Эволюция супружеского секса. Анна. (3)
Иманд (65) - Анна (63)
***
Ты отдаешь себе отчет, что мы говорим с тобой о вещах, которые как-то не принято обсуждать? Тебе не кажется это странным? Люди смущаются и мнутся от неловкости, не умеют, боятся облечь в слова самые глубокие, искренние, чистые переживания - надеются, что близкий человек сам как-нибудь поймет, догадается. Но пошлость, распущенность, вульгарность - они себя не стесняются, их вопли слышны отовсюду. И никто не краснеет, не удивляется, отчего это выставлять напоказ низость и бесстыдство - норма? А приличным людям о своих чувствах говорить «стыдно» и неудобно. По-моему, наоборот должно быть.
Этот перекос в общественном сознании как раз нашей темы касается.
***
Знаешь, когда я впервые столкнулась с сексуальным переживанием? Мне было лет восемь, я смотрела киносказку, где все кончалось свадьбой - поцелуй был последним кадром (и это единственное, что я помню из фильма). Я испытала сильнейшее незнакомое чувство - возбуждение, смешанное со жгучим стыдом, не от того, что невинный экранный поцелуй показался мне неприличным, нет. Мне стало стыдно от того, что все, кто был рядом, казалось, знали, что я сейчас чувствую - от сознания интимности выставленного напоказ переживания. Почему-то я думала, что это всем заметно, что по мне «сразу видно» - да и как можно думать иначе, когда поцелуй горел на моих губах так, будто я сама целовалась. Я вскочила и выбежала вон, спряталась в своей комнате и долго не хотела выходить, стеснялась.
***
Прошло больше года прежде чем секс опять вторгся в мою жизнь. На этот раз благодаря Эдмунду, в которого я тогда ещё не успела влюбиться. Со снисходительной ухмылкой знатока он буквально на пальцах объяснил мне, чем занимались мои родители, когда меня «делали». Не то чтобы я совсем ничего про это не знала, какие-то общие представления у меня были, но подробности в изложении Эдмунда звучали так мерзко... Как многие дети, я идеализировала своих родителей, и заявила с негодованием, что папа и мама такие гадости делать не станут. Эдмунд посмеялся над моей наивностью и убежал.
А я, оставшись одна, заподозрила, что он прав. Иначе, почему есть взрослые фильмы про любовь, которые мне не разрешают смотреть? И почему мне до сих пор толком не объяснили, как «папино семечко» попадает к маме в живот? (Я думала, пупок к этому как-то причастен…) А вдруг взрослым правда приходится делать такие неприличные вещи, чтобы завести детей? Неудивительно, что они их скрывают. Несколько дней я печально обдумывала это, и даже спросила невзначай у наставницы, нельзя ли мне будет взять приемного ребенка, когда вырасту. Она сказала: «Можно», это меня успокоило: не стану я делать то, что изображал Эдмунд!
***
Постепенно я выяснила всё, что касалось физиологии секса, и как-то смирилась с этим. Сам по себе процесс по-прежнему казался мне стыдным и нелепым, но красивые эротические сцены в фильмах, которые я тайком смотрела, нравились мне. В них не было ничего отталкивающего, даже наоборот. Если и у меня будет так, глядя на экран, говорила я себе, то это ничего, я согласна.
В то время эстетика секса волновала меня больше, чем суть дела. Я с интересом присматривалась к положениям, ракурсам, жадно разглядывала обнаженные тела, пыталась вообразить себя на месте героини, думая больше о том, как буду выглядеть, чем о чувственной стороне. Тогда мне еще не приходило в голову, что невозможно с изяществом и достоинством кричать от наслаждения.
***
Иногда думаю, мой сексуальный опыт до нашей встречи мог бы оказаться другим, не заболей я незнамо чем на рубеже детства и юности. Аутоиммунное заболевание - просто способ сказать, мы не знаем, что это за хворь, и как её лечить. В то лето когда мне исполнилось одиннадцать, ни с того ни с сего подскочила температура - сразу под сорок, и продержалась полтора года. Ничего не болело, но донимала слабость, частые головокружения. Сначала я все лежала, потом как-то привыкла, вернулась к занятиям, но в школу не ходила - сил не хватало. Не было аппетита, только сумасшедшая жажда - жар ведь! Однако все показатели были в норме, никаких патологий не нашли.
За год я даже не выросла, только похудела так, что кожа казалась прозрачной. Лицо всё время горело, будто я сдуру нарумянилась как кукла, глаза блестели. В общем, вид чахоточного ребёнка. Наверное болезнь еще больше затормозила физическое созревание, хотя мой организм и без того не спешил. На первом взрослом балу (помнишь официальные снимки?) я как тринадцатилетняя девочка: узкие плечи и бедра, никакого намека на женские формы. Первый бюстгальтер в семнадцать лет надела - «нулевой», а месячные начались всего за четыре месяца до этого. Я перестала выглядеть подростком только годам к двадцати. Встреться мы раньше, ты бы мне вслед не обернулся.
