Как приходит любовь
Винзор (25) - Анна (22)
Винзор
Он всегда знал, что девушка, которая однажды пленит его сердце, будет лучшей из всех. Нет, красивая и умная, это само собой, а ещё она будет той, на кого «все смотрят» как... на путеводную звезду. И он станет смотреть на неё также. Любоваться и вдохновляться. Ради неё захочется прыгнуть выше головы, свернуть горы (а может и шею). Именно такая ему и нужна: девушка-стимул, девушка-вызов, девушка-мечта, до которой он решится досягнуть.
Откуда же взялась у него эта идея? Может, из читанных в детстве рыцарских романов, где прекрасную даму полагалась завоёвывать - а кто же станет рвать жилы за «второй сорт»? Или ещё раньше, из младенческих фантазий? Лет четырёх, когда он окончательно раздумал жениться на маме, и как-то за ужином заявил родителям, что женится только на самой красивой принцессе - отец с серьёзным видом одобрительно потрепал его по плечу: «Правильно, парень! Полюбить - так королеву!»
Правда, с тех пор он понял, что красота в «принцессах» не самое важное. Главное (и это знание досталось ему дорогой ценой), чтоб хотелось подняться до неё, чтоб она будила в нём лучшие чувства, а вовсе не те, которые девушки возбуждали в нём до сих пор. Иными словами, он желал найти свой идеал. В глубине души его надежда еще торжествовала над опытом. Впрочем, он конечно никогда бы не признался в том, ибо первый сознавал, как глупо рассчитывать найти в любимой все то прекрасное, чего нет в нем самом. Она ведь тоже человек. Так говорил рассудок. И что он мог возразить на это? Пропасть между разумом и вещим знанием, которое он нес в себе, казалась неодолимой.
Анна
Анна никогда всерьез не раздумывала, каким будет тот, кого она полюбит. Как всем девчонкам на свете, ей грезился неясный образ - прекрасный, умный, добрый - призванный скорее поддержать ее веру в людей, чем утолить реальную жажду любви. Идеал конечно недостижим, но ведь может быть кто-то подходящий ей по всем статьям, нет?
Насчет внешности… ну там, высокий голубоглазый блондин или мускулистый брюнет - даже не фантазировала - да какая разница! Хотя именно внешность нового знакомого с первой минуты властно приковала ее внимание, завладела воображением. Анну словно взяли за плечи и крепко встряхнули, вырвали из обыденности, из привычного порядка вещей, обратив к иному порядку. Красота требовательна - этот мужчина одним своим видом заставил ее внутренне подтянуться, собрать воедино все лучшее в себе. Конечно, она и раньше встречала симпатичных парней, но то была красивость молодости, или результат удачного сочетания генов. Теперь же перед ней было иное: наружность как выражение характера, душевных свойств, внутренней сути - это ощущалось сразу и действовало совсем не так, как обычно действует на нас миловидная мордашка и атлетическая мужская фигура.
Казалось, рядом с ней вспыхнуло новое светило, образовался могучий центр тяготения, по орбите которого ее мыслям предстояло отныне вращаться. Хотя сам он ровно ничего не сделал для этого. Но разве обязательно что-то делать? Разве быть таким как есть - мало? Но какой же он - Анне захотелось это узнать.
Винзор
Он в точности запомнил минуту, когда ощутил любовь к ней. Это случилось накануне, когда они забежали в конюшни переждать дождичек, внезапно хлынувший с ясного неба брызгами ослепительного солнца. Золотисто-соломенный сумрак, прорезанный косыми лезвиями лучей, пах чудесным терпким духом ухоженных коней, луговым сеном, ржаными отрубями, кожаной упряжью. Восхитительные звуки лошадиной жизни: звучное хрумканье, фырканье, шумное жевание и сопение - окружили их. Они остановились у просторного денника. За деревянными дверями с решетчатым металлическим верхом в виде вогнутой арки он увидел благородную белую голову на царственной шее, изящный изгиб розоватого носа с тонко вырезанными ноздрями - тут же любопытная замшевая морда высунулась к ним, женственно тряхнула жемчужной гривой.
- Латона, красоточка моя… - Анна погладила, ласково похлопала ее по лебединой шее, вынула из торбы на стене сухарик, - на-ка вот, угостись.
- Она что - белорожденная? - моргая, словно не веря глазам, спросил он.
- Ну да, - Анна повернулась к нему, откинула назад мокрый капюшон плаща. В волосах, собранных в хвост и перевязанных тонкой ленточкой, поблескивали бисеринки влаги, прядки вокруг лица распушились, придавая ей вид озорной девчонки, только что бегавшей под дождем. - Это же американский альбино*, она - прямой потомок Старого Короля, очень дальний конечно. Слышали о нем?
Он пропустил вопрос - сосредоточенно глядя, как пальцы ее привычно приглаживают, оправляют прическу, пока Анна что-то говорила про мутацию гена, линейное разведение и стандартизацию породы. Когда она произнесла ясным голосом, словно выступала на публике: «…они занесли аллель "альбино", не знаю, может нарочно…», он вдруг понял, что любит ее. Осознал как бесспорную истину, что, несмотря на сбившуюся под плащом косынку, торчавшую сбоку как голубиный зоб, и неточное употребление слова «инбридинг», эта девушка очаровательна. В ту минуту он видел перед собой долгожданный идеал - потому, что жаждал его увидеть. Прозрению в равной мере помог элегантный крой ее плаща, легкий травянистый запах волос, падавший слева луч, в котором струились, вспыхивая, искорки сенной пыли, и мягкий сумрак конюшни, на фоне которого ярче выделялась ее красота.
Анна
Она видела этот очарованный взгляд. «Я ему нравлюсь» - самодовольно отметил внутренний голос и тут же шикнул сам на себя, обозвав «тщеславной дурочкой». Эта пикировка, случившаяся в ней за фасадом обворожительной улыбки, отвлекла внимание от важного: Анна хотела нравиться ему не из самолюбия, и не потому, что лестно залучить такой трофей - он слишком важен ей, чтоб легкомысленно засчитать себе «победу». Даже скажи ей Винзор в ту минуту «я влюблен», она отнеслась бы к этой скороспелой любви с недоверием.
Сама того не ведая (втихаря от собственного рассудка, несомненно зарубившего бы эту идею на корню) Анна уже надеется стать для него отнюдь не мимолетным увлечением. Потому и пальцем не двинет, чтоб обольстить его. Кокетничать - с ним?! Дура она, что ли! У мужчины, с которым она провела два неполных дня, довольно ума, чтоб раскусить женские уловки, и вкуса, чтоб не купиться на них. Нет-нет, можно только мечтать, что он сам выберет ее - свободной волей, повинуясь подсказке сердца.
Не то что бы все это разложено в ее голове по полочкам - увы. Она лишь испытала сладостный ожог при мысли «я ему нравлюсь» и тут же испугалась, что недостаточно сильно. Эти тайные переживания не заставили дрогнуть ее голос, рассуждавший о лошадях, но вызвали прелестный румянец и смущенный блеск в глазах, который она тут же погасила, опустив ресницы. И зря. А то бы заметила в нем перемену, способную разом и взволновать и успокоить ее.
Винзор
Теперь уже не имело значения, что именно она говорила, насколько правильно употребляла термины и что нового могла поведать о потомках Старого Короля. Он бы и таблицу умножения, вздумай Анна ее повторять, слушал с тем же неослабным вниманием - не к словам, но к ней самой. Не содержание речей, а девушка, произносившая их - вот что сделалось важно - он готов был внимать всему, что она скажет, пойти за ней куда угодно: дальше, вдоль денников, где стоят могучие красавцы с лоснящимися крупами и выпуклыми лиловыми глазами, - извольте!
