Трансформации церковно-христианских ценностей ч.1
Трансформации церковно-христианских ценностей
Баян не мой, но, думаю, автору будет приятно видеть, что его труд еще живет:)
Введение.
Однажды старец, сидя на земле,
Увидел прорастающее семя.
Забрав к себе, потратив силы, время
Он утопил росток в заботе и тепле.
Взрастив, вкусил прекрасные плоды,
Которые лелеял нежным взглядом,
Но тут же сильнодействующим ядом
Отравлен был: вот плата за труды!..
Церковно-христианское ученье,
Сулящее надежду и любовь,
Гнило внутри - ведь человеческая кровь
На пальцах тех, кто губит поколенье...
Ковальчук В. В., 1998г.
Совершенно необязательно быть философом или теологом, чтобы воочию увидеть и осознать степень изменений, которым подверглась христианская церковь за достаточно малый по историческим меркам период в 2000 лет. Изменения эти настолько глубоки и объемлющи, что философия не могла игнорировать данное явление в религиозной жизни. Вопросы, так или иначе связанные с процессами трансформации христианской (а правильнее сказать - церковной) морали, возникали во многих трудах известнейших мыслителей (Ницше, Фромм и т.д.). Квинтэссенция разнообразных мнений - от заявлений о "прогрессе" и "совершенствовании" христианских догм, до обвинений церкви в "идеологической проституции" - создало своеобразную "объективность" в рассмотрении поставленного вопроса. Тем не менее, было бы корректнее назвать её "псевдообъективностью", поскольку только единицы из философов решили заняться анализом и оценкой рассматриваемых процессов. Остальные же ограничились фактографическим отображением имеющихся материалов с намёком на лёгкую, не выходящую за пределы "дозволенного", критику, часто своим финалом носившую оправдательный характер - практически дали молчаливое "согласие" с табу на всегда "мистический" и "таинственный" церковный быт.
Исследования, фактически представляющие собой документы в вольном изложении, не имеют никакой практической ценности. Гораздо важнее критически поглядеть на процессы, происходившие в христианской церкви, оценить уровень легитимности тех или иных преобразований церковных догматов, в случае неправоты христианской церкви - открыто заявить про это. Такое рассмотрение проблемы позволит сделать заключение об адекватности современной христианской церкви её базисной религии (несмотря на кажущуюся абсурдность, такая проблема реально существует), разобраться в вопросах раскола церкви и сектообразования. Наконец, это позволит оценить перспективы церкви в современном обществе, предугадать её шаги по решению назревших социальных проблем, связанных в том числе и с духовной жизнью людей.
Цель проведения данного исследования: обратить пристальное внимание на негативные процессы, происходившие и происходящие в развитии церковно-христианской морали и подтолкнуть научное сообщество к переосмыслению роли христианства в мировой истории. Задачи исследования: дать критическую оценку изменениям христианской догматики; определить легитимность таких трансформаций по отношению к исконно-христианской морали. Для реализации задач исследования был использован сравнительно-исторический метод как наиболее адекватный поставленной цели работы.
Новизна данной работы заключается в том, что в исследовании не просто отражены факты изменений церковно-христианских ценностей, но и дан их анализ, поставлен вопрос об их легитимности относительно традиционной христианской морали. Работа может рассматриваться как альтернатива классическому пониманию роли христианской церкви в развитии общества (ничуть не умаляя при этом роль непосредственно христианской морали). Проведённое исследование может служить фундаментом широкой научной дискуссии по вопросам легитимности преобразований христианской морали, осуществлённых церковью; соответствия современной христианской церкви тем догматам и правилам, которые она проповедует; пересмотра роли христианской церкви в мировой истории.
Раннехристианские общины. Образование церкви как результат первой трансформации христианских ценностей.
Церковь - место, где джентльмены, никогда не бывавшие на небесах,
рассказывают небылицы тем, кто никогда туда не попадёт.
