Жив здоров
89307503124 кажется так
место проживания - калуга
известно: что хочу, кого люблю, куда иду.
одна из глав новой повести
Дядя Витя и танк
Дядя Витя делал прекрасный чай по самородным рецептам. Как любой другой мужик он любил пофантазировать во время приготовления еды, а так как готовить не умел, да и не хотел - дядя Витя мешал чаи. «Мешать чай очень просто, - говаривал он - берешь, смешиваешь сухую заварку в горсти, нюхаешь, если нравится - завариваешь». Своим чаям дядя Витя никогда не давал названий, любая, даже самая уникальная смесь у него носила название - «тот чай, который я беру на работу». Каждое утро он открывал шкаф, в котором томились собираемые годами пачки, вдыхал их общий запах и месил смесь. Если дядя Витя, предлагал нам отдохнуть, так как он, дядя Витя, устал махать лопатой, то это было законом того, что работа на то время, пока дядя Витя пьёт чай - закончена. Саботаж Дяди Вити любили все, но и он не наглел и устраивал «чаи» по расписанию, в десять утра и в три часа дня. Дядя Витя по образованию, преподаватель английского и немецкого языков, но работает у нас плотником. Хотя и плотником его сложно назвать. У нас в монастыре люди только номинально носят такие звания, все делают одно и то же - спасаются. Только дяде Вите за это еще и деньги платят, а на бумаге написано «плотник».
Дяде Вите, можно доверять, дядя Витя знает дикое количество пословиц и поговорок о Боге, которыми как горчицей заправляет нам наше бытие. Когда дядя Витя хочет пожурить начальство он тихо и чинно замечает «Сколько не мудри, а воли Божьей не перемудришь», или «На человеческую глупость, есть Божья премудрость». Наш бригадир, Николя тускнел, замолкал, превращаясь из пионервожатого в обычного пенсионера, которым он и являлся, и замирал, когда говорил дядя Витя. Но если Николя пытается возражать, то получает от дяди Вити: «Кабы Бог слушал худого пастуха, так бы весь скот выдох».
А отец Платон старается наши чаепития в рабочее время не замечать. Однажды он случайно забежал к нам во время дяди Витиной пятнадцатиминутки, и мы предложили ему попробовать «того самого чаю», чтобы оправдаться. На это он отреагировал, процитировав отрывок из Символа Веры - «…Чаю воскресения из мертвых, и жизни будущаго века» Ухмыльнулся в седую редкую бороду и ушел по своим святым делам. Отец Платон, тоже любит дядю Витю, за то, что во всем остальном дядя Витя безупречен.
Мы все: я, дядя Витя, Ромка, Николя Виссарионович, Пашка, Гена и Петя, работаем вместе в одной православной бригаде. Занимаемся суровым русским лопатингом, раскапываем старую нашу монастырскую церковь, разрушенную коммунистами лет сто назад. Как и у нас, так и у них, за начальника - Виссарионович. Наш Виссарионович, правда, не такой грозный. Наш, в свое время, дослужился только до комсорга какой то фабрики, проработал на ней всю жизнь, а как вышел на пенсию, уверовал во Христа, и ушел к нам на должность бригадира. Прозвище «Николя» дал ему Ромка, так как он считал что, Виссарионыч был похож в молодости, на того красавчика из девичьего французского сериала.