- Вот же бешеный темперамент! Видите вон те дыры на задней стенке? Это он задними ногами «стреляет». Ах ты злодей! Что ж ты меня кусаешь-то! Я тебе сухарь принесла, а ты! Вот не буду угощать - сама съем, - и к спутнику. - А аллюр мягкий, как на перине едешь, и грация - одно слово, Лорд!
На улицу, где уже кончился дождь? - с нашим удовольствием!
На лужайке за конюшней спугнули двух кроликов: серая самочка припала к земле, а ушки рыжего в экстазе раскачивались над ней среди одуванчиков.
- Это что, те же самые? - удивился он. - Мы же видели их, когда шли сюда. В той же самой позе.
- Тогда это наверно финские кролики.
- Почему?
- Ну знаете, финская эротическая программа «час туда, час обратно»…
Он готов любить каждую ее шутку, особенно те, от которых она сама заливается краской, уже жалея, что… И еще за самокритичность, отсутствие интеллектуальной позы.
- Простите, сбил вас с мысли.
- Это нетрудно, - она смеется.
Винзор заранее наделяет совершенством любые ее жесты, поступки, слова - они хороши уже потому, что исходят от нее, помещенной им в волшебный охранный круг любви. Сознает ли он, что идеализирует обыкновенного, в сущности, человека? Да. И все же не может ничего поделать с настоятельной потребностью любящего превозносить свой «предмет», поклоняться ему как божеству. А божество обязано быть безупречным.
Анна
Ей и впрямь есть о чем беспокоиться. Одно дело предстать перед симпатичным парнем с лучшей стороны, и совсем другое - взвалить на себя бремя чужого идеала. Впрочем, она сама не без греха и обольщается на его счет ничуть не меньше. Но, справедливости ради, он ведь не дает повода разгуляться ее критицизму - напротив, лучшего спутника и пожелать нельзя! Кто еще станет слушать ее с таким энтузиазмом, деликатно «не заметит» неуклюжей шутки и к тому же великолепно разбирается в лошадях?
Этот человек интригует ее: умен, скромен, свободно говорит на любые темы, еще не забыть, танцует как бог. Разве удивительно, что вопрос «да есть ли у него вообще недостатки?» даже не приходит ей в голову.
Хочется разузнать о нем всё-всё. Первым долгом: есть ли у него девушка? Анна осторожно наводит разговор на личное. Из каких он краев? Родился в Словакии, в шахтерском городке, названия ей не выговорить. Нет, семья там никогда не жила, ранние годы провел в Праге, потом - где только не… то в Африке, то в Европе - родители были дипломатами. Были? Да.
Как ни скуп рассказ, Анна с готовностью отдается сопереживанию: неужели никого из близких не осталось? Только брат, но он намного старше и давно живет в Швейцарии - они редко видятся. Одному вообще-то не так уж плохо, он порядком устает от людей (выходит, девушки нет?). И чего она, спрашивается, так ликует? Этот вопрос Анна себе не задает. Ей про себя не интересно - только про него. Она готова слушать - лишь бы он рассказывал - о чем угодно: о детстве, учебе, работе… жаль, что дорожка, по которой они идут, вот-вот кончится, а новый ливень вот-вот начнется - вон туча какая, вполнеба раскрылатилась!
Раз уж придется идти в дом, надо заняться делами. В холле, глядя как окна покрываются рябью дождя, он невзначай спрашивает о планах на вечер. Эх, плюнуть бы на все и… Но нельзя. Право, сейчас она не может строить планов. Лучше ему не привязываться ни к какому сроку, свободно располагать собой. И, заметив его разочарование, уступает: «Ну хорошо, если хотите, дам вам знать, как освобожусь».
Винзор
Самому удивительно, с каким нетерпением он ждет вечера. Неужели девушка, которую он едва знает, значит для него так много? Чем ближе сумерки, тем сильнее ожидание нервирует его. Он упустил инициативу, и теперь не может влиять на ход событий. Остается лишь покорно ждать, когда она… - что? Позвонит, или может пришлет сообщение? Нужно быть в постоянной готовности ответить на звонок. Или записку. Он предпочел бы второе. За текстом не видно волнения, в нем проще предстать хладнокровным и даже не очень-то заинтересованным, а голос может выдать его. Придется отвечать на ходу, а он не мастак подбирать слова, если на нервах, еще начнет мычать или мямлить…
Надо взять себя в руки и заняться захваченными с работы бумагами - пока труд да дело... Какое там! И четверти часа не высидел, «видя фигу» в договоре, ускользавшем от него, как вода сквозь пальцы. Кстати, о воде - он же собирался кроссовки отмыть. Правда, чистить обувь под шумящей струей, не слишком удобно, когда ждешь звонка, опять же, руки мокрые будут. А что если она не позвонит, и не напишет - не потому, что занята, а просто не захочет? От этой мысли он замирает с кроссовками в руках, не зная, куда их деть. Может выйти в сад? Ну да, и слоняться на виду под окнами! Тогда в лес? А если она позвонит? Пока он вернется назад… Ожидание уже управляет его поступками.
Когда Анна звонит минут через сорок, он до того зарепетировал свою речь, что не может вспомнить ни слова. Она застала его врасплох, согнувшимся над краном, с кроссовкой надетой на левую руку в то время, как правой он старался оттереть присохшую тину с фирменного ранта - угораздило же в болото вляпаться! Так и разговаривал, не подумав закрыть кран, тиская в пальцах губку, с которой капало на пол. В напряженном голосе вибрировало беспокойство и раздражение, противоречившее вежливому «рад вас слышать», слетевшему с языка в тот же миг, как стало ясно, что глупей фразы не придумать.
- Давайте прогуляемся, пока не стемнело, или (испугавшись, что она скажет «слишком сыро») сыграем в шахматы, или во что захотите.
На втором «или» он чуть не дал петуха, чувствуя себя идиотски в роли навязчивого кавалера. Ну что ей стоило черкнуть пару слов вместо этой пытки! Отвечая, он укрылся бы за бастионом букв - неуязвимый, твердый и спокойный. Вместо этого перед девушкой предстал жалкий запинающийся проситель, не владеющий не то что ситуацией, но даже собственным языком.
Анна
- Вы верите, что будущее можно предсказать?
- А? - он кажется растерялся. - Не знаю…
- Тогда спускайтесь вниз и ждите меня в аллее.
Она еще днем задумала эту эскападу и ради нее перенесла часть дел на завтра, предвкушая необыкновенное приключение в обществе того… Тут ее резвая мысль спотыкается: кого - «того»?
Говорить о любви, проведя с человеком всего-то пару дней, означает в ее понимании бросаться словами. Случись ей обсуждать свою увлеченность гостем вслух (еще чего!), она скорее признала бы ее навязчивой идеей. Но про себя оставляет вопрос нерешенным и, собирая в яркий подарочный пакет шоколадные конфеты, с удивлением прислушивается к взволнованно стучащему сердцу.
Еще издали Анна замечает его сияющие свежей белизной кроссовки - ей нравятся мужчины, которые носят чистую обувь и следят за внешним видом. Винзор - из таких. Модником его не назовешь, он явно предпочитает здоровый консерватизм в одежде, но при этом умеет мелочами придать себе вид неброско-элегантный - равно уместный и на конюшне и в гостиной. Вот сейчас в расстегнутом вороте кофейной рубашки виднеется кремовый шейный платок в горошек, играющий в ансамбле со светлой ветровкой. Вроде ничего особенного, а как хорошо! Не для нее ли он старался? Аж самой смешно!
- Держите! - Анна вручает ему пакет. - Нет, конфеты не вам. Мы навестим старую Марту - это ей, она любит сладкое.
Дорогой рассказывает про деревню, лежащую в нескольких милях к западу.
