О судьбе и яичнице
Винзор (25) - Анна (22)
Анна как все - задним умом крепка. Ум ее основательный и неразворотливый, для задорной полемики приспособлен не лучше, чем бульдозер для танцев. Ей редко удается найтись с остроумным ответом в разговоре - запоздалые возражения и неотразимые доводы посещают ее голову еще долго после того, как все уже сказано.
На другой день после разговора о любви и судьбе она сидит в беседке, изучая обширный каталог, представленный Ассоциацией молодых бизнесменов. Из этого фолианта ей нужно выбрать все для декора традиционного июньского Бала роз - обойный шелк и фуршетные тарелки, вазы и светильники, кольца для салфеток и сами салфетки, бранзулетки для гостей, чехлы для стульев, свечи, кашпо, цветочные гирлянды, сласти - в ее списке десятки позиций. Сотни фирм соперничают за ее внимание. Те, кого она выберет, получат престижный заказ и отличную рекламу. Бал - это только с виду легкомысленные танцы. За ширмой беззаботного праздника решается ряд серьезных задач - дипломатических, коммерческих, экономических. Одна из них - поддержка местных производителей. Так что Анна не просто разглядывает образцы продукции, но вникает в помещенные рядом сведения о количестве рабочих мест, торговом балансе, инвестициях и кредитах.
Чудный майский день расхолаживает ее деловой настрой. Взгляд то и дело отвлекается от скучных цифр, устремляясь туда, где в рамке из молодых побегов плюща, пронизанных горячими лучами, убегает в глубину сада выбеленная солнцем дорожка, задернутая прозрачной дымкой дали и тенью деревьев. В уме у нее продолжается вчерашний интригующий разговор - сейчас она смогла бы куда лучше ответить.
Все же в первых пунктах списка уже стоят имена счастливчиков, когда картина в листвяном обрамлении беседки меняется - на дорожке возникает ее гость, идущий со стороны конюшен. Должно быть, ездил верхом. Он в бриджах и жилете поверх светлой рубашки с закатанными рукавами, смотрит с рассеянной полуулыбкой по сторонам, пощелкивая хлыстиком по ботфортам.
Анне хочется, чтоб он заметил ее, подошел, но окликать она не станет - пусть сам, если хочет. Она даже не будет смотреть на него, чтоб случайно не встретиться взглядом, и, избегая соблазна, опускает глаза в каталог вся во власти необъяснимого жгучего волнения, которое достигает пика, когда тень его падает на страницу.
Нет-нет, он ничуть не помешал ей. Да, ездил по округе - любовался видами. Поднялся вверх по течению ручья до самого ельника. Беличье царство, говорите? Точно! А ландышей и малины по берегам видимо-невидимо! Нет, в ее занятиях ничего секретного, он может взглянуть, пожалуйста. Она всего лишь выбирает поставщиков декора для праздника середины лета. Что он думает, например, об этом шелке для драпировок? Ах вот как! Вас не проведешь. Было бы любопытно сравнить наши вкусы - да, вам тоже? Отлично. Вот копия списка - выбирайте!
Шелестят в тишине страницы, ветерок колышет новорожденные листья, жадно пьющие солнечный свет и выбившийся из узла волос непокорный завиток над розовым ухом. Тень локона перебегает со страницы на страницу - ее, в отличие от настоящего завитка, можно потрогать, и Винзор будто невзначай подставляет ладонь, но прядка щекочет Анне щеку, и та машинально заправляет ее за ухо. Оба деликатно избегают заглядывать друг другу под руку, и хотя соперничества тут быть не может, все же тайный дух азарта витает над их склоненными головами.
Она заканчивает чуть раньше и, чтоб не подгонять его ожиданием, выходит распорядиться насчет чаю. Когда возвращается, у него уже все готово. Он придвигает свой листок к ней: «Можно ваш?»
Как много всего совпало, даже больше, чем Анна надеялась! Но разница интереснее сходства.
- Почему именно эти жардиньерки?
Он выбрал солидные, элегантные, выкованные в виде винтовой лестницы.
- А вы представьте их у раскрытых дверей в зал с белыми розами на ступеньках. Они с порога зададут статус приема.
Анна тоже выбрала кованные, но изящные, как кружево. Расставить их вдоль стен коридора - будет воздушная многоярусная цветочная аллея.
Обсуждают плафоны из цветного стекла и форму бокалов - хорошо бы они перекликались между собой. Потом скатерти.
- Что вы, лён с тонкой каймой - это же классика!
- Зато набивной рисунок смотрится изысканнее.
- Тогда салфетки должны быть совсем простые, иначе это «торт с розочками»
- Батистовые?
- Нет, это же не носовые платки!
