Оригинал взят у
putnik1 в
БЕРСЕРК И БАБОЧКА Мне лично Навальный ничего никогда не платил, о чем я ему сразу и сообщила. Отвернувшись от меня, "народный" кумир в какой-то момент больно наступил мне на ногу, а потом еще и надавил каблуком... Однажды так поступил со мной мальчишка в пионерлагере после второго класса за то, что мне вручили приз на соревнованиях, а не ему. Но этого взрослому мужчине показалось мало. Я оказалась среди журналистов, провожавших Навального до его машины, и в толпе так получилось, что именно я оказалась рядом с Навальным (...) Когда мы поравнялись с решетками забора и оказались в воротах - в тени здания, Навальный быстро схватил мою левую руку, свободную от микрофона, и вывернул ее с силой, достаточной для того, чтобы было больно, но так, чтобы не случилось вывиха (иначе можно заявлять в полицию). После этого он быстро спрятался за своего огромного охранника (...), юркнул в машину и захлопнул дверь...
Верю. Верю
г-же Тугариновой с первого слова.
Но ожидаемо, оттого не особо впечатлен. Разве что отклики потрясенных баранов забавляют.
И вот что вспомнилось...
Кто интересуется новейшей историей Украины в ее перегибах и парадоксах, не даст соврать: однажды, - давненько уже, - на каком-то ток-шоу некий весьма и сейчас влиятельный, а тогда почти всемогущий депутат долго доставал г-жу Тимошенко, еще не премьера и не пожилую сиделицу, а лидершу оппозиции в самом расцвете сил и ярости. И достал, в конце концов, так, что дама не выдержала. Закончив выступление, она пошла на свое место, однако не прямо, а кружным путем, так, чтобы пройти мимо стульев, где сидели оппоненты, а подойдя, четко-четко вонзила острие высокого тонкого каблучка во вражью ступню. Но не делая вид, что как бы случайно и мимоходом, а открыто, на виду у всех и у камер, задержалась на две-три секунды, как-то очень по-женски замешкавшись, - то ли поправляя прядь волос, то ли еще что, точно уже не помню.
Это, - клянусь святым Озриком, святым Дунстаном и всеми их ранами! - были очень долгие две-три секунды. Особенно, конечно, для наказуемого депутата. Отчетливо помню его перекошенное, застывшее лицо. Сильный, очень спортивный мужик, боксер и футболист, в юности изрядный хулиган, он, держа понт, смог не орать от боли, но явно не знал, что делать: с одной стороны, перед ним была хрупкая женщина, и пустить в ход руки означало бы публично себя унизить, но с другой стороны, - отчетливо помню и лицо г-жи Тимошенко, - заострившийся нос и суженные в черточки глаза внятно предупреждали: только попробуй, хуже будет. И в студии, - опять-таки, врезалось в память, - сгустилась такая черная тишина, что негативом ударило через экран. А потом все вдруг кончилось, дама, наконец, поправила локоть и потанцевала дальше, а пальцы депутата, накрепко впившиеся в подлокотники, разом ослабли и весь он как-то обмяк, словно от электрического стула отключили ток.
Нет-нет, я не уподобляю. Некого и некому. Юлия Владимировна в лучшие года была, даром что в юбке, мужиком и воином. Можно сказать, берсерком. Сравнивать ее с этим облаком в штанах смешно и недостойно. Я просто позволил себе небольшой мемуар. А что до потерпевшией г-жи Тугариновой, то ей, думаю, еще повезло. Ну, наступили каблучком на ногу, ну, подвернули запястье. А ведь могли и плюнуть, и укусить исподтишка, и вцепиться в прическу, а то и коготками попортить макияж. Мало ли что при таком-то огромном охраннике могли...