- Ее называют далекарлийской. Говорят, лет двести назад туда переселились коробейники из соседней Даларны. Их потомки и теперь там живут. Слепая Марта одна из них. Она умеет гадать на картах, но по-особому.
- Как это?
- Судьбу не предскажет, но может ответить на затаенный про себя вопрос «да» или «нет». Только это должен быть не пустяк. Тех, кто с чепухой приходит - проверить ее искусство, выгоняет без церемоний. Ну как, хотите испытать - найдется у вас такой вопрос? - и взглядывает на него с пугающей проницательностью.
Винзор
Он сразу решил, о чем спросит: будет ли в его жизни настоящая большая любовь? Кого же и спрашивать о том, как не гадалку?
Машину оставили на опушке леса: «А то вся деревня судачить будет. Видите вон ту тропку? Прямо к ее дому выйдем - она на окраине живет.
Мысленно одобрив такую осторожность, он спрашивает себя, движет ли Анной только это, или девушка ищет случая побыть с ним наедине? Отныне он с упорством сыщика станет искать в ее поведении тайный смысл слов и поступков. О чем она молчит, идя впереди по узкой тропинке, время от времени оглядываясь через плечо, маня взглядом? Версии так противоречивы. Может ей приятно пройтись с ним? Однако нет оснований думать, что она находит удовольствие в его компании, а не в самой прогулке. Каждый жест Анны вызывает мучительный вопрос: она нечаянно споткнулась, или нарочно, чтоб он поддержал? Почему спросила, понимает ли он шведский? Любая мелочь толкуется как знак, обретая в его глазах значительность. Сознает ли Анна, как сильно он желает ее? Ответит ли тем же? Прав ли он, находя в ее улыбке скрытое кокетство или его «озабоченность» усматривает то, чего нет в невинном движении губ?
Дом с обомшелой двускатной крышей и окошками в частых переплетах словно сам вышел к ним из лесу. Хозяйка на крыльце чистила разную утварь. Не поднимая седой коротко стриженой головы, она пробормотала что-то вроде: «Сейчас-сейчас…» Анна заговорила с ней на шведском, та закивала и махнула рукой на дверь, заходите мол.
В темноватой чисто прибранной комнате, середину которой занимала старинная дровяная печь, они сели у деревянного стола. Обстановка не то что скудная, скорее аскетичная, но всё нужное под рукой. Хозяйка скоро вошла следом, поставила на пол громыхнувшую корзину и ногой привычно задвинула её под шкаф с посудой. Двигалась она сноровисто и уверенно, как зрячая. Гостинцу явно обрадовалась, сунула в пакет корявую тёмную руку, пошуршала фантиками, удовлетворённо улыбнулась: сухие губы раздвинулись, обнажив белые искусственные зубы. Только глаза, никуда не смотревшие, остались жутко неподвижными. Мутные, не разберёшь какого цвета, под красными почти лишёнными ресниц веками, глаза эти - пустые и страшные, казались лишними на умном костистом лице. Прямая, крепкая как дубовый посох, старуха утвердилась на стуле с широкими подлокотниками, вынула из ящика стола рыхлую колоду и безошибочно повернулась к гостю.
- Снимите карту, - подсказала Анна.
Он повиновался.
Старуха с ловкостью фокусника перекинула их в руках и стала раскладывать перед собой полукругом. Странные то были карты - без символов и картинок с оттиснутыми на них еле видными рельефными знаками.
Раскидав колоду, старуха велела взять три любых карты. С замиранием сердца он подал ей первые попавшиеся - две с одного краю и одну - из центра. Поочередно накрыв их ладонью, гадалка фыркнула, словно услыхав неимоверную глупость, и осуждающе ткнула в него пальцем. Ему послышалось ворчливое: «Ходють тут всякие...»
- Марта говорит, что поздно уже об этом спрашивать. Вы сами уже знаете, - обескураженно перевела Анна.
Анна
На самом деле старуха добавила ещё кое-что: «Ишь, прыткий! Судьбу ему подавай!»
Возвращаясь через лес к машине, Анна тщетно гадает, какой же вопрос он задал? По лицу ничего не прочтёшь, а спрашивать неловко. Одно ясно: ответ поразил его. Обычно равнодушной к чужим тайнам Анне неймется - ей кажется, вопрос был как-то связан с ней.
Не проговорится ли он, если намекнуть чуточку?
- Вы получили тот ответ, какой хотели?
- Да, - ровно говорит он ей в спину, - я услышал даже больше, чем надеялся.
Вот и всё. Ничего не узнать, хоть тресни. Впрочем, садясь в машину, он прибавляет с сомнением:
- Может, она всем так отвечает? Говорят, гадалки знают, чего от них ждут.
- Нет, - Анна качает головой. - Мне она один раз сказала «да», другой - «нет», и оба раза её правота потом подтвердилась.
Что ж, он рад слышать, и это не фигура речи.
Анна все подмечает: парень доволен - значит ли это, что ей тоже есть, чему радоваться? Балда! - осаживает она себя, может он насчет карьеры спрашивал.
Весь обратный путь она занята тем же, что и спутник - поисками тайной подоплеки их отношений. Пока романтическая часть ее сознания делает лестный вывод из факта, что Винзор слегка подвинулся к ней на сидении, другая - критически настроенная - ехидно замечает, что он просто хотел вытянуть ноги. Анна вообще вряд ли заметила бы это движение, не будь она так озабочена.
В каждом слове сердцу чудится намек, который разум тут же высмеивает. Он спросил, долго ли еще ехать, и, услышав, что минут двадцать, еле слышно вздохнул - почему? Оттого, что недолго уже сидеть рядом? Не льсти себе, - приземляет пылкое воображение внутренний цензор. - Может его волнует не твое бесценное общество, а всего-навсего расстояние до туалета. Ах, как хотелось бы знать наверняка! Пусть даже окажется, что она напрасно надеется - все лучше, чем зря морочить себе голову.
Винзор
А он, напротив, не готов расстаться с надеждой. Тем более теперь, когда ясно сказано… А что сказано-то? Разве ему обещана взаимность? Нет. Речь шла только о его чувстве - о котором, гадалка права, он и сам уже знал.
Неопределенность происходящего между ними придает Анне властную притягательность, свойственную всему загадочному. Развей девушка его сомнения в ту или другую сторону, и конец волнующей игре! А так, чем дольше он надеется, тем желанней для него эта высокомерно-чувственная прелестница в плащике цвета чайной розы. Недоступность возвышает любимую, поднимает на должную высоту, где и следует обретаться объекту поклонения.
Скрытность Анны возбуждает его больше, чем если б она прямо выказала ему свою симпатию. Ничего не обещая, но и не отказывая, она застенчиво проводит мужчину между крайностями, утоляя разом и его охотничий инстинкт и жажду встретить наконец свое совершенство.
Но вознеся девушку на пьедестал, он не может смотреть на нее иначе, чем снизу вверх, не может не спрашивать себя, что ему сделать, чтоб заслужить благосклонность этой богини. Любовь толкает его на притворство, ради угождения вкусам той, к которой он так страстно хочет приблизиться. Поэтому, когда Анна, по возвращении домой, с видом радушной хозяйки спрашивает, что гость предпочтет на ужин - мясо или рыбу, он, избегая выбора, пускается в туманные рассуждения о пользе белка, имея целью вызнать ее желание. И когда она простодушно проговаривается насчет рыбы…
Анна
Не сделав никакого вывода из непонятной сцены - что же он все-таки хотел: мясо или рыбу? - Анна поднимается к себе переодеться. Это простое дело внезапно превращается в ребус. Вместо того, чтоб надеть, как обычно, одно из подходящих к случаю платьев, она нерешительно топчется перед зеркалом, прикидывая то одно, то другое. Серо-голубое - кажется слишком нарядным (скажет, вот вырядилась!), бежевое - протокольным, фиалковое - легкомысленным. Какое из них понравилось бы ему больше? Анна заранее пытается угадать, что подумает Винзор, увидев ее в том или в этом, подладиться под его ожидания, даже не зная, каковы они и есть ли вообще.