За полчаса они узнают друг о друге больше, чем за предыдущие дни. Дело не в скатертях и плафонах - бог с ними, а в его такте, и ее чувстве меры. В его предусмотрительности, и ее умении сочетать шикарное с практичным. В его способности настоять на своем, и ее - вовремя отступить. Взаимное, но поверхностное восхищение, владевшее ими с первой встречи, уступает место обдуманной симпатии. Когда чай подан, они уже нравятся друг другу не «почему-то», а «потому, что». Эти вновь открывшиеся качества собеседника придают Анне храбрости возобновить вчерашний разговор.
- Вам с молоком?
Нет, он тоже предпочел бы с лимоном, и опускает в свою чашку бледно-золотистый со слезой ломтик. Рассыпчатые ореховые печенья - для него, он верно голоден после долгой скачки. Себе Анна кладет только ложечку земляничного варенья - целые ягодки тесно лежат в густом сиропе, словно в застывшем сиянии летнего заката.
- Это из здешних ягод, очень душистое, попробуйте!
Он послушно берет варенья. Приятно угощать того, кто знает толк в сладостях.
- Я все думаю о нашем давешнем разговоре…
- О, вы тоже?
Этот возглас помогает ей признаться:
- Иногда трудно сразу найтись в беседе. И если бы вы спросили теперь, я сказала бы, что любовью правит не судьба, а ее противоположность - случай.
Анна умолкает, задумчиво купая ягодку в прозрачном рубиновом сиропе. Винзор отламывает кусочки печенья и не собирается задавать очевидных вопросов.
- Конечно очень успокоительно верить, что где-то в огромном мире ждет единственный предназначенный нам человек, и однажды звезды приведут к нему. Кажется, любовь просто случается с нами, обрушивается на головы как неодолимая сила, играет и вертит людьми как хочет. Наши планы, благополучие, воля - все это не имеет значения, если любовь пришла. Она все себе подчиняет.
Сотрапезник кивает: именно так и было в его жизни до сих пор.
- Но вы не согласны?
- Нет. Я понимаю, может вспыхнуть страсть, увлечение - тут легко обмануться, принять это «вдруг» за рок, за подлинные чувства. Но чтоб полюбить глубоко и серьезно нужно время. Любовь не случается как гром среди ясного неба, она постепенно вырастает в душе, когда узнаешь человека, а это не происходит в одночасье. Надо часто встречаться, наблюдать, каков он в разных ситуациях, выслушивать его суждения - на это уйдут недели, месяцы. Без труда можно только в ослепление впасть, а чтобы прозреть, понять, кто перед тобой... Плениться лицом, фигурой - легко, но по-настоящему мы любим того, кто живет в этой оболочке - то существо, которое останется собой, когда тело с годами изменится. Я не говорю, что внешность не важна, но в любви главная не плоть, а натура.
Чай выпит. Он подобрал кусочком печенья последние капли земляничного сиропа и предлагает пройтись по саду.
- У вас наверно есть тут любимые уголки - покажете мне?
Ему нужна пауза - не только затем, чтоб собрать возражения (а он собирается возразить), но и чтобы соотнести сказанное с первым впечатлением о ней. Едва увидев ее, мужчина должен был отступить, угадав в осанке и манерах этой девушки требования, отвечать которым дано не каждому. И хотя с ним она держится с дружеской простотой и сердечностью, он не решается говорить ей, как другим женщинам, ни к чему не обязывающие приятности. Она запретила ему это выражением глаз - в них-то и была вся сила. Сегодня ее глаза смотрят кротко и ласково, но он уже знает, как мгновенно эта безоблачная синь набухает грозой.
На узкой дорожке он пропускает Анну вперед. Галантность имеет свои преимущества: девичий силуэт - вид сзади. На ней простое шелковое платье - пастельные переливы голубого, зеленого, белого, розового колышутся перед глазами, намеком обозначая приятные округлости и узости ее фигуры. Есть что-то говорящее в танцевальной походке, экономных жестах, узкой прямой спине и гладко причесанном затылке, медово отливающем под солнцем. И особенно в прикрывающем белую шею озорном пучке, из которого во все стороны высовываются шпильки с жемчужинами. Анна, несущая свою красоту легко, беззаботно, без тени тщеславия, не первая красивая девушка на его пути, но единственная, в чьем присутствии он ощущает себя избранным - допущенным лицезреть.
Они обходят восточный фасад дома по широкой дуге, образованной цветниками. Из партера открывается великолепный вид на дом. Солнце весело скатывается по невысокой крыше с выступающими карнизами, блистает в раздвинутых стеклянных створках крытой галереи в верхнем этаже, составляя мягкий контраст с крыльями из глухих аркад с фронтонными и консольными окнами - никаких излишеств, но каждая деталь работает на общий эффект сдержанной элегантности. Чистота линий и безукоризненные пропорции придают небольшому зданию вид не только благородный, но даже величественный.