Г. Менкен
Практически во всех работах, связанных с вопросами христианской религии, термины "христианство" и "церковь" обладают тождественной семантикой. Наверное, только один Фридрих Вильгельм Ницше осознал абсурдность подобного подхода в полной мере, что, с присущим профессору классической филологии сарказмом, отобразил в своей книге "Антихрист". Работа изобилует прямо-таки бросающимися в глаза "противоречиями" и "несогласованностями" (в отношении Ницше к христианству), о чём и стремятся наперебой заявить поверхностные аналитики. Исследователю придётся отложить в сторону аллопатические приёмы судопроизводства и погрузиться в изнурительно-глубокую гомеопатию проблемы, дабы разрешить все кажущиеся "противоречия" - постылая "школьная" логика не принесёт здесь ожидаемых результатов. Ницше дразнит неграмотных: понятие "христианство" очень часто появляется в произведении, но звучит в двух совершенно противоположных значениях: как чистая, первоначальная, во многом гностическая вера; и как тот приспособленческий суррогат, который "изобрела" церковь в процессе своей "эволюции". Парадокс в том, что два во многом идеологически несовместимых понятия слились в массовом сознании в один универсальный термин "христианство". В рамках данной работы ницшеанский филологический динамизм как усложняющая текст конструкция использован не будет, однако автор предпочитает придерживаться строгой дифференциации понятий "христианство" и "церковь", что в дальнейшем будет ещё более обоснованно.
К тому же, неправильность слияния в одно понятие терминов "христианство" и "церковь" подтверждается и историей христианства. Как известно, христианство зародилось среди палестинских евреев. Доминирующей еврейской религией того времени являлся иудаизм, мощная эсхатологическая составляющая (кстати, позже заимствованная христианством) которого дробила религию изнутри, обуславливая появление множества сект-"трактовщиков" ветхозаветных "апокалипсов". Одной из таких сект была так называемая кумранская община, в догматах и поведенческой модели членов которой многие исследователи видят прообраз раннехристианских образований. Например, И. С. Свенцицкая утверждает, что "влияние, оказанное кумранитами на религиозное учение первых христиан, было очень велико" . По справедливому замечанию И. Д. Амусина кумранское учение сыграло своего рода посредническую роль между ортодоксальным иудаизмом и христианством .
Кумраниты жили замкнутой общиной, для которой характерны были общность имущества, обязательный труд всех членов общины, совместные трапезы, изучение религиозных текстов. Жизнь кумранитов была строго регламентирована. И. Д. Амусин говорит об очень тесной связи идеологии и практики общины (что, кстати говоря, нехарактерно для современной церкви).
Кумранская община, сохраняя эсхатологические настроения иудаизма, тем не менее, привнесла в религиозную жизнь Палестины много уникальных особенностей, на многие из которых было впоследствии указано, как на исконно-христианские. Кумраниты, например, отказались от иудейского национализма и представлений о "мессианской" роли еврейского народа, заменив их идеей об избранничестве конкретного индивидуума (пока ещё не универсализированной, но уже чётко оформившейся) . Кумранская община учила и про предопределённость жизненных событий (известно, что эта доктрина была достаточно распространена среди раннехристианских общин). Наконец, "аудитория" кумранитов была идентична раннехристианской: в основном, членами общины были низшие слои общества. Это, несомненно, свидетельствует, во-первых, об актуальности проблемы нищеты в Палестине, и, во-вторых, о социальной нагрузке, ложившейся на плечи проповедников "философии нищеты": подобные учения были своеобразным сдерживающим фактором в условиях возможного "бедняцкого бунта". Факт заимствования ранним христианством социальных идей кумранитов может свидетельствовать как о "рукотворности" нового завета (который пронизан идеями "блаженности" нищенства), так и об изначальном расчёте на замещение кумранской общины - своеобразного "переходного звена" - собственно говоря, собой - и, как следствие, о малой самостоятельности построения своих же догматов и критериев поведения. Фактически, ни учение, ни социальные принципы, ни религиозная практика раннехристианских общин не были уникальными.
