О Браусе Мерногане, люди говорили многое и разное, но все сходились в одном, что бог не обделил талантом этого человека. Самому же Браусу было не до слушания этих сплетен и слухов. Он был занят тем, что эти сплетни создавал. Когда на него снисходила муза, он рисовал как сумасшедший. Когда она уходила, он кутил так, что спускал свои баснословные гонорары за считанные дни. И чем дольше текла его жизнь, тем больше в ней получалось кутежа и меньше музы.
Так шло до тех пор пока тяжелая болезнь не приковала его к постели. Уже через некоторое время выяснилось, что болезнь неизлечима и скоро он умрет. Много чего пытался поделать с этим Браус: отрицал свою кончину, пытаясь зажить как прежде, и страшно боялся, и ненавидел, но в конце концов принял и смирился. Именно в этот момент постучал к нему в дверь незнакомый старец.
Предложил старец вылечить Брауса, но взамен попросил, чтобы первая картина, которую нарисует художник, досталась его скромному лекарю. Браусу терять было нечего и он согласился. На следующее же утро смертельно больной чувствовал себя рожденным заново. Жизнь не то что переполняла его, Браус и был сама жизнь. Хотелось кричать, петь, скакать, и он делал это, но делал как прирожденный художник. Он вылил все свои чувства в картину, наполнив каждую мельчайшую деталь океаном эмоций и ощущений, самых разных, от простых до безумных. Через неделю, когда кисть оторвалась от холста, завершая последний штрих, Браус взглянул на картину, и восхищению его не было предела. Никогда он не рисовал ничего подобного. Все его доселе мировые признанные шедевры блекли на фоне этого полотна. Казалось, что перед ним не картина, а окно, и по ту сторону от него самое счастливое место на земле. Что уж тут говорить, влюбился Браус в картину и не захотел отдавать. Когда его лекарь дал о себе знать, то художник отдал ему копию. Старец, цокающий от удовольствия, забрал картину и ушел, а Браус, довольный что его обман не заметили, достал оригинал, поставил его перед собой, окинул взглядом еще раз, да так и застыл на месте. Сердце его остановилось.