Новогоднее чудо
В праздники, как известно, трудовой энтузиазм и КПД равны нулю, ибо нет ни одной национальности на этой планете, которая так, как мы, любит что-нибудь отмечать и так, как мы, не любит работать. У нас фиеста, нам все пофиг. Особенно это заметно под новый год и после него. За неделю до "Happy new year" в конторах, фирмах, офисах, на заводах, фермах и фабриках жизнь останавливается, зато оживление концентрируется в районе магазинов и елочных базаров. Закон сохранения массы и энергии в действии. Врачи тоже люди и ничто человеческое им не чуждо. Тем более, что работа у нас нервная, поэтому расслабиться мы любим. И ничто так не раздражает доктора, как вызов во время или сразу после праздника. Даже ночное приглашение приехать "глянуть что с животинкой" не вызывает столько возмущенных эмоций - только грустное сожаление о том, что придется снова собирать себя в кучу, одеваться, выбираться на улицу и тащиться на другой конец города. При этом сам процесс вытягивания с того света очередной приболевшей зверюшки - а по другому поводу обычно ночью не звонят - штука хоть и нервная, но интересная, ибо большинство из нас работу свою любит. В особенности если, благодаря нашим усилиям, пациент все-таки выживает. Если нет - ненавидим и копим стресс, для снятия которого, собственно говоря, и существуют праздники.
Кошка Маруся тяжело заболела поздно вечером тридцатого декабря. Как раз когда все нормальные врачи уже благополучно начинают (а кто-то уже продолжает!) отмечать новый год, закинув в угол белый халат и забыв как страшный сон что есть такая жуткая штука - работа. Я явно была далеко не первым специалистом, которому позвонили владельцы Маруси, т.к. наш разговор начался с фразы "Здравствуйте, доктор, а вы тоже пьете?". Я не пила - у меня была простуда и я была зла на весь мир. О чем и сообщила хозяевам, присовокупив при этом слово "блин", хотя хотелось сказать другое - более матерное. Люди обрадовались, причем искренне. А я обиделась - я тут, понимаешь, помираю, а они радуются. У меня мозг в соплях плавает, в бронхах, судя по всему, крабы завелись и кажется от такой температуры я скоро расплавлюсь. Объяснив, что в настоящее время я недееспособна и посоветовав обратиться к другому непьющему врачу, вежливо попрощалась и пошла болеть дальше.
Однако через час эти хозяева позвонили снова и начали рыдать в трубку по очереди. Рыдали они о том, что их Маруся умирает (я тоже!), что она очень мучается (я тоже!!) и что ее смерть будет на моей совести (а моя - на их!!!). Ощупывая раскалывающуюся от боли голову на предмет наличия трещины, я уже хотела было сказать, что совести у меня нет, как вдруг - неожиданность-то какая! - обнаружила у себя ее наличие. И еще - что у нее есть зубы, ибо совесть начала грызть. Под причитания хозяев я представила бедную маленькую кошечку, свернувшуюся калачиком и кричащую от боли, представила как она на последнем выдохе закрывает стекленеющие глаза и как ее призрак будет приходить ко мне каждую ночь пока я с ума не сойду. Призрак был снабжен крылышками, укоплектован нимбом и угрожал нажаловаться начальству, дабы оно не пустило меня в рай. Вот блин, гадское воображение. Чертыхнувшись, я пообещала владельцам, что приеду и пошла пить антигриппин пополам с кофе, чтобы организм хоть на некоторое время почувствовал себя живым.
В чем-то мне даже повезло - Маруся and со обретались на ул.Кима, а я тогда жила на пятнадцатой линии Васильевского острова, между Средним и Малым. Высунув сопливый нос из подъезда, я почувствовала себя девочкой со спичками - холодно, темно и никто не любит. Вздохнула, матернулась, поправила на плече тяжеленную сумку и побрела сквозь противный мокрый снег, при этом скользя и спотыкаясь. В ночь с тридцатого на тридцать первое декабря машину поймать фактически невозможно, а своей у меня тогда не было. Улицы были пусты, как кошелек алкаша. То есть совсем-совсем никого не было - ни пешеходов, ни любителей погонять по пустым бульварам. В домах празднично-ярко светились окна, там жили нормальные человеки, которым не надо было куда-то переться ночью. И мне стало себя очень жалко, жалко настолько, что я по-детски разревелась, вытирая слезы рукавом дешевой дубленки. Бл@@а-муха, все люди как люди, а я не пойми что, не пойми куда, хоть и ясно зачем. Вспомнив, что кошке Марусе всяко хуже, чем мне, я шмыгнула носом и попыталась заставить подсознание заткнуться. В конце-концов, могло быть гораздо хуже. Например, мне пришлось бы тащиться на какой-нибудь проспект Ветеранов, а тут - полчаса бодрым шагом. Подсознание затыкаться не пожелало - оно явно сочувствовало телу, которое упорно хотело домой, под одеяло, грелку в ноги и чаю с малиной внутрь. И чтобы телефон сломался. Утешая себя тем, что до утра я уж всяко справлюсь и как-нибудь дотяну свою тушку домой, я с удивлением обнаружила, что перешла Смоленку и уже подбираюсь к Смоленскому кладбищу, через которое можно пройти напрямик.
Кладбища, как известно, место невеселое и даже жуткое. Кладбище ночью - это еще и красиво, хоть и все равно страшно. Тусклый лунный свет падал на заснеженные памятники и развалины старых склепов, сквозь деревья проглядывал церковный купол, ветер рвал клочья облаков и с бездны черного неба на меня смотрели мудрые древние звезды. Вот только было очень холодно - выражение "до костей" оказывается ничуть не образное, а вовсе даже вполне себе правдивое. Угораздило же меня воскреснуть в такую плохую погоду - пробормотала я и зашагала побыстрее.
Почти у выхода с погоста я поняла, что не одна. Сначала спиной ощутила чужой взгляд - еще одно необразное правдивое выражение, потом меня нагнал сам преследователь - ярко-рыжий кобель совершенно гигантских размеров. Рост в холке внушал уважение и опасение, что зубы у этого пса тоже немаленькие. При этом он был не один, а с теплой компанией разномастных собак. Я люблю животных - всех, от лягушки до слона, но вот так столкнуться с агрессивной стаей нос к носу, ночью, с тяжеленной сумкой, которую я не брошу под дулом пистолета, да еще и в таком подходящем для растерзания меня, любимой, месте... Стало ужасно страшно и сразу показалось, что кошка Маруся помощи сегодня не дождется, так как сейчас я буду очень занята - меня будут есть. Пока я морально готовилась стать поздним ужином, вожак стаи подошел поближе, сел и - чудо-то какое! - вильнул пушистым хвостом. Я осторожно протянула руку и погладила покрытую шрамами умную голову. Хвост забил по снегу вертолетом и мне была протянута лапа. Приятно познакомиться, как поживаете? Собаки взяли меня в кольцо, усиленно мотая бубликами и огрызками бубликов, всем своим видом выражая любовь и верность до гроба. Погладив всех по очереди я вежливо попросила самого главного проводить меня до улицы Кима. У меня там Маруся умирает, а мне идти страшно - объяснила я и пошла дальше. Псы встрепенулись, окружили меня веером и побежали следом, порыкивая для профилактики на кусты и подъезды. Добравшись до пункта назначения, я поблагодарила провожатых и зашла в подъезд. Эскорт остался на улице, проигнорировав мое предложение посидеть в тепле на лестнице.
Дверь мне открыла седая женщина в слезах, из-за плеча выглядывал пожилой мужчина. Я испугалась, что поздно пришла, но меня заверили, что кошка еще жива, но очень, доктор, очень плоха. Раздеваясь на ходу, залетела в комнату - все было как я напредставляла дома. Маруся лежала на кровати черно-белым комочком, поджав лапы и тихонько жалобно мяукала. Если учесть, что болевой порог у кошки намного выше человеческого, homo sapiens уже давно орал бы в голос. Значит действительно что-то очень серьезное. Моя простуда сразу отошла на второй план, зашевелились извилины и рефлексы. Пока я механически осматривала и ощупывала пациентку, ставила катетер и заставляла себя не жалеть кошку - это только мешает, так же машинально задавала обычные вопросы, дабы мои подозрения волшебно превратились в диагноз. Возраст? Чем кормили? Что могла стащить сама? Есть ли прививки? Когда началось - подробно, по часам? Рвота? Понос? ... И самый последний - зачем, черт возьми, вы дали кошке шпроты??