Таким образом, раннее христианство наследовало структурно-организационные принципы у кумранской общины, которая не отличалась жёсткой вертикализацией власти, строилась на протокоммунистических принципах ("Первые христиане не были способны дать ясное и спокойное изложение своих взглядов. Но их краткие замечания, призывы, требования, всюду одинаково указывают на коммунистический характер первоначальной христианской общины" ), не имела авторитарных тенденций - фактически, была полной противоположностью христианской церкви, сформировавшейся впоследствии. Соответственно, церковь не являлась ни начальной, ни сколь-нибудь необходимой для существования христианской веры формой её социальной организации и институциализации. Раннее христианство вообще, по сути, не имело организационного посыла. Рассчитывая на охват наибольшего количества людей, да и просто поддаваясь воздействию общественных настроений, христианство, как уже было отмечено ранее, заимствовало иудейскую эсхатологию: верующие жили в постоянном ожидании конца света и страшного суда. В условиях мнимой временности и зыбкости действительности необходимость в создании каких-либо сложных социальных структур отпадала сама собой. Здесь уместно было бы вспомнить слова Ницше: "Христианство отрицает церковь" . Что же, всё-таки, обусловило формирования такого нехарактерного для христианства социального института, как церковь?
С течением времени в христианской среде всё более и более ослаблялись эсхатологические настроения. Миссионерство христианства на раннем этапе его развития заключалась в распространении вести о скором конце всего сущего, страшном суде и втором пришествии Христа. Ослабляло авторитет подобных заявлений, а как результат и авторитет самой христианской веры, собственно говоря, время: страшный суд всё никак не свершался. Постепенно эсхатологическая составляющая христианства была отодвинута на неопределённый срок; потеряла своё "мгновенное" значение и вера в скорое второе пришествие Христа на землю. Естественно, что для сохранения аудитории устаревшие концепции должны были быть заменены на более подходящие (при этом стоило учесть общественную ориентацию христианства и популярность эсхатологических настроений среди маргинализированной части палестинского населения: "конец света" давал им возможность вырваться из ужасного реального мира). Основной концепцией новой генрации христианства стала вера в "спасение", весть о котором принёс Иисус Христос во время своего первого пришествия.
Категория эсхатологического ожидания заменялось новой догмой: всё самое важное событие уже осуществилось с приходом в мир Иисуса Христа, который дал обществу "задание" стремиться к внутренней гармонии и совершенству. Постоянное "ожидание" потеряло свой смысл, появилось в некоторой степени даже стремление к осознанию действительной реальности, которая рассматривалась в категориях "позволяющей" или "не позволяющей" двигаться по пути к спасению. Новая концепция, предложенная вместо пафоса эсхатологии, ничуть не усилило в глазах христиан материальность окружающего мира: если для первичного воззрения реальность представлялась зыбкой в силу своей недолговечности, то после преобразования предмета веры мир вокруг не стал реальнее - в силу своей абсолютной неважности и вторичности по сравнению с проблемой внутреннего совершенствования. Такой подход к реальности должен был обеспечить безболезненную смену воззрений для первохристиан, многие из которых "реформу" восприняли в штыки.
Одновременно с тем, исключение эсхатологии с "повестки дня" создавало условия для "смягчения" христианского социума. Концентрируя около себя индивидуумов, "обиженных" на власть за своё общественное положение, жаждущих мести (сначала подсознательно, а с развязанными скорым "страшным судом" руками - и явно), христианство ко второму веку н.э. приобрело статус политической оппозиции , что, несомненно, создавало напряжение в обществе и привело к весьма болезненной реакции со стороны властей на представителей христианской веры и христианство вообще. Тем не менее, социальная ориентация христианства постепенно начинает меняться: в общину начинают проникать представители среднего и даже высшего классов . Объясняется это, как мы уже отметили, прежде всего, падением эсхатологических настроений в христианской общине, повышением уровня спиритуализации веры и последовавшим за этим ослаблением требований к члену общины как к образцу христианской модели поведения. Изменение социального положения значительной (особенно к концу второго века) части общины требовало новой политической позиции от христианства и, соответственно, нового уровня взаимоотношений с государством. Вышеописанные идеологические преобразования позволяли отказаться от жёсткой конфронтации с существовавшим государственным строем. Да и Римская империя увидела в христианской религии возможности осуществления морально-духовного контроля над населением, "производства" угодных империи смиренных граждан. Позиция государства в отношении христианства сильно изменилась. В частности, резко сократилось количество преследований за новую веру. Римская империя узрела, наконец, мощный идеологический инструмент, который дарила её история, и не могла им не воспользоваться.
