Лион Фейхтвангер «Успех»
Книгу в полноценной озвучке не нашёл и отложил на когда-нибудь. Но потом просто начал читать и не смог остановиться. И - да, это одна из книг, которые мне посоветовала Дарья (antigona88). Кажется, больше половины из того, что я читал/слушал последние полтора-два месяца, рекомендовано ею. 🙏
Любую хорошую книгу сложно описать несколькими фразами. Здесь слишком много больших и маленьких историй, каждая из которых так или иначе остаётся в памяти, вызывает какие-то чувства и мысли. Выбрал самое для себя важное.
Под катом есть спойлеры.
Зыбкость правосудия хорошо видна в истории Мартина Крюгера: есть отправная точка (недовольство человеком) и конечная (наказание). Линия обязательно должна пройти через обе эти точки, а то, что между ними, не имеет значения - там лишь имитация правосудия: выдуманное дело, ложные показания, и т.п. Ближе к концу книги имитация становится чуть ли не единственной формой правосудия. И это вполне логичное развитие: если действие поощряется и/или не вызывает значимого противодействия, то действие становится нормой, а система переходит на следующий уровень нормализации. В данном случае движение было в сторону несправедливости и беззакония. Наверно, так происходит всегда, когда правосудие оказывается во власти людей, которым плевать на правосудие.
Параллельно - тема ксенофобии. Раньше баварцы мне представлялись в виде клише с Октоберфеста. Но в книге я увидел их такими, какими их описал Зигберт Гейер, адвокат Мартина Крюгера: «вылепленными из одного теста, из безвкусного баварского теста: хитрые, узколобые, лишенные горизонта, угловатые, как ущелья их родных гор» (с). Их способ ведения дел - хитрость пьющего крестьянина (выиграть в моменте, чтобы проиграть в целом), их весёлость - как-будто периодически проступающее воинственное слабоумие. Их ксенофобия - не взрывная нетерпимость, после которой устанавливается довольно устойчивое равновесие (искусственный пример - любой командный вид спорта), а мелочное неослабевающее неприятие, которое постепенно дозревает до абсолютной нетерпимости. Конечно же, это не только о баварцах, описанных в книге. Как и любая болезнь, ксенофобия без своевременного лечения может принимать довольно уродливые формы.
История Иоганны Крайн в её борьбе за освобождение Мартина Крюгера - история упрямства, которое со временем сминает любые преграды. Для неё борьба с несправедливым решением суда заслоняет ощущение тщетности этой борьбы. Она не знает, что именно сработает, поэтому хватается за любую возможность, которая кажется перспективной. В итоге срабатывает случайность - и срабатывает слишком поздно, но происходит эта случайность благодаря её упрямому движению. Возможно, в какой-то альтернативной истории развитием сюжета стал бы арест самой Иоганны. Но здесь она своими действиями не успела причинить системе значимого урона. И сама история выглядела логически завершенной в момент смерти заключенного, за которого она боролась. Тем не менее, даже после этого она продолжает делать то, что может. И вот уже тогда наносит довольно ощутимый урон, «заставляя покойного заговорить». Упорность на грани упоротости.
Где-то рядом - Жак Тюверлен. Настолько адекватный, что больше и сказать про него нечего. Хотя он навёл меня на мысли, которые не имеют отношения к книге и которые, возможно, позже зафиксирую отдельно.
Особенно понравившаяся мне история - поиск автора картины «Иосиф и его братья», с которой начинается книга. Поиски вёл гениальный эгоистичный инженер Каспар Прекль, и художник нашёлся - в сумасшедшем доме. Когда художник начал показывать свои безумные картины, у меня появилось ощущение, что для Каспара это станет той соломинкой, которая навсегда перебьёт хребет его здравомыслия. Не перебила. Но дальше художник бреется и - прям до мурашек по коже! - становится как две капли воды похожим на самого Каспара Прекля. Тут я уже всерьёз ждал, что из сумасшедшего дома уедет безумный художник, оставив там приехавшего к нему инженера. Обожаю такие вещи! Неожиданное невероятное почти весёлое устрашающее приключение.
И буквально по одной строке на историю:
- эпизод с Катариной фон Радольной: «и вот она сидела у него, пышная, медноцветная, ласково заинтересованная, незаметно ведущая борьбу, улыбающаяся, несчастливая» (с)
- трагедия писателя Лоренца Маттеи, который в свои 55 лет вдруг выяснил, «что на его родине царила неправда, что мир вообще вовсе не так прекрасен и уютен, как он представлял его себе и своим читателям» (с)
- трагедия служанки Амалии Зандгубер, которая, кажется, просто не верила, что красивые учтивые люди могут быть плохими, что с ней может случиться что-то плохое.