Наконец она выбирает синее платье-футляр с дизайнерским поясом и изящным вырезом каре, открывающим ключицы, и, войдя в столовую, видит по его глазам, что не зря провела у зеркала столько времени. Но тщеславное удовлетворение тут же перекрыто саркастическим внутренним смешком: я что, уже мечтаю прийтись ему по вкусу, как та рыба? Именно. Она тоже готова отказаться от своих желаний ему в угоду, делом подтвердить: я такая, как тебе хочется.
К жареному морскому окуню в лимонном соусе подано белое вино Совиньон блан. Будь Анна за столом одна или в другой компании, ее бокал остался бы пустым. Но гость не станет пить в одиночку, так что она строит из себя ценительницу тонкого букета и даже отпускает замечание насчет свежих фруктовых нот особенно подходящих к нежному мясу люциана. Ее притворство принято за чистую монету: она получает с «той стороны» улыбку и реплику в пандан от такого же притворщика: дескать, освежающий, травянистый оттенок прекрасно балансирует вкус рыбы.
Ужин для нее проходит в тщетных попытках придать себе «правильные» с точки зрения мужчины черты, пусть и отличные от ее собственных. Чего он ждет от девушки? Что любит и одобряет? Она будет вести себя так, словно разделяет его пристрастия. Что же, любовь сделала ее лгуньей? Скорее незадачливой актрисой, которую выставили на подмостки, не дав выучить роль. Анна с ужасом слышит собственный голос, отвечающий «да» на предложение налить ей еще вина.
Почему она не сказала, что не хочет и вообще равнодушна к спиртному? Потому, что отказ вдруг показался ей неуместным, а собственный вкус примитивным и неразвитым на фоне предполагаемой гастрономической утонченности сотрапезника.
Пытаясь играть по чужим неизвестным правилам, оба приходят к мысли, что надо получше узнать того, кто эти правила определяет. Как же иначе понять, что изменить в себе, чтоб другой нашел на месте настоящего - желанное? Правда, узнавание - дело долгое. Недели и месяцы пройдут, пока тысячи черточек его характера свяжутся наконец в единый портрет. Но ведь надо с чего-то начать. И Анна полна энтузиазма.
Какую кухню он предпочитает?
- Домашнюю: булочки, пирожки, блинчики с вареньем…
- А из напитков?
- Кофе.
Что он любит читать?
- Книги по истории, жизнеописания, классические романы.
Нравится ли ему работа?
- Да. Это действенный способ влиять на происходящее в мире.
Хаотические попытки нисколько не помогают Анне разобраться в его характере - даже наоборот, отдаляют от цели. Можно подумать, меня наняли взять у него интервью, в сердцах признает она и заставляет себя умолкнуть, заняться окунем.
Винзор
Наступившая пауза его не смущает. Он даже рад. Ему тоже хочется спросить кой о чем.
Как она проводит свободное время?
- В одиночестве. Отдых - это когда можно просто побыть собой.
Она устает не столько от дел, сколько от необходимости быть на виду, существовать в предписанных рамках.
Какие из искусств ей ближе?
- Музыка, литература.
Кто ей больше по душе - кошки или собаки?
Смеясь: «Лошади! Еще аквариумные рыбки - красивые, безмолвные, и у них нет аллергенной шерсти».
Нравится ли ей путешествовать?
- Вообще-то нет. Перед вами завзятая домоседка, которой просто приходится много ездить.
Теперь и он чувствует, что ответ на нетерпеливый вопрос «Какая ты?» («И, значит, каким должен быть я, чтоб не оттолкнуть тебя, и не выглядеть скучным соглашателем?») из этого прямолинейного анкетирования никак не извлечь.
Пока он выясняет, есть ли у нее хобби, обдумывая, как бы поэлегантнее свернуть нелепый допрос, Анна, которой передышка пошла на пользу, шутит: «Если я скажу, что мне нравится в саду возиться, вы тоже окажетесь садоводом?»
- Полагаете, у нас подозрительно много общего? - с готовностью подхватывает он.
- И боюсь, неспроста. Мы будто решили, что расхождение наших вкусов может показаться обидным, - она все еще шутит?
Он пойман «на горячем», но не сконфужен, и спокойно признает это.
- А разве вы не считаете, что сходство в характерах лучше различия?
Она пожимает плечами: да, но…
- Вот видите, каждый хочет быть желанным, принятым, а это гораздо легче, когда ты близок и понятен.
- Ага, - она рассеяно играет вилкой, - знакомая песня: если не притворяться, никто меня не полюбит. Вы в это верите?
- А вы?
- Хотелось бы сказать нет, но... Вообще-то я собиралась об этом молчать.
- Я тоже. И знаете, этот разговор куда интереснее, чем тот, что мы вели до сих пор.
- Так давайте продолжим. Как думаете, можем мы заинтересовать друг друга, если не будем ничего из себя строить?
- Ну… у нас все равно нет выбора.
- Почему?
- Потому, что бессмысленно прикидываться, если не знаешь, что понравится другому. Вряд ли наши шансы сильно уменьшатся, если мы просто будем честны.
- Жаль, раньше не сообразили, - откровенно смеется Анна.
До сих пор он не вел таких разговоров с девушками, даже не представлял, что это возможно. Его общение с прекрасным полом всегда было немного игрой: чуть-чуть актерством, чуть-чуть лукавством - не потому, что лицемер по натуре, а потому, что подлинные его намерения, выраженные без обиняков, казалось, должны оскорбить девушек. Так что он просто усвоил известный стиль диалога с ними, как проверенный, ведущий к желанному результату.
Смелость Анны, сломавшей «игру по правилам», подействовала на него как порыв свежего ветра в затхлом воздухе. Вот такая-то необыкновенная девушка ему и нужна! Эта не даст превратить отношения с собой в пошлый и скучный социальный ритуал. Такую придется завоевывать по-настоящему - не лицедейством и обычными ухаживаниями, а… чем? Он пока не знает, ощущая внутри противный холодок растерянности. Что он может - ну-ка? Сравняться с ней в храброй искренности? Показать себя достойным ее внимания? Ах, это все слова, а не стратегия покорения женского сердца!
Остаток вечера он втайне озабочен этим, но отправляется спать, так и не найдя никакого решения. Перед сном, рассеянно листая в постели свежий номер «Discover`а», он прислушивается к неразборчивому жужжанию некой мысли на заднем плане: что-то еще важное было… Наконец гасит свет, поворачивается на бок. А, вспомнил! Анна ведь тоже пыталась подладиться под него - сама признала! А зачем она это делала? Неужели… Вот как теперь уснуть с такими-то мыслями! Ничего, завтра он постарается все выяснить. Завтра…
------------------------------------
* Американский альбино - порода белорожденных лошадей, выведенная в 20-м веке. Белые от рождения лошади - необычайная редкость в природе. Обычно лошади, которых мы считаем белыми, на самом деле цветные, просто рано поседевшие. Настоящих белорожденных можно отличить по розовой коже. В 1908 году в Америке такой жеребенок появился на свет в результате генетической мутации. Его назвали Олд Кингом - Старым Королем. Владельцы решили создать такую породу. Старого Короля скрещивали с разными кобылами, из помета отбирали только белых жеребят. Стандартизировали породу под названием «американский альбино».
Коннозаводчики активно ее рекламировали. Белые лошади оказались очень умными - из них создали цирковую труппу, так новая порода обрела известность. Коней стали преподносить в дар знаменитостям и особам королевской крови. Так Анна получила свою Латону.
