"Cтолько ем, столько пью, столько маме отдаю". Детские ладошки подкидывают песок, и пока он возвращается назад, успевают, повернувшись разок тыльной стороной, ловко поймать его. Если после всех кульбитов, песок не упал на землю, цель дотигнута.
У Гали получается лучше всех. Она почти не теряет ни песчинки. Просто она знает секреты песка. Он хорош, когда мокрый. Галя может играть в песок с утра и до вечера. Ночью ей часто снится дворовая песочница. Утром она просыпается в отличном настроениии. Сон о песочнице - хороший сон. Даже детским садик с синими вареными яйцами и молочным супом с пенками можно вытерпеть, благодаря желтому чистому песку ну и ,конечно, лошадке, что привозит продукты. Галя живет у бабушки, мама с папой - в Ленинграде. Папа учится а академии, мама работает учительницей. Когда Галя заболевает сильно, мама звонит по телефону и жалуется бабушке, что сердце у нее не на месте. Бабушка смеется низким прокуренным голосом и называет маму дурочкой. Конечно, у них все в порядке. Гале стыдно, что бабушка врет. Потом бабушка объясняет учительским тоном, что маме там далеко не нужно волноваться. Примирение заканчивается чтением книги "Катруся уже большая". Ночью Гале совсем плохо, сильный жар, а мраморная лампа-совонка двоится и слепит круглыми глазами. Утром приходит участковый доктор:"Поздравляю, снова пневмония". Пневмония - это боль от уколов и горькие микстуры, это бабушкино отсутствие на лекциях и недовольный взгляд соседа-директора техникума...
"Столько ем, столько пью, столько маме..." Нет. Нисколько я не успела им отдать. Ни маме ни бабушке. Всю жизнь они мне отдавали и отдали себя без остатка. В одном их телефонных разговоров мама спросила меня, как будет на иврите "я по тебе скучаю", Мы тогда жили в Израиле первый год, и я сказала маме, что не учу таких слов. "Я не скучаю..." Вторую половину фразы о том, что мне нельзя раскисать, когда у мужа ни черта не идет ни с языком ни с работой, что дочь плачет по ночам и ненавидит школу, а маленький сын все каникулы сидит дома из-за отсутствия денег или носится по улице с ключом на шее, я не смогла выговорить. Зачем зря заставлять ее волноваться! Она вдруг засмеялась, как-то странно свернула разговор и умерла через неделю. Через месяц я уже была в России вместе с мужем. Дети-школьники брошены на родных и друзей мужа. В банк отданы деньги под гарантии. Россия 1994 года поразила бедностью и жаждой долларов. Я захожу к своей старенькой бабушке. Совонка испуганно смотрит со шкафа. Бабушка плачет и тихо шелестит сморщенными губами.
Решение забрать бабушку в Израиль вызывает одобрение у папы и сестры. Они не скрывают радости. Начинается полное приключений оформление загранпаспорта и разрешения на выезд, едва не закончившиеся трагедией. Переезд ее был тяжелым, а жизнь в Израиле горька и безрадостна, как бывает пуста жизнь вдовы, пережившей единственного ребенка. Она прожила полтора года постоянно болея и призывая смерть.
Я стою у ее могилы. Песок, кругом песок. Прошло уже десять лет. Я уже реже бываю на кладбище. Но в ее день рождения и перед Судным днем я всегда прихожу сюда.