Для эффективного сотрудничества христиан и государства последнее требовало от первых новой структурной организации, поскольку на разрозненных, имеющих отличающиеся (в том числе и догматические) убеждения общинах нельзя было построить мощную и централизованную систему общественного влияния. Христианство же, впитывая в себя представителей среднего класса и знати, было вынуждено искать новые пути институциализации самое себя, учитывая мнения своего потенциального "электората". В результате (даже не компромисса) была образована христианская церковь - в структурном плане фактически копия Римской империи в миниатюре. С самого начала своего существования новое социальное образование взяло на себя несколько функций, как то: пресечение попыток оживления оригинального христианства с его эсхатологией и неприятием государства (осуществляемые представителями различных христианских течений: от монтанистов до анабаптистов); формирование общественной морали в рамках новой доктрины о "спасении"; распространение христианских ценностей среди язычников. Тем самым, с самого начала деятельность церкви стала носить подавляющий характер, а сама церковь стала отдаляться от простого народа. Окончательной победой церкви в борьбе за власть над христианской "паствой" стал конец 2-го столетия нашей эры, когда во времена Константина церковное христианство становится официальной государственной религией.
Можно было бы повторить ошибку многих исследователей и сказать, что христианство "смогло" всего за два столетия вознестись с религии угнетённых до государственной религии мощнейшей Римской империи. Однако, давайте посмотрим, кто же получил духовную власть в стране: социально и национально разнородное сообщество, объединённое верой в возможное "спасение души", усматривающее главное чудо в первом пришествии Христа на Землю, готовое к сотрудничеству с государством, имеющее строгую иерархическую структуру, лишённое протестных настроений. И как же это соотносится, собственно, с ранним христианством, пропитанным эсхатологическими ожиданиями конца света; присваивающим главное значение не уже осуществившемуся приходу Иисуса в мир, а "вскоре" грядущему второму пришествию, в результате которого будет установлена окончательная социальная справедливость; с чётко определёнными социальной и национальной ориентациями; без какой-либо иерархичности и бюрократизма; имевшим ярые антигосударственные настроения; объявляющим богатых "невхожими" в будущий Новый Иерусалим? Раннее христианство фактически стало историческим фундаментом для образования совершенно новой религии, имеющей очень мало общего со своим первоисточником. Церковь была образована в результате первой глобальной трансформации христианских ценностей, приведшей к тотальной ревизии всех прежних догм и верований.
Легитимность подобной трансформации вызывает большие сомнения. Социальное расслоение в обществе никуда не исчезло. Соответственно, никуда не могли деться и протестные настроения социальной первоосновы христианства - бедняков, мелких ремесленников, рабов, вольноотпущенников... Без сомнения можно заявить, что в их глазах новая "версия" христианской веры не имела ни малейшей легитимности, поскольку рушило основные принципы, на которых, собственно говоря, христианство и было образованно. Про неприятие трансформации "автохтонными" верующими свидетельствует и то, что церковь практически с момента своего появления взяла на себя "карающую" функцию, заключавшуюся в поиске так называемых "еретиков", выступавших как вообще против христианства, так и против его преобразований, и применении к ним соответствующих наказаний. Быстрота принятия на себя этой функции говорит о том, что проблемы еретичества и возможного раскола христианского мира были так сильны, что требовали безотлагательного вмешательства. Как видно из вышеизложенного, новая "версия" христианства претендовала на преемственность у первохристианства (например, в вопросе отношения к окружающему миру). Но слишком уж кардинальные изменения в угоду потребностям новой социальной ориентации и усиления влияния претерпела первоначальная вера, чтобы можно было говорить об эволюции или о плавности процесса. Новая вера попросту не могла получить легитимность у старого поколения традиционалистов.
Конечно, в свете такого вывода будет сложно далее говорить о противостоянии церкви и христианства, поскольку истинное (раннее) христианство было задавлено и дальнейшего развития не получило. Тем не менее, условимся под термином "христианство" в дальнейшем понимать ту веру, которая была создана в результате первой трансформации христианских ценностей. Такое допущение необходимо только лишь для того, чтобы продемонстрировать отношения между церковью и её базисной верой, которую, в угоду массовому сознанию, принято называть "христианством".