Винзор
Он всегда знал, что девушка, которая однажды пленит его сердце, будет лучшей из всех. Нет, красивая и умная, это само собой, а ещё она будет той, на кого «все смотрят» как... на путеводную звезду. И он станет смотреть на неё также. Любоваться и вдохновляться. Ради неё захочется прыгнуть выше головы, свернуть горы (а может и шею). Именно такая ему и нужна: девушка-стимул, девушка-вызов, девушка-мечта, до которой он решится досягнуть.
Откуда же взялась у него эта идея? Может, из читанных в детстве рыцарских романов, где прекрасную даму полагалась завоёвывать - а кто же станет рвать жилы за «второй сорт»? Или ещё раньше, из младенческих фантазий? Лет четырёх, когда он окончательно раздумал жениться на маме, и как-то за ужином заявил родителям, что женится только на самой красивой принцессе - отец с серьёзным видом одобрительно потрепал его по плечу: «Правильно, парень! Полюбить - так королеву!»
Правда, с тех пор он понял, что красота в «принцессах» не самое важное. Главное (и это знание досталось ему дорогой ценой), чтоб хотелось подняться до неё, чтоб она будила в нём лучшие чувства, а вовсе не те, которые девушки возбуждали в нём до сих пор. Иными словами, он желал найти свой идеал. В глубине души его надежда еще торжествовала над опытом. Впрочем, он конечно никогда бы не признался в том, ибо первый сознавал, как глупо рассчитывать найти в любимой все то прекрасное, чего нет в нем самом. Она ведь тоже человек. Так говорил рассудок. И что он мог возразить на это? Пропасть между разумом и вещим знанием, которое он нес в себе, казалась неодолимой.
Анна
Анна никогда всерьез не раздумывала, каким будет тот, кого она полюбит. Как всем девчонкам на свете, ей грезился неясный образ - прекрасный, умный, добрый - призванный скорее поддержать ее веру в людей, чем утолить реальную жажду любви. Идеал конечно недостижим, но ведь может быть кто-то подходящий ей по всем статьям, нет?
Насчет внешности… ну там, высокий голубоглазый блондин или мускулистый брюнет - даже не фантазировала - да какая разница! Хотя именно внешность нового знакомого с первой минуты властно приковала ее внимание, завладела воображением. Анну словно взяли за плечи и крепко встряхнули, вырвали из обыденности, из привычного порядка вещей, обратив к иному порядку. Красота требовательна - этот мужчина одним своим видом заставил ее внутренне подтянуться, собрать воедино все лучшее в себе. Конечно, она и раньше встречала симпатичных парней, но то была красивость молодости, или результат удачного сочетания генов. Теперь же перед ней было иное: наружность как выражение характера, душевных свойств, внутренней сути - это ощущалось сразу и действовало совсем не так, как обычно действует на нас миловидная мордашка и атлетическая мужская фигура.
Казалось, рядом с ней вспыхнуло новое светило, образовался могучий центр тяготения, по орбите которого ее мыслям предстояло отныне вращаться. Хотя сам он ровно ничего не сделал для этого. Но разве обязательно что-то делать? Разве быть таким как есть - мало? Но какой же он - Анне захотелось это узнать.
Винзор
Он в точности запомнил минуту, когда ощутил любовь к ней. Это случилось накануне, когда они забежали в конюшни переждать дождичек, внезапно хлынувший с ясного неба брызгами ослепительного солнца. Золотисто-соломенный сумрак, прорезанный косыми лезвиями лучей, пах чудесным терпким духом ухоженных коней, луговым сеном, ржаными отрубями, кожаной упряжью. Восхитительные звуки лошадиной жизни: звучное хрумканье, фырканье, шумное жевание и сопение - окружили их. Они остановились у просторного денника. За деревянными дверями с решетчатым металлическим верхом в виде вогнутой арки он увидел благородную белую голову на царственной шее, изящный изгиб розоватого носа с тонко вырезанными ноздрями - тут же любопытная замшевая морда высунулась к ним, женственно тряхнула жемчужной гривой.
- Латона, красоточка моя… - Анна погладила, ласково похлопала ее по лебединой шее, вынула из торбы на стене сухарик, - на-ка вот, угостись.
- Она что - белорожденная? - моргая, словно не веря глазам, спросил он.
- Ну да, - Анна повернулась к нему, откинула назад мокрый капюшон плаща. В волосах, собранных в хвост и перевязанных тонкой ленточкой, поблескивали бисеринки влаги, прядки вокруг лица распушились, придавая ей вид озорной девчонки, только что бегавшей под дождем. - Это же американский альбино*, она - прямой потомок Старого Короля, очень дальний конечно. Слышали о нем?
Он пропустил вопрос - сосредоточенно глядя, как пальцы ее привычно приглаживают, оправляют прическу, пока Анна что-то говорила про мутацию гена, линейное разведение и стандартизацию породы. Когда она произнесла ясным голосом, словно выступала на публике: «…они занесли аллель "альбино", не знаю, может нарочно…», он вдруг понял, что любит ее. Осознал как бесспорную истину, что, несмотря на сбившуюся под плащом косынку, торчавшую сбоку как голубиный зоб, и неточное употребление слова «инбридинг», эта девушка очаровательна. В ту минуту он видел перед собой долгожданный идеал - потому, что жаждал его увидеть. Прозрению в равной мере помог элегантный крой ее плаща, легкий травянистый запах волос, падавший слева луч, в котором струились, вспыхивая, искорки сенной пыли, и мягкий сумрак конюшни, на фоне которого ярче выделялась ее красота.
Анна
Она видела этот очарованный взгляд. «Я ему нравлюсь» - самодовольно отметил внутренний голос и тут же шикнул сам на себя, обозвав «тщеславной дурочкой». Эта пикировка, случившаяся в ней за фасадом обворожительной улыбки, отвлекла внимание от важного: Анна хотела нравиться ему не из самолюбия, и не потому, что лестно залучить такой трофей - он слишком важен ей, чтоб легкомысленно засчитать себе «победу». Даже скажи ей Винзор в ту минуту «я влюблен», она отнеслась бы к этой скороспелой любви с недоверием.
Сама того не ведая (втихаря от собственного рассудка, несомненно зарубившего бы эту идею на корню) Анна уже надеется стать для него отнюдь не мимолетным увлечением. Потому и пальцем не двинет, чтоб обольстить его. Кокетничать - с ним?! Дура она, что ли! У мужчины, с которым она провела два неполных дня, довольно ума, чтоб раскусить женские уловки, и вкуса, чтоб не купиться на них. Нет-нет, можно только мечтать, что он сам выберет ее - свободной волей, повинуясь подсказке сердца.
Не то что бы все это разложено в ее голове по полочкам - увы. Она лишь испытала сладостный ожог при мысли «я ему нравлюсь» и тут же испугалась, что недостаточно сильно. Эти тайные переживания не заставили дрогнуть ее голос, рассуждавший о лошадях, но вызвали прелестный румянец и смущенный блеск в глазах, который она тут же погасила, опустив ресницы. И зря. А то бы заметила в нем перемену, способную разом и взволновать и успокоить ее.
Винзор
Теперь уже не имело значения, что именно она говорила, насколько правильно употребляла термины и что нового могла поведать о потомках Старого Короля. Он бы и таблицу умножения, вздумай Анна ее повторять, слушал с тем же неослабным вниманием - не к словам, но к ней самой. Не содержание речей, а девушка, произносившая их - вот что сделалось важно - он готов был внимать всему, что она скажет, пойти за ней куда угодно: дальше, вдоль денников, где стоят могучие красавцы с лоснящимися крупами и выпуклыми лиловыми глазами, - извольте!
