Дневник моего любимого
Как и обещала публикую в своем ЖЖ дневник, который мой любимый вел пока лежал в Институте социльной и судебной психиатрии им. Сербского с 27 марта по 15 апреля 2008г.
Текст дневника под катом.
Кропоткинский переулок дом 25/17 встретил высоким забором и серьезной проходной с теткой в форме за стеклом. Документы ей передают через выдвижной ящик, как в банках и обменных пунктах. В узком проходе проходной закреплены зеркала, чтобы тетке-охраннице с ее стула было видно все, что происходит справа, слева и на полу. Наверное, чтобы видеть проползающего на коленях беглеца. Наверное, видеонаблюдению они не доверяют. Дознавательница моя, Никитина Наталья Эдуардовна (НЭН), женщина, хотя и ростика небольшого, но эффектной внешности, одета была по-видимому в понятии «форменной тетки» не по-дознавательски. Мини-юбка, высокие каблуки. С недоверием рассмотрев ментовскую ксиву, она вопросительным взглядом смотрела на НЭН. НЭН на ее вопросительный взгляд говорит: «Ложиться на стационар». Тетка кивает понимающе головой, поворачивается ко мне и спрашивает: «А вы?» Я в этот момент еле-еле сдержал смех, дабы не обидеть НЭН. НЭН в некотором замешательстве начинает тетке объяснять, что ложусь я, совать ей направление мой паспорт. Тетка очень медленно отдупляет, ищет в каких-то списках мою фамилию, не находит, куда-то звонит… Короче промурыжили нас там минут 30, потом пропустили.
Прошли по двору, впечатление давящее, удручающее, обычно такое впечатление оставляют здания управлений ОГПУ - НКВД - КГБ - ФСБ… В сторожевой будке у забора сидела баба-охранник неопределенного возраста. Мы спросили ее, где приемный покой. Она выбралась из своей будки в меховой шапке с кокардой, камуфлированном пальто ниже колена и с дубинкой необыкновенной длины. Встав рядом с нами и измерив нас взглядом, она показала на ступени подъезда, находящегося рядом с нами. Мы поднялись по широкой лестнице и оказались в приемной. Там было скопище охраны в разношерстных мундирах: ментовских серых, камуфлированных и синих похожих на прокурорские. Помимо меня в приемном покое уже было несколько пациентов: какая-то женщина из Иванова, постоянно что-то то орущая, то рассказывающая ни к кому не обращаясь, пожилой мужчина и два парня, как я понял из военкомата. Всех по очереди заводили в приемной отделение, заполняли какие-то бумаги, задавали стандартные для таких процедур вопросы, забирали паспорт, сотовый телефон и отправляли переодеваться. У НЭН не было большого желания здесь торчать и, дав мне ЦУ, она сказала, что уходит. Я позвонил Вере и сказал, что я же в приемном покое жду своей очереди и что НЭН сказала, что выпишет ей разрешение для свиданок и что, скорее всего, без этого разрешения ее сейчас ко мне не пустят. Вера же в это время на всех парах летела ко мне в Сербского из самого Орехово-Зуево, т.к. у ментов в машине, на которой они везли меня, места не оказалось, и булла уже где-то рядом.
Когда подошла моя очередь, я присел за стол к врачу и начал со скукой отвечать на вопросы. Через какое-то время я услышал из приемного, позади себя: «Кхе, кхе, кхе». Обернувшись, я был обрадован и изумлен, на стульчике сидела Вера и улыбалась. Лицо нее было заплаканное и уставшее, но в глазах горели огоньки. Закончив со мной, врач сказал подождать в коридоре и пошел оформлять бумаги. Мы с Верунчиком обнимали друг друга, она мне все говорила и говорила, то начинала плакать, то успокаивалась. А я пытался впитать в себя этот момент нашей близости, наших прикосновений, звуки ее голоса, чтобы мне как можно на дольше хватило этого… на месяц, который мне здесь обещали или кто знает… Пока мы наслаждались моментом на нас с явной завистью смотрели медперсонал, шаставший туда-сюда и толпящаяся в приемной охрана. Я, в принципе, понимаю их зависть, им с их ограниченным мировоззрением, да еще и с добровольным заточением себя в дурдоме, не видать таких искренних и чистых чувств. Но, как говориться - каждому свое.
Через минут 10 меня позвали переодеваться. Верхнюю одежду и обувь положили в мешок. Я переоделся в белые брюки, оранжевую футболку с капюшоном и надписью «Puma». Оранжевый цвет меня радует, я подумал, что, наверное, это будет самое яркое пятно в этой серости.
Мне отдали мои сумки с гигиеническими принадлежностями и фруктами, после шмона, и попросили следовать по коридору. Я сказал, что мне надо попрощаться с девушкой и вышел в приемный. Прощание состояло из слез с одной стороны и успокоений с другой. Потом я сказал Вере, что если она будет плакать, и я буду знать, что она в таком состоянии мне будет тяжелее переносить разлуку и «экспертизу». А на своем затылке я все также ощущал взгляды удивления и зависти.
Пройдя по длинному коридору за своей провожатой, я оказался на лестнице, ведущей на верхние этажи. Мы поднялись на третий этаж. Все двери, которые встречались на нашем пути, открывались ключом, а потом опять захлопывались на замок. Дверь на этаж не была исключением. Привели в наш отсек, по-другому не назовешь, с двух сторон он перекрыт дверями. В отсеке: процедурный кабинет, рентген кабинет, еще пара каких-то кабинетов, пара холодильников, раковина, стол медсестры и дверь в палату. Еще один шмон вещей. Отмели бритву, пену для бритья и дезодорант. Сказали, буду брать у сестры по утрам. Гель для душа, зубную пасту, зубную щетку и мыло оставили. Еще раз заполнение каких-то бумаг, одни и те же вопросы.
Наконец завели в палату. Палата состоит из двух смежных комнат. В большой комнате 8 коек, в маленькой - 4. У каждой кровати тумбочка и стул. Посреди комнаты стоит обеденный стол, в углу под потолком - телевизор. Рядом с дверью в смежную комнату - дверь в санузел. На двери окно, чтобы, заглянув, можно было увидеть все, что происходит в туалете. Внутри писсуар, унитаз, душевая кабина, две раковины, две скамейки для курения.
В этот день выписывали двух человек: одного армянина и русского, видно из братвы. Мне как раз досталась его койка. Мы с ним разговорились, и он ввел меня в курс дел: как себя надо вести, ни с кем не ругаться, особенно с персоналом, как сюда можно загнать план или телефон, где шмонают, а где не шмонают. Сказал, что кровать он раскачал качанием пресса, и она теперь поскрипывает, но, в общем, кровать хорошая перед окном и рядом с телевизором. Научил закрывать тумбочку, она все время открывалась и надо в одном месте подставлять бумагу, закрывая дверку. Он здесь пролежал месяц и неделю, а до этого здесь же два раза лежал на стражке.
В палате висит расписание дня:
6.00 Подъем
7.00 - 9.00 Туалет
8.00 - 8.30 Раздача передач
9.00 - 10.00 Завтрак
10.00 - 14.00 Обход врачей
14.00 - 14.30 Обед
14.30 - 16.00 Тихий час
16.00 - 17.00 Телепередачи
17.00 - 17.30 Раздача передач
18.00 - 19.00 Ужин
19.00 - 21.30 Телепередачи
22.00 Отбой
Справедливости ради, надо сказать, что, конечно, расписание это соблюдается не по всем пунктам: спать можно сколько хочешь, телевизор как включается в 16.00, так до 22.00 и работает, да еще и DVD есть. А в субботу и воскресенье, когда нет врачей, телевизор работает с утра и до вечера. Запрещается выходить из палаты в коридор, только до холодильника и читать после отбоя. Когда у меня забирали телефон, говорили, что мне его будут выдавать по моему требованию. Потом оказалось, со слов моего лечащего врача Елены Александровны: «Владимир Алексеевич, вы не под арестом, но, по распоряжению завотделения, вам можно позвонить один раз. Сказать родным, что с вами все в порядке и сообщить день выписки». Я, конечно, спорить не стал, мы пойдем другим путем, как учил великий Ленин.
В первый день меня дернули на комиссию. Посадили на стул перед столом, стоящим посреди кабинета. За столом сидела завотделения, умудренная опытом пожилая женщина с взглядом лисицы. Вокруг нее, как лисята, выведенные лисой на охоту, по другим столам ютятся более молодые коллеги. Среди них и моя врачиха, смотрит с любопытством, как на экзотическую зверушку. И опять начинается: вопросы - ответы, снова вопросы: «Зачем, почему, как вы думаете?» Господи, думаю, а ведь еще месяц этих вопросов, а ругаться ни с кем нельзя. Отвечаю всю правду как на духу, ничего не придумываю. Но правда-то наша жестока для их слуха. Смотрю, сон в газах у моих исследователей пропал. Заинтересовал. Но видно озаботились, обеспокоились. Привыкли, что перед ними или неадекватные или косят, что неадекватные. А тут человек им в лоб говорит, что я ни косить не собираюсь, ни доказывать, что здоровый. Потому как мне по барабану. Очень их наша политика интересует, надо к ним думаю Палео лектором направить. К ним в предвыборную Жириновский приезжал, очень, говорят, понравился. Оно, конечно и не удивительно. Ну, говорят - полежите у нас. Ну, говорю - полежу. Куда мне еще деваться: либо в бега, либо под стражей обследовать будете?
На следующий день взяли анализ мочи, кровь из пальца и проверил окулист. Выпросил телефон - со скрипом дали. Позвонил Вере. Говорить не о чем серьезном по телефону нельзя: сестра и санитарка сидят уши греют, потом все в журнал для врача записывают. Я в конце разговора сказал, что сейчас скину СМС. Сестра и санитарка засуетились, пытались забрать телефон. Но у меня проблематично забрать, если кучу охраны не вызвать. Дописал СМС с ЦУ, скинул, стер исходящее и отдал телефон.
Звонил в пятницу. В воскресенье должна приехать Верунчик. Остается читать целыми днями и смотреть телик. Взял с собой книги: Владимир Буковский «И возвращается ветер. Письма русского путешественника», Нестор Махно «Воспоминания», Эдуард Лимонов «В плену у мертвецов». Читаю целый день. Иногда встаю размяться. Сегодня только четвертый день, но уже болят бока, спина и локти. Больше всего хочется в спортзал или прогуляться подольше на улице.
Вот и воскресенье - свиданка! Приехала Вера с моим батей. Завели нас в комнату для свиданий, там два охранника с дубиналами. Хотели нас посадить нас по разные стороны стекла и говорить через телефонные трубки. Мы развыступались с какого… Я ведь не стражный. Они сдались и мы сели в одном помещении. Вся свиданка меньше получаса, но это заряд сил и терпения на целую неделю. Свиданка закончилась, взял свою передачу и пошел обратно. Разговорился с санитаркой, которая меня сопровождала. Она тоже, как и я, из Орехово-Зуево и дочь ее тоже здесь работает. Посмотрел табличку на входе в наш отсек - «5-е бесстражное отделение». Дал санитарке и сестре 2 шоколадки. Надо же дорожку пробивать. И связь теперь какая ни какая есть. Я же говорил: «Мы пойдем другим путем».
Началась новая неделя. На обходе я отнимаю у врачей меньше всего времени. С другими о чем-то беседуют: о таблетках, о самочувствие. Со мной кратко: «Жалобы есть?» - «Нет. Все нормально» и пошли дальше. Врачи, в основном молодые девушки, стоят лыбы давят, прикалываются за спиной у старшего врача, возглавляющего обход. Симпотные такие девки человек 6 и пара - тройка ботаников-парней с ними. Видать только после института. Мне даже казалось, что студенты, но спросил у соседа, он здесь дальше лежит, сказал врачи.
Каждый день над чем-нибудь угораю. Сегодня прочитал табличку на нашей палате: «Список испытуемых 5го клинического отделения». Хорошо, что не список пытуемых или пытаемых… Один испытуемый сегодня спросил кусачки для ногтей, ответ был суровый: «Ногти стригут с 16.00 до 20.00». А расписание дня внизу еще время для курения: 6, 7, 8, 9, 11, 12, 13, 14, 16, 17, 18, 19, 20, 21.30. Укурись. Из моего окна внизу видны камеры-дворики для прогулок. Говорят, когда тепло выводят гулять. Прошел весь день. Никуда не дернули ни разу. Только вечером взяли кровь из вены. Спрашиваю зачем, ведь привез все анализы? А мне говорят: «Врачи врачам не доверяют. Что тебе крови что ли жалко, у тебя ее много?». Сегодня было 31 марта, завтра 1 апреля. Не можем уснуть - хаху давим. Мой сосед Влад говорит пареньку, у которого кровать ближе к двери (у двери стоят два кресла для санитарок и кнопка на стене для вызова охраны в случае кипиша): «Сань, сейчас как 12 часов будет - нажми кнопку». А Саня отвечает: «Ага, завтра все будем с отбитыми головами и на галопередоле».
С утра переделали все утренние дела. Позавтракали, умылись, побрились. Сижу - читаю, жду обхода. А его нет и нет. Спрашиваю у Влада - почему нет обхода. Он говорит, что на неделе они не ходят. Только понедельник и пятница. Я прикалываюсь, говорю: «У них, наверное, сегодня выходной, профессиональный праздник День дурака». Обед. Дагестанец Талибов говорит санитарке, разливающей из ведра по тарелкам гороховой суп: «Гороховый? Мне погуще». Она ему отвечает: «Что я тебе цедить что ли буду?» Разлив всем, спрашивает: «Кому добавить? Ну говорите, а то сейчас вылью». И идет выливать в унитаз. Суп говно. Мясо я еще в супе за 6 дней ни разу не видел. Вода, вода, опять вода… На хера спрашивается столько воды наливать, если потом выливать в унитаз? Мне, в принципе, насрать, я все равно на диете. На завтрак только чай, на обед только баланда без второго и фрукты в промежутках. Только ужинаю со всеми. От такого ужина не зажиреешь.
Сегодня положили новенького, паренек молодой. Вызвали его на комиссию. Приходит на измене, весь красный. Сидел - молчал, молчал, потом спрашивает: «А что тут реально по 3 месяца лежат? Мне говорили месяц, а сейчас сказала 90 дней». Ну мы его успокоили. Сказали, что над ним врачи поприкалывались в честь первого апреля. Шутники.
Новый день. И как на зло опять синее небо, солнце, весна… Разговорился на счет карательной психиатрии с одним испытуемым - Косякин Владимир, 41 год, из них 30 лет по психушкам. Выйдет, опять ляжет. Еще с совковых времен. Сам из Тамбова. Его там размутили на хату. Где, что подписывал - не помнит. Судится уже 2 года о признании сделки недействительной. И везде психиатры спрашивают его одно и тоже: «А тебе людей не жалко, которые твою квартиру купили? Они же и без квартиры и без денег останутся». А он для них уже вроде и не людь. Живет он всю жизнь на колесах, уколах и чефире, жить без лекарств он больше не может. Кололи его и сульфазином 2*10 и галопередолом. Сейчас сульфазин и инсулиновую шокотерапию запретили, но зато переняли у западных коллег ЭСТ (электро-судорожную терапию). Такой удар по мозгам током. Человек потом месяц ничего не понимает, ссытся, срется под себя. Только отходить через месяц начинает ему еще разочек. Некоторые добрые родственники даже платят врачам, чтбы сделали ЭСТ братику, папе или сестренке, когда размучивают их на жилплощадь. Квартирный вопрос испортил не только москвичей. А еще у них в Тамбовской областной психиатрической больнице есть 12 отделение. Руководит им Малахов Владимир Иванович. Собирает он в свое отделение отказников (тех от кого отказались родные). Больница оформляет на них опекунство. За это с них удерживают по 75 % пенсии. 25 % оставляют на приобретение продуктов в ларьке. Чай они не имеют права приобрести, только в качестве поощрения, а его надо заслужить. Сигареты, приобретаемые на опекунские деньги, должны раздаваться каждому на месяц. Их же к ним не подпускают вообще. Тумбочки у больных стоят пустые: ни зубной пасты, ни щетки, ни мыла. Всех заставляют работать в поле с утра до вечера за пачку сигарет. Возмутиться никто не может, просто потому что не могут… Какое на хуй Гаити, какие зомби на плантациях… Пацаны забегают на поле сорвать пару подсолнухов, врач говорит своим зомби: «Бейте детей палками». За то, что кто-нибудь сбежит - с медперсонала удерживают проценты от зарплаты. Эти проценты тоже остаются у завотделения. В нашей стране чудным образом сосуществуют одновременно разные эпохи, строи и все это варится, булькает, мерзко воняет, как у ведьмы в котле. Но сверху все присыпано сахарной пудрой, ванилью и клубничка с вишенкой в завершении.
Сука. Опять солнце. Я приехал в четверг, сегодня четверг. Неделя. Ни о чем. Еще три. Сектанты в Пензенской области обещали конец света в мае. Лучше в апреле, было бы не так скучно. Сегодня Косякин прошел комиссию и убыл в свой Тамбов. Прибыл новый крендель, из Твери. Нескончаемый поток. Какой-то бывший коммерс. Мошенничество и весь сопутствующий набор. Тюрьма, психушка, стражное отделение Сербского, опять психушка, принудительное лечение, опять экспертиза в Сербского. Тощий, суетливый, с бегающим голодно-вороватым взглядом, хохляцкий лоб кубышкой. Он мне напоминает воевавшего со мной в одном отряде Вову Хохла, один в один. Вечно всего боящийся человек, пытающийся хитростью и заискиваниями держаться в этом жестоком мире на плаву.
Меня сегодня опять минула чаша испытаний. Всех дергают то к психологу, то к врачу, то туда, то сюда. Я один в полном покое и безмятежности. Как будто меня здесь и нет вовсе.
Сегодня солнца нет. Небо затянуто пеленой облаков. Неплохо было бы, чтобы ливень зарядил недели на две. Такой тяжелый свинцовый ливень. Когда черные тучи низко висят над землей и каждая капля, как пуля оставляет в набухшей земле выбоину. Помню, такая погода бывала часто, когда меня отправляли в пионерские лагеря. Приедешь на смену, и через несколько дней заряжает ливень. Так проходит почти вся смена. Зато спится в такую погоду… Свершилось. Не проло и года. Меня позвали на беседу с моим врачом Еленой Александровной. Миловидная девушка, психиатром ей быть не идет. Страшно подумать, что лет через 10 - 15 яд психиатрии отравит окончательно ее душу и тело, и она превратится в циничную тварь, все знающую, все понимающую, абсолют… Начали, как водится, с детства, закончили моей нынешней деятельностью: «Что вы хотите изменить? Зачем вы этим занимаетесь?» Я кратко перечислял. Но этого мало: «А еще? А еще?» Ну я прикололся, говорю: «Может потому что я больной? Сверхценные идеи. Паранойяльное развитие личности?» Вижу на лице некоторую растерянность, замешательство. Потом пришла в себя, улыбается. Спрашивает: «Вы это сейчас серьезно говорите?» Тогда я облек свой ответ в образ. Говорю: «Вы когда-нибудь в лифте застревали?» Она говорит: «Да». Ну, вот говорю это тоже самое. Мы с другом летом во время сильной жары, когда моторы лифтов перегревались и отрубались, застряли в лифте. Пока монтеры полчаса ходили, мы, хоть и были в футболках, шортах и шлепанцах, изошли потом, как в сауне. Пот тек с нас ручьями и образовал на полу кабины лужицы. Дышать было нечем. Ну и, конечно, мы начали раздвигать двери лифта, и если бы лифтеры не подоспели, мы бы их сломали и вылезли наружу. Это, как Гоголь, проснувшийся от летаргического сна в гробу, царапал крышку над головой. Тоже самое и здесь. Я больше не хочу сидеть в этом тесном и душном чулане под названием РФ. Я хочу распахнуть двери и вдохнуть полной грудью свежего воздуха. И не тюрьмы, не психушки, не крысо- и свиноподобные морды РУБОПа и Избы, возомнивших себя хранителями врат, меня не остановят. Если кто-то хочет сидеть и ждать перемен к лучшему или что кто-то придет и все за них и для них исправит, пусть ждут. А я сам, в меру своих сил и возможностей, по маленькому кирпичику буду создавать эти перемены, и строить свой мир. Если кто-то хочет приспосабливаться под этот мир, пусть приспосабливается, а я буду менять его под себя (ну разве не больной? J)
Суббота. Завтра свиданка, заряд терпения еще на неделю. Дни проходят по пунктам. Завтрак, обед, ужин - день прошел. Так порой хотелось отдохнуть, отключить все телефоны, отстраниться от всего. Ну вот, чем не отдых? Но уже не могу, пробивает на движняк. Острая нехватка адреналина, ломка… Сегодня уже пятое, осталось 19 дней и это радует.
Ну вот и свиданочка. Как же это здорово, когда тебя любят и ждут. Сегодня меня пригласили на мою свадьбу. Теперь главное успеть развестись. Начал учить немецкий. Когда-то в школе учил, но учил плохо и давно. 8 классов закончил в 1989 году. Составил пару фраз, отправил по СМС: du ich glück. Ich brauche niemanden außer dir. Оказывается, первую фразу составил неправильно. Получилось: ты я счастье. Сегодня дунул с пацанами. Испытываться стало веселее. Поставили комедии: «Клик. С пультом по жизни» и «Кавказская пленница». Весь вечер угорали. Потом пробило на хавчик.
Понедельник. На завтрак достал из холодильника пакет с копченым мясом и куриным рулетом. Все заранее было нарезано. Рулета была хуева гора, напахано толстенными кусками. Осталось 4 маленьких кусочка. Ох, санитарки… А может охране на закуску давали. Оказывается тверской изучает юриспруденцию, хочет поступать на заочный юридический, когда все закончится. Правильно. Сначала изучи законы, а потом занимайся мошенничеством, как делают все наши политики.
В новостях РенТВ увидел акцию «Свадьба Дарвина». Отправил Вере СМС, она тоже посмотрела. Порадовало. Дунул с пацанами за такое дело. Вечер пройдет с хорошим настроением. Сегодня положили еще двух новых испытуемых. Палата забита полностью. С приходом тепла в палате становится душновато даже с открытой форточкой, а на прогулки по-прежнему не водят.
Вчера после отбоя один из вновь прибывших, молодой паренек, вскочил во сне, держась за голову, с затихающим криком: «А-а-а-а-а»… Потом уснул, как ни в чем не бывало. Через какое-то время во сне начал орать: «Хам - Хум - Ом»… Его кровать стоит рядом с кроватью Влада. Влад и ржет и на измену садится одновременно. Вдруг его ночью переклинит. А у пацана и паранойя, и шизофрения, и Бог его знает что еще. Кажется, в палату попал настоящий больной.
Сегодня вывели на прогулку. Квадрат 12*12 шагов, асфальтовые дорожки в метр шириной и посредине газон. Три дерева высоченных, выше нашего здания. Два из них, которые ближе к стене, обиты железом. А то вдруг кто-нибудь из испытуемых когти не стриг, залезет как кошка по необитому дереву. Уже вторник, а меня по-прежнему никто не испытует. Наверное еще директив по мне не получали и сидят репу чешут: «Что же с ним делать? Зачем нам его прислали? Хотя бы намекнули, какое по нему решение принять». Сегодня положили еще одного на последнюю свободную койку. Парень то ли вичевой, то ли гепатитный, то ли и то и другое вместе. Кружку, тарелку и ложку ему выдали с пометками. Интересно, а как же реклама: «Вич не передается воздушно-капельным путем и через прикосновение», если даже медперсонал ставит пометки на посуду. Мои книги разошлись по палате. Пожилой мужичок из Омска прочитал Лимонова и Буковского. Тверской взял Махно, а Влад читает Лимонова. Говорит легко читается.
Вчера прошел небольшой дождь. Я думал, погода наконец-то портится. Но сегодня опять солнце. Мужичок из Омска несколько дней назад дал мне почитать сборник избранных статей Ивана Александровича Ильина. Книга называется «О грядущей России», - М., Военное издательство, 1993г. В книге размышления Ильина о возрождении России, духовно-социальном облике эпохи, национализме и русской идее. Позабавила меня глава о фашизме. Цитата: «Фашизм возник как реакция на большевизм, как концентрация государственно-охранительных сил направо. Во время наступления левого хаоса и левого тоталитаризма - это было явлением здоровым, необходимым и неизбежным. Такая концентрация будет осуществляться и впредь, даже в самых демократических государствах: в час национальной опасности здоровые силы народа будут всегда концентрироваться в направлении охранительно-диктаториальном. Так было в Древнем Риме, так бывало в новой Европе, так будет и впредь». Полистал, почитал. Сдается мне, что все эти теоретики, как бы далеко они не заглядывали в будущее, в сегодняшних реалиях совершенно бесполезны. Ситуация меняется с такой скоростью, что глаз обывателя даже не замечает. Скорее всего, сейчас приемлема только практика, политика прямого действия. Постоянно находиться в процессе и меняться вместе с ним. Это можно сравнить с тем, что стоит задача пустить состав под откос. Теоретик сидит и рассчитывает, как положить на рельсы железную болванку: под каким углом и в каком месте. А поезд уже приближается. Тогда практик хватает эту болванку, бежит, из последних сил кидает ее под колеса. Поезд сходит с рельс. Цель достигнута. А теоретик сидит, все рассчитывает. Отточив до, как ему кажется, совершенства свою теорию, он, может быть, и положит болванку на рельсы правильно, только вот поезд уже ушел.
Сегодня десятое. Осталось две недели. На прогулку больше не выводили. Сегодня вызвали к невропатологу - бабушка с молотком. Следите за молотком. Дотроньтесь указательным пальцем до кончика носа. Обстучала мои конечности молотком и долго, с недоверием следила за реакцией моего зрачка на свет. Испытания прошел успешно. Лежу на кровати, пишу. По телевизору реклама: «Мечтаете об отдыхе? Возьмите кредит в банке…» Само собой напрашивается продолжение: «И забудьте об отдыхе!» Сегодня выписали дагестанца Тагира Талибова и мы, попрощавшись с ним, с завистью посмотрели ему в след. Хотя, вполне возможно, что завидовать нечему. Каждый, кто после выписки переступает порог палаты, делает шаг в неизвестность. У Тагира 105 ст. УК РФ. Он надеялся, что его «испытание» закончится доказательством того, что он действовал в состоянии аффекта. Но неизвестно что решит комиссия. Он узнает об этом только на суде, где ему корячится немалый срок.
Сегодня в процессе ужина Влад обнаружил, что тарелка, из которой он уже съел больше половины, с пометкой. Т.е. та тарелка, которая должна быть у инфицированного. Влад чертыхается, пацаны сидят - ржут. Влад им говорит: «Что вы ржете? Теперь моя непомеченная тарелка, из которой он ел, пойдет по кругу и неизвестно кому она достанется в следующий раз». Улыбок на лицах сразу поубавилось. Вот такая русская рулетка.
Пятница. Потерпеть субботу и наступит воскресенье. Свиданка. А там еще 10 дней. На 11 комиссия и, надеюсь, домой. Сегодня мне делали рентген головы. Довольно быстрая процедура. Пара вопросов: «Не было ли травм головы? Не делали ли трепанацию?» И добро пожаловать на стол, под лучи рентгена.
В новостях РенТВ в 19.30 увидел пикет на Славянской площади с огромной растяжкой: «Нет ментовскому беспределу», устроенной молодежью в знак протеста избиениям группы неформалов ментами. Пикет был санкционирован, но, как обычно это бывает, появился ОМОН и…. Очень мне хочется быть сейчас там и очень мне интересно спонтанно все произошло или за этим стоит кто-то… Например, желающий осадить МВД. В любом случае, мне в данной ситуации, все это на руку.
Суббота. Смотрю на РенТВ сегодня, сразу вдогонку вчерашнему репортажу, с Славянской площади, сначала в «Военной тайне» сюжет про солдата убитого в Волгограде ментами и выкинутого из окна кабинета в УВД. Теперь «Громкое дело» тоже о ментовском беспределе. Надеюсь, этот гадюшник все-таки разворотят. Надо помочь. Чтобы у них, у блядей, земля горела под ногами.
Наконец-то воскресенье. Свиданка. Но радость была омрачена. Санитарка забычила и потребовала, чтобы мы сели в разные комнаты и общались через стекло. Мы не согласились. Тогда она позвала охрану. Чтобы не потерять оставшихся драгоценных минут, я еле-еле уговорил Веру подчиниться. После свиданки Вера потребовала на проходной фамилии начальника смены охраны и того охранника, который на нас бычил, но ей отказали. Тогда она просто послала на хуй этого охранника. Он захлопнул за ней дверь, и ей было слышно, как он поднял визг, требуя ее паспортные данные на проходной, обещая, что ее больше и рядом не будет. Мне санитарка на обратном пути сказала: «Ты уж на меня не обижайся, но тут везде камеры и нам потом дают просраться за вас». Хотя утром эта же санитарка молодого пацанчика сажала в одно помещение на свиданке и, как он говорит, сидела недалеко от него и все время встревала в их разговор. Я думаю, здесь дело в банальной зависти человека к уже недоступным ему молодости, красоте и любви. Верунчик затарила меня книгами: «Грех» Захара Прилепина, «Тайная история сталинских преступлений. Книга комиссара НКВД, в 1938 году вместе с семьей тайно оставшегося в США» Александра Орлова, «От Руси до России» Льва Гумилева, «Опыты» Мишеля Монтеня. Осталось 11 дней, думаю, хватит почитать.
После свиданки, уже в палате, я вспомнил, что забыл передать Вере, уже прочитанные мной книги, и стихотворение, которое для нее написал. И я послал ей СМС:
День без тебя, как ночь
Ночь без тебя, как скучный день
Бреду как тень через день,
Бреду как тень я через ночь
С одной лишь мыслью о тебе
Никто не может нам помочь
Стоит меж нами этот мир
Я прорублю его киркой,
Пробью цепями кандалов,
И, скомкав, выброшу в сортир.
Тогда, рассыпавшись в труху,
Падет вся фальшь у наших ног.
Архангел передаст скрижаль,
Что заповедовал нам Бог.
И мы прочтем: да будет так!
Любовь есть Бог, а Бог - любовь!
Пусть все менты горят в аду.
Не пить им больше вашу кровь.
Произошло страшное… Я обычно звоню Вере вечером в 22.00 после отбоя. Сегодня, как будто что-то подталкивало меня, позвонил без 20ти. То абонент - не абонент, то сбрасывает звонок. У меня затряслись руки. Я себя успокаиваю, может со щенком на ночь гуляет. Позвонил нашему другу Максу, он сейчас живет у нас. Спросил его. Он сказал, что сейчас зайдет домой и посмотрит. Перезваниваю, говорит, что щенка нет, наверное, гуляют. Я опять звоню ей, трубку моя сестра. Говорит, что не хотели мне говорит, Вера в больнице. Ее у нашего дома сбила машина, у нее сотрясение мозга, опухло лицо, и она ничего не помнит. Не хотела оставаться в больнице, но сестра ее уговорила остаться и обследоваться. Перезваниваю Максу, а он отвечает: «Знаю, я у нее был. Не хотели тебе говорить». Я сказал, чтобы он взял бойцов и подежурил ночью, потому что эти твари могут ее добить. А что это эти твари, я не сомневаюсь. Позвонил Аксенову, обрисовал ситуацию, и просил всех курсануть. Завтра попытаюсь поговорить с завотделением, может, войдут в положение и отпустят, все-таки у нас свадьба намечается на 26 июля. Если что-нибудь человеческое в них осталось, отпустят.
Сегодня с утра позвонил на Верин номер. Трубку опять взяла моя сестра. У меня закрадывались нехорошие подозрения. Почему телефон не оставили Вере, может все хуже, чем мне говорят? Спросил у сестры. Она сказала, что Вере надо было поспать. Оказывается, всю ночь звонили нацболы. Утром звонил Аграновский, готов помочь, если потребуется. Вера просила сестру позвонить родителям. Она им позвонила, и к 8 утра они приехали из Подольска в Орехово-Зуево. Забирают ее в Подольск. Сестра с моей матерью едут сейчас в больницу, отвезти документы и телефон. Не могу дождаться, чтобы услышать ее голос. Почти всю ночь не спал, молился за нее.
На обходе сказал завотделением, что с ней надо поговорить. После обхода она меня позвала к себе. Я показал ей Верины фотографии, рассказал о Вере и что с ней случилось. Она вроде вошла в положение и обещала сегодня - завтра провести комиссию. А это значит, должны выпустить сразу после комиссии. Через 20 минут, меня и еще 2х ребят, которых клали со мной в один день (я еще подумал, что они от военкомата) повели на энцефолограмму головного мозга. У них здесь это называется «на шапочку».
Разговорился с ребятами. Оказалось, один по ч. 2. ст. 228 УК РФ за торговлю амфитамином, а второй, татарин Дамир Яхин, офицер. Он уже 10 лет в армии. 2 года находится под следствием не за избиения и не за воровство, а за что говорить не хочет. Говорит за 2 года уже каких только комиссий не обходил. Места, говорит, на теле не осталось куда бы врачи не заглядывали. В Сербского оказался, потому что по этому же адресу находится судмедэкспертиза от военной прокуратуры. Т.к. отдельных палат для военнослужащих нет, его содержат с бесстражными. Причем все 2 года, что идет следствие, он ходит на работу и выполняет свои служебные обязанности.
Потом вызвали на предкомиссию, где присутствовала моя врачиха и какой-то специалист. Спрашивал в основном он, а врачиха только время от времени что-то помечала в своих записях. Беседовали больше часа. Отпустив, сказали, что сегодня комиссия и, скорее всего, сегодня отпустят. На комиссии было много народу, больше 10 человек. Вопросы задавала, по-видимому, самая главная врачиха.
После комиссии пришел психолог. Картинки, рисунки, слова, проверка памяти, проверка ассоциаций. Вдобавок вручила клинический личностный опросник (модифицированный вариант ММР) с 377 вопросами. Ответил на все вопросы. Затруднился ответить только на вопрос № 47: «Вам легко регулировать свой стул?» Короче сказали, завтра отпустят. Звонил Вере, сказал, что завтра буду! Она в это время пыталась покинуть больницу и некого не слушала ни врачей, ни родителей. Еле-еле ее уговорил, и она обещала дождаться меня в больнице.
Звонил Макс, сказал, что Вера, подняла кипиш, и сказала, если ее не заберут из больницы, она выпрыгнет в окно. Ему пришлось написать расписку врачам и забрать ее. Макс говорит, тело не повреждено, но все лицо опухло. Глаз почти не видно, нос, скорее всего, сломан. Оказывается, приезжал гаишник, но Вера этого не помнит. Моя мать присутствовала при этом и рассказала Макса. Гаишник говорил, что Вера переходила дорогу на зеленый свет и сама виновата. Макс пробил через знакомых таксистов, что была черная Ауди и она остановилась. А вчера мне говорили, когда позвонили, что машина скрылась с места происшествия. Короче хуй разберешь, завтра приеду и буду по месту разбираться.
Текст дневника под катом.
Кропоткинский переулок дом 25/17 встретил высоким забором и серьезной проходной с теткой в форме за стеклом. Документы ей передают через выдвижной ящик, как в банках и обменных пунктах. В узком проходе проходной закреплены зеркала, чтобы тетке-охраннице с ее стула было видно все, что происходит справа, слева и на полу. Наверное, чтобы видеть проползающего на коленях беглеца. Наверное, видеонаблюдению они не доверяют. Дознавательница моя, Никитина Наталья Эдуардовна (НЭН), женщина, хотя и ростика небольшого, но эффектной внешности, одета была по-видимому в понятии «форменной тетки» не по-дознавательски. Мини-юбка, высокие каблуки. С недоверием рассмотрев ментовскую ксиву, она вопросительным взглядом смотрела на НЭН. НЭН на ее вопросительный взгляд говорит: «Ложиться на стационар». Тетка кивает понимающе головой, поворачивается ко мне и спрашивает: «А вы?» Я в этот момент еле-еле сдержал смех, дабы не обидеть НЭН. НЭН в некотором замешательстве начинает тетке объяснять, что ложусь я, совать ей направление мой паспорт. Тетка очень медленно отдупляет, ищет в каких-то списках мою фамилию, не находит, куда-то звонит… Короче промурыжили нас там минут 30, потом пропустили.
Прошли по двору, впечатление давящее, удручающее, обычно такое впечатление оставляют здания управлений ОГПУ - НКВД - КГБ - ФСБ… В сторожевой будке у забора сидела баба-охранник неопределенного возраста. Мы спросили ее, где приемный покой. Она выбралась из своей будки в меховой шапке с кокардой, камуфлированном пальто ниже колена и с дубинкой необыкновенной длины. Встав рядом с нами и измерив нас взглядом, она показала на ступени подъезда, находящегося рядом с нами. Мы поднялись по широкой лестнице и оказались в приемной. Там было скопище охраны в разношерстных мундирах: ментовских серых, камуфлированных и синих похожих на прокурорские. Помимо меня в приемном покое уже было несколько пациентов: какая-то женщина из Иванова, постоянно что-то то орущая, то рассказывающая ни к кому не обращаясь, пожилой мужчина и два парня, как я понял из военкомата. Всех по очереди заводили в приемной отделение, заполняли какие-то бумаги, задавали стандартные для таких процедур вопросы, забирали паспорт, сотовый телефон и отправляли переодеваться. У НЭН не было большого желания здесь торчать и, дав мне ЦУ, она сказала, что уходит. Я позвонил Вере и сказал, что я же в приемном покое жду своей очереди и что НЭН сказала, что выпишет ей разрешение для свиданок и что, скорее всего, без этого разрешения ее сейчас ко мне не пустят. Вера же в это время на всех парах летела ко мне в Сербского из самого Орехово-Зуево, т.к. у ментов в машине, на которой они везли меня, места не оказалось, и булла уже где-то рядом.
Когда подошла моя очередь, я присел за стол к врачу и начал со скукой отвечать на вопросы. Через какое-то время я услышал из приемного, позади себя: «Кхе, кхе, кхе». Обернувшись, я был обрадован и изумлен, на стульчике сидела Вера и улыбалась. Лицо нее было заплаканное и уставшее, но в глазах горели огоньки. Закончив со мной, врач сказал подождать в коридоре и пошел оформлять бумаги. Мы с Верунчиком обнимали друг друга, она мне все говорила и говорила, то начинала плакать, то успокаивалась. А я пытался впитать в себя этот момент нашей близости, наших прикосновений, звуки ее голоса, чтобы мне как можно на дольше хватило этого… на месяц, который мне здесь обещали или кто знает… Пока мы наслаждались моментом на нас с явной завистью смотрели медперсонал, шаставший туда-сюда и толпящаяся в приемной охрана. Я, в принципе, понимаю их зависть, им с их ограниченным мировоззрением, да еще и с добровольным заточением себя в дурдоме, не видать таких искренних и чистых чувств. Но, как говориться - каждому свое.
Через минут 10 меня позвали переодеваться. Верхнюю одежду и обувь положили в мешок. Я переоделся в белые брюки, оранжевую футболку с капюшоном и надписью «Puma». Оранжевый цвет меня радует, я подумал, что, наверное, это будет самое яркое пятно в этой серости.
Мне отдали мои сумки с гигиеническими принадлежностями и фруктами, после шмона, и попросили следовать по коридору. Я сказал, что мне надо попрощаться с девушкой и вышел в приемный. Прощание состояло из слез с одной стороны и успокоений с другой. Потом я сказал Вере, что если она будет плакать, и я буду знать, что она в таком состоянии мне будет тяжелее переносить разлуку и «экспертизу». А на своем затылке я все также ощущал взгляды удивления и зависти.
Пройдя по длинному коридору за своей провожатой, я оказался на лестнице, ведущей на верхние этажи. Мы поднялись на третий этаж. Все двери, которые встречались на нашем пути, открывались ключом, а потом опять захлопывались на замок. Дверь на этаж не была исключением. Привели в наш отсек, по-другому не назовешь, с двух сторон он перекрыт дверями. В отсеке: процедурный кабинет, рентген кабинет, еще пара каких-то кабинетов, пара холодильников, раковина, стол медсестры и дверь в палату. Еще один шмон вещей. Отмели бритву, пену для бритья и дезодорант. Сказали, буду брать у сестры по утрам. Гель для душа, зубную пасту, зубную щетку и мыло оставили. Еще раз заполнение каких-то бумаг, одни и те же вопросы.
Наконец завели в палату. Палата состоит из двух смежных комнат. В большой комнате 8 коек, в маленькой - 4. У каждой кровати тумбочка и стул. Посреди комнаты стоит обеденