«Самая красивая» (1951) и «Невинный» (1976) Лукино Висконти
«Самая красивая» (1951) Висконти не самая красивая его картина. Зато здесь представлена мощнейшая игра Маньяни. Не зря фильм сразу же напомнил «Маму Рому» Пазолини, хотя я и забыл, что в нем блистала та же актриса. А вспомнил я «Маму Рому» потому, что в ней рассказывалось о матери-проститутке, желающей ребенку лучшей доли, и не останавливающей на этом пути не перед чем. В обоих фильмах агонистическая материнская попытка выбросить дитятко на волю, в счастье и успех заканчивается неудачей. Но у Висконти, как кажется поначалу, все оптимистичнее, а у Пазолини нет. Поэтому фильм Пазолини считают своеобразной пощечиной неореализму, а фильм Висконти проходит по этому ведомству. Но об этом пусть спорят киноведы. Мне же было интересно сравнить его с «Невинным». И сделать выводы….
«Невинный» (1976) - своеобразная энциклопедия висконтиевских тем: распада семьи, невозможности любви, ущербности человеческой натуры и общества…. Не удивительно, что картина очень болезненная, хотя, наверное, и самая красивая у Висконти (лично мое мнение). Про любовь, которая страсть. Про страсть, влекущую за собой рождение нелюбимого ребенка и почти-аборт. Про ребенка-барьер для новой любви и почти-убийство. Индивидуальные стремления свободного человека разбиваются вдребезги об великие и цельные по своей природе материнские чувства. Тогда как в «Самой красивой» материнство было поставлено выше искусства и иллюзий, пусть даже кинематографических. Самой красивой для матери была дочь, пусть плакса и с дурацкой прической.
Во всем этом творческом скачке Висконти есть какой-то надрыв, не находите? Излом… По Висконти, ущербность человеческой природы в том, что она породила искусство и культ красоты в дополнение к соцзаконам и архетипам материнства. Красота изумительно-белых комнат рожениц и самих рожениц в зеленых шелковых платьях (гениальные кадры!) приходит в противоречие с ненавистью и одиночеством, эти комнаты в «Невинном» переполняющих. Напротив, пьянящий аромат прекрасной и романтичной страсти в великолепных дворцах ничего общего не имеет с нормой человеческой природы («это измена, это ложь, это извращение…»). А там, где природа человека нормальна, там-то как раз никакой красотой и не пахнет (не даром, кстати, «народные» фильмы Висконти не такие изысканные, как поздние: дело ведь не только в мастерстве).
Не сочувствовать героини Маньяни нельзя. Но нельзя и не понимать, что весь фильм она подталкивает себя и дочь к трагедии. Кто в этом виноват: она или социальная среда(нищета)? А кто виноват в «Невинном»: Туллио или социальная среда(аристократия)? Как легко можно привести оправдания разладу, с ума сойти... Мне кажется, разлад в том, что стремления к красоте, свободе и выходу за грань, которые, в той или иной степени присущи и героине Маньяни (положительной), и герою Джаннини (вроде бы отрицательному), оказываются неверными. Да, Чиккони - мать, защищающая дитя, а Туллио эгоист, который свое дитя убивает. Но каждый действует из стремления к прекрасному или из любви к иллюзиям, в поисках большего счастья, не так ли? Я не вижу особенных различий между намерениями Чиккони и Туллио, как хотите. Одна хочет счастья своему ребенку (потому что это ЕЕ ребенок), и ради него пойдет на все. А другой совершает преступление, вызванное вдруг проснувшейся любовью к собственной жене.
Но позвольте…Если красота и воля вынесут за скобки человеческих ценностей, то что же получится? Унылое прозябание в коммуналках с сороками-соседками и угрюмым мужем ? Или скучная жена в удушливых интерьерах с пустотой семейной жизни, глазированной аристократическим глянцем? Этот странный парадокс в «Самой красивой» был решен в пользу прозябания . И этот же парадокс в финальном фильме мэтра разросся до монструозных размеров: то выбор страстной любовницы вместо уютной жены, то самосжигающая страсть к собственной жене, то ненависть к ребенку, как к препятствию на пути к любви и семейному спокойствию. Попробуй тут разберись…Впрочем, многочисленные критики «разобрались». У них все разложено по полочкам. Туллио эгоист, жена - Мать и проч. Поэтому «Невинного» и называют «завещанием Висконти». А по-моему завещание предполагает собой ответы на вопросы, нет? Здесь же наличествует скорее взгляд в небо, полный молчаливой боли: «Как же так? Почему?»
Почти каждый фильм Висконти заканчивал трагично. Не приятием мира, а отказом от него. Криком отчаяния. И нигде он не звучит так пронзительно, как в «Самой красивой». Висконти, как ни странно, не убивает героиню. Хотя его фильмы в каком-то смысле самоубийства героев, медленные и красивые. Причем герои совершают их неосознанно, стремясь к добру, к красоте, к любви (от материнской до гомосексуальной). В «Самой красивой» стремление не менее трагично (назойливо лезет сентенция, «хотела как лучше, а получилось как всегда…»), но героиня не умирает. Половина рецензентов пишет о том, что «героиня безусловно будет жить счастливо, потому что у нее есть воля отказаться от контракта» и прочую чушь. Да ну? «Воля отказаться от контракта» легко может быть интерпретирована в «волю отказаться от жизни» вообще. И я чё-то в фильме никакого просвета не заметил. Разве что чудо в просмотровой: о, это гениальная сцена!
Висконти можно обвинить в пессимизме. Но он не пессимист, а стоик. Способный убить себя, но не делающий этого. Наполняя самоубийцами зато свои фильмы. Сам же Висконти наслаждался тлением странно-прекрасной жизни, где изничтожается изысканная красота и нежная материнская любовь. Однако его фильмы эти несоответствия взрывали изнутри. Фильмы поначалу спокойные и степенные. Как провинциальный спектакль о провинциалах. Тишина и гармония которого разрываются под конец хлопком пистолетного выстрела. Этим финальным хлопком Висконти не разрешал противоречий. Эти хлопки - скорее немые вопросы. Разрывающие бархат удушливой ткани или шелк пеньюара в изысканных интерьерах. В «Самой красивой» ничего этого нет (там вся красота представлена вестерном с Ланкастером и дочерью Чиккони), но хлопок не менее значителен, чем в «Невинном» и других его декадентских шедеврах. Ведь она выбирает беспросветную жизнь с болью в себе. А это, наверное, страшнее самой болезненной смерти. Смирение как высшая степень свободы типа по Достоевскому? Но из всех его героев, конгениальных Чиккони, на память приходит лишь Салина (да с натяжкой герой «Белых ночей»). Вроде бы они разные. И все же похожие друг на друга своим стоицизмом. Выстраданному жизнью, полной ошибок. Леопард не стреляется, а тихо принимает надвигающуюся смерть. Как и мать Чиккони принимает свою предстоящую нищенскую жизнь. Трагедия в том, что в нищенстве проживет, скорее всего, и ее дочь. За нее выбор сделала сама мать.
А вот Туллио из «Невинного», напротив, выбирает красоту эгоистичной любви и смерти… Что меня поражает больше всего - так это последний его жест. Выбор абсолютной ницшеанской свободы. Который может трактоваться как негативно (мол, режиссер выставляет его в невыгодном свете), так и позитивно. Жест истинно Висконтиевский и очень показательный. Ведь это его последний фильм, последний! Как же так, господа? Как же так? Последним его фильмом была не «Самая красивая», а «Невинный». Со всеми вытекающими…