- Вот же бешеный темперамент! Видите вон те дыры на задней стенке? Это он задними ногами «стреляет». Ах ты злодей! Что ж ты меня кусаешь-то! Я тебе сухарь принесла, а ты! Вот не буду угощать - сама съем, - и к спутнику. - А аллюр мягкий, как на перине едешь, и грация - одно слово, Лорд!
На улицу, где уже кончился дождь? - с нашим удовольствием!
На лужайке за конюшней спугнули двух кроликов: серая самочка припала к земле, а ушки рыжего в экстазе раскачивались над ней среди одуванчиков.
- Это что, те же самые? - удивился он. - Мы же видели их, когда шли сюда. В той же самой позе.
- Тогда это наверно финские кролики.
- Почему?
- Ну знаете, финская эротическая программа «час туда, час обратно»…
Он готов любить каждую ее шутку, особенно те, от которых она сама заливается краской, уже жалея, что… И еще за самокритичность, отсутствие интеллектуальной позы.
- Простите, сбил вас с мысли.
- Это нетрудно, - она смеется.
Винзор заранее наделяет совершенством любые ее жесты, поступки, слова - они хороши уже потому, что исходят от нее, помещенной им в волшебный охранный круг любви. Сознает ли он, что идеализирует обыкновенного, в сущности, человека? Да. И все же не может ничего поделать с настоятельной потребностью любящего превозносить свой «предмет», поклоняться ему как божеству. А божество обязано быть безупречным.
Анна
Ей и впрямь есть о чем беспокоиться. Одно дело предстать перед симпатичным парнем с лучшей стороны, и совсем другое - взвалить на себя бремя чужого идеала. Впрочем, она сама не без греха и обольщается на его счет ничуть не меньше. Но, справедливости ради, он ведь не дает повода разгуляться ее критицизму - напротив, лучшего спутника и пожелать нельзя! Кто еще станет слушать ее с таким энтузиазмом, деликатно «не заметит» неуклюжей шутки и к тому же великолепно разбирается в лошадях?
Этот человек интригует ее: умен, скромен, свободно говорит на любые темы, еще не забыть, танцует как бог. Разве удивительно, что вопрос «да есть ли у него вообще недостатки?» даже не приходит ей в голову.
Хочется разузнать о нем всё-всё. Первым долгом: есть ли у него девушка? Анна осторожно наводит разговор на личное. Из каких он краев? Родился в Словакии, в шахтерском городке, названия ей не выговорить. Нет, семья там никогда не жила, ранние годы провел в Праге, потом - где только не… то в Африке, то в Европе - родители были дипломатами. Были? Да.
Как ни скуп рассказ, Анна с готовностью отдается сопереживанию: неужели никого из близких не осталось? Только брат, но он намного старше и давно живет в Швейцарии - они редко видятся. Одному вообще-то не так уж плохо, он порядком устает от людей (выходит, девушки нет?). И чего она, спрашивается, так ликует? Этот вопрос Анна себе не задает. Ей про себя не интересно - только про него. Она готова слушать - лишь бы он рассказывал - о чем угодно: о детстве, учебе, работе… жаль, что дорожка, по которой они идут, вот-вот кончится, а новый ливень вот-вот начнется - вон туча какая, вполнеба раскрылатилась!
Раз уж придется идти в дом, надо заняться делами. В холле, глядя как окна покрываются рябью дождя, он невзначай спрашивает о планах на вечер. Эх, плюнуть бы на все и… Но нельзя. Право, сейчас она не может строить планов. Лучше ему не привязываться ни к какому сроку, свободно располагать собой. И, заметив его разочарование, уступает: «Ну хорошо, если хотите, дам вам знать, как освобожусь».
Винзор
Самому удивительно, с каким нетерпением он ждет вечера. Неужели девушка, которую он едва знает, значит для него так много? Чем ближе сумерки, тем сильнее ожидание нервирует его. Он упустил инициативу, и теперь не может влиять на ход событий. Остается лишь покорно ждать, когда она… - что? Позвонит, или может пришлет сообщение? Нужно быть в постоянной готовности ответить на звонок. Или записку. Он предпочел бы второе. За текстом не видно волнения, в нем проще предстать хладнокровным и даже не очень-то заинтересованным, а голос может выдать его. Придется отвечать на ходу, а он не мастак подбирать слова, если на нервах, еще начнет мычать или мямлить…
Надо взять себя в руки и заняться захваченными с работы бумагами - пока труд да дело... Какое там! И четверти часа не высидел, «видя фигу» в договоре, ускользавшем от него, как вода сквозь пальцы. Кстати, о воде - он же собирался кроссовки отмыть. Правда, чистить обувь под шумящей струей, не слишком удобно, когда ждешь звонка, опять же, руки мокрые будут. А что если она не позвонит, и не напишет - не потому, что занята, а просто не захочет? От этой мысли он замирает с кроссовками в руках, не зная, куда их деть. Может выйти в сад? Ну да, и слоняться на виду под окнами! Тогда в лес? А если она позвонит? Пока он вернется назад… Ожидание уже управляет его поступками.
Когда Анна звонит минут через сорок, он до того зарепетировал свою речь, что не может вспомнить ни слова. Она застала его врасплох, согнувшимся над краном, с кроссовкой надетой на левую руку в то время, как правой он старался оттереть присохшую тину с фирменного ранта - угораздило же в болото вляпаться! Так и разговаривал, не подумав закрыть кран, тиская в пальцах губку, с которой капало на пол. В напряженном голосе вибрировало беспокойство и раздражение, противоречившее вежливому «рад вас слышать», слетевшему с языка в тот же миг, как стало ясно, что глупей фразы не придумать.
- Давайте прогуляемся, пока не стемнело, или (испугавшись, что она скажет «слишком сыро») сыграем в шахматы, или во что захотите.
На втором «или» он чуть не дал петуха, чувствуя себя идиотски в роли навязчивого кавалера. Ну что ей стоило черкнуть пару слов вместо этой пытки! Отвечая, он укрылся бы за бастионом букв - неуязвимый, твердый и спокойный. Вместо этого перед девушкой предстал жалкий запинающийся проситель, не владеющий не то что ситуацией, но даже собственным языком.
Анна
- Вы верите, что будущее можно предсказать?
- А? - он кажется растерялся. - Не знаю…
- Тогда спускайтесь вниз и ждите меня в аллее.
Она еще днем задумала эту эскападу и ради нее перенесла часть дел на завтра, предвкушая необыкновенное приключение в обществе того… Тут ее резвая мысль спотыкается: кого - «того»?
Говорить о любви, проведя с человеком всего-то пару дней, означает в ее понимании бросаться словами. Случись ей обсуждать свою увлеченность гостем вслух (еще чего!), она скорее признала бы ее навязчивой идеей. Но про себя оставляет вопрос нерешенным и, собирая в яркий подарочный пакет шоколадные конфеты, с удивлением прислушивается к взволнованно стучащему сердцу.
Еще издали Анна замечает его сияющие свежей белизной кроссовки - ей нравятся мужчины, которые носят чистую обувь и следят за внешним видом. Винзор - из таких. Модником его не назовешь, он явно предпочитает здоровый консерватизм в одежде, но при этом умеет мелочами придать себе вид неброско-элегантный - равно уместный и на конюшне и в гостиной. Вот сейчас в расстегнутом вороте кофейной рубашки виднеется кремовый шейный платок в горошек, играющий в ансамбле со светлой ветровкой. Вроде ничего особенного, а как хорошо! Не для нее ли он старался? Аж самой смешно!
- Держите! - Анна вручает ему пакет. - Нет, конфеты не вам. Мы навестим старую Марту - это ей, она любит сладкое.
Дорогой рассказывает про деревню, лежащую в нескольких милях к западу.