Маруся банально отравилась рыбной консервой. Теперь было ясно что делать дальше, но непонятно на сколько это затянется. Сначала но-шпа - чтобы животинка хоть чуть-чуть расслабилась. Затем - церукал, чтобы прекратить рвоту и антибиотик, ибо гастроэнтерит она себе уже заработала. Потом коктейль из растворов в вену - будем вымывать бяку из организма. Теперь можно расслабиться, получить удовольствие от тепла и наконец-то снять сапоги. Напряжение спало, сила воли дала трещину и симптомы простуды начали донимать с новой силой. Хозяева нервно бегали по комнате, заламывая руки и обвиняя себя во всех смертных грехах сразу и в отравлении своего зверя в частности, чем несказанно меня нервировали. Пытаясь отвлечься от мельтешащих владельцев, я стала разглядывать куда же меня все-таки занесло. В этой квартире явно был культ кошки. В углу комнаты стоял кошачий домик - трехэтажная конструкция с двумя когтеточками, обвешанная игрушками на резинках. Мечта любого усато-хвостатого. На стене висел Марусин портрет в профиль. Маслом (!). В другом углу - маленькая елочка, красиво обвешанная гирляндами и мигающая огоньками. Под деревом лежали подарки. На одной из коробок - довольно большой, кстати - было трогательно написано "Для Маруси". На ней, как и на остальных, тоже был бантик. Я умилилась и растаяла - люди, которые ТАК любят свое животное, по определению не могут быть засранцами, плюющими на ее здоровье. Значит имел место обычный кошачий шантаж с просящими голодными глазами и жалобным "мяяя" якобы умирающего от голода зверя. Это они могут, по себе знаю. Растекшись по дивану амебой, я гладила Марусю по голове и радовалась, что в ответ слышу мурлыканье.
Через час, подумав, что имею на это полное право, я попросила чего-нибудь попить, имея в виду, собственно, чай или кофе. Попить было через минуту - грамм сто коньяка. Судя по тому, что он не пах клопами, напиток был настоящий, а не поддельный. Правильные люди - если под новый год требуют попить, то это деликатная просьба выпить. Интересно, если я попрошу перекусить - они осетра принесут? Хлопнув стакан коньячку и закусив его заботливо предложенным лимоном, я все-таки уточнила что хотела чаю. Чай на расписном подносе, вместе с сахарницей и вкусными даже на вид конфетами, тоже был принесен моментально. Я расчустовалась и пожаловалась на болящую голову, сопли и иже с ними, гордо обозвав весь этот комплект "ОРВИ". Меня пожалели и налили еще. Поскольку Маруся начала подавать признаки активной жизни, перевернулась с боку на живот, прекратила стонать и даже попыталась снять катетер, я решила, что все сделано правильно и мой мозг больше не нужен. И выпила, чокнувшись с хозяевами. А потом еще. И еще раз. Владельцы не отставали и скоро нам всем, включая пациентку, стало весело. Хозяйка красивым голосом затянула "Листья желтые над городом кружатся....". Я, посмотрев в окно, листьев не увидела, но, тем не менее, поддержала хорошее начинание - "С тихим шорохом нам под ноги ложатся...". Муж владелицы странно посмотрел на нас, хмыкнул и достал еще одну бутылку. И понеслась... Мы последовательно и, хочется верить, музыкально исполнили "Ой, то не вечер", "Вот кто-то с горочки спустился...", "Целую ночь соловей нам насвистывал..." и "Надежду". Потом прошлись по творчеству Лепса - "Натали", "Целая жизнь", "Романс" и Высоцкого - "Баллада о любви", "Белое безмолвие" и - очень в тему - "Ой, где был я вчера". Затем переключились на современную попсу и выдали "Младшего лейтенанта", "Ревность" и кажется "Купола". Это из того, что я помню, так как перед каждой песней мы благополучно выпивали еще по рюмочке. Маруся лежала смирно, только иногда довольно мурлыкала, при этом очень точно попадая в ноту.
Утром под меееедленные причитания хозяев "Куда же вы, доктор, пойдете. Не уходите, там холодно", я пыталась застегнуть дубленку. Чертова шмотка застегиваться не желала, также не хотели надеваться сапоги и наматываться шарф. Но я всех победила и, пообещав владельцам, что их не брошу и буду приходить ставить капельницы, вышла. В самом низу, где я медитировала перед кнопкой домофона, пытаясь открыть дверь на улицу, меня догнал хозяин и сунул в карман плату за вызов. При этом он долго извинялся и клялся, что ни в коем разе не хотел меня обмануть. Я заверила его, что даже об этом не думала, что, собственно, было правдой, ибо о том, что за свою работу обычно беру деньги, я как-то благополучно забыла.
У подъезда меня ждали старые знакомые. Вся честная хвостатая компания. Они проводили меня до Смоленки, защищая от каждого сугроба. Пытаясь зайти к себе домой, я стукнулась о дверной косяк, свернула вешалку, стараясь пристроить на нее дубленку, и, садясь, промахнулась мимо кровати. Ночь явно удалась, подумала я, засыпая. Во сне мне приснился апостол Петр у ворот рая, хмуро просматривающий списки достойных вечного блаженства.
Сон был в руку - проснувшись под вечер, я поняла, что умираю. Вот только райский антураж был не в тему, больше подошли бы черти со сковородками. Пока я спала, голова, судя по всему, стала квадратной формы и в ней поселился веселый домовенок, постоянно исполняющий барабанное соло. Во рту явно побывал кто-то из моих пациентов, а картинка перед глазами странно прыгала - видимо было землетрясение. Разбудил меня телефонный звонок - наказание врачей всех специальностей, кроме фармпредставителей. Звонили хозяева Маруси с сообщением о том, что кошь чувствует себя хорошо и что они ждут меня в гости ставить положенную капельницу. Контрастный душ, литр кофе, пачка сигарет, анальгин, антигриппин и лошадиная доза витамина С сделали из меня подобие человека и я поплелась на улицу Кима, в очередной раз жалея себя и проклиная Хэрриота с его душещипательными записками.
Дальше рассказывать не буду - это слишком долгая история, полная радости от хорошо сделанной работы, общения с душевной компанией, исполнения особо любимых произведений российской эстрады и отличного коньяка. Летопись пяти ветеринарных дней. Мучительный подъем, реанимация моего, отказывающегося жить, тела, дорога к Марусе, капельницы, путь домой и так два раза в день. Маруся поправилась - до сих пор жива и здорова. Кладбищенская стая всякий раз провожала меня до Кима и обратно, за что каждый пес получал по куску "Докторской" ежедневно на завтрак и ужин. Некоторые из этих собак обрели с моей помощью дом и любящих хозяев. Гонорар за этот курс лечения несколько примирил меня с вызовами в праздничные дни, ибо превысил все лимиты и ожидания. Причем, сама я каждый раз забывала о плате и игра "поймай доктора и отдай ему деньги" повторялась постоянно. Из-за всего этого безобразия еще на протяжении полугода у меня побаливала печень и не хотелось пить коньяк.
p.s. Новый год я умудрилась все-таки встретить дома - ввалилась в квартиру за 15 минут до боя курантов. Сидя под елкой, я развернула подарок Марусиных хозяев - изящную керамическую статуэтку кошки. Храню ее до сих пор, как память о том, что чудеса случаются.
Кошка Маруся тяжело заболела поздно вечером тридцатого декабря. Как раз когда все нормальные врачи уже благополучно начинают (а кто-то уже продолжает!) отмечать новый год, закинув в угол белый халат и забыв как страшный сон что есть такая жуткая штука - работа. Я явно была далеко не первым специалистом, которому позвонили владельцы Маруси, т.к. наш разговор начался с фразы "Здравствуйте, доктор, а вы тоже пьете?". Я не пила - у меня была простуда и я была зла на весь мир. О чем и сообщила хозяевам, присовокупив при этом слово "блин", хотя хотелось сказать другое - более матерное. Люди обрадовались, причем искренне. А я обиделась - я тут, понимаешь, помираю, а они радуются. У меня мозг в соплях плавает, в бронхах, судя по всему, крабы завелись и кажется от такой температуры я скоро расплавлюсь. Объяснив, что в настоящее время я недееспособна и посоветовав обратиться к другому непьющему врачу, вежливо попрощалась и пошла болеть дальше.
Однако через час эти хозяева позвонили снова и начали рыдать в трубку по очереди. Рыдали они о том, что их Маруся умирает (я тоже!), что она очень мучается (я тоже!!) и что ее смерть будет на моей совести (а моя - на их!!!). Ощупывая раскалывающуюся от боли голову на предмет наличия трещины, я уже хотела было сказать, что совести у меня нет, как вдруг - неожиданность-то какая! - обнаружила у себя ее наличие. И еще - что у нее есть зубы, ибо совесть начала грызть. Под причитания хозяев я представила бедную маленькую кошечку, свернувшуюся калачиком и кричащую от боли, представила как она на последнем выдохе закрывает стекленеющие глаза и как ее призрак будет приходить ко мне каждую ночь пока я с ума не сойду. Призрак был снабжен крылышками, укоплектован нимбом и угрожал нажаловаться начальству, дабы оно не пустило меня в рай. Вот блин, гадское воображение. Чертыхнувшись, я пообещала владельцам, что приеду и пошла пить антигриппин пополам с кофе, чтобы организм хоть на некоторое время почувствовал себя живым.
В чем-то мне даже повезло - Маруся and со обретались на ул.Кима, а я тогда жила на пятнадцатой линии Васильевского острова, между Средним и Малым. Высунув сопливый нос из подъезда, я почувствовала себя девочкой со спичками - холодно, темно и никто не любит. Вздохнула, матернулась, поправила на плече тяжеленную сумку и побрела сквозь противный мокрый снег, при этом скользя и спотыкаясь. В ночь с тридцатого на тридцать первое декабря машину поймать фактически невозможно, а своей у меня тогда не было. Улицы были пусты, как кошелек алкаша. То есть совсем-совсем никого не было - ни пешеходов, ни любителей погонять по пустым бульварам. В домах празднично-ярко светились окна, там жили нормальные человеки, которым не надо было куда-то переться ночью. И мне стало себя очень жалко, жалко настолько, что я по-детски разревелась, вытирая слезы рукавом дешевой дубленки. Бл@@а-муха, все люди как люди, а я не пойми что, не пойми куда, хоть и ясно зачем. Вспомнив, что кошке Марусе всяко хуже, чем мне, я шмыгнула носом и попыталась заставить подсознание заткнуться. В конце-концов, могло быть гораздо хуже. Например, мне пришлось бы тащиться на какой-нибудь проспект Ветеранов, а тут - полчаса бодрым шагом. Подсознание затыкаться не пожелало - оно явно сочувствовало телу, которое упорно хотело домой, под одеяло, грелку в ноги и чаю с малиной внутрь. И чтобы телефон сломался. Утешая себя тем, что до утра я уж всяко справлюсь и как-нибудь дотяну свою тушку домой, я с удивлением обнаружила, что перешла Смоленку и уже подбираюсь к Смоленскому кладбищу, через которое можно пройти напрямик.
Кладбища, как известно, место невеселое и даже жуткое. Кладбище ночью - это еще и красиво, хоть и все равно страшно. Тусклый лунный свет падал на заснеженные памятники и развалины старых склепов, сквозь деревья проглядывал церковный купол, ветер рвал клочья облаков и с бездны черного неба на меня смотрели мудрые древние звезды. Вот только было очень холодно - выражение "до костей" оказывается ничуть не образное, а вовсе даже вполне себе правдивое. Угораздило же меня воскреснуть в такую плохую погоду - пробормотала я и зашагала побыстрее.
Почти у выхода с погоста я поняла, что не одна. Сначала спиной ощутила чужой взгляд - еще одно необразное правдивое выражение, потом меня нагнал сам преследователь - ярко-рыжий кобель совершенно гигантских размеров. Рост в холке внушал уважение и опасение, что зубы у этого пса тоже немаленькие. При этом он был не один, а с теплой компанией разномастных собак. Я люблю животных - всех, от лягушки до слона, но вот так столкнуться с агрессивной стаей нос к носу, ночью, с тяжеленной сумкой, которую я не брошу под дулом пистолета, да еще и в таком подходящем для растерзания меня, любимой, месте... Стало ужасно страшно и сразу показалось, что кошка Маруся помощи сегодня не дождется, так как сейчас я буду очень занята - меня будут есть. Пока я морально готовилась стать поздним ужином, вожак стаи подошел поближе, сел и - чудо-то какое! - вильнул пушистым хвостом. Я осторожно протянула руку и погладила покрытую шрамами умную голову. Хвост забил по снегу вертолетом и мне была протянута лапа. Приятно познакомиться, как поживаете? Собаки взяли меня в кольцо, усиленно мотая бубликами и огрызками бубликов, всем своим видом выражая любовь и верность до гроба. Погладив всех по очереди я вежливо попросила самого главного проводить меня до улицы Кима. У меня там Маруся умирает, а мне идти страшно - объяснила я и пошла дальше. Псы встрепенулись, окружили меня веером и побежали следом, порыкивая для профилактики на кусты и подъезды. Добравшись до пункта назначения, я поблагодарила провожатых и зашла в подъезд. Эскорт остался на улице, проигнорировав мое предложение посидеть в тепле на лестнице.
Дверь мне открыла седая женщина в слезах, из-за плеча выглядывал пожилой мужчина. Я испугалась, что поздно пришла, но меня заверили, что кошка еще жива, но очень, доктор, очень плоха. Раздеваясь на ходу, залетела в комнату - все было как я напредставляла дома. Маруся лежала на кровати черно-белым комочком, поджав лапы и тихонько жалобно мяукала. Если учесть, что болевой порог у кошки намного выше человеческого, homo sapiens уже давно орал бы в голос. Значит действительно что-то очень серьезное. Моя простуда сразу отошла на второй план, зашевелились извилины и рефлексы. Пока я механически осматривала и ощупывала пациентку, ставила катетер и заставляла себя не жалеть кошку - это только мешает, так же машинально задавала обычные вопросы, дабы мои подозрения волшебно превратились в диагноз. Возраст? Чем кормили? Что могла стащить сама? Есть ли прививки? Когда началось - подробно, по часам? Рвота? Понос? ... И самый последний - зачем, черт возьми, вы дали кошке шпроты??
Маруся банально отравилась рыбной консервой. Теперь было ясно что делать дальше, но непонятно на сколько это затянется. Сначала но-шпа - чтобы животинка хоть чуть-чуть расслабилась. Затем - церукал, чтобы прекратить рвоту и антибиотик, ибо гастроэнтерит она себе уже заработала. Потом коктейль из растворов в вену - будем вымывать бяку из организма. Теперь можно расслабиться, получить удовольствие от тепла и наконец-то снять сапоги. Напряжение спало, сила воли дала трещину и симптомы простуды начали донимать с новой силой. Хозяева нервно бегали по комнате, заламывая руки и обвиняя себя во всех смертных грехах сразу и в отравлении своего зверя в частности, чем несказанно меня нервировали. Пытаясь отвлечься от мельтешащих владельцев, я стала разглядывать куда же меня все-таки занесло. В этой квартире явно был культ кошки. В углу комнаты стоял кошачий домик - трехэтажная конструкция с двумя когтеточками, обвешанная игрушками на резинках. Мечта любого усато-хвостатого. На стене висел Марусин портрет в профиль. Маслом (!). В другом углу - маленькая елочка, красиво обвешанная гирляндами и мигающая огоньками. Под деревом лежали подарки. На одной из коробок - довольно большой, кстати - было трогательно написано "Для Маруси". На ней, как и на остальных, тоже был бантик. Я умилилась и растаяла - люди, которые ТАК любят свое животное, по определению не могут быть засранцами, плюющими на ее здоровье. Значит имел место обычный кошачий шантаж с просящими голодными глазами и жалобным "мяяя" якобы умирающего от голода зверя. Это они могут, по себе знаю. Растекшись по дивану амебой, я гладила Марусю по голове и радовалась, что в ответ слышу мурлыканье.
Через час, подумав, что имею на это полное право, я попросила чего-нибудь попить, имея в виду, собственно, чай или кофе. Попить было через минуту - грамм сто коньяка. Судя по тому, что он не пах клопами, напиток был настоящий, а не поддельный. Правильные люди - если под новый год требуют попить, то это деликатная просьба выпить. Интересно, если я попрошу перекусить - они осетра принесут? Хлопнув стакан коньячку и закусив его заботливо предложенным лимоном, я все-таки уточнила что хотела чаю. Чай на расписном подносе, вместе с сахарницей и вкусными даже на вид конфетами, тоже был принесен моментально. Я расчустовалась и пожаловалась на болящую голову, сопли и иже с ними, гордо обозвав весь этот комплект "ОРВИ". Меня пожалели и налили еще. Поскольку Маруся начала подавать признаки активной жизни, перевернулась с боку на живот, прекратила стонать и даже попыталась снять катетер, я решила, что все сделано правильно и мой мозг больше не нужен. И выпила, чокнувшись с хозяевами. А потом еще. И еще раз. Владельцы не отставали и скоро нам всем, включая пациентку, стало весело. Хозяйка красивым голосом затянула "Листья желтые над городом кружатся....". Я, посмотрев в окно, листьев не увидела, но, тем не менее, поддержала хорошее начинание - "С тихим шорохом нам под ноги ложатся...". Муж владелицы странно посмотрел на нас, хмыкнул и достал еще одну бутылку. И понеслась... Мы последовательно и, хочется верить, музыкально исполнили "Ой, то не вечер", "Вот кто-то с горочки спустился...", "Целую ночь соловей нам насвистывал..." и "Надежду". Потом прошлись по творчеству Лепса - "Натали", "Целая жизнь", "Романс" и Высоцкого - "Баллада о любви", "Белое безмолвие" и - очень в тему - "Ой, где был я вчера". Затем переключились на современную попсу и выдали "Младшего лейтенанта", "Ревность" и кажется "Купола". Это из того, что я помню, так как перед каждой песней мы благополучно выпивали еще по рюмочке. Маруся лежала смирно, только иногда довольно мурлыкала, при этом очень точно попадая в ноту.