Баян не мой, но, думаю, автору будет приятно видеть, что его труд еще живет:)
Введение.
Однажды старец, сидя на земле,
Увидел прорастающее семя.
Забрав к себе, потратив силы, время
Он утопил росток в заботе и тепле.
Взрастив, вкусил прекрасные плоды,
Которые лелеял нежным взглядом,
Но тут же сильнодействующим ядом
Отравлен был: вот плата за труды!..
Церковно-христианское ученье,
Сулящее надежду и любовь,
Гнило внутри - ведь человеческая кровь
На пальцах тех, кто губит поколенье...
Ковальчук В. В., 1998г.
Совершенно необязательно быть философом или теологом, чтобы воочию увидеть и осознать степень изменений, которым подверглась христианская церковь за достаточно малый по историческим меркам период в 2000 лет. Изменения эти настолько глубоки и объемлющи, что философия не могла игнорировать данное явление в религиозной жизни. Вопросы, так или иначе связанные с процессами трансформации христианской (а правильнее сказать - церковной) морали, возникали во многих трудах известнейших мыслителей (Ницше, Фромм и т.д.). Квинтэссенция разнообразных мнений - от заявлений о "прогрессе" и "совершенствовании" христианских догм, до обвинений церкви в "идеологической проституции" - создало своеобразную "объективность" в рассмотрении поставленного вопроса. Тем не менее, было бы корректнее назвать её "псевдообъективностью", поскольку только единицы из философов решили заняться анализом и оценкой рассматриваемых процессов. Остальные же ограничились фактографическим отображением имеющихся материалов с намёком на лёгкую, не выходящую за пределы "дозволенного", критику, часто своим финалом носившую оправдательный характер - практически дали молчаливое "согласие" с табу на всегда "мистический" и "таинственный" церковный быт.
Исследования, фактически представляющие собой документы в вольном изложении, не имеют никакой практической ценности. Гораздо важнее критически поглядеть на процессы, происходившие в христианской церкви, оценить уровень легитимности тех или иных преобразований церковных догматов, в случае неправоты христианской церкви - открыто заявить про это. Такое рассмотрение проблемы позволит сделать заключение об адекватности современной христианской церкви её базисной религии (несмотря на кажущуюся абсурдность, такая проблема реально существует), разобраться в вопросах раскола церкви и сектообразования. Наконец, это позволит оценить перспективы церкви в современном обществе, предугадать её шаги по решению назревших социальных проблем, связанных в том числе и с духовной жизнью людей.
Цель проведения данного исследования: обратить пристальное внимание на негативные процессы, происходившие и происходящие в развитии церковно-христианской морали и подтолкнуть научное сообщество к переосмыслению роли христианства в мировой истории. Задачи исследования: дать критическую оценку изменениям христианской догматики; определить легитимность таких трансформаций по отношению к исконно-христианской морали. Для реализации задач исследования был использован сравнительно-исторический метод как наиболее адекватный поставленной цели работы.
Новизна данной работы заключается в том, что в исследовании не просто отражены факты изменений церковно-христианских ценностей, но и дан их анализ, поставлен вопрос об их легитимности относительно традиционной христианской морали. Работа может рассматриваться как альтернатива классическому пониманию роли христианской церкви в развитии общества (ничуть не умаляя при этом роль непосредственно христианской морали). Проведённое исследование может служить фундаментом широкой научной дискуссии по вопросам легитимности преобразований христианской морали, осуществлённых церковью; соответствия современной христианской церкви тем догматам и правилам, которые она проповедует; пересмотра роли христианской церкви в мировой истории.
Раннехристианские общины. Образование церкви как результат первой трансформации христианских ценностей.
Церковь - место, где джентльмены, никогда не бывавшие на небесах,
рассказывают небылицы тем, кто никогда туда не попадёт.