- Ее называют далекарлийской. Говорят, лет двести назад туда переселились коробейники из соседней Даларны. Их потомки и теперь там живут. Слепая Марта одна из них. Она умеет гадать на картах, но по-особому.
- Как это?
- Судьбу не предскажет, но может ответить на затаенный про себя вопрос «да» или «нет». Только это должен быть не пустяк. Тех, кто с чепухой приходит - проверить ее искусство, выгоняет без церемоний. Ну как, хотите испытать - найдется у вас такой вопрос? - и взглядывает на него с пугающей проницательностью.
Винзор
Он сразу решил, о чем спросит: будет ли в его жизни настоящая большая любовь? Кого же и спрашивать о том, как не гадалку?
Машину оставили на опушке леса: «А то вся деревня судачить будет. Видите вон ту тропку? Прямо к ее дому выйдем - она на окраине живет.
Мысленно одобрив такую осторожность, он спрашивает себя, движет ли Анной только это, или девушка ищет случая побыть с ним наедине? Отныне он с упорством сыщика станет искать в ее поведении тайный смысл слов и поступков. О чем она молчит, идя впереди по узкой тропинке, время от времени оглядываясь через плечо, маня взглядом? Версии так противоречивы. Может ей приятно пройтись с ним? Однако нет оснований думать, что она находит удовольствие в его компании, а не в самой прогулке. Каждый жест Анны вызывает мучительный вопрос: она нечаянно споткнулась, или нарочно, чтоб он поддержал? Почему спросила, понимает ли он шведский? Любая мелочь толкуется как знак, обретая в его глазах значительность. Сознает ли Анна, как сильно он желает ее? Ответит ли тем же? Прав ли он, находя в ее улыбке скрытое кокетство или его «озабоченность» усматривает то, чего нет в невинном движении губ?
Дом с обомшелой двускатной крышей и окошками в частых переплетах словно сам вышел к ним из лесу. Хозяйка на крыльце чистила разную утварь. Не поднимая седой коротко стриженой головы, она пробормотала что-то вроде: «Сейчас-сейчас…» Анна заговорила с ней на шведском, та закивала и махнула рукой на дверь, заходите мол.
В темноватой чисто прибранной комнате, середину которой занимала старинная дровяная печь, они сели у деревянного стола. Обстановка не то что скудная, скорее аскетичная, но всё нужное под рукой. Хозяйка скоро вошла следом, поставила на пол громыхнувшую корзину и ногой привычно задвинула её под шкаф с посудой. Двигалась она сноровисто и уверенно, как зрячая. Гостинцу явно обрадовалась, сунула в пакет корявую тёмную руку, пошуршала фантиками, удовлетворённо улыбнулась: сухие губы раздвинулись, обнажив белые искусственные зубы. Только глаза, никуда не смотревшие, остались жутко неподвижными. Мутные, не разберёшь какого цвета, под красными почти лишёнными ресниц веками, глаза эти - пустые и страшные, казались лишними на умном костистом лице. Прямая, крепкая как дубовый посох, старуха утвердилась на стуле с широкими подлокотниками, вынула из ящика стола рыхлую колоду и безошибочно повернулась к гостю.
- Снимите карту, - подсказала Анна.
Он повиновался.
Старуха с ловкостью фокусника перекинула их в руках и стала раскладывать перед собой полукругом. Странные то были карты - без символов и картинок с оттиснутыми на них еле видными рельефными знаками.
Раскидав колоду, старуха велела взять три любых карты. С замиранием сердца он подал ей первые попавшиеся - две с одного краю и одну - из центра. Поочередно накрыв их ладонью, гадалка фыркнула, словно услыхав неимоверную глупость, и осуждающе ткнула в него пальцем. Ему послышалось ворчливое: «Ходють тут всякие...»
- Марта говорит, что поздно уже об этом спрашивать. Вы сами уже знаете, - обескураженно перевела Анна.
Анна
На самом деле старуха добавила ещё кое-что: «Ишь, прыткий! Судьбу ему подавай!»
Возвращаясь через лес к машине, Анна тщетно гадает, какой же вопрос он задал? По лицу ничего не прочтёшь, а спрашивать неловко. Одно ясно: ответ поразил его. Обычно равнодушной к чужим тайнам Анне неймется - ей кажется, вопрос был как-то связан с ней.
Не проговорится ли он, если намекнуть чуточку?
- Вы получили тот ответ, какой хотели?
- Да, - ровно говорит он ей в спину, - я услышал даже больше, чем надеялся.
Вот и всё. Ничего не узнать, хоть тресни. Впрочем, садясь в машину, он прибавляет с сомнением:
- Может, она всем так отвечает? Говорят, гадалки знают, чего от них ждут.
- Нет, - Анна качает головой. - Мне она один раз сказала «да», другой - «нет», и оба раза её правота потом подтвердилась.
Что ж, он рад слышать, и это не фигура речи.
Анна все подмечает: парень доволен - значит ли это, что ей тоже есть, чему радоваться? Балда! - осаживает она себя, может он насчет карьеры спрашивал.
Весь обратный путь она занята тем же, что и спутник - поисками тайной подоплеки их отношений. Пока романтическая часть ее сознания делает лестный вывод из факта, что Винзор слегка подвинулся к ней на сидении, другая - критически настроенная - ехидно замечает, что он просто хотел вытянуть ноги. Анна вообще вряд ли заметила бы это движение, не будь она так озабочена.
В каждом слове сердцу чудится намек, который разум тут же высмеивает. Он спросил, долго ли еще ехать, и, услышав, что минут двадцать, еле слышно вздохнул - почему? Оттого, что недолго уже сидеть рядом? Не льсти себе, - приземляет пылкое воображение внутренний цензор. - Может его волнует не твое бесценное общество, а всего-навсего расстояние до туалета. Ах, как хотелось бы знать наверняка! Пусть даже окажется, что она напрасно надеется - все лучше, чем зря морочить себе голову.
Винзор
А он, напротив, не готов расстаться с надеждой. Тем более теперь, когда ясно сказано… А что сказано-то? Разве ему обещана взаимность? Нет. Речь шла только о его чувстве - о котором, гадалка права, он и сам уже знал.
Неопределенность происходящего между ними придает Анне властную притягательность, свойственную всему загадочному. Развей девушка его сомнения в ту или другую сторону, и конец волнующей игре! А так, чем дольше он надеется, тем желанней для него эта высокомерно-чувственная прелестница в плащике цвета чайной розы. Недоступность возвышает любимую, поднимает на должную высоту, где и следует обретаться объекту поклонения.
Скрытность Анны возбуждает его больше, чем если б она прямо выказала ему свою симпатию. Ничего не обещая, но и не отказывая, она застенчиво проводит мужчину между крайностями, утоляя разом и его охотничий инстинкт и жажду встретить наконец свое совершенство.
Но вознеся девушку на пьедестал, он не может смотреть на нее иначе, чем снизу вверх, не может не спрашивать себя, что ему сделать, чтоб заслужить благосклонность этой богини. Любовь толкает его на притворство, ради угождения вкусам той, к которой он так страстно хочет приблизиться. Поэтому, когда Анна, по возвращении домой, с видом радушной хозяйки спрашивает, что гость предпочтет на ужин - мясо или рыбу, он, избегая выбора, пускается в туманные рассуждения о пользе белка, имея целью вызнать ее желание. И когда она простодушно проговаривается насчет рыбы…
Анна
Не сделав никакого вывода из непонятной сцены - что же он все-таки хотел: мясо или рыбу? - Анна поднимается к себе переодеться. Это простое дело внезапно превращается в ребус. Вместо того, чтоб надеть, как обычно, одно из подходящих к случаю платьев, она нерешительно топчется перед зеркалом, прикидывая то одно, то другое. Серо-голубое - кажется слишком нарядным (скажет, вот вырядилась!), бежевое - протокольным, фиалковое - легкомысленным. Какое из них понравилось бы ему больше? Анна заранее пытается угадать, что подумает Винзор, увидев ее в том или в этом, подладиться под его ожидания, даже не зная, каковы они и есть ли вообще.