В нижней части партера Анна замедляет шаги, давая ему полюбоваться панорамой.
- Безмятежное совершенство, - комментирует он, полагая, что следует что-то сказать. - Кто его построил?
- Вряд ли вы слышали это имя - Аксель Блумберг. Называл себя учеником Тессина-младшего, хотя их разделяло несколько столетий. К несчастью, умер совсем молодым - это единственная его постройка.
Партер, не соперничая с домом в пышности, весь, не считая кудрявой зелени цинерарий, засажен нарциссами и бледно-розовыми тюльпанами, усиливая эффект архитектуры и составляя тонкую гармонию с ней. При этом и дом, и сад выглядят упражнением в сдержанности, будто вычерченные одной и той же расчетливой рукой.
Анна тихонько ойкает, и, слегка коснувшись его локтя, отцепляет что-то с рукава рубашки: «Смотрите-ка!»
На ее ладони прикидывается мертвым великолепный толстый майский жук. Граненые красно-бурые надкрылья отливают шоколадным глянцем.
- Красавец какой! Наверно свалился на вас в лесу - днем они не летают. Положим тебя в травку, дружок, - воркуя над хрущом, Анна пристраивает его под листом подорожника. - В сумерках полетишь искать свою любовь.
- Думаете, найдет?
- Конечно. А наш путь - вон туда, - она показывает в сторону от регулярного сада, где атласно шумят и волнуются живым плавким серебром плакучие ивы. - Покажу вам славное местечко.
Теперь ширина дорожки позволяет идти рядом. Он лелеет в памяти деликатное прикосновение ее пальцев и готовит коварный вопрос.
- Вы говорили, любовь укореняется и растет по мере узнавания человека. Пусть так: девушка полюбила того, кого хорошо узнала - подпала обаянию интеллекта и широкой души. А что, если б она проводила время с кем-то другим и тоже обнаружила в нем блестящий ум и доброе сердце - влюбилась бы она в этого другого?
- Конечно. Нет никакого «единственного» человека и всей этой романтической чепухи вроде вторых половинок, потерянных родных душ, и звезды не выстраиваются в небе, чтоб свести суженых.
- По-вашему, полюбить глубоко и серьезно можно только за достоинства? А как же «любовь зла?» Разве мало примеров, когда самое возвышенное преданное чувство достается людям дурным, ничтожным?
- А по-вашему, что - влюбляются в недостатки? - с легкостью парирует она. - Даже у негодяев есть привлекательные черты.
Анна не догадывается, как уязвила его этой фразой, чуть ли не носом ткнула в больное, но по тону чует: задела.
- Положим, вы правы, и наша девушка встретила честного, благородного парня и полюбила его за это. Но что, если на пути ее встретится другой человек, обладающий теми же достоинствами в большей степени - она должна оставить своего избранника ради другого - лучшего?
Это не вопрос - это нокаут, Анна стразу понимает. И пока раздумывает, как бы с меньшими потерями сдать назад, он продолжает.
- Скажите, почему мы горюем о смерти любимого? Ведь те прекрасные качества, которые нам нравились, не умерли вместе с ним. Исчезло только внешнее - переменчивое, почти случайное, что не составляло сути: улыбка, голос, взгляд, те неуловимые дорогие черточки, по которым мы узнавали его издали даже в плотной толпе.
Тут бы и пень ощутил: он говорит о своей потере - может не возлюбленной, а просто кого-то родного - тоскует, не может утешиться. Анне стыдно.
- Мне жаль, что я сказала такую чушь, - она касается его руки, не то извинительным жестом, не то просто направляя к лесному уголку на краю пестреющей разнотравьем опушки.
Солнечный ветерок играет тонкими прутьями ив, ерошит новорожденную листву кленов и вязов, берез и осинок. Их едва оперившиеся нежной зеленью верхушки гоняют по небу щекастые облака, наводящие на мысль о путти, с картин Рафаэля. Пригорки в пятнах света, кусты жимолости, осыпанные бело-желтыми мотыльковыми цветами, петляющая между ними дорожка вся в одуванчиках. Анна поглядывает на него сбоку: ну как?
- Пейзаж будто нездешний, - с легким недоумением говорит спутник. - Тут же боры кругом.
- Здесь когда-то давно пруд был - на месте этой луговины, - она обводит поляну рукой. - Ивы росли вдоль берега, а за прудом - английский парк. Теперь от него только этот уголок остался.
- Почему?
