рассказывали ей о том, какой замечательный человек Анатолий Захарович Рубинов, какой он заслуженный и почтенный. Никакие доводы рассудка на нее не действовали. На книги, написанные Анатолием Рубиновым, она не взглянула и заявила, что ее "это не интересует". Культурную женщину видно издалека.
Селезнева изворачивалась. Допуск в реанимацию был закрыт сначала якобы потому, что Анатолий Захарович "может возбудиться". Потом - потому, что "он спит". После - потому, что "он вас не узнает": "Понимаете, сосуды сердца тесно связаны с сосудами мозга". Главный довод - "Это - реанимация". К концу дня и на все последующие дни остались два довода: "Он спит" и "Это - реанимация".
Сосуды сердца и сосуды мозга тесно связаны с сосудами в заднице. Бог все продумал. Но человек - это не только сосуды. Важно хорошо относиться к больным. Селезневу уламывали по телефону врачи из других московских подразделений, которые были готовы спасти Рубинова, - но "выдать" его означало признаться, что к беспомощному больному применяли силу. И они тянули до последнего: когда пройдут хоть какие-то синяки. А теперь у них расчет на врачебную солидарность. На то, что травматолог Госпиталя не сделает "ненужного" заключения насчет нанесенных больному побоев..
Анатолий Захарович Рубинов до конца остается журналистом - в реанимационном отделении 33-й больницы он боролся за свои права и за права других больных. Этому он посвятил всю свою жизнь. Все его статьи про то, как трудно человеку в магазине, в больнице, в метро - там, где нарушают его права.
Каких только глупостей, подлостей не наслушались от работников 33-й больницы (или все-таки совместителей?) родственники и коллеги Анатолия Рубинова! В те дни в Интернете появился призыв: "Рубинов пропал. Молитесь за Рубинова!.."
Этот человек, отработав в "Литературной газете" 33 года (магия цифр!), помог тысячам людей. Когда понадобилась помощь ему самому, то тут же нашлась масса желающих принять в нем участие. Его не забыли, с благодарностью вспоминают его работу в "ЛГ". И теперь, когда остается только ждать его выздоровления, самое время разобраться, что же с ним случилось?
Эта статья началась с оптимистичного утверждения, что врачи больше всего на свете любят больных. Неукротимая человечность проявляется как раз у врачей, работающих в кардиологической реанимации...
Что любят врачи - подарки или больных, ответят потомки. А нам был бы величайший подарок, если бы раз и навсегда было покончено с ЗАКРЫТОЙ МЕДИЦИНОЙ, которая на наших глазах преспокойно существует в реанимациях.
В своих статьях и книгах, посвященных журналистике, Анатолий Захарович Рубинов сто раз писал, что газеты бывают двух типов: плохие - где авторов редактируют, и хорошие - где авторов не редактируют. Реанимации тоже бывают двух типов: жуткие, куда никого не пускают даже со скандалом, - и куда спокойно пускают, потому что врачи понимают: общение с родственниками не вредит больным в трудную минуту, а, наоборот, помогает.
Людям свойственно мириться с разными безобразиями. До тех пор, пока не появится какой-нибудь отважный человек, который начнет открыто возмущаться "порядками". Вот что, в сущности, произошло с Анатолием Рубиновым, который даже в критические минуты для своего здоровья остался журналистом. Он на себе и, как всегда, "за свой счет" провел "Операцию": "Реанимация".
До старости этот неугомонный человек сохранил в себе бойцовский дух и привычку заступаться за бесправных "читателей". Невзирая на собственные тяжелые недуги, он, фронтовик, смело ринулся в бой с безобразиями: с жуткой антисанитарией в реанимации 33-й больницы (в щель приоткрытой двери был виден заткнутый в угол разобранный и раскуроченный диван с выпотрошенной соломой), с грубостью, цинизмом, произволом.
В одной из записок он написал: "Я где-то был и когда-то вернусь". Возвращайтесь скорее. Мы ждем.
Слов нет - одни буквы! Читал и вспоминал последний месяц жизни отца, который он провел в аналогичном отделении одного из госпиталей Далласа. И мы вместе с ним - денно и нощно, сроднившись с персоналом. А спустя 4 месяца, когда в тот же госпиталь и тоже, чтобы уже не выйти из него, попал мой младший брат, узнавшие об этом (не от нас!) м/с отцовского отделения навещали его, и оперировавший отца хирург - д-р Лэйн -тоже. И несколько лет мы с мамой в батин день рождения бывали в "его" отделении, где нас встречали, как родных, помня по именам не только нас, но и моих сына с внучкой. Грустно, ребята, и больно было читать.