Наконец она выбирает синее платье-футляр с дизайнерским поясом и изящным вырезом каре, открывающим ключицы, и, войдя в столовую, видит по его глазам, что не зря провела у зеркала столько времени. Но тщеславное удовлетворение тут же перекрыто саркастическим внутренним смешком: я что, уже мечтаю прийтись ему по вкусу, как та рыба? Именно. Она тоже готова отказаться от своих желаний ему в угоду, делом подтвердить: я такая, как тебе хочется.
К жареному морскому окуню в лимонном соусе подано белое вино Совиньон блан. Будь Анна за столом одна или в другой компании, ее бокал остался бы пустым. Но гость не станет пить в одиночку, так что она строит из себя ценительницу тонкого букета и даже отпускает замечание насчет свежих фруктовых нот особенно подходящих к нежному мясу люциана. Ее притворство принято за чистую монету: она получает с «той стороны» улыбку и реплику в пандан от такого же притворщика: дескать, освежающий, травянистый оттенок прекрасно балансирует вкус рыбы.
Ужин для нее проходит в тщетных попытках придать себе «правильные» с точки зрения мужчины черты, пусть и отличные от ее собственных. Чего он ждет от девушки? Что любит и одобряет? Она будет вести себя так, словно разделяет его пристрастия. Что же, любовь сделала ее лгуньей? Скорее незадачливой актрисой, которую выставили на подмостки, не дав выучить роль. Анна с ужасом слышит собственный голос, отвечающий «да» на предложение налить ей еще вина.
Почему она не сказала, что не хочет и вообще равнодушна к спиртному? Потому, что отказ вдруг показался ей неуместным, а собственный вкус примитивным и неразвитым на фоне предполагаемой гастрономической утонченности сотрапезника.
Пытаясь играть по чужим неизвестным правилам, оба приходят к мысли, что надо получше узнать того, кто эти правила определяет. Как же иначе понять, что изменить в себе, чтоб другой нашел на месте настоящего - желанное? Правда, узнавание - дело долгое. Недели и месяцы пройдут, пока тысячи черточек его характера свяжутся наконец в единый портрет. Но ведь надо с чего-то начать. И Анна полна энтузиазма.
Какую кухню он предпочитает?
- Домашнюю: булочки, пирожки, блинчики с вареньем…
- А из напитков?
- Кофе.
Что он любит читать?
- Книги по истории, жизнеописания, классические романы.
Нравится ли ему работа?
- Да. Это действенный способ влиять на происходящее в мире.
Хаотические попытки нисколько не помогают Анне разобраться в его характере - даже наоборот, отдаляют от цели. Можно подумать, меня наняли взять у него интервью, в сердцах признает она и заставляет себя умолкнуть, заняться окунем.
Винзор
Наступившая пауза его не смущает. Он даже рад. Ему тоже хочется спросить кой о чем.
Как она проводит свободное время?
- В одиночестве. Отдых - это когда можно просто побыть собой.
Она устает не столько от дел, сколько от необходимости быть на виду, существовать в предписанных рамках.
Какие из искусств ей ближе?
- Музыка, литература.
Кто ей больше по душе - кошки или собаки?
Смеясь: «Лошади! Еще аквариумные рыбки - красивые, безмолвные, и у них нет аллергенной шерсти».
Нравится ли ей путешествовать?
- Вообще-то нет. Перед вами завзятая домоседка, которой просто приходится много ездить.
Теперь и он чувствует, что ответ на нетерпеливый вопрос «Какая ты?» («И, значит, каким должен быть я, чтоб не оттолкнуть тебя, и не выглядеть скучным соглашателем?») из этого прямолинейного анкетирования никак не извлечь.
Пока он выясняет, есть ли у нее хобби, обдумывая, как бы поэлегантнее свернуть нелепый допрос, Анна, которой передышка пошла на пользу, шутит: «Если я скажу, что мне нравится в саду возиться, вы тоже окажетесь садоводом?»
- Полагаете, у нас подозрительно много общего? - с готовностью подхватывает он.
- И боюсь, неспроста. Мы будто решили, что расхождение наших вкусов может показаться обидным, - она все еще шутит?
Он пойман «на горячем», но не сконфужен, и спокойно признает это.
- А разве вы не считаете, что сходство в характерах лучше различия?
Она пожимает плечами: да, но…
- Вот видите, каждый хочет быть желанным, принятым, а это гораздо легче, когда ты близок и понятен.
- Ага, - она рассеяно играет вилкой, - знакомая песня: если не притворяться, никто меня не полюбит. Вы в это верите?
- А вы?
- Хотелось бы сказать нет, но... Вообще-то я собиралась об этом молчать.
- Я тоже. И знаете, этот разговор куда интереснее, чем тот, что мы вели до сих пор.
- Так давайте продолжим. Как думаете, можем мы заинтересовать друг друга, если не будем ничего из себя строить?
- Ну… у нас все равно нет выбора.
- Почему?
- Потому, что бессмысленно прикидываться, если не знаешь, что понравится другому. Вряд ли наши шансы сильно уменьшатся, если мы просто будем честны.
- Жаль, раньше не сообразили, - откровенно смеется Анна.
До сих пор он не вел таких разговоров с девушками, даже не представлял, что это возможно. Его общение с прекрасным полом всегда было немного игрой: чуть-чуть актерством, чуть-чуть лукавством - не потому, что лицемер по натуре, а потому, что подлинные его намерения, выраженные без обиняков, казалось, должны оскорбить девушек. Так что он просто усвоил известный стиль диалога с ними, как проверенный, ведущий к желанному результату.
Смелость Анны, сломавшей «игру по правилам», подействовала на него как порыв свежего ветра в затхлом воздухе. Вот такая-то необыкновенная девушка ему и нужна! Эта не даст превратить отношения с собой в пошлый и скучный социальный ритуал. Такую придется завоевывать по-настоящему - не лицедейством и обычными ухаживаниями, а… чем? Он пока не знает, ощущая внутри противный холодок растерянности. Что он может - ну-ка? Сравняться с ней в храброй искренности? Показать себя достойным ее внимания? Ах, это все слова, а не стратегия покорения женского сердца!
Остаток вечера он втайне озабочен этим, но отправляется спать, так и не найдя никакого решения. Перед сном, рассеянно листая в постели свежий номер «Discover`а», он прислушивается к неразборчивому жужжанию некой мысли на заднем плане: что-то еще важное было… Наконец гасит свет, поворачивается на бок. А, вспомнил! Анна ведь тоже пыталась подладиться под него - сама признала! А зачем она это делала? Неужели… Вот как теперь уснуть с такими-то мыслями! Ничего, завтра он постарается все выяснить. Завтра…
------------------------------------
* Американский альбино - порода белорожденных лошадей, выведенная в 20-м веке. Белые от рождения лошади - необычайная редкость в природе. Обычно лошади, которых мы считаем белыми, на самом деле цветные, просто рано поседевшие. Настоящих белорожденных можно отличить по розовой коже. В 1908 году в Америке такой жеребенок появился на свет в результате генетической мутации. Его назвали Олд Кингом - Старым Королем. Владельцы решили создать такую породу. Старого Короля скрещивали с разными кобылами, из помета отбирали только белых жеребят. Стандартизировали породу под названием «американский альбино».
Коннозаводчики активно ее рекламировали. Белые лошади оказались очень умными - из них создали цирковую труппу, так новая порода обрела известность. Коней стали преподносить в дар знаменитостям и особам королевской крови. Так Анна получила свою Латону.