- Молния попала в старый дуб, часть парка выгорела. Потом на пепелище поднялись сосны - вон те, видите? Они любят расти на пожарищах. А пруд со временем затянуло осокой, белокрыльником, и его засыпали - кому нужно возле дома болото с комарами! Зато здесь есть ручеек - приток того большого ручья.
Хозяйка ведет гостя вглубь, туда, где под нависшими ветками лещины взблескивает на воде рябь, схваченная солнцем. Горбатый мостик с перилами - как гвардеец у замковых ворот - скорее для красоты, чем для надобности. Поодаль укрытая в зарослях скамейка - влита в ландшафт, будто выросла здесь.
- Давайте посидим - смотрите, как хорошо.
Она с умыслом привела его сюда, где любит проводить время с книгой или альбомом, чтоб потом, когда его уже не будет рядом, вспоминать, как сидели здесь.
- И мы ведь не договорили.
Анна садится, шелк обливает колени, струится и колеблется в слабых воздушных потоках. Он с трудом отводит глаза, сердясь на себя - можно подумать, женских коленок не видел!
- Поверьте, я не отрицаю, характер важен в любви, но решает не он, а безотчетное влечение сердца. Оно выбирает одного-единственного из многих достойных - за то особенное, неуловимое, что делает его непохожим на других, чего ни назвать, ни объяснить нельзя. За непередаваемую игру физиономии, смех, выражение глаз… Достоинства ценят и уважают, а любят - за такие вот пустяки, всего целиком, с потрохами.
- Не спорю, - Анна наконец собралась с мыслями. - Но ведь ваши «пустяки» - лицо, взгляд, голос, даже манеры - это не случайный набор черт, а выражение внутренней жизни. Качества натуры, выступившие наружу. Мы их сразу считываем, даже не сознавая, и отдаем за них сердце. Хотя бывают ошибки, конечно.
- Изящно выкрутились, - с восхищением и досадой говорит он.
- Но и вы правы: любимый не шестеренка - другим не заменишь. Хотя другого можно просто полюбить - не «вместо», а самого по себе. Сначала одного любим, потом второго, третьего… Каждый единственный, но не единичный. Эдак и яичница - судьба!
- Что? Какая яичница?!
- Которая кончилась, - объясняет Анна со смехом. - Был у меня знакомый любитель глазуньи - дня без нее прожить не мог. И вот как-то стоим мы в очереди в университетской столовой, а впереди поднос с яичницей на глазах пустеет - прямо нашествие яйцеедов! А он нервничает, бедняжка, с ноги на ногу переминается. Последние порции перед ним забрали. Тут он поворачивается ко мне и патетически восклицает: «Ну не судьба, понимаете, не судьба!» - и вон из столовой. На судьбу обидевшись.
- Вот и мы со своей любовью носимся, как с той яичницей - это вы хотите сказать?
А вам не приходило в голову, что Антоний мог бы не убивать себя из-за Клеопатры, или Парис сманил бы не жену Менелая, а кого-то еще, и Лаура могла пойти к Пасхальной мессе в другую церковь, так и не встретившись с Петраркой. Без их любви вся наша история была бы другой.
- Ну… не знаю. Насчет Антония и Париса - еще вопрос, как там все было. А Петрарка двадцать лет носился со своей любовью, пока Лаура рожала детей от мужа-авиньонца. Поэту не женщина нужна была, а муза. Женщин ему и так хватало. Потом Лаура умерла от чумы, а Петрарка и дальше посвящал ей сонеты.
- Но ведь именно ей - не любой прочей.
- Нет, я вас понимаю. Когда судьбе нужно сделать свое дело, любовь, страсть - чем не инструмент! Можно поругаться с Ватиканом из-за денег, а можно из-за Анны Болейн. На самом деле вопрос в другом: если у жизни есть смысл и цель, тогда есть и то, что ведет к ней - судьба, и любовь может иногда быть средством. Сама постановка вопроса: любовь - это судьба? - выдает вашу веру. Я ее разделяю. Вот почему мне с самого начала так хотелось согласиться. Но гораздо чаще любовь всего лишь случай, ничего не значащая перемена мест слагаемых - вы не хуже меня понимаете. Поэтому спрошу - можно? Вы упорно добивались, чтоб я согласилась с вами - почему?
Этот вопрос она заранее придумала и задала со спокойной прямотой, предлагая соответствовать. Она еще не знает, с кем связалась.
- Ваше «да» означало бы, что для вас наша встреча не случайность.
Она хотела правды? Она ее получила. Сиди теперь, улыбайся своим коленкам. Нужно что-то сказать - сейчас же! По закону жанра последнее слово должно остаться за девушкой. И она его произносит.