Г. Менкен
Практически во всех работах, связанных с вопросами христианской религии, термины "христианство" и "церковь" обладают тождественной семантикой. Наверное, только один Фридрих Вильгельм Ницше осознал абсурдность подобного подхода в полной мере, что, с присущим профессору классической филологии сарказмом, отобразил в своей книге "Антихрист". Работа изобилует прямо-таки бросающимися в глаза "противоречиями" и "несогласованностями" (в отношении Ницше к христианству), о чём и стремятся наперебой заявить поверхностные аналитики. Исследователю придётся отложить в сторону аллопатические приёмы судопроизводства и погрузиться в изнурительно-глубокую гомеопатию проблемы, дабы разрешить все кажущиеся "противоречия" - постылая "школьная" логика не принесёт здесь ожидаемых результатов. Ницше дразнит неграмотных: понятие "христианство" очень часто появляется в произведении, но звучит в двух совершенно противоположных значениях: как чистая, первоначальная, во многом гностическая вера; и как тот приспособленческий суррогат, который "изобрела" церковь в процессе своей "эволюции". Парадокс в том, что два во многом идеологически несовместимых понятия слились в массовом сознании в один универсальный термин "христианство". В рамках данной работы ницшеанский филологический динамизм как усложняющая текст конструкция использован не будет, однако автор предпочитает придерживаться строгой дифференциации понятий "христианство" и "церковь", что в дальнейшем будет ещё более обоснованно.
К тому же, неправильность слияния в одно понятие терминов "христианство" и "церковь" подтверждается и историей христианства. Как известно, христианство зародилось среди палестинских евреев. Доминирующей еврейской религией того времени являлся иудаизм, мощная эсхатологическая составляющая (кстати, позже заимствованная христианством) которого дробила религию изнутри, обуславливая появление множества сект-"трактовщиков" ветхозаветных "апокалипсов". Одной из таких сект была так называемая кумранская община, в догматах и поведенческой модели членов которой многие исследователи видят прообраз раннехристианских образований. Например, И. С. Свенцицкая утверждает, что "влияние, оказанное кумранитами на религиозное учение первых христиан, было очень велико" . По справедливому замечанию И. Д. Амусина кумранское учение сыграло своего рода посредническую роль между ортодоксальным иудаизмом и христианством .
Кумраниты жили замкнутой общиной, для которой характерны были общность имущества, обязательный труд всех членов общины, совместные трапезы, изучение религиозных текстов. Жизнь кумранитов была строго регламентирована. И. Д. Амусин говорит об очень тесной связи идеологии и практики общины (что, кстати говоря, нехарактерно для современной церкви).
Кумранская община, сохраняя эсхатологические настроения иудаизма, тем не менее, привнесла в религиозную жизнь Палестины много уникальных особенностей, на многие из которых было впоследствии указано, как на исконно-христианские. Кумраниты, например, отказались от иудейского национализма и представлений о "мессианской" роли еврейского народа, заменив их идеей об избранничестве конкретного индивидуума (пока ещё не универсализированной, но уже чётко оформившейся) . Кумранская община учила и про предопределённость жизненных событий (известно, что эта доктрина была достаточно распространена среди раннехристианских общин). Наконец, "аудитория" кумранитов была идентична раннехристианской: в основном, членами общины были низшие слои общества. Это, несомненно, свидетельствует, во-первых, об актуальности проблемы нищеты в Палестине, и, во-вторых, о социальной нагрузке, ложившейся на плечи проповедников "философии нищеты": подобные учения были своеобразным сдерживающим фактором в условиях возможного "бедняцкого бунта". Факт заимствования ранним христианством социальных идей кумранитов может свидетельствовать как о "рукотворности" нового завета (который пронизан идеями "блаженности" нищенства), так и об изначальном расчёте на замещение кумранской общины - своеобразного "переходного звена" - собственно говоря, собой - и, как следствие, о малой самостоятельности построения своих же догматов и критериев поведения. Фактически, ни учение, ни социальные принципы, ни религиозная практика раннехристианских общин не были уникальными.
