9177
В Малом Драматическом Театре есть спектакль "Варшавская мелодия". В постановке участвуют только два героя. Сегодня их играли Уршула Малка и Данила Козловский. Очень кратко перескажу сюжет, чтобы было понятно, о чем речь. Геля - полячка, студентка вокального отделения консерватории в Москве, Виктор - будущий винодел. Они встречаются в консерватории в 1946-м году, влюбляются, затем расстаются через пару месяцев, а потом встречаются 10 лет спустя в Варшаве и еще 10 лет спустя в Москве.
Общая оценка игры Уршулы -- великолепно, Данилы -- плохо. По здравом размышлении -- даже отвратительно. Справедливости ради, задача перед ним стояла сложная -- он должен был переключаться с роли героя лирического, то есть "автора", который предается воспоминаниям, на роль настоящего героя собственных воспоминаний. Если бы получилось -- ему можно было бы сочувствовать, и даже вполне оправдывать его героя. Уршула же неестественна только в той сцене, в которой она сообщает о выходе указа о запрете брака с иностранцами -- будущем поводе для расставания героев -- вероятно, потому, что этот повод чужд как ее героине, так и общему ходу пьесы, в которой историческая перспектива является скорее лишь канвой для сюжетной линии, нежели предметом переживаний героев. Точнее, она могла бы стать этим предметом, почти действующим лицом, и, возможно, даже являлась им в замысле сценариста пьесы или режиссера спектакля, но игра Уршулы отводит ее на второй план. Ее -- историческую перспективу, напоминаю тем, кто устал или уснул.
Так чем же конкретнее, если отбросить субъективный гендерный аспект и проекции на эпизоды собственной жизни, мне понравилась Уршула и не понравился Данила? Уршула -- цельностью и красотой образа, честностью по отношению к своему персонажу, отнюдь не лишенному недостатков. Данила -- лицемерием, слащавостью голоса в ненужные моменты, ненатуральностью своей любви и своих мучений. Его монологи -- это пытка, и ежесекундно подавляемая попытка самому выйти на сцену и сказать: не так, неправильно играешь, земеля. Можно было бы возразить: так вот, он и сыграл такого человека, так было задумано, исполнено. Но нет. Это был тот случай, когда актер не верит в то, что делает герой, а не тот, когда сам герой не верит в то, что говорит. Две большие разницы.
Общая оценка игры Уршулы -- великолепно, Данилы -- плохо. По здравом размышлении -- даже отвратительно. Справедливости ради, задача перед ним стояла сложная -- он должен был переключаться с роли героя лирического, то есть "автора", который предается воспоминаниям, на роль настоящего героя собственных воспоминаний. Если бы получилось -- ему можно было бы сочувствовать, и даже вполне оправдывать его героя. Уршула же неестественна только в той сцене, в которой она сообщает о выходе указа о запрете брака с иностранцами -- будущем поводе для расставания героев -- вероятно, потому, что этот повод чужд как ее героине, так и общему ходу пьесы, в которой историческая перспектива является скорее лишь канвой для сюжетной линии, нежели предметом переживаний героев. Точнее, она могла бы стать этим предметом, почти действующим лицом, и, возможно, даже являлась им в замысле сценариста пьесы или режиссера спектакля, но игра Уршулы отводит ее на второй план. Ее -- историческую перспективу, напоминаю тем, кто устал или уснул.
Так чем же конкретнее, если отбросить субъективный гендерный аспект и проекции на эпизоды собственной жизни, мне понравилась Уршула и не понравился Данила? Уршула -- цельностью и красотой образа, честностью по отношению к своему персонажу, отнюдь не лишенному недостатков. Данила -- лицемерием, слащавостью голоса в ненужные моменты, ненатуральностью своей любви и своих мучений. Его монологи -- это пытка, и ежесекундно подавляемая попытка самому выйти на сцену и сказать: не так, неправильно играешь, земеля. Можно было бы возразить: так вот, он и сыграл такого человека, так было задумано, исполнено. Но нет. Это был тот случай, когда актер не верит в то, что делает герой, а не тот, когда сам герой не верит в то, что говорит. Две большие разницы.