***
Ты был первым, к кому мне захотелось прикоснуться - незнакомец из Лилля. И сделав это, я не успокоилась, мне хотелось еще и еще. Благо, обстоятельства помогали - желание счастливо совпало с необходимостью. В то же время я не до конца понимала природу этого влечения, не считала его сексуальным. Не воображала объятий, поцелуев, эротических сцен. Ты будил во мне нежность, а не похоть.
Мечтать о сексе с тобой я стала уже потом, когда мы расстались. Не верила, что встречу тебя когда-нибудь, и дала волю фантазии, с удивлением осознав, какую власть надо мной могут забрать эти желания, до чего они сильны во мне. Это пугало: отдаваясь потоку чувственных образов в уме, я переставала быть той Анной, какой знала себя. Столько раз воображала, что случилось бы в Лилле, не оставь я тебя в последний миг одного, что стала жалеть о своем поступке, который считала правильным. Казалось, я упустила шанс пережить нечто особенное, чего никогда уже не случится в моей жизни.
***
Я не корила себя за эротические фантазии, пока их героем был выдуманный человек, лишь внешне похожий на тебя. Этот вымышленный персонаж вел себя так, как мне хотелось, но не так, как в действительности ведет себя влюбленный мужчина. С реальным тобой - я стала стыдиться своего влечения. Боялась потерять самообладание, обнаружить унизительную заинтересованность - в смысле, хотеть этого больше, чем ты, выказать неприличный энтузиазм, да просто не понравиться тебе. Ведь может такое быть, что девушка, симпатичная на расстоянии, при близком общении неприятна.
***
Я уже не считала секс неподходящим для себя занятием, но мысль о свободных отношениях отвращала. Я не создана для промискуитета. Долг обязывал меня в свой срок выйти замуж и родить наследников. Я сжилась с этой мыслью, но сказать, что хотела замуж… Даже за тебя - в начале знакомства ещё не хотела. И потому, осознав, что меня физически влечет к тебе, испугалась. Что не устою. И все благоразумные планы на жизнь полетят к чёрту.
***
Я хотела не секса «вообще», а секса с тобой; отдельно от тебя это желание не существовало. Оно, можно сказать, не существовало и в твоём присутствии. Звучит парадоксально, но при тебе я слишком нервничала, чтоб чувствовать сексуальное возбуждение - жгучее волнение всё подавляло. Только наедине с собой я становилась к этому способной.
Ни тогда, ни теперь не могу представить секс - сам по себе, без связи с чувствами - как физиологическое отправление. Вот это: переспали и разошлись, ничего друг к другу не испытывая - не понимаю. Не осуждаю, а именно не понимаю на уровне побудительного мотива. Может, у меня просто никогда не было желания такой силы - столь настоятельной физиологической потребности? Биологической нужды, которую нужно удовлетворять, как голод - нет, не ощущаю.
***
Мне хотелось ласкать тебя, целовать, обниматься. Я спрашивала себя - мы уже были помолвлены - ты хочешь того же самого или… чего? То, что я не знала ответа, смущало. Как выглядит твое желание? О чем ты думаешь перед сном - какие картины рисуются в твоем уме? Я бы много дала, чтоб хоть одним глазком… Спросить тебя? - немыслимо!
Считается, что влюбленные, которых влечет друг к другу, хотят одного и того же, имеют одинаковые (с поправкой на физиологические отличия) желания в постели. Будучи твоей невестой, я усомнилась в этом. Собственные желания даже мне самой казались какими-то… детскими, что ли, наивными. Я бы ни за что не решилась обсуждать это с тобой. И на всякий случай заранее была готова уступить тебе, согласиться на все, чего захочешь - ты же не можешь хотеть дурного!
***
Но чего ты ждешь от меня? Какой мечтаешь видеть свою женщину в постели - игривой, раскованной или наоборот, уступчивой, покорной? Как странно: мы собирались жить вместе, спать вместе, во всем доверять друг другу - и все же я не могла задать тебе ни один из этих вопросов. Только ты мог бы ответить. Но как спросить о таком?
Я пыталась догадаться по твоему поведению, по взглядам, которые ты бросал на меня, по случайным репликам, выдававшим твои симпатии, ожидания, ход мыслей. Я понимала, есть ты - каким я знаю тебя, и ты - каким я тебя не знаю: ты - в спальне, ты - наедине с собой, ты - с другими женщинами, ты - в своих эротических фантазиях. Ты - страстный, ты - нежный, ты - разгоряченный и нетерпеливый, без этого каменного самообладания, без маски светского человека. Этот затаенный огонь в тебе под лакированной корочкой вежливости и хороших манер - я его чувствовала и боялась… обжечься. Меня снедала тревога, и в то же время - горячая симпатия к незнакомому тебе, к тому, каким ты окажешься.