Таким образом, раннее христианство наследовало структурно-организационные принципы у кумранской общины, которая не отличалась жёсткой вертикализацией власти, строилась на протокоммунистических принципах ("Первые христиане не были способны дать ясное и спокойное изложение своих взглядов. Но их краткие замечания, призывы, требования, всюду одинаково указывают на коммунистический характер первоначальной христианской общины" ), не имела авторитарных тенденций - фактически, была полной противоположностью христианской церкви, сформировавшейся впоследствии. Соответственно, церковь не являлась ни начальной, ни сколь-нибудь необходимой для существования христианской веры формой её социальной организации и институциализации. Раннее христианство вообще, по сути, не имело организационного посыла. Рассчитывая на охват наибольшего количества людей, да и просто поддаваясь воздействию общественных настроений, христианство, как уже было отмечено ранее, заимствовало иудейскую эсхатологию: верующие жили в постоянном ожидании конца света и страшного суда. В условиях мнимой временности и зыбкости действительности необходимость в создании каких-либо сложных социальных структур отпадала сама собой. Здесь уместно было бы вспомнить слова Ницше: "Христианство отрицает церковь" . Что же, всё-таки, обусловило формирования такого нехарактерного для христианства социального института, как церковь?
С течением времени в христианской среде всё более и более ослаблялись эсхатологические настроения. Миссионерство христианства на раннем этапе его развития заключалась в распространении вести о скором конце всего сущего, страшном суде и втором пришествии Христа. Ослабляло авторитет подобных заявлений, а как результат и авторитет самой христианской веры, собственно говоря, время: страшный суд всё никак не свершался. Постепенно эсхатологическая составляющая христианства была отодвинута на неопределённый срок; потеряла своё "мгновенное" значение и вера в скорое второе пришествие Христа на землю. Естественно, что для сохранения аудитории устаревшие концепции должны были быть заменены на более подходящие (при этом стоило учесть общественную ориентацию христианства и популярность эсхатологических настроений среди маргинализированной части палестинского населения: "конец света" давал им возможность вырваться из ужасного реального мира). Основной концепцией новой генрации христианства стала вера в "спасение", весть о котором принёс Иисус Христос во время своего первого пришествия.
Категория эсхатологического ожидания заменялось новой догмой: всё самое важное событие уже осуществилось с приходом в мир Иисуса Христа, который дал обществу "задание" стремиться к внутренней гармонии и совершенству. Постоянное "ожидание" потеряло свой смысл, появилось в некоторой степени даже стремление к осознанию действительной реальности, которая рассматривалась в категориях "позволяющей" или "не позволяющей" двигаться по пути к спасению. Новая концепция, предложенная вместо пафоса эсхатологии, ничуть не усилило в глазах христиан материальность окружающего мира: если для первичного воззрения реальность представлялась зыбкой в силу своей недолговечности, то после преобразования предмета веры мир вокруг не стал реальнее - в силу своей абсолютной неважности и вторичности по сравнению с проблемой внутреннего совершенствования. Такой подход к реальности должен был обеспечить безболезненную смену воззрений для первохристиан, многие из которых "реформу" восприняли в штыки.
Одновременно с тем, исключение эсхатологии с "повестки дня" создавало условия для "смягчения" христианского социума. Концентрируя около себя индивидуумов, "обиженных" на власть за своё общественное положение, жаждущих мести (сначала подсознательно, а с развязанными скорым "страшным судом" руками - и явно), христианство ко второму веку н.э. приобрело статус политической оппозиции , что, несомненно, создавало напряжение в обществе и привело к весьма болезненной реакции со стороны властей на представителей христианской веры и христианство вообще. Тем не менее, социальная ориентация христианства постепенно начинает меняться: в общину начинают проникать представители среднего и даже высшего классов . Объясняется это, как мы уже отметили, прежде всего, падением эсхатологических настроений в христианской общине, повышением уровня спиритуализации веры и последовавшим за этим ослаблением требований к члену общины как к образцу христианской модели поведения. Изменение социального положения значительной (особенно к концу второго века) части общины требовало новой политической позиции от христианства и, соответственно, нового уровня взаимоотношений с государством. Вышеописанные идеологические преобразования позволяли отказаться от жёсткой конфронтации с существовавшим государственным строем. Да и Римская империя увидела в христианской религии возможности осуществления морально-духовного контроля над населением, "производства" угодных империи смиренных граждан. Позиция государства в отношении христианства сильно изменилась. В частности, резко сократилось количество преследований за новую веру. Римская империя узрела, наконец, мощный идеологический инструмент, который дарила её история, и не могла им не воспользоваться.
