Про ментальные образы (Аристотель et al)
Вообще очень здорово быть переводчиком -- это постоянно длящийся сюрприз, никогда не знаешь, что узнаешь в ходе очередного перевода. На прошлой неделе, например, узнал массу интересного о гаражном оборудовании (это я-то, который и машину водить не умеет и даже учиться не собирается). Затем о методике проведения тренингов (элементы которой я тут же стал использовать в своих семинарах по «языкам изобразительного искусства» у психологов).
Вот сегодня сижу, перевожу статью по методу извлечения метафор в глубинных интервью для маркетинговых исследований:
«В настоящее время большая часть ученых в когнитологии благожелательно рассматривает точку зрения о том, что мысли основаны на образах, а язык служит тем инструментом, с помощью которого люди тестируют и передают свои ментальные образы другим. Если мысли действительно базируются на образах, тогда образы по необходимости служат содержанием когнитивной структуры. (Damasio, A. R. (1994). Time-locked multiregional retroactivation: A systems-level proposal for the neural substrates of recall and recognition. In P. D. Eimas & A. Galaburda (Eds.), Neurobiology of cognition (pp. 24-62). Cambridge, MA: MIT Press; Pinker, S. (1994). The language instinct: How the mind creates language. Cambridge, MA: MIT Press; Pinker, S. (1997). How the mind works. New York: W. W. Norton)».
Вспомнилось некстати, как иконопочитатели пользовались когнитивной теорией Аристотеля, также построенной на образах. Учение Аристотеля о восприятии сформировалось в значительной степени в ответ на эпистемогогию Платона, в которой диалектическое мышление имеет дело с идеальными формами, высоко вознесшимися над образами как неразрывно соединенными с чувственной материальной реальностью (Republic 510B; 511C; 532A). У Аристотеля, как Ричард Сорабджи четко показал в своем Введении к переводу трактата Аристотеля о памяти, все процессы человеческого мышления требуют наличия образов (Richard Sorabji, Aristotle on Memory. London: Duckworth, 1972, 6f. Cf. De memoria et reminiscentia 449b31; De Anima 431a16; 431b2; 432a8;a13), поскольку в системе Аристотеля лишь немногие вещи могут существовать в идеальной форме отдельно от чувственного мира, а потому объекты мышления должны иметь чувственно-воспринимаемого посредника, который будет служить их чувственно-воспринимаемой формой (напр., цвета объекта); эта форма переносится в телесные органы в процессе восприятия объекта. Подобным образом уже первый этап акта воспоминания у Аристотеля (аффект) включает образ или «отпечаток» воспринятого объекта, спроецированного на телесные орган (Richard Sorabji, Aristotle on Memory. London: Duckworth, 1972, 2. Cf. “…one must think of the affection, which is produced by means of perception in the soul and in that part of the body which contains the soul, as being like a sort of picture (zographema), the having of which we say is memory” (Aristotle, De memoria et reminiscentia, 450a28, trans. Sorabji, 50). Первоначальный аффект производит ментальный образ, который хранится в памяти, более того, Аристотель считает, что этот образ должен быть изображением или подобием воспринятой модели (eikona, 450b27; 451a2, a11-12). Забавно, что теория восприятия возвращается к Аристотелю (по крайней мере в этом).
Вот сегодня сижу, перевожу статью по методу извлечения метафор в глубинных интервью для маркетинговых исследований:
«В настоящее время большая часть ученых в когнитологии благожелательно рассматривает точку зрения о том, что мысли основаны на образах, а язык служит тем инструментом, с помощью которого люди тестируют и передают свои ментальные образы другим. Если мысли действительно базируются на образах, тогда образы по необходимости служат содержанием когнитивной структуры. (Damasio, A. R. (1994). Time-locked multiregional retroactivation: A systems-level proposal for the neural substrates of recall and recognition. In P. D. Eimas & A. Galaburda (Eds.), Neurobiology of cognition (pp. 24-62). Cambridge, MA: MIT Press; Pinker, S. (1994). The language instinct: How the mind creates language. Cambridge, MA: MIT Press; Pinker, S. (1997). How the mind works. New York: W. W. Norton)».
Вспомнилось некстати, как иконопочитатели пользовались когнитивной теорией Аристотеля, также построенной на образах. Учение Аристотеля о восприятии сформировалось в значительной степени в ответ на эпистемогогию Платона, в которой диалектическое мышление имеет дело с идеальными формами, высоко вознесшимися над образами как неразрывно соединенными с чувственной материальной реальностью (Republic 510B; 511C; 532A). У Аристотеля, как Ричард Сорабджи четко показал в своем Введении к переводу трактата Аристотеля о памяти, все процессы человеческого мышления требуют наличия образов (Richard Sorabji, Aristotle on Memory. London: Duckworth, 1972, 6f. Cf. De memoria et reminiscentia 449b31; De Anima 431a16; 431b2; 432a8;a13), поскольку в системе Аристотеля лишь немногие вещи могут существовать в идеальной форме отдельно от чувственного мира, а потому объекты мышления должны иметь чувственно-воспринимаемого посредника, который будет служить их чувственно-воспринимаемой формой (напр., цвета объекта); эта форма переносится в телесные органы в процессе восприятия объекта. Подобным образом уже первый этап акта воспоминания у Аристотеля (аффект) включает образ или «отпечаток» воспринятого объекта, спроецированного на телесные орган (Richard Sorabji, Aristotle on Memory. London: Duckworth, 1972, 2. Cf. “…one must think of the affection, which is produced by means of perception in the soul and in that part of the body which contains the soul, as being like a sort of picture (zographema), the having of which we say is memory” (Aristotle, De memoria et reminiscentia, 450a28, trans. Sorabji, 50). Первоначальный аффект производит ментальный образ, который хранится в памяти, более того, Аристотель считает, что этот образ должен быть изображением или подобием воспринятой модели (eikona, 450b27; 451a2, a11-12). Забавно, что теория восприятия возвращается к Аристотелю (по крайней мере в этом).