- Это мы еще посмотрим, - не обещая ему победы (но и не запрещая борьбы!), подводит она промежуточный итог - 1:1 - это мы еще посмотрим…
Анна как все - задним умом крепка. Ум ее основательный и неразворотливый, для задорной полемики приспособлен не лучше, чем бульдозер для танцев. Ей редко удается найтись с остроумным ответом в разговоре - запоздалые возражения и неотразимые доводы посещают ее голову еще долго после того, как все уже сказано.
На другой день после разговора о любви и судьбе она сидит в беседке, изучая обширный каталог, представленный Ассоциацией молодых бизнесменов. Из этого фолианта ей нужно выбрать все для декора традиционного июньского Бала роз - обойный шелк и фуршетные тарелки, вазы и светильники, кольца для салфеток и сами салфетки, бранзулетки для гостей, чехлы для стульев, свечи, кашпо, цветочные гирлянды, сласти - в ее списке десятки позиций. Сотни фирм соперничают за ее внимание. Те, кого она выберет, получат престижный заказ и отличную рекламу. Бал - это только с виду легкомысленные танцы. За ширмой беззаботного праздника решается ряд серьезных задач - дипломатических, коммерческих, экономических. Одна из них - поддержка местных производителей. Так что Анна не просто разглядывает образцы продукции, но вникает в помещенные рядом сведения о количестве рабочих мест, торговом балансе, инвестициях и кредитах.
Чудный майский день расхолаживает ее деловой настрой. Взгляд то и дело отвлекается от скучных цифр, устремляясь туда, где в рамке из молодых побегов плюща, пронизанных горячими лучами, убегает в глубину сада выбеленная солнцем дорожка, задернутая прозрачной дымкой дали и тенью деревьев. В уме у нее продолжается вчерашний интригующий разговор - сейчас она смогла бы куда лучше ответить.
Все же в первых пунктах списка уже стоят имена счастливчиков, когда картина в листвяном обрамлении беседки меняется - на дорожке возникает ее гость, идущий со стороны конюшен. Должно быть, ездил верхом. Он в бриджах и жилете поверх светлой рубашки с закатанными рукавами, смотрит с рассеянной полуулыбкой по сторонам, пощелкивая хлыстиком по ботфортам.
Анне хочется, чтоб он заметил ее, подошел, но окликать она не станет - пусть сам, если хочет. Она даже не будет смотреть на него, чтоб случайно не встретиться взглядом, и, избегая соблазна, опускает глаза в каталог вся во власти необъяснимого жгучего волнения, которое достигает пика, когда тень его падает на страницу.
Нет-нет, он ничуть не помешал ей. Да, ездил по округе - любовался видами. Поднялся вверх по течению ручья до самого ельника. Беличье царство, говорите? Точно! А ландышей и малины по берегам видимо-невидимо! Нет, в ее занятиях ничего секретного, он может взглянуть, пожалуйста. Она всего лишь выбирает поставщиков декора для праздника середины лета. Что он думает, например, об этом шелке для драпировок? Ах вот как! Вас не проведешь. Было бы любопытно сравнить наши вкусы - да, вам тоже? Отлично. Вот копия списка - выбирайте!
Шелестят в тишине страницы, ветерок колышет новорожденные листья, жадно пьющие солнечный свет и выбившийся из узла волос непокорный завиток над розовым ухом. Тень локона перебегает со страницы на страницу - ее, в отличие от настоящего завитка, можно потрогать, и Винзор будто невзначай подставляет ладонь, но прядка щекочет Анне щеку, и та машинально заправляет ее за ухо. Оба деликатно избегают заглядывать друг другу под руку, и хотя соперничества тут быть не может, все же тайный дух азарта витает над их склоненными головами.
Она заканчивает чуть раньше и, чтоб не подгонять его ожиданием, выходит распорядиться насчет чаю. Когда возвращается, у него уже все готово. Он придвигает свой листок к ней: «Можно ваш?»
Как много всего совпало, даже больше, чем Анна надеялась! Но разница интереснее сходства.
- Почему именно эти жардиньерки?
Он выбрал солидные, элегантные, выкованные в виде винтовой лестницы.
- А вы представьте их у раскрытых дверей в зал с белыми розами на ступеньках. Они с порога зададут статус приема.
Анна тоже выбрала кованные, но изящные, как кружево. Расставить их вдоль стен коридора - будет воздушная многоярусная цветочная аллея.
Обсуждают плафоны из цветного стекла и форму бокалов - хорошо бы они перекликались между собой. Потом скатерти.
- Что вы, лён с тонкой каймой - это же классика!
- Зато набивной рисунок смотрится изысканнее.
- Тогда салфетки должны быть совсем простые, иначе это «торт с розочками»
- Батистовые?
- Нет, это же не носовые платки!
За полчаса они узнают друг о друге больше, чем за предыдущие дни. Дело не в скатертях и плафонах - бог с ними, а в его такте, и ее чувстве меры. В его предусмотрительности, и ее умении сочетать шикарное с практичным. В его способности настоять на своем, и ее - вовремя отступить. Взаимное, но поверхностное восхищение, владевшее ими с первой встречи, уступает место обдуманной симпатии. Когда чай подан, они уже нравятся друг другу не «почему-то», а «потому, что». Эти вновь открывшиеся качества собеседника придают Анне храбрости возобновить вчерашний разговор.
- Вам с молоком?
Нет, он тоже предпочел бы с лимоном, и опускает в свою чашку бледно-золотистый со слезой ломтик. Рассыпчатые ореховые печенья - для него, он верно голоден после долгой скачки. Себе Анна кладет только ложечку земляничного варенья - целые ягодки тесно лежат в густом сиропе, словно в застывшем сиянии летнего заката.
- Это из здешних ягод, очень душистое, попробуйте!
Он послушно берет варенья. Приятно угощать того, кто знает толк в сладостях.
- Я все думаю о нашем давешнем разговоре…
- О, вы тоже?
Этот возглас помогает ей признаться:
- Иногда трудно сразу найтись в беседе. И если бы вы спросили теперь, я сказала бы, что любовью правит не судьба, а ее противоположность - случай.
Анна умолкает, задумчиво купая ягодку в прозрачном рубиновом сиропе. Винзор отламывает кусочки печенья и не собирается задавать очевидных вопросов.
- Конечно очень успокоительно верить, что где-то в огромном мире ждет единственный предназначенный нам человек, и однажды звезды приведут к нему. Кажется, любовь просто случается с нами, обрушивается на головы как неодолимая сила, играет и вертит людьми как хочет. Наши планы, благополучие, воля - все это не имеет значения, если любовь пришла. Она все себе подчиняет.
Сотрапезник кивает: именно так и было в его жизни до сих пор.
- Но вы не согласны?
- Нет. Я понимаю, может вспыхнуть страсть, увлечение - тут легко обмануться, принять это «вдруг» за рок, за подлинные чувства. Но чтоб полюбить глубоко и серьезно нужно время. Любовь не случается как гром среди ясного неба, она постепенно вырастает в душе, когда узнаешь человека, а это не происходит в одночасье. Надо часто встречаться, наблюдать, каков он в разных ситуациях, выслушивать его суждения - на это уйдут недели, месяцы. Без труда можно только в ослепление впасть, а чтобы прозреть, понять, кто перед тобой... Плениться лицом, фигурой - легко, но по-настоящему мы любим того, кто живет в этой оболочке - то существо, которое останется собой, когда тело с годами изменится. Я не говорю, что внешность не важна, но в любви главная не плоть, а натура.
Чай выпит. Он подобрал кусочком печенья последние капли земляничного сиропа и предлагает пройтись по саду.
- У вас наверно есть тут любимые уголки - покажете мне?
Ему нужна пауза - не только затем, чтоб собрать возражения (а он собирается возразить), но и чтобы соотнести сказанное с первым впечатлением о ней. Едва увидев ее, мужчина должен был отступить, угадав в осанке и манерах этой девушки требования, отвечать которым дано не каждому. И хотя с ним она держится с дружеской простотой и сердечностью, он не решается говорить ей, как другим женщинам, ни к чему не обязывающие приятности. Она запретила ему это выражением глаз - в них-то и была вся сила. Сегодня ее глаза смотрят кротко и ласково, но он уже знает, как мгновенно эта безоблачная синь набухает грозой.
На узкой дорожке он пропускает Анну вперед. Галантность имеет свои преимущества: девичий силуэт - вид сзади. На ней простое шелковое платье - пастельные переливы голубого, зеленого, белого, розового колышутся перед глазами, намеком обозначая приятные округлости и узости ее фигуры. Есть что-то говорящее в танцевальной походке, экономных жестах, узкой прямой спине и гладко причесанном затылке, медово отливающем под солнцем. И особенно в прикрывающем белую шею озорном пучке, из которого во все стороны высовываются шпильки с жемчужинами. Анна, несущая свою красоту легко, беззаботно, без тени тщеславия, не первая красивая девушка на его пути, но единственная, в чьем присутствии он ощущает себя избранным - допущенным лицезреть.
Они обходят восточный фасад дома по широкой дуге, образованной цветниками. Из партера открывается великолепный вид на дом. Солнце весело скатывается по невысокой крыше с выступающими карнизами, блистает в раздвинутых стеклянных створках крытой галереи в верхнем этаже, составляя мягкий контраст с крыльями из глухих аркад с фронтонными и консольными окнами - никаких излишеств, но каждая деталь работает на общий эффект сдержанной элегантности. Чистота линий и безукоризненные пропорции придают небольшому зданию вид не только благородный, но даже величественный.
В нижней части партера Анна замедляет шаги, давая ему полюбоваться панорамой.
- Безмятежное совершенство, - комментирует он, полагая, что следует что-то сказать. - Кто его построил?
- Вряд ли вы слышали это имя - Аксель Блумберг. Называл себя учеником Тессина-младшего, хотя их разделяло несколько столетий. К несчастью, умер совсем молодым - это единственная его постройка.
Партер, не соперничая с домом в пышности, весь, не считая кудрявой зелени цинерарий, засажен нарциссами и бледно-розовыми тюльпанами, усиливая эффект архитектуры и составляя тонкую гармонию с ней. При этом и дом, и сад выглядят упражнением в сдержанности, будто вычерченные одной и той же расчетливой рукой.
Анна тихонько ойкает, и, слегка коснувшись его локтя, отцепляет что-то с рукава рубашки: «Смотрите-ка!»
На ее ладони прикидывается мертвым великолепный толстый майский жук. Граненые красно-бурые надкрылья отливают шоколадным глянцем.
- Красавец какой! Наверно свалился на вас в лесу - днем они не летают. Положим тебя в травку, дружок, - воркуя над хрущом, Анна пристраивает его под листом подорожника. - В сумерках полетишь искать свою любовь.
- Думаете, найдет?
- Конечно. А наш путь - вон туда, - она показывает в сторону от регулярного сада, где атласно шумят и волнуются живым плавким серебром плакучие ивы. - Покажу вам славное местечко.
Теперь ширина дорожки позволяет идти рядом. Он лелеет в памяти деликатное прикосновение ее пальцев и готовит коварный вопрос.
- Вы говорили, любовь укореняется и растет по мере узнавания человека. Пусть так: девушка полюбила того, кого хорошо узнала - подпала обаянию интеллекта и широкой души. А что, если б она проводила время с кем-то другим и тоже обнаружила в нем блестящий ум и доброе сердце - влюбилась бы она в этого другого?
- Конечно. Нет никакого «единственного» человека и всей этой романтической чепухи вроде вторых половинок, потерянных родных душ, и звезды не выстраиваются в небе, чтоб свести суженых.
- По-вашему, полюбить глубоко и серьезно можно только за достоинства? А как же «любовь зла?» Разве мало примеров, когда самое возвышенное преданное чувство достается людям дурным, ничтожным?
- А по-вашему, что - влюбляются в недостатки? - с легкостью парирует она. - Даже у негодяев есть привлекательные черты.
Анна не догадывается, как уязвила его этой фразой, чуть ли не носом ткнула в больное, но по тону чует: задела.
- Положим, вы правы, и наша девушка встретила честного, благородного парня и полюбила его за это. Но что, если на пути ее встретится другой человек, обладающий теми же достоинствами в большей степени - она должна оставить своего избранника ради другого - лучшего?
Это не вопрос - это нокаут, Анна стразу понимает. И пока раздумывает, как бы с меньшими потерями сдать назад, он продолжает.
- Скажите, почему мы горюем о смерти любимого? Ведь те прекрасные качества, которые нам нравились, не умерли вместе с ним. Исчезло только внешнее - переменчивое, почти случайное, что не составляло сути: улыбка, голос, взгляд, те неуловимые дорогие черточки, по которым мы узнавали его издали даже в плотной толпе.
Тут бы и пень ощутил: он говорит о своей потере - может не возлюбленной, а просто кого-то родного - тоскует, не может утешиться. Анне стыдно.
- Мне жаль, что я сказала такую чушь, - она касается его руки, не то извинительным жестом, не то просто направляя к лесному уголку на краю пестреющей разнотравьем опушки.
Солнечный ветерок играет тонкими прутьями ив, ерошит новорожденную листву кленов и вязов, берез и осинок. Их едва оперившиеся нежной зеленью верхушки гоняют по небу щекастые облака, наводящие на мысль о путти, с картин Рафаэля. Пригорки в пятнах света, кусты жимолости, осыпанные бело-желтыми мотыльковыми цветами, петляющая между ними дорожка вся в одуванчиках. Анна поглядывает на него сбоку: ну как?
- Пейзаж будто нездешний, - с легким недоумением говорит спутник. - Тут же боры кругом.
- Здесь когда-то давно пруд был - на месте этой луговины, - она обводит поляну рукой. - Ивы росли вдоль берега, а за прудом - английский парк. Теперь от него только этот уголок остался.
- Почему?
- Молния попала в старый дуб, часть парка выгорела. Потом на пепелище поднялись сосны - вон те, видите? Они любят расти на пожарищах. А пруд со временем затянуло осокой, белокрыльником, и его засыпали - кому нужно возле дома болото с комарами! Зато здесь есть ручеек - приток того большого ручья.
Хозяйка ведет гостя вглубь, туда, где под нависшими ветками лещины взблескивает на воде рябь, схваченная солнцем. Горбатый мостик с перилами - как гвардеец у замковых ворот - скорее для красоты, чем для надобности. Поодаль укрытая в зарослях скамейка - влита в ландшафт, будто выросла здесь.
- Давайте посидим - смотрите, как хорошо.
Она с умыслом привела его сюда, где любит проводить время с книгой или альбомом, чтоб потом, когда его уже не будет рядом, вспоминать, как сидели здесь.
- И мы ведь не договорили.
Анна садится, шелк обливает колени, струится и колеблется в слабых воздушных потоках. Он с трудом отводит глаза, сердясь на себя - можно подумать, женских коленок не видел!
- Поверьте, я не отрицаю, характер важен в любви, но решает не он, а безотчетное влечение сердца. Оно выбирает одного-единственного из многих достойных - за то особенное, неуловимое, что делает его непохожим на других, чего ни назвать, ни объяснить нельзя. За непередаваемую игру физиономии, смех, выражение глаз… Достоинства ценят и уважают, а любят - за такие вот пустяки, всего целиком, с потрохами.
- Не спорю, - Анна наконец собралась с мыслями. - Но ведь ваши «пустяки» - лицо, взгляд, голос, даже манеры - это не случайный набор черт, а выражение внутренней жизни. Качества натуры, выступившие наружу. Мы их сразу считываем, даже не сознавая, и отдаем за них сердце. Хотя бывают ошибки, конечно.
- Изящно выкрутились, - с восхищением и досадой говорит он.
- Но и вы правы: любимый не шестеренка - другим не заменишь. Хотя другого можно просто полюбить - не «вместо», а самого по себе. Сначала одного любим, потом второго, третьего… Каждый единственный, но не единичный. Эдак и яичница - судьба!
- Что? Какая яичница?!
- Которая кончилась, - объясняет Анна со смехом. - Был у меня знакомый любитель глазуньи - дня без нее прожить не мог. И вот как-то стоим мы в очереди в университетской столовой, а впереди поднос с яичницей на глазах пустеет - прямо нашествие яйцеедов! А он нервничает, бедняжка, с ноги на ногу переминается. Последние порции перед ним забрали. Тут он поворачивается ко мне и патетически восклицает: «Ну не судьба, понимаете, не судьба!» - и вон из столовой. На судьбу обидевшись.
- Вот и мы со своей любовью носимся, как с той яичницей - это вы хотите сказать?
А вам не приходило в голову, что Антоний мог бы не убивать себя из-за Клеопатры, или Парис сманил бы не жену Менелая, а кого-то еще, и Лаура могла пойти к Пасхальной мессе в другую церковь, так и не встретившись с Петраркой. Без их любви вся наша история была бы другой.
- Ну… не знаю. Насчет Антония и Париса - еще вопрос, как там все было. А Петрарка двадцать лет носился со своей любовью, пока Лаура рожала детей от мужа-авиньонца. Поэту не женщина нужна была, а муза. Женщин ему и так хватало. Потом Лаура умерла от чумы, а Петрарка и дальше посвящал ей сонеты.
- Но ведь именно ей - не любой прочей.
- Нет, я вас понимаю. Когда судьбе нужно сделать свое дело, любовь, страсть - чем не инструмент! Можно поругаться с Ватиканом из-за денег, а можно из-за Анны Болейн. На самом деле вопрос в другом: если у жизни есть смысл и цель, тогда есть и то, что ведет к ней - судьба, и любовь может иногда быть средством. Сама постановка вопроса: любовь - это судьба? - выдает вашу веру. Я ее разделяю. Вот почему мне с самого начала так хотелось согласиться. Но гораздо чаще любовь всего лишь случай, ничего не значащая перемена мест слагаемых - вы не хуже меня понимаете. Поэтому спрошу - можно? Вы упорно добивались, чтоб я согласилась с вами - почему?
Этот вопрос она заранее придумала и задала со спокойной прямотой, предлагая соответствовать. Она еще не знает, с кем связалась.
- Ваше «да» означало бы, что для вас наша встреча не случайность.
Она хотела правды? Она ее получила. Сиди теперь, улыбайся своим коленкам. Нужно что-то сказать - сейчас же! По закону жанра последнее слово должно остаться за девушкой. И она его произносит.
- Это мы еще посмотрим, - не обещая ему победы (но и не запрещая борьбы!), подводит она промежуточный итог - 1:1 - это мы еще посмотрим…