Для эффективного сотрудничества христиан и государства последнее требовало от первых новой структурной организации, поскольку на разрозненных, имеющих отличающиеся (в том числе и догматические) убеждения общинах нельзя было построить мощную и централизованную систему общественного влияния. Христианство же, впитывая в себя представителей среднего класса и знати, было вынуждено искать новые пути институциализации самое себя, учитывая мнения своего потенциального "электората". В результате (даже не компромисса) была образована христианская церковь - в структурном плане фактически копия Римской империи в миниатюре. С самого начала своего существования новое социальное образование взяло на себя несколько функций, как то: пресечение попыток оживления оригинального христианства с его эсхатологией и неприятием государства (осуществляемые представителями различных христианских течений: от монтанистов до анабаптистов); формирование общественной морали в рамках новой доктрины о "спасении"; распространение христианских ценностей среди язычников. Тем самым, с самого начала деятельность церкви стала носить подавляющий характер, а сама церковь стала отдаляться от простого народа. Окончательной победой церкви в борьбе за власть над христианской "паствой" стал конец 2-го столетия нашей эры, когда во времена Константина церковное христианство становится официальной государственной религией.
Можно было бы повторить ошибку многих исследователей и сказать, что христианство "смогло" всего за два столетия вознестись с религии угнетённых до государственной религии мощнейшей Римской империи. Однако, давайте посмотрим, кто же получил духовную власть в стране: социально и национально разнородное сообщество, объединённое верой в возможное "спасение души", усматривающее главное чудо в первом пришествии Христа на Землю, готовое к сотрудничеству с государством, имеющее строгую иерархическую структуру, лишённое протестных настроений. И как же это соотносится, собственно, с ранним христианством, пропитанным эсхатологическими ожиданиями конца света; присваивающим главное значение не уже осуществившемуся приходу Иисуса в мир, а "вскоре" грядущему второму пришествию, в результате которого будет установлена окончательная социальная справедливость; с чётко определёнными социальной и национальной ориентациями; без какой-либо иерархичности и бюрократизма; имевшим ярые антигосударственные настроения; объявляющим богатых "невхожими" в будущий Новый Иерусалим? Раннее христианство фактически стало историческим фундаментом для образования совершенно новой религии, имеющей очень мало общего со своим первоисточником. Церковь была образована в результате первой глобальной трансформации христианских ценностей, приведшей к тотальной ревизии всех прежних догм и верований.
Легитимность подобной трансформации вызывает большие сомнения. Социальное расслоение в обществе никуда не исчезло. Соответственно, никуда не могли деться и протестные настроения социальной первоосновы христианства - бедняков, мелких ремесленников, рабов, вольноотпущенников... Без сомнения можно заявить, что в их глазах новая "версия" христианской веры не имела ни малейшей легитимности, поскольку рушило основные принципы, на которых, собственно говоря, христианство и было образованно. Про неприятие трансформации "автохтонными" верующими свидетельствует и то, что церковь практически с момента своего появления взяла на себя "карающую" функцию, заключавшуюся в поиске так называемых "еретиков", выступавших как вообще против христианства, так и против его преобразований, и применении к ним соответствующих наказаний. Быстрота принятия на себя этой функции говорит о том, что проблемы еретичества и возможного раскола христианского мира были так сильны, что требовали безотлагательного вмешательства. Как видно из вышеизложенного, новая "версия" христианства претендовала на преемственность у первохристианства (например, в вопросе отношения к окружающему миру). Но слишком уж кардинальные изменения в угоду потребностям новой социальной ориентации и усиления влияния претерпела первоначальная вера, чтобы можно было говорить об эволюции или о плавности процесса. Новая вера попросту не могла получить легитимность у старого поколения традиционалистов.
Конечно, в свете такого вывода будет сложно далее говорить о противостоянии церкви и христианства, поскольку истинное (раннее) христианство было задавлено и дальнейшего развития не получило. Тем не менее, условимся под термином "христианство" в дальнейшем понимать ту веру, которая была создана в результате первой трансформации христианских ценностей. Такое допущение необходимо только лишь для того, чтобы продемонстрировать отношения между церковью и её базисной верой, которую, в угоду массовому сознанию, принято называть "христианством".