***
Я не поэт, не автор большого слога, вымысел мне дается весьма убого, сбоку собьется ритм, а слева слово прыгнет, теряя смысл и первородство. А как бы хотелось писать как, допустим, Бродский, или хотя бы как... (как ее...) Полозкова. Не подражая вовсе, отнюдь... особо! Вот бы, сказали: "Гляньте, так не расхоже, ни на кого знакомого не похоже"... ну а потом неразборчиво: "боже, боже!", сбивчиво. Только не суждено. В общем, писать в отрыв, без оглядки, рьяно, как не в себе, как польку на фортепиaно пьяный тапер в немом исполнял кино, мне не дано.
Честно бралась за дело: топтала грядки, не выносила мусор, себя, не ела, можно сказать, стихийно и оголтело пачкала мебель и не убирала дом. Спорилось дело весело и отрадно: пыль оседала радостно и нарядно на подоконники, занавесы, веранду... в общем, давалось дело, и не с трудом. Дело не цель, конечно, всего лишь средство. Каждому ясно, что в тесном, родном соседстве, в общем одном пространстве, единоместно, ввыссь прорастают пышно стихи и сор.
Только, понятно, это, конечно, блажь. Мда... Вздор. Не стоит воспринимать буквально смысл метафор, теряя резон от жажды. Впрочем, может резон и есть необходимая мзда.
В общем, собрав в охапку всю трезвость мысли, в поисках этих самых вселенских высей, тех, где стихи плодятся подобно крысам, бегло и безболезненно, на ура, я стала думать. О том, что греет - стихосложении, дактилях и хореях, но ничего в них вовсе не разумея, я поняла: пожалуй, что мне пора к черту послать амбиции и потуги. Не начертишь слоном квадратуру круга на чернобелом поле. Таков закон. Следует принимать непреложность роли клавиш, кроссвордов, зебр, и, когда поставишь синюю королеву на белый фон, не удивляйся: Феб не ко всем покладист. Следует принимать непреложность правил. Каждому отмеряется без причин и зависть тут совершенно, вовсе уж, не причем.
Разум - долой, иное должно быть кредо. Если стихи растут, то, пускай из бреда. Сядешь в большое кресло, сольешься с пледом на междуречье путая сор и явь. Так и потянутся буквы, слова, октавы, по мостовым, по рельсам, по переправам, правое будет левым, а слева - право, всякий входящий трезвость ума оставь. Здравствуй, абракадабра аборигенов, оборотней, обертонов. Браво! Славься, Мария, Альфа Ромео, Аве, кава, Акутагава и Акатава...
Не по зубам дается сор, не по запросам, не по потребностям отмеряется, не по мере, не по размеру, не по карману и не по росту, и уж, конечно, каждому ясно, что не по вере.
Каждому ясно, что, провалившись с треском, небу грозить - фальшиво и неуместно. Лучше подняться с кресла, убрать квартиру. Вычистить дом от сора, заштопать дыры и отстирать белье от того узора, что непременно вестником по утрам раньше зари встает, проступает сыро пятнами на подушке, следами пира. Как на плаще Иуды Искариот.
Я не поэт. Стихи не растут из хлама. Да и гармонию алгеброй не замерю. Все по местам своим расставляет время. Дай же мне, Феб, живой избежать бедлама. Дай же мне, Феб, лишь рифму для слова "мама".
Честно бралась за дело: топтала грядки, не выносила мусор, себя, не ела, можно сказать, стихийно и оголтело пачкала мебель и не убирала дом. Спорилось дело весело и отрадно: пыль оседала радостно и нарядно на подоконники, занавесы, веранду... в общем, давалось дело, и не с трудом. Дело не цель, конечно, всего лишь средство. Каждому ясно, что в тесном, родном соседстве, в общем одном пространстве, единоместно, ввыссь прорастают пышно стихи и сор.
Только, понятно, это, конечно, блажь. Мда... Вздор. Не стоит воспринимать буквально смысл метафор, теряя резон от жажды. Впрочем, может резон и есть необходимая мзда.
В общем, собрав в охапку всю трезвость мысли, в поисках этих самых вселенских высей, тех, где стихи плодятся подобно крысам, бегло и безболезненно, на ура, я стала думать. О том, что греет - стихосложении, дактилях и хореях, но ничего в них вовсе не разумея, я поняла: пожалуй, что мне пора к черту послать амбиции и потуги. Не начертишь слоном квадратуру круга на чернобелом поле. Таков закон. Следует принимать непреложность роли клавиш, кроссвордов, зебр, и, когда поставишь синюю королеву на белый фон, не удивляйся: Феб не ко всем покладист. Следует принимать непреложность правил. Каждому отмеряется без причин и зависть тут совершенно, вовсе уж, не причем.
Разум - долой, иное должно быть кредо. Если стихи растут, то, пускай из бреда. Сядешь в большое кресло, сольешься с пледом на междуречье путая сор и явь. Так и потянутся буквы, слова, октавы, по мостовым, по рельсам, по переправам, правое будет левым, а слева - право, всякий входящий трезвость ума оставь. Здравствуй, абракадабра аборигенов, оборотней, обертонов. Браво! Славься, Мария, Альфа Ромео, Аве, кава, Акутагава и Акатава...
Не по зубам дается сор, не по запросам, не по потребностям отмеряется, не по мере, не по размеру, не по карману и не по росту, и уж, конечно, каждому ясно, что не по вере.
Каждому ясно, что, провалившись с треском, небу грозить - фальшиво и неуместно. Лучше подняться с кресла, убрать квартиру. Вычистить дом от сора, заштопать дыры и отстирать белье от того узора, что непременно вестником по утрам раньше зари встает, проступает сыро пятнами на подушке, следами пира. Как на плаще Иуды Искариот.
Я не поэт. Стихи не растут из хлама. Да и гармонию алгеброй не замерю. Все по местам своим расставляет время. Дай же мне, Феб, живой избежать бедлама. Дай же мне, Феб, лишь рифму для слова "мама".