вторая серия (хуже, но ничего не могу с ней сделать)
Глава вторая
Письмо духовнику от послушника Романа, спасающегося в монастыре от неразделенной любви и от себя самого, которое ясно показывает, что могут спастись даже те, кто пытается прыгнуть в пропасть, только из-за того что им ужасно интересно что там
Здравствуй, Отец Платон.
Спасибо тебе за ту мою исповедь в парке, и вообще за твою трогательную заботу обо мне и всей нашей раскольнической братии. У нас тут у каждого свой Бог в голове, по образу и подобию нашему. Ты же, как в молитве оптинских старцев, учишь нас верить, надеяться, прощать и любить. За что тебе, огромное спасибо. Прости меня за мое своеволие и, порой, наглость, я очень постараюсь их побороть. Это письмо пишу вам в тревоге. Не знаю, может это бес меня искушает, либо опять во всем виноват мой юношеский обезьяний максимализм. Сегодня, когда мы передвигали пустую бытовку подъёмным краном, я залез на крышу, прицепил к ней стропы, откинул лестницу, скомандовал «виру», да и воспарил в небеса. Я как Элли из «Волшебника Изумрудного города» летел на гнилой бытовке, и было мне хорошо. Ради этого момента стоило и в грязи покопаться и тяжести потаскать. Пашка внизу крутил пальцем у виска, глядя на меня. А заботливый наш как Арина Родионовна - Николай Виссарионович обливался холодным потом, и внимательно следил за каждым моим движением. Когда дом уже приземлился, ко мне подошел Николай Виссарионович, и отругал за младенческие выходки. Было видно, что он сердечно переживал за то, что я могу свалиться. И если бы это произошло, досталось бы в первую очередь Виссарионовичу, за то, что допустил такое. Мне стало стыдно. Примерно такая же ситуация была, когда я полез в раскопанную нами пещеру Лаврентия, а настоятель её потом засыпал. Заботясь, понятное дело, не о школьниках, которые могут к нам придти, а обо мне. То, что кто-то за меня отвечает - открытие для меня. А никогда не рисковать ничем - не хочется. Не знаю, может я сумасшедший, а может просто дурак. Но мне это необходимо. Первый раз это произошло, когда я решил без визы и паспорта добраться до Хельсинки. Мой приятель работал снабженцем в питерском торговом центре «Перекресток». Он раз в месяц ездил в Финляндию, покупать рыбу. Я не помню, сколько мы выпили до этого, и как я его уговорил. Но в морозильной фуре, сидя между коробками с хрустящими овощами, в трех куртках и двух спальниках, я пересек русско-финскую границу. Хельсинки - удивительный город. На площади Александра второго (русского императора) продают потрясающий горячий кофе с нежнейшей выпечкой. На обратной дороге фура была загружена рыбой. Никаких дотошных таможенных досмотров не было. В машинах везущих продукты в гипермаркет «Перекресток» никогда не возят контрабанды. Страшно не было. В момент проверки груза, я спал. Потом я пересек пешком, по кустам и болотам русско-украинскую границу. Надпись «Увага мины» - сильно обрадовала. Я понял, что кончилась Россия, и, наконец, началась Украина. В Москве я был активным участником огромного количества перфомансов. Мы могли устроить гольф партию на крыше движущегося поезда, прогуляться в магазин голышом, или уехать в какой-нибудь совсем глухой город российской провинции, с единственной целью поесть селедки, сидя на асфальте его центральной площади. Потом я увлекся подводным плаванием, - чуть задержишься на глубине, и начинается кессонка. Честно говоря, только это состояние мне нравилось в этом виде спорта. Я два раза прыгал с парашютом. Последние несколько лет я стал активным участником московского гражданского движения. Изначально, задача этой организации - защита архитектурных памятников столицы от незаконного сноса. На деле получилось, что каждую неделю пришлось получать дубинкой ОМОНовцев по голове. Было обидно, интересно, скучно, но никогда - страшно. Есть много вещей, которых я очень боюсь. Одиночества, неверия, бесполезности, ненужности, бюрократов, дураков, слепоты и много-много другого. Но я знаю, что если вдруг, если хоть на секунду победить страх - то открывается безграничная вселенная того, чего боятся не стоит. Вопрос только в том, нужна она или не нужна. Если нужна, то страха не должно быть вообще, по крайней мере, «страха не делать этого ни в коем случае».. Но в то же время, я не могу оправдываться перед Николаем Виссарионовичем, тем, что даже если я грохнусь, с летящей бытовки или с нее оборвется трос - со мной ничего страшного не произойдет - успею правильно среагировать. Или вдруг начну хвалиться перед настоятелем тем, что излазил пару десятков пещер и катакомб. Не могу я этого сделать, потому что эти люди за меня отвечают. И мне теперь рисковать собой нельзя, даже втайне от этих людей. Время уже час ночи, и осталось на сон всего шесть часов. Но все равно, хочу спросить вас еще об одном. Я опять намолил себе счастья. Подошел к иконе Богородицы и очень сильно её попросил о том, чтобы любимая моя девушка поскорее приехала, и у нас с ней, наконец, сложилась семья. На следующую неделю после молитвы, она мне позвонила, и сказала, что в ноябре приедет ко мне, что совсем без меня не может, и что может приехать навсегда. Боже мой, как я обрадовался! А потом призадумался. Куда она приедет? Где будет жить? Как мне, послушнику мужского монастыря, быть с женщиной, пусть и любимой. Как к этому отнесется Батюшка и братия. И мне стало по настоящему страшно. Ужасно страшно. А когда мне страшно, я сначала совсем не знаю что мне делать, а потом гиперактивно начинаю делать то, чего ни в коем случае делать нельзя. Недавно отчитал все нужные молитвы перед сном и мой демон из меня вылез. Всю ночь стулом скрипел, спать мне не давал.