Утром под меееедленные причитания хозяев "Куда же вы, доктор, пойдете. Не уходите, там холодно", я пыталась застегнуть дубленку. Чертова шмотка застегиваться не желала, также не хотели надеваться сапоги и наматываться шарф. Но я всех победила и, пообещав владельцам, что их не брошу и буду приходить ставить капельницы, вышла. В самом низу, где я медитировала перед кнопкой домофона, пытаясь открыть дверь на улицу, меня догнал хозяин и сунул в карман плату за вызов. При этом он долго извинялся и клялся, что ни в коем разе не хотел меня обмануть. Я заверила его, что даже об этом не думала, что, собственно, было правдой, ибо о том, что за свою работу обычно беру деньги, я как-то благополучно забыла.
У подъезда меня ждали старые знакомые. Вся честная хвостатая компания. Они проводили меня до Смоленки, защищая от каждого сугроба. Пытаясь зайти к себе домой, я стукнулась о дверной косяк, свернула вешалку, стараясь пристроить на нее дубленку, и, садясь, промахнулась мимо кровати. Ночь явно удалась, подумала я, засыпая. Во сне мне приснился апостол Петр у ворот рая, хмуро просматривающий списки достойных вечного блаженства.
Сон был в руку - проснувшись под вечер, я поняла, что умираю. Вот только райский антураж был не в тему, больше подошли бы черти со сковородками. Пока я спала, голова, судя по всему, стала квадратной формы и в ней поселился веселый домовенок, постоянно исполняющий барабанное соло. Во рту явно побывал кто-то из моих пациентов, а картинка перед глазами странно прыгала - видимо было землетрясение. Разбудил меня телефонный звонок - наказание врачей всех специальностей, кроме фармпредставителей. Звонили хозяева Маруси с сообщением о том, что кошь чувствует себя хорошо и что они ждут меня в гости ставить положенную капельницу. Контрастный душ, литр кофе, пачка сигарет, анальгин, антигриппин и лошадиная доза витамина С сделали из меня подобие человека и я поплелась на улицу Кима, в очередной раз жалея себя и проклиная Хэрриота с его душещипательными записками.
Дальше рассказывать не буду - это слишком долгая история, полная радости от хорошо сделанной работы, общения с душевной компанией, исполнения особо любимых произведений российской эстрады и отличного коньяка. Летопись пяти ветеринарных дней. Мучительный подъем, реанимация моего, отказывающегося жить, тела, дорога к Марусе, капельницы, путь домой и так два раза в день. Маруся поправилась - до сих пор жива и здорова. Кладбищенская стая всякий раз провожала меня до Кима и обратно, за что каждый пес получал по куску "Докторской" ежедневно на завтрак и ужин. Некоторые из этих собак обрели с моей помощью дом и любящих хозяев. Гонорар за этот курс лечения несколько примирил меня с вызовами в праздничные дни, ибо превысил все лимиты и ожидания. Причем, сама я каждый раз забывала о плате и игра "поймай доктора и отдай ему деньги" повторялась постоянно. Из-за всего этого безобразия еще на протяжении полугода у меня побаливала печень и не хотелось пить коньяк.
p.s. Новый год я умудрилась все-таки встретить дома - ввалилась в квартиру за 15 минут до боя курантов. Сидя под елкой, я развернула подарок Марусиных хозяев - изящную керамическую статуэтку кошки. Храню ее до сих пор, как память о том, что чудеса случаются.