Бросьте все, сходите в Пушкинский! Бердслей
Выставка называется Оскар Уайльд. Обри Бердслей. Взгляд из России и будет открыта до 30 ноября.
Если бы мне разрешили сказать только одно слово, это было бы слово беспощадность. Графика беспощадна к автору, а такая, линеарная графика, беспощадна абсолютно.
Здесь нет цвета, за магию которого можно спрятаться. Нет фактуры, которой можно прикрыться. Нет даже штриховой светотени, которая тоже позволяет навести неоднозначности, затянуть старую песню "я художник, я так вижу".
Это как раз тот случай, когда никакие турусы и колеса не помогут, потому что их просто нет. "А полной гибели всерьез", вот чего требует такая графика.
Тот самый тайный и таинственный, за закрытыми дверями, ринг где-то в Гамбурге. На котором, если ты на него вышел, тебе поможет только одно - насколько ты хорош в своем деле.
Если оставляешь себе только линию, она должна быть не просто хороша! Она должна быть совершенна.
Линия Бердслея имеет нечеловеческий, космический уровень совершенства. По таким линиям движутся небесные тела в космосе. Такими линиями создатель прочертил их орбиты.
Пятно локальной черной заливки и его соотношение с белым фоном, кончено, тоже сильное выразительное средство. Но вспомогательное, существующее для того, чтобы возникла линия границы между ними.
Смотрите, как такое может быть, чтобы мы знали всё о теле этой женщины? Откуда мы можем это знать - из сплошного черного пятна? Неужели всего лишь по контуру плечика, по неполному абрису руки?
Космическая природа этой линии такова, что отменяет реальный масштаб, физический размер вещи.
Вот эти буквицы - вы можете предположить, какого они размера? Они могли бы быть в целую стену. А на самом деле это именно буквицы книжного формата, буквально с ладошку.
И страшной мощи, конечно, композиция. Сбалансирована в прямом смысле на кончике иглы.
Баланс, при всей головокружительности, настолько надежен, что позволяет резать по живому, не нарушаясь.
От этих картушей, от того, как они врезаны, с какой простотой и хирургической точностью, можно вдохнуть и забыть потом выдохнуть.
Как будто ничто в самой композиции не предвещает, что ее вдруг прорежет такая форточка.
Но, в то же время, как будто все эти изнывающие от своего совершенства линии только и существуют, чтобы быть прерванными.
Пытаться словами пересказать то, что сказано визуальными средствами, дело неблагодарное и по определению бессмысленное.
Так что не принимайте мои слова слишком всерьез. Считайте их просто выдохом восхищения - когда-то ведь вспоминаешь, что уже давно пора выдохнуть!
Просто сходите в Пушкинский. Время еще есть.
Если бы мне разрешили сказать только одно слово, это было бы слово беспощадность. Графика беспощадна к автору, а такая, линеарная графика, беспощадна абсолютно.
Здесь нет цвета, за магию которого можно спрятаться. Нет фактуры, которой можно прикрыться. Нет даже штриховой светотени, которая тоже позволяет навести неоднозначности, затянуть старую песню "я художник, я так вижу".
Это как раз тот случай, когда никакие турусы и колеса не помогут, потому что их просто нет. "А полной гибели всерьез", вот чего требует такая графика.
Тот самый тайный и таинственный, за закрытыми дверями, ринг где-то в Гамбурге. На котором, если ты на него вышел, тебе поможет только одно - насколько ты хорош в своем деле.
Если оставляешь себе только линию, она должна быть не просто хороша! Она должна быть совершенна.
Линия Бердслея имеет нечеловеческий, космический уровень совершенства. По таким линиям движутся небесные тела в космосе. Такими линиями создатель прочертил их орбиты.
Пятно локальной черной заливки и его соотношение с белым фоном, кончено, тоже сильное выразительное средство. Но вспомогательное, существующее для того, чтобы возникла линия границы между ними.
Смотрите, как такое может быть, чтобы мы знали всё о теле этой женщины? Откуда мы можем это знать - из сплошного черного пятна? Неужели всего лишь по контуру плечика, по неполному абрису руки?
Космическая природа этой линии такова, что отменяет реальный масштаб, физический размер вещи.
Вот эти буквицы - вы можете предположить, какого они размера? Они могли бы быть в целую стену. А на самом деле это именно буквицы книжного формата, буквально с ладошку.
И страшной мощи, конечно, композиция. Сбалансирована в прямом смысле на кончике иглы.
Баланс, при всей головокружительности, настолько надежен, что позволяет резать по живому, не нарушаясь.
От этих картушей, от того, как они врезаны, с какой простотой и хирургической точностью, можно вдохнуть и забыть потом выдохнуть.
Как будто ничто в самой композиции не предвещает, что ее вдруг прорежет такая форточка.
Но, в то же время, как будто все эти изнывающие от своего совершенства линии только и существуют, чтобы быть прерванными.
Пытаться словами пересказать то, что сказано визуальными средствами, дело неблагодарное и по определению бессмысленное.
Так что не принимайте мои слова слишком всерьез. Считайте их просто выдохом восхищения - когда-то ведь вспоминаешь, что уже давно пора выдохнуть!
Просто сходите в Пушкинский. Время еще есть.