На днях, под стеной мы раскопали поземный ход. Отбойный молоток, которым Ромка крушил кирпичи, проломив дыру, выскользнул из его рук, и ушел куда-то глубоко вниз. Ромка ногами распинал оставшиеся по краям дыры кирпичи, и полез за отбойником в пролом. Рома ничего не боится. Мы все вместе, за ноги выдернули его из дыры, но он все-таки умудрился вытащить оттуда отбойный молоток. И все уверял нас «Да там неглубоко, я успел все рассмотреть». Но Николя, побледневший как варёное яйцо, запретил ему делать это. Мы собрались решать, что дальше, и, видимо, заболтались. Ромка, улучив момент пока мы отвлеклись, опять нырнул в дыру, на сей раз целиком. Дядя Витя, ему только дорогу успел осенить крестным знамением. Через вечность, длившуюся секунду, мы услышали звук падающих кирпичей, а потом раздался бодрый Ромкин голос, который глаголил о том, что он там чуть-чуть застрял, поэтому порушил часть стены хода. Потом Ромка потребовал скинуть ему в дыру его мобильник с фотоаппаратом, оставшийся в бушлате наверху. Отщелкав там несколько кадров, он полез назад. Опять посыпались стены и потолок подземного хода, но герой вылез из ямы невредимым. Николя, побежал жаловаться настоятелю. А Рома - показывал нам фотографии кирпичей, которые не упали. Настоятель и Николя, очень скоро вернулись. Батюшка внимательно рассмотрел ромины фотографии, а потом дал ему послушание - подземный ход засыпать. Остаток рабочего дня Рома засыпал битым кирпичом свой подземный ход, сокрушаясь о бессмысленности бытия. Больше всех было жалко Рому, а не Николая Виссарионовича только дяде Вите. Он пообещал Роме рассказать историю из своей юности, когда и сам был таким как Ромка. И вот, наступило время дяди витиного чаепития, и я и все остальные ждали обещанной истории, потому что ни кто из нас, про дядю Витю, кроме того, что он замечательный дядька, не знал. От сегодняшней смеси чайной заварки пахло совершенно невероятно. Там угадывались все ароматы луга, и мята, и гибискус, и вместе с этим там угадывались запахи каких-то чайных китайских благовоний. Как будто сам Лао-Дзы вышел из электрички помедитировать где то под Жмеринкой. Мы собрались в нашей рабочей бытовке, и дядя Витя начал рассказ.
- Я тоже, как Ромка наш, без головы раньше был. Это ведь, как говорится ; «Чего Бог не даст, того ни где не купишь». Мы когда в школе еще учились, я в девятом классе был, тоже раскопками занимались, правда, не храм копали, а солдат по лесам искали, чтобы схоронить. Директор школы у нас энтузиаст был. Как сейчас помню, с утра на линейку всю школу выстроит, и скажет, что каникулы отменяются, потому что ему нужно собрать добровольную команду школьников для поискового отряда. И стоит, блещет золотыми зубами. Старшеклассников и учителей в принудительном порядке на раскопки отсылали, а мелких только за заслуги перед школой. Всех сажал в грузовик и вез в лес, ямы копать и по ночам мерзнуть. Нравились эти выезды только трем людям, естественно директору, мне и моему другу Вовке. Но нам с Вовкой не нравился наш директор. Поэтому мы с Вовкой решили устроить свои собственные раскопки. И вот он однажды звонит мне и говорит, что у бабки своей выведал, где лежит немецкий танк. Дело было поздней осенью, по ночам случались заморозки. И мы не откладывая настоящее дело в долгий ящик, поехали с Вовкой в ту заповедную деревню, в окрестностях которой, где-то в болоте лежал настоящий танк. Вовкину бабушку брать с собой, естественно, не стали. Сэкономив денег на троллейбусе, сразу после школы мы пошли на автовокзал. Автобус в эту деревню ходил пару раз в неделю. Но мы решили, что обратно доедем на попутных машинах, сразу как найдем танк. Часов в семь мы добрались до деревни. Как были, с ранцами и в школьной форме, мы пошли в лес, а вернее в болото. Я и тогда не курил, и сейчас не курю, и Вовка тоже отличником был, то есть спичек у нас тоже не было. В общем, как говорится «пока солнце взойдет, роса глаза выест». Ночью сидели в какой то луже и жались друг к другу как снегири. Я с тех пор даже летом тепло стараюсь одеваться. И самое поганое тогда было, что мы, когда утром обратно в деревню шли, по солнышку, - нашли тот танк. Зарос он весь, дуло одно торчало, сидел в осоке как в засаде и нас ждал. Не знаю, где мы тогда сил нашли. Очистили его руками, без лопат. Люк у него задраен был, открыть не смогли, оставили на потом. Взяли мы мой учебник по геометрии и его страницами стали путь отмечать, возвращаясь в деревню. Грязные как черти стояли и голосовали колхозные машины, чтобы вернуться домой к мамам. Дома, естественно, влетело хорошо. Но и ночь на морозе не прошла просто так, и я и Вовка угодили в больницу с воспалением легких. И уже на поправку шли, только однажды я на беду свою в подсобку больничную на втором этаже заглянул. И увидел я там отличный баллон с кислородом. В школе я учился хорошо, знал, что кислород горит хорошо, и словосочетание кислородная сварка где-то уже было слышано моей юной пытливой головой. И представил я, как тоненькой струйкой горящего под давлением кислорода я срезаю люк с моего танка. А там внутри меня ждут самые настоящие немецкие автоматы и офицерский пистолет. А Вовку как раз в тот день выписывали. Прибежал я к нему со своим генеральным планом. А у него отец в милиции работал, Вовка, как услышал, что нужно баллон с кислородом из больницы украсть, сказал, что у меня совсем крыша поехала, и отказался мне помогать в этом тяжелом деле. Сказал, как отрезал, собрал вещи и ушел. День прошел после этого, а ночью слышу сквозь сон, как мне кто-то камушки в окно палаты кидает. Высунулся, а там Вовка, стоит и ждет наготове, собрался баллон ловить. Дело за малым, мне сходить за ним, да и принести потихоньку. Я тогда килограмм сорок весил, а баллон - килограмм восемьдесят. Взял я его как ляльку на ручки, дури то много было, и вдруг доходит до меня, что если я его уроню сейчас, то не только вся больница сбежится посмотреть, как я кислород у нее ворую, но и рвануть может как в Хиросиме. А нести его, слава Богу, хоть не по лестнице, но метров сорок. Двери я кое-как жопой открыл, а вот только одного не учел, что я окно, под которым Вовка наготове стоял - закрыл, чтобы холодно в палате не было. И стою я с красными от натуги глазами перед окном, держу баллон, пыхтю. А мужик, который со мной соседствовал, возьми да проснись. Посмотрел я ему в глаза, а он тоже из молодцов ночных дельцов оказался, и все без слов понял, сказал, что с меня причитается, подхватил баллон, и мы вместе с ним его в окно выкатили. А Вовка не знал, какой этот баллон, он и не видел его ни разу до этого. Увидел, как он на голову ему летит, да и отпрыгнул в сторонку, не стал ловить. Чудо произошло, баллон не взорвался. Свет загорелся где-то в дальнем крыле больницы, да и потух. Вовка внизу прошипел, как он меня ненавидит, взял баллон за краник и поволок его в сторону своего дома. Сосед, как будто ничего не было, спать лег. А я как на иголках всю ночь. С утра, рано-рано, вышел, как будто погулять, да и сбежал с больницы. Ох, и стыдно мне тогда было и страшно. В тот же день в больнице подняли шум, и нас с Вовкой как главных подозреваемых в краже упекли в КПЗ. Мы признались, что хотели поиграть в сварщиков, но про танк, никто ни слова не сказал, да и я про мужика, который мне помог тоже промолчал. Поставили нас на учет в милицию, двух отличников, гордость школы. Вовкиного отца серьёзно штрафанули на работе, за то, что сына уркагана воспитал. Моим родителям тоже досталось. А уж как нам с Вовкой досталось от них, про это вообще молчу. Меня даже к психиатру водили. На этой почве мы с Вовкой поругались очень серьёзно. Ненавидели друг друга. И самое главное, оба мы тогда с этим баллоном надорвались так, что опять угодили в ту же самую больницу, но уже под замок. И к нам в гости однажды зашел тот мужик, мой сосед, требовать долю свою. Пришлось его посвятить в нашу тайну. Ох, как он ржал над нами. Сказал, что мы еще один баллон спереть забыли, с газом, да и сварочный аппарат надо было где-то утянуть. Назвался, дядя Андрей, друг детей. Сказал, чтобы мы до весны никаких планов на танк не строили, и ничего не воровали, он сам все найдет. Ждали мы весны с Вовкой как страшного суда, то мирились, то и до драки доходило, все спорили, рассказывать или не рассказывать взрослым про танк. Даже съездили к нему родному зимой, не дошли, правда, до него. Но нам почему-то показалось, что танк на месте. Не стал бы дядя Андрей воровать наш танк, да и не знал он точно, где танк находится.
Дядя Витя сделал большой глоток чаю, допив его, перевел дух, посмотрел на часы, намекая на то, что пятнадцатиминутка закончена вместе с чаем в его чашке, обвел грустным но хитрым взглядом братию и спросил
-Ну что еще по чашечке?
Даже строгий и заботливый бригадир Николя хотел услышать продолжение рассказа дяди Вити, он с мальчишечьим блеском в глазах требовал продолжения всем своим видом.
- Ну в общем, «наскочил плут на тройного плута» как оказалось. - продолжил дядя Витя, наливая из термоса себе вторую кружку. Этот дядя Андрей, друг детей, на своем уазике нас с Вовкой до танка довез, сам его вскрыл. Мы только стояли и смотрели, как он наш танк режет. Ничего и ни кого в танке не оказалось, видимо его сами немцы пустым оставили, когда потеряли надежду его из болота вытащить. Только и вытащили мы оттуда три банки немецкой тушенки. Вовка её сразу вскрыл, понюхал, и стошнило его прямо на танк. Дядя Андрей посоветовал нам про танк в школе и в милиции рассказать, чтобы себе будущее не портить. А его самого посоветовал забыть, не было никакого дяди Андрея «друга детей». Заварил он люк танка, и увез нас обратно в город. Так и не хватило духу ни мне, ни Вовке рассказать об этом. Сейчас только, вот, первый раз каюсь. Лет десять после этого случая прошло. Я потом в школе уже работал, прибежал ко мне пионер и рассказал новость про то, что в той заповедной деревне танк нашли. Только, какие-то сволочи, говорит, его открывали уже, и все оружие и трупы из него достали. Я пионера тогда отослал, и телевизор включил посмотреть в учительской. И показывали там программу из цикла «их разыскивает милиция», и показали, прям в тот же день когда мне пионер про танк рассказал, нашего дядю Андрея. Сказали, что этот рецидивист продавал браткам оружие времен великой отечественной, чтобы они кассы грабили и людей убивали. Вовка мой спился давно. А я вот он. Тут сижу.
В кружке дяди Вити оставалось еще три четверти, и он настолько великолепно замолчал, что ни кто не хотел говорить вместо него. И вдруг Ромка тихо запел…
Мысли мои мысли
Печалью на сердце
Тоскует, горюет
Печалью на сердце
Тоскует, горюет
Всё по прежней воле.
Как бы мне младому
Да прежнюю волю
Да быстрые крылья
Да прежнюю волю
Да быстрые крылья
Да сизые перья
Взялся бы я сокол
Взвился б я высоко
Да полетел далеко
Да полетел далеко
Да полетел далеко
Далеко, Далеко, Далеко.
Мысли мои мысли
Печалью на сердце
Все по прежней воле
место проживания - калуга
известно: что хочу, кого люблю, куда иду.
одна из глав новой повести
Дядя Витя и танк
Дядя Витя делал прекрасный чай по самородным рецептам. Как любой другой мужик он любил пофантазировать во время приготовления еды, а так как готовить не умел, да и не хотел - дядя Витя мешал чаи. «Мешать чай очень просто, - говаривал он - берешь, смешиваешь сухую заварку в горсти, нюхаешь, если нравится - завариваешь». Своим чаям дядя Витя никогда не давал названий, любая, даже самая уникальная смесь у него носила название - «тот чай, который я беру на работу». Каждое утро он открывал шкаф, в котором томились собираемые годами пачки, вдыхал их общий запах и месил смесь. Если дядя Витя, предлагал нам отдохнуть, так как он, дядя Витя, устал махать лопатой, то это было законом того, что работа на то время, пока дядя Витя пьёт чай - закончена. Саботаж Дяди Вити любили все, но и он не наглел и устраивал «чаи» по расписанию, в десять утра и в три часа дня. Дядя Витя по образованию, преподаватель английского и немецкого языков, но работает у нас плотником. Хотя и плотником его сложно назвать. У нас в монастыре люди только номинально носят такие звания, все делают одно и то же - спасаются. Только дяде Вите за это еще и деньги платят, а на бумаге написано «плотник».
Дяде Вите, можно доверять, дядя Витя знает дикое количество пословиц и поговорок о Боге, которыми как горчицей заправляет нам наше бытие. Когда дядя Витя хочет пожурить начальство он тихо и чинно замечает «Сколько не мудри, а воли Божьей не перемудришь», или «На человеческую глупость, есть Божья премудрость». Наш бригадир, Николя тускнел, замолкал, превращаясь из пионервожатого в обычного пенсионера, которым он и являлся, и замирал, когда говорил дядя Витя. Но если Николя пытается возражать, то получает от дяди Вити: «Кабы Бог слушал худого пастуха, так бы весь скот выдох».
А отец Платон старается наши чаепития в рабочее время не замечать. Однажды он случайно забежал к нам во время дяди Витиной пятнадцатиминутки, и мы предложили ему попробовать «того самого чаю», чтобы оправдаться. На это он отреагировал, процитировав отрывок из Символа Веры - «…Чаю воскресения из мертвых, и жизни будущаго века» Ухмыльнулся в седую редкую бороду и ушел по своим святым делам. Отец Платон, тоже любит дядю Витю, за то, что во всем остальном дядя Витя безупречен.
Мы все: я, дядя Витя, Ромка, Николя Виссарионович, Пашка, Гена и Петя, работаем вместе в одной православной бригаде. Занимаемся суровым русским лопатингом, раскапываем старую нашу монастырскую церковь, разрушенную коммунистами лет сто назад. Как и у нас, так и у них, за начальника - Виссарионович. Наш Виссарионович, правда, не такой грозный. Наш, в свое время, дослужился только до комсорга какой то фабрики, проработал на ней всю жизнь, а как вышел на пенсию, уверовал во Христа, и ушел к нам на должность бригадира. Прозвище «Николя» дал ему Ромка, так как он считал что, Виссарионыч был похож в молодости, на того красавчика из девичьего французского сериала.
На днях, под стеной мы раскопали поземный ход. Отбойный молоток, которым Ромка крушил кирпичи, проломив дыру, выскользнул из его рук, и ушел куда-то глубоко вниз. Ромка ногами распинал оставшиеся по краям дыры кирпичи, и полез за отбойником в пролом. Рома ничего не боится. Мы все вместе, за ноги выдернули его из дыры, но он все-таки умудрился вытащить оттуда отбойный молоток. И все уверял нас «Да там неглубоко, я успел все рассмотреть». Но Николя, побледневший как варёное яйцо, запретил ему делать это. Мы собрались решать, что дальше, и, видимо, заболтались. Ромка, улучив момент пока мы отвлеклись, опять нырнул в дыру, на сей раз целиком. Дядя Витя, ему только дорогу успел осенить крестным знамением. Через вечность, длившуюся секунду, мы услышали звук падающих кирпичей, а потом раздался бодрый Ромкин голос, который глаголил о том, что он там чуть-чуть застрял, поэтому порушил часть стены хода. Потом Ромка потребовал скинуть ему в дыру его мобильник с фотоаппаратом, оставшийся в бушлате наверху. Отщелкав там несколько кадров, он полез назад. Опять посыпались стены и потолок подземного хода, но герой вылез из ямы невредимым. Николя, побежал жаловаться настоятелю. А Рома - показывал нам фотографии кирпичей, которые не упали. Настоятель и Николя, очень скоро вернулись. Батюшка внимательно рассмотрел ромины фотографии, а потом дал ему послушание - подземный ход засыпать. Остаток рабочего дня Рома засыпал битым кирпичом свой подземный ход, сокрушаясь о бессмысленности бытия. Больше всех было жалко Рому, а не Николая Виссарионовича только дяде Вите. Он пообещал Роме рассказать историю из своей юности, когда и сам был таким как Ромка. И вот, наступило время дяди витиного чаепития, и я и все остальные ждали обещанной истории, потому что ни кто из нас, про дядю Витю, кроме того, что он замечательный дядька, не знал. От сегодняшней смеси чайной заварки пахло совершенно невероятно. Там угадывались все ароматы луга, и мята, и гибискус, и вместе с этим там угадывались запахи каких-то чайных китайских благовоний. Как будто сам Лао-Дзы вышел из электрички помедитировать где то под Жмеринкой. Мы собрались в нашей рабочей бытовке, и дядя Витя начал рассказ.
- Я тоже, как Ромка наш, без головы раньше был. Это ведь, как говорится ; «Чего Бог не даст, того ни где не купишь». Мы когда в школе еще учились, я в девятом классе был, тоже раскопками занимались, правда, не храм копали, а солдат по лесам искали, чтобы схоронить. Директор школы у нас энтузиаст был. Как сейчас помню, с утра на линейку всю школу выстроит, и скажет, что каникулы отменяются, потому что ему нужно собрать добровольную команду школьников для поискового отряда. И стоит, блещет золотыми зубами. Старшеклассников и учителей в принудительном порядке на раскопки отсылали, а мелких только за заслуги перед школой. Всех сажал в грузовик и вез в лес, ямы копать и по ночам мерзнуть. Нравились эти выезды только трем людям, естественно директору, мне и моему другу Вовке. Но нам с Вовкой не нравился наш директор. Поэтому мы с Вовкой решили устроить свои собственные раскопки. И вот он однажды звонит мне и говорит, что у бабки своей выведал, где лежит немецкий танк. Дело было поздней осенью, по ночам случались заморозки. И мы не откладывая настоящее дело в долгий ящик, поехали с Вовкой в ту заповедную деревню, в окрестностях которой, где-то в болоте лежал настоящий танк. Вовкину бабушку брать с собой, естественно, не стали. Сэкономив денег на троллейбусе, сразу после школы мы пошли на автовокзал. Автобус в эту деревню ходил пару раз в неделю. Но мы решили, что обратно доедем на попутных машинах, сразу как найдем танк. Часов в семь мы добрались до деревни. Как были, с ранцами и в школьной форме, мы пошли в лес, а вернее в болото. Я и тогда не курил, и сейчас не курю, и Вовка тоже отличником был, то есть спичек у нас тоже не было. В общем, как говорится «пока солнце взойдет, роса глаза выест». Ночью сидели в какой то луже и жались друг к другу как снегири. Я с тех пор даже летом тепло стараюсь одеваться. И самое поганое тогда было, что мы, когда утром обратно в деревню шли, по солнышку, - нашли тот танк. Зарос он весь, дуло одно торчало, сидел в осоке как в засаде и нас ждал. Не знаю, где мы тогда сил нашли. Очистили его руками, без лопат. Люк у него задраен был, открыть не смогли, оставили на потом. Взяли мы мой учебник по геометрии и его страницами стали путь отмечать, возвращаясь в деревню. Грязные как черти стояли и голосовали колхозные машины, чтобы вернуться домой к мамам. Дома, естественно, влетело хорошо. Но и ночь на морозе не прошла просто так, и я и Вовка угодили в больницу с воспалением легких. И уже на поправку шли, только однажды я на беду свою в подсобку больничную на втором этаже заглянул. И увидел я там отличный баллон с кислородом. В школе я учился хорошо, знал, что кислород горит хорошо, и словосочетание кислородная сварка где-то уже было слышано моей юной пытливой головой. И представил я, как тоненькой струйкой горящего под давлением кислорода я срезаю люк с моего танка. А там внутри меня ждут самые настоящие немецкие автоматы и офицерский пистолет. А Вовку как раз в тот день выписывали. Прибежал я к нему со своим генеральным планом. А у него отец в милиции работал, Вовка, как услышал, что нужно баллон с кислородом из больницы украсть, сказал, что у меня совсем крыша поехала, и отказался мне помогать в этом тяжелом деле. Сказал, как отрезал, собрал вещи и ушел. День прошел после этого, а ночью слышу сквозь сон, как мне кто-то камушки в окно палаты кидает. Высунулся, а там Вовка, стоит и ждет наготове, собрался баллон ловить. Дело за малым, мне сходить за ним, да и принести потихоньку. Я тогда килограмм сорок весил, а баллон - килограмм восемьдесят. Взял я его как ляльку на ручки, дури то много было, и вдруг доходит до меня, что если я его уроню сейчас, то не только вся больница сбежится посмотреть, как я кислород у нее ворую, но и рвануть может как в Хиросиме. А нести его, слава Богу, хоть не по лестнице, но метров сорок. Двери я кое-как жопой открыл, а вот только одного не учел, что я окно, под которым Вовка наготове стоял - закрыл, чтобы холодно в палате не было. И стою я с красными от натуги глазами перед окном, держу баллон, пыхтю. А мужик, который со мной соседствовал, возьми да проснись. Посмотрел я ему в глаза, а он тоже из молодцов ночных дельцов оказался, и все без слов понял, сказал, что с меня причитается, подхватил баллон, и мы вместе с ним его в окно выкатили. А Вовка не знал, какой этот баллон, он и не видел его ни разу до этого. Увидел, как он на голову ему летит, да и отпрыгнул в сторонку, не стал ловить. Чудо произошло, баллон не взорвался. Свет загорелся где-то в дальнем крыле больницы, да и потух. Вовка внизу прошипел, как он меня ненавидит, взял баллон за краник и поволок его в сторону своего дома. Сосед, как будто ничего не было, спать лег. А я как на иголках всю ночь. С утра, рано-рано, вышел, как будто погулять, да и сбежал с больницы. Ох, и стыдно мне тогда было и страшно. В тот же день в больнице подняли шум, и нас с Вовкой как главных подозреваемых в краже упекли в КПЗ. Мы признались, что хотели поиграть в сварщиков, но про танк, никто ни слова не сказал, да и я про мужика, который мне помог тоже промолчал. Поставили нас на учет в милицию, двух отличников, гордость школы. Вовкиного отца серьёзно штрафанули на работе, за то, что сына уркагана воспитал. Моим родителям тоже досталось. А уж как нам с Вовкой досталось от них, про это вообще молчу. Меня даже к психиатру водили. На этой почве мы с Вовкой поругались очень серьёзно. Ненавидели друг друга. И самое главное, оба мы тогда с этим баллоном надорвались так, что опять угодили в ту же самую больницу, но уже под замок. И к нам в гости однажды зашел тот мужик, мой сосед, требовать долю свою. Пришлось его посвятить в нашу тайну. Ох, как он ржал над нами. Сказал, что мы еще один баллон спереть забыли, с газом, да и сварочный аппарат надо было где-то утянуть. Назвался, дядя Андрей, друг детей. Сказал, чтобы мы до весны никаких планов на танк не строили, и ничего не воровали, он сам все найдет. Ждали мы весны с Вовкой как страшного суда, то мирились, то и до драки доходило, все спорили, рассказывать или не рассказывать взрослым про танк. Даже съездили к нему родному зимой, не дошли, правда, до него. Но нам почему-то показалось, что танк на месте. Не стал бы дядя Андрей воровать наш танк, да и не знал он точно, где танк находится.
Дядя Витя сделал большой глоток чаю, допив его, перевел дух, посмотрел на часы, намекая на то, что пятнадцатиминутка закончена вместе с чаем в его чашке, обвел грустным но хитрым взглядом братию и спросил
-Ну что еще по чашечке?
Даже строгий и заботливый бригадир Николя хотел услышать продолжение рассказа дяди Вити, он с мальчишечьим блеском в глазах требовал продолжения всем своим видом.
- Ну в общем, «наскочил плут на тройного плута» как оказалось. - продолжил дядя Витя, наливая из термоса себе вторую кружку. Этот дядя Андрей, друг детей, на своем уазике нас с Вовкой до танка довез, сам его вскрыл. Мы только стояли и смотрели, как он наш танк режет. Ничего и ни кого в танке не оказалось, видимо его сами немцы пустым оставили, когда потеряли надежду его из болота вытащить. Только и вытащили мы оттуда три банки немецкой тушенки. Вовка её сразу вскрыл, понюхал, и стошнило его прямо на танк. Дядя Андрей посоветовал нам про танк в школе и в милиции рассказать, чтобы себе будущее не портить. А его самого посоветовал забыть, не было никакого дяди Андрея «друга детей». Заварил он люк танка, и увез нас обратно в город. Так и не хватило духу ни мне, ни Вовке рассказать об этом. Сейчас только, вот, первый раз каюсь. Лет десять после этого случая прошло. Я потом в школе уже работал, прибежал ко мне пионер и рассказал новость про то, что в той заповедной деревне танк нашли. Только, какие-то сволочи, говорит, его открывали уже, и все оружие и трупы из него достали. Я пионера тогда отослал, и телевизор включил посмотреть в учительской. И показывали там программу из цикла «их разыскивает милиция», и показали, прям в тот же день когда мне пионер про танк рассказал, нашего дядю Андрея. Сказали, что этот рецидивист продавал браткам оружие времен великой отечественной, чтобы они кассы грабили и людей убивали. Вовка мой спился давно. А я вот он. Тут сижу.
В кружке дяди Вити оставалось еще три четверти, и он настолько великолепно замолчал, что ни кто не хотел говорить вместо него. И вдруг Ромка тихо запел…
Мысли мои мысли
Печалью на сердце
Тоскует, горюет
Печалью на сердце
Тоскует, горюет
Всё по прежней воле.
Как бы мне младому
Да прежнюю волю
Да быстрые крылья
Да прежнюю волю
Да быстрые крылья
Да сизые перья
Взялся бы я сокол
Взвился б я высоко
Да полетел далеко
Да полетел далеко
Да полетел далеко
Далеко, Далеко, Далеко.
Мысли мои мысли
Печалью на сердце
Все по прежней воле