Но что, если я ошибаюсь, и оборотной стороной твоей сдержанности будет не страсть, а агрессия, или наоборот, вялость, холодность, эмоциональная замкнутость? Что, если оставшись наедине, мы разочаруем друг друга, может не сразу, но поймем, что непоправимо ошиблись? Ведь и я себя не знаю - какой любовницей окажусь, какой у меня темперамент - вдруг, рыбий? А ты? Ты сам знаешь это о себе? Каким ты был до нашей встречи, довольно ли у тебя опыта, чтоб понимать хотя бы самого себя?
Столько вопросов и ни одного ответа.
***
Что мы ощутим, впервые оставшись наедине? Сексуальное желание? Хм... Неловкость и смущение? Это уж наверняка. Причём постараемся скрыть это друг от друга, выглядеть более раскованными и страстными, чем есть на самом деле. Не потому, что насквозь фальшивы, и мечтаем начать совместную жизнь с лицемерия.
Почему мы обречены стесняться - себя, своих желаний, друг друга? Сексуальность - естественное свойство живого, всего, чем мы любуемся в природе: цветы, пенье птиц, полет бабочек - все существует ради секса. Зачем прятать истину, называя это любовью? Незачем напускать романтического туману. В сексе нет ничего дурного, неправильного.
Ни ты, ни я не считаем секс неприличным, предосудительным. И всё же это сидит в нас - очень глубоко, за пределами разума: тысячелетний опыт подавления сексуальности. Нас не учили, что секс грязен, что вожделения надо стыдиться, но вся наша культура пронизана этим негласным убеждением. Первое, что мы узнали о сексе - ещё детьми, что он окружён тайной, стыдом, запретами, недомолвками. Что это опасная скользкая тема, ее нельзя запросто обсудить наряду с другими. Что зачинать детей можно, но думать об этом «нехорошо». Мы, как все, отправлены, искалечены этим ханжеством.
***
Даже если б мы выросли в культуре, где секс превозносят как божий дар - это не избавило бы нас от неловкости, стеснительности. В самом сексе есть нечто смущающее, внушающее чувство вины и тревоги, что-то заставляющее нас стыдиться мыслей о нем, и своих желаний. Что? Я вижу целых три причины! И все они связаны с нашей гордостью, с чувством собственного достоинства.
Во-первых, секс обнажает нашу зависимость - для наслаждения нужен другой человек, без партнера не обойтись. В глубине души мы стыдимся этой нужды в другом. Не быть самодостаточным, искать и выпрашивать удовольствие у кого-то еще - какой удар по самолюбию!
Во-вторых, просить о сексе другого человека, значит рисковать, что тебя отвергнут. В высшей степени унизительно, просить об интимном и получить отказ. Это самое глубокое отвержение, какое только может быть. Если человек очень дорог, и он говорит «нет», «ты мне не нравишься», «я тебя не хочу» - гордость восстает против такого унижения: уж лучше молчать, чем получить щелчок по носу.
И в третьих, в сексе мы становимся подобны животным - мы, привыкшие заноситься своим превосходством. Нам неловко сознавать, что нет особой разницы между тем, что делают собаки на улице и тем, что делаем мы за плотно закрытыми дверями спальни. Как уважать в себе человеческое начало, испытывая желание стать на четвереньки и…? При этом «быть как животное» означает пасть со своей цивилизованной высоты, опуститься до неприличия. «Не веди себя как животное!» - это величайший укор.
Я думала об этом в последние недели перед свадьбой. Мне очень хотелось быть твоей женой, хотелось секса с тобой, но я боялась, что эти «во-первых», «во-вторых» и «в третьих» случатся с нами - мы не застрахованы.
***
Знаешь, какой мне представлялась эволюция секса в супружестве? - освобождение от него ума. Звучит странно, но я правда считала, что мысли о сексе, волнение о нем занимают чересчур много места в сознании. Люди больше думают о сексе, чем занимаются им. Секс всюду - где угодно: в рекламе, в искусстве, в СМИ, в кино, на полках магазинов, в покрое одежды, в криминальной хронике, в каждой озабоченной голове. Почему у нас секс - в голове? Это не функция ума. И меньше всего секса там, где ему и следует быть - в постели.
Быть человеком, значит быть сексуальным - с точки зрения способа и материала мы сделаны из секса, первой клеткой нашего тела была зигота*. Секс - часть нашей биологии. Уже поэтому конфликт в уме, навязанный культурой, религией - извращение: секс - как барьер между человеком и богом. Чтоб духовно вырасти, человек должен избавиться от сексуальности, вытеснить ее из своей жизни, как нечто недостойное, неприличное, тянущее нас назад к животной природе. Но почему духовности противопоставлен именно секс, а не еда, сон, дыхание? Отчего нас не призывают избавиться и от них тоже? Выйти за пределы телесности, отказавшись от пищи или воздуха - вот была бы победа духа!
Насчет эволюции. Я рассуждала так: став супругами, мы займемся сексом вместо того, чтобы мечтать и беспокоиться о нем. Мы же не беспокоимся о дыхании, сне - не делаем из них проблемы. То же случится и с сексом - он будет в спальне, не в голове. Воздержание от секса или вечная погоня за ним - и то и другое невроз. А нормальные супружеские отношения, полагала я, это способ прийти в равновесие.
***
Если посмотреть на наш опыт в целом - так и вышло: секс у нас в постели, а не на повестке дня. Он - не проблема, он - решение проблем, и до сих пор - способ познания себя и друг друга. Но знаешь что, нельзя познать другого человека таким, каким он сам себя не знает. И главное, невозможно узнать себя без помощи партнера.
Я в себя одна - не могу, в буквальном физическом смысле. Только с тобой - мужчиной я узнаю себя как женщину со всеми чувствами, желаниями, ощущениями. Без тебя у меня нет пола - только молчащее тело. Без тебя я понятия не имею, на что способна в любви. Как и ты - без меня.
Когда один из нас узнает нечто о себе через секс, он узнает и то, что партнер - причина этого открытия. Секс - способ познания себя через другого. Своей способности любить, доверять, отдаваться. Своих страхов, ограниченности, нереализованности. В нашей сексуальной жизни я не столько тебя узнаю - как мужчину, сколько себя - как женщину.
Когда говорят «она познала мужчин» или «он познал женщин» - о каком познании речь? О том, как другой человек себя в постели ведет? Вещи, подлинно связанные с другим полом, я не могу постичь из своего опыта, пока ты сам не объяснишь мне. Например, что любовь и нежность могут препятствовать возбуждению, быть помехой для секса. Не расскажи ты мне этого в последний день на острове, я бы и сейчас не знала.
Мы с тобой противоположные начала - полюса, и не способны познать друг друга, исходя из своего опыта. Я не могу просто взять и распространить свои переживания на тебя. И ты не можешь. Слишком велико различие.
***
Поговорим о разнице. И об эволюции, да. Нам обоим нравится секс, но заводила - чаще ты. Почему? Знаю, ты не хочешь навязываться, и все же обычно первый шаг - твой. Не потому, что мужчине полагается его делать. Просто у тебя изначально больше энергии. Ты - условный «плюс». Когда тебе хочется секса - ты готов заняться им «вотпрямщас», без прелюдий. Но я-то не чувствую такого энтузиазма. Я - «минус». Сразу - я не готова. Могу уступить твоему желанию: делай, что хочешь, но участвовать - нет, не выйдет.
Вот секс, к которому стремятся мужчины, предпочитая не смешивать его с чувствами - им можно заняться, если подвернется случай, и даже знакомиться незачем. Примитивный физический акт: две энергии - мужская и женская столкнутся и рассеются. Мужчина растратит за несколько минут свой пыл, испытает облегчение, усталость. Такого секса в жизни может быть много, но рано или поздно тоска возьмет: терять силы, ничего не получая взамен.
Любовный акт сложнее - после него не лежишь дохлой рыбой, отсвечивая тусклым глазом. Любовь восполняет потери потому, что «плюс» и «минус» замыкаются в одно. Когда секса хочет только мужчина, и женщина ему «дает» - он зря растрачивает себя, и теряет больше, чем партнерша. Та после может еще кому-нибудь «дать», и не раз, а он уже «всё», как разряженная батарейка.
Чтобы секс насыщал, заряжал, удовлетворял, а не просто облегчал - как вор карманы, приходится учитывать разницу полов. Помнишь, ты рассказывал, как подростком думал, будто секс очень прост. Прелюдия казалась чем-то вроде «разведки боем», нужной лишь в самом начале отношений, чтоб убедиться: женщина позволит тебе овладеть ею. А со «своей» девушкой, это ни к чему. Зачем тратить время?
Не прими за упрек. В этих юношеских рассуждениях не было эгоизма - только непонимание, идущее из коренного различия между нами. Логично ведь: если женщина любит тебя и согласна заняться сексом, значит, она хочет этого, и готова. Как мог ты думать иначе? Откуда мальчишке, который «всегда готов» знать, что у женщин по-другому?
Теперь ты знаешь, как все работает, можешь умело завести женщину и «получить свое». Вместо этого ты ласкаешь меня ради меня, а не ради секса, хотя технически - разницы нет. Но для тебя, для меня - она есть, эта разница. И она делает секс не утомительным и затратным, а насыщающим, умиротворяющим. После такого не клонит в сон, заметил? Мы просто расслабленные, но не вялые, не обессиленные, не опустошенные. Это ли не эволюция супружеского секса! Но я еще про эволюцию оргазма хотела...
----------------------------
Зигота* - клетка, образованная в результате слияния родительских гамет и содержащая полный двойной набор хромосом.
***
Ты отдаешь себе отчет, что мы говорим с тобой о вещах, которые как-то не принято обсуждать? Тебе не кажется это странным? Люди смущаются и мнутся от неловкости, не умеют, боятся облечь в слова самые глубокие, искренние, чистые переживания - надеются, что близкий человек сам как-нибудь поймет, догадается. Но пошлость, распущенность, вульгарность - они себя не стесняются, их вопли слышны отовсюду. И никто не краснеет, не удивляется, отчего это выставлять напоказ низость и бесстыдство - норма? А приличным людям о своих чувствах говорить «стыдно» и неудобно. По-моему, наоборот должно быть.
Этот перекос в общественном сознании как раз нашей темы касается.
***
Знаешь, когда я впервые столкнулась с сексуальным переживанием? Мне было лет восемь, я смотрела киносказку, где все кончалось свадьбой - поцелуй был последним кадром (и это единственное, что я помню из фильма). Я испытала сильнейшее незнакомое чувство - возбуждение, смешанное со жгучим стыдом, не от того, что невинный экранный поцелуй показался мне неприличным, нет. Мне стало стыдно от того, что все, кто был рядом, казалось, знали, что я сейчас чувствую - от сознания интимности выставленного напоказ переживания. Почему-то я думала, что это всем заметно, что по мне «сразу видно» - да и как можно думать иначе, когда поцелуй горел на моих губах так, будто я сама целовалась. Я вскочила и выбежала вон, спряталась в своей комнате и долго не хотела выходить, стеснялась.
***
Прошло больше года прежде чем секс опять вторгся в мою жизнь. На этот раз благодаря Эдмунду, в которого я тогда ещё не успела влюбиться. Со снисходительной ухмылкой знатока он буквально на пальцах объяснил мне, чем занимались мои родители, когда меня «делали». Не то чтобы я совсем ничего про это не знала, какие-то общие представления у меня были, но подробности в изложении Эдмунда звучали так мерзко... Как многие дети, я идеализировала своих родителей, и заявила с негодованием, что папа и мама такие гадости делать не станут. Эдмунд посмеялся над моей наивностью и убежал.
А я, оставшись одна, заподозрила, что он прав. Иначе, почему есть взрослые фильмы про любовь, которые мне не разрешают смотреть? И почему мне до сих пор толком не объяснили, как «папино семечко» попадает к маме в живот? (Я думала, пупок к этому как-то причастен…) А вдруг взрослым правда приходится делать такие неприличные вещи, чтобы завести детей? Неудивительно, что они их скрывают. Несколько дней я печально обдумывала это, и даже спросила невзначай у наставницы, нельзя ли мне будет взять приемного ребенка, когда вырасту. Она сказала: «Можно», это меня успокоило: не стану я делать то, что изображал Эдмунд!
***
Постепенно я выяснила всё, что касалось физиологии секса, и как-то смирилась с этим. Сам по себе процесс по-прежнему казался мне стыдным и нелепым, но красивые эротические сцены в фильмах, которые я тайком смотрела, нравились мне. В них не было ничего отталкивающего, даже наоборот. Если и у меня будет так, глядя на экран, говорила я себе, то это ничего, я согласна.
В то время эстетика секса волновала меня больше, чем суть дела. Я с интересом присматривалась к положениям, ракурсам, жадно разглядывала обнаженные тела, пыталась вообразить себя на месте героини, думая больше о том, как буду выглядеть, чем о чувственной стороне. Тогда мне еще не приходило в голову, что невозможно с изяществом и достоинством кричать от наслаждения.
***
Иногда думаю, мой сексуальный опыт до нашей встречи мог бы оказаться другим, не заболей я незнамо чем на рубеже детства и юности. Аутоиммунное заболевание - просто способ сказать, мы не знаем, что это за хворь, и как её лечить. В то лето когда мне исполнилось одиннадцать, ни с того ни с сего подскочила температура - сразу под сорок, и продержалась полтора года. Ничего не болело, но донимала слабость, частые головокружения. Сначала я все лежала, потом как-то привыкла, вернулась к занятиям, но в школу не ходила - сил не хватало. Не было аппетита, только сумасшедшая жажда - жар ведь! Однако все показатели были в норме, никаких патологий не нашли.
За год я даже не выросла, только похудела так, что кожа казалась прозрачной. Лицо всё время горело, будто я сдуру нарумянилась как кукла, глаза блестели. В общем, вид чахоточного ребёнка. Наверное болезнь еще больше затормозила физическое созревание, хотя мой организм и без того не спешил. На первом взрослом балу (помнишь официальные снимки?) я как тринадцатилетняя девочка: узкие плечи и бедра, никакого намека на женские формы. Первый бюстгальтер в семнадцать лет надела - «нулевой», а месячные начались всего за четыре месяца до этого. Я перестала выглядеть подростком только годам к двадцати. Встреться мы раньше, ты бы мне вслед не обернулся.
***
Ты был первым, к кому мне захотелось прикоснуться - незнакомец из Лилля. И сделав это, я не успокоилась, мне хотелось еще и еще. Благо, обстоятельства помогали - желание счастливо совпало с необходимостью. В то же время я не до конца понимала природу этого влечения, не считала его сексуальным. Не воображала объятий, поцелуев, эротических сцен. Ты будил во мне нежность, а не похоть.
Мечтать о сексе с тобой я стала уже потом, когда мы расстались. Не верила, что встречу тебя когда-нибудь, и дала волю фантазии, с удивлением осознав, какую власть надо мной могут забрать эти желания, до чего они сильны во мне. Это пугало: отдаваясь потоку чувственных образов в уме, я переставала быть той Анной, какой знала себя. Столько раз воображала, что случилось бы в Лилле, не оставь я тебя в последний миг одного, что стала жалеть о своем поступке, который считала правильным. Казалось, я упустила шанс пережить нечто особенное, чего никогда уже не случится в моей жизни.
***
Я не корила себя за эротические фантазии, пока их героем был выдуманный человек, лишь внешне похожий на тебя. Этот вымышленный персонаж вел себя так, как мне хотелось, но не так, как в действительности ведет себя влюбленный мужчина. С реальным тобой - я стала стыдиться своего влечения. Боялась потерять самообладание, обнаружить унизительную заинтересованность - в смысле, хотеть этого больше, чем ты, выказать неприличный энтузиазм, да просто не понравиться тебе. Ведь может такое быть, что девушка, симпатичная на расстоянии, при близком общении неприятна.
***
Я уже не считала секс неподходящим для себя занятием, но мысль о свободных отношениях отвращала. Я не создана для промискуитета. Долг обязывал меня в свой срок выйти замуж и родить наследников. Я сжилась с этой мыслью, но сказать, что хотела замуж… Даже за тебя - в начале знакомства ещё не хотела. И потому, осознав, что меня физически влечет к тебе, испугалась. Что не устою. И все благоразумные планы на жизнь полетят к чёрту.
***
Я хотела не секса «вообще», а секса с тобой; отдельно от тебя это желание не существовало. Оно, можно сказать, не существовало и в твоём присутствии. Звучит парадоксально, но при тебе я слишком нервничала, чтоб чувствовать сексуальное возбуждение - жгучее волнение всё подавляло. Только наедине с собой я становилась к этому способной.
Ни тогда, ни теперь не могу представить секс - сам по себе, без связи с чувствами - как физиологическое отправление. Вот это: переспали и разошлись, ничего друг к другу не испытывая - не понимаю. Не осуждаю, а именно не понимаю на уровне побудительного мотива. Может, у меня просто никогда не было желания такой силы - столь настоятельной физиологической потребности? Биологической нужды, которую нужно удовлетворять, как голод - нет, не ощущаю.
***
Мне хотелось ласкать тебя, целовать, обниматься. Я спрашивала себя - мы уже были помолвлены - ты хочешь того же самого или… чего? То, что я не знала ответа, смущало. Как выглядит твое желание? О чем ты думаешь перед сном - какие картины рисуются в твоем уме? Я бы много дала, чтоб хоть одним глазком… Спросить тебя? - немыслимо!
Считается, что влюбленные, которых влечет друг к другу, хотят одного и того же, имеют одинаковые (с поправкой на физиологические отличия) желания в постели. Будучи твоей невестой, я усомнилась в этом. Собственные желания даже мне самой казались какими-то… детскими, что ли, наивными. Я бы ни за что не решилась обсуждать это с тобой. И на всякий случай заранее была готова уступить тебе, согласиться на все, чего захочешь - ты же не можешь хотеть дурного!
***
Но чего ты ждешь от меня? Какой мечтаешь видеть свою женщину в постели - игривой, раскованной или наоборот, уступчивой, покорной? Как странно: мы собирались жить вместе, спать вместе, во всем доверять друг другу - и все же я не могла задать тебе ни один из этих вопросов. Только ты мог бы ответить. Но как спросить о таком?
Я пыталась догадаться по твоему поведению, по взглядам, которые ты бросал на меня, по случайным репликам, выдававшим твои симпатии, ожидания, ход мыслей. Я понимала, есть ты - каким я знаю тебя, и ты - каким я тебя не знаю: ты - в спальне, ты - наедине с собой, ты - с другими женщинами, ты - в своих эротических фантазиях. Ты - страстный, ты - нежный, ты - разгоряченный и нетерпеливый, без этого каменного самообладания, без маски светского человека. Этот затаенный огонь в тебе под лакированной корочкой вежливости и хороших манер - я его чувствовала и боялась… обжечься. Меня снедала тревога, и в то же время - горячая симпатия к незнакомому тебе, к тому, каким ты окажешься.
Но что, если я ошибаюсь, и оборотной стороной твоей сдержанности будет не страсть, а агрессия, или наоборот, вялость, холодность, эмоциональная замкнутость? Что, если оставшись наедине, мы разочаруем друг друга, может не сразу, но поймем, что непоправимо ошиблись? Ведь и я себя не знаю - какой любовницей окажусь, какой у меня темперамент - вдруг, рыбий? А ты? Ты сам знаешь это о себе? Каким ты был до нашей встречи, довольно ли у тебя опыта, чтоб понимать хотя бы самого себя?
Столько вопросов и ни одного ответа.
***
Что мы ощутим, впервые оставшись наедине? Сексуальное желание? Хм... Неловкость и смущение? Это уж наверняка. Причём постараемся скрыть это друг от друга, выглядеть более раскованными и страстными, чем есть на самом деле. Не потому, что насквозь фальшивы, и мечтаем начать совместную жизнь с лицемерия.
Почему мы обречены стесняться - себя, своих желаний, друг друга? Сексуальность - естественное свойство живого, всего, чем мы любуемся в природе: цветы, пенье птиц, полет бабочек - все существует ради секса. Зачем прятать истину, называя это любовью? Незачем напускать романтического туману. В сексе нет ничего дурного, неправильного.
Ни ты, ни я не считаем секс неприличным, предосудительным. И всё же это сидит в нас - очень глубоко, за пределами разума: тысячелетний опыт подавления сексуальности. Нас не учили, что секс грязен, что вожделения надо стыдиться, но вся наша культура пронизана этим негласным убеждением. Первое, что мы узнали о сексе - ещё детьми, что он окружён тайной, стыдом, запретами, недомолвками. Что это опасная скользкая тема, ее нельзя запросто обсудить наряду с другими. Что зачинать детей можно, но думать об этом «нехорошо». Мы, как все, отправлены, искалечены этим ханжеством.
***
Даже если б мы выросли в культуре, где секс превозносят как божий дар - это не избавило бы нас от неловкости, стеснительности. В самом сексе есть нечто смущающее, внушающее чувство вины и тревоги, что-то заставляющее нас стыдиться мыслей о нем, и своих желаний. Что? Я вижу целых три причины! И все они связаны с нашей гордостью, с чувством собственного достоинства.
Во-первых, секс обнажает нашу зависимость - для наслаждения нужен другой человек, без партнера не обойтись. В глубине души мы стыдимся этой нужды в другом. Не быть самодостаточным, искать и выпрашивать удовольствие у кого-то еще - какой удар по самолюбию!
Во-вторых, просить о сексе другого человека, значит рисковать, что тебя отвергнут. В высшей степени унизительно, просить об интимном и получить отказ. Это самое глубокое отвержение, какое только может быть. Если человек очень дорог, и он говорит «нет», «ты мне не нравишься», «я тебя не хочу» - гордость восстает против такого унижения: уж лучше молчать, чем получить щелчок по носу.
И в третьих, в сексе мы становимся подобны животным - мы, привыкшие заноситься своим превосходством. Нам неловко сознавать, что нет особой разницы между тем, что делают собаки на улице и тем, что делаем мы за плотно закрытыми дверями спальни. Как уважать в себе человеческое начало, испытывая желание стать на четвереньки и…? При этом «быть как животное» означает пасть со своей цивилизованной высоты, опуститься до неприличия. «Не веди себя как животное!» - это величайший укор.
Я думала об этом в последние недели перед свадьбой. Мне очень хотелось быть твоей женой, хотелось секса с тобой, но я боялась, что эти «во-первых», «во-вторых» и «в третьих» случатся с нами - мы не застрахованы.
***
Знаешь, какой мне представлялась эволюция секса в супружестве? - освобождение от него ума. Звучит странно, но я правда считала, что мысли о сексе, волнение о нем занимают чересчур много места в сознании. Люди больше думают о сексе, чем занимаются им. Секс всюду - где угодно: в рекламе, в искусстве, в СМИ, в кино, на полках магазинов, в покрое одежды, в криминальной хронике, в каждой озабоченной голове. Почему у нас секс - в голове? Это не функция ума. И меньше всего секса там, где ему и следует быть - в постели.
Быть человеком, значит быть сексуальным - с точки зрения способа и материала мы сделаны из секса, первой клеткой нашего тела была зигота*. Секс - часть нашей биологии. Уже поэтому конфликт в уме, навязанный культурой, религией - извращение: секс - как барьер между человеком и богом. Чтоб духовно вырасти, человек должен избавиться от сексуальности, вытеснить ее из своей жизни, как нечто недостойное, неприличное, тянущее нас назад к животной природе. Но почему духовности противопоставлен именно секс, а не еда, сон, дыхание? Отчего нас не призывают избавиться и от них тоже? Выйти за пределы телесности, отказавшись от пищи или воздуха - вот была бы победа духа!
Насчет эволюции. Я рассуждала так: став супругами, мы займемся сексом вместо того, чтобы мечтать и беспокоиться о нем. Мы же не беспокоимся о дыхании, сне - не делаем из них проблемы. То же случится и с сексом - он будет в спальне, не в голове. Воздержание от секса или вечная погоня за ним - и то и другое невроз. А нормальные супружеские отношения, полагала я, это способ прийти в равновесие.
***
Если посмотреть на наш опыт в целом - так и вышло: секс у нас в постели, а не на повестке дня. Он - не проблема, он - решение проблем, и до сих пор - способ познания себя и друг друга. Но знаешь что, нельзя познать другого человека таким, каким он сам себя не знает. И главное, невозможно узнать себя без помощи партнера.
Я в себя одна - не могу, в буквальном физическом смысле. Только с тобой - мужчиной я узнаю себя как женщину со всеми чувствами, желаниями, ощущениями. Без тебя у меня нет пола - только молчащее тело. Без тебя я понятия не имею, на что способна в любви. Как и ты - без меня.
Когда один из нас узнает нечто о себе через секс, он узнает и то, что партнер - причина этого открытия. Секс - способ познания себя через другого. Своей способности любить, доверять, отдаваться. Своих страхов, ограниченности, нереализованности. В нашей сексуальной жизни я не столько тебя узнаю - как мужчину, сколько себя - как женщину.
Когда говорят «она познала мужчин» или «он познал женщин» - о каком познании речь? О том, как другой человек себя в постели ведет? Вещи, подлинно связанные с другим полом, я не могу постичь из своего опыта, пока ты сам не объяснишь мне. Например, что любовь и нежность могут препятствовать возбуждению, быть помехой для секса. Не расскажи ты мне этого в последний день на острове, я бы и сейчас не знала.
Мы с тобой противоположные начала - полюса, и не способны познать друг друга, исходя из своего опыта. Я не могу просто взять и распространить свои переживания на тебя. И ты не можешь. Слишком велико различие.
***
Поговорим о разнице. И об эволюции, да. Нам обоим нравится секс, но заводила - чаще ты. Почему? Знаю, ты не хочешь навязываться, и все же обычно первый шаг - твой. Не потому, что мужчине полагается его делать. Просто у тебя изначально больше энергии. Ты - условный «плюс». Когда тебе хочется секса - ты готов заняться им «вотпрямщас», без прелюдий. Но я-то не чувствую такого энтузиазма. Я - «минус». Сразу - я не готова. Могу уступить твоему желанию: делай, что хочешь, но участвовать - нет, не выйдет.
Вот секс, к которому стремятся мужчины, предпочитая не смешивать его с чувствами - им можно заняться, если подвернется случай, и даже знакомиться незачем. Примитивный физический акт: две энергии - мужская и женская столкнутся и рассеются. Мужчина растратит за несколько минут свой пыл, испытает облегчение, усталость. Такого секса в жизни может быть много, но рано или поздно тоска возьмет: терять силы, ничего не получая взамен.
Любовный акт сложнее - после него не лежишь дохлой рыбой, отсвечивая тусклым глазом. Любовь восполняет потери потому, что «плюс» и «минус» замыкаются в одно. Когда секса хочет только мужчина, и женщина ему «дает» - он зря растрачивает себя, и теряет больше, чем партнерша. Та после может еще кому-нибудь «дать», и не раз, а он уже «всё», как разряженная батарейка.
Чтобы секс насыщал, заряжал, удовлетворял, а не просто облегчал - как вор карманы, приходится учитывать разницу полов. Помнишь, ты рассказывал, как подростком думал, будто секс очень прост. Прелюдия казалась чем-то вроде «разведки боем», нужной лишь в самом начале отношений, чтоб убедиться: женщина позволит тебе овладеть ею. А со «своей» девушкой, это ни к чему. Зачем тратить время?
Не прими за упрек. В этих юношеских рассуждениях не было эгоизма - только непонимание, идущее из коренного различия между нами. Логично ведь: если женщина любит тебя и согласна заняться сексом, значит, она хочет этого, и готова. Как мог ты думать иначе? Откуда мальчишке, который «всегда готов» знать, что у женщин по-другому?
Теперь ты знаешь, как все работает, можешь умело завести женщину и «получить свое». Вместо этого ты ласкаешь меня ради меня, а не ради секса, хотя технически - разницы нет. Но для тебя, для меня - она есть, эта разница. И она делает секс не утомительным и затратным, а насыщающим, умиротворяющим. После такого не клонит в сон, заметил? Мы просто расслабленные, но не вялые, не обессиленные, не опустошенные. Это ли не эволюция супружеского секса! Но я еще про эволюцию оргазма хотела...
----------------------------
Зигота* - клетка, образованная в результате слияния родительских гамет и содержащая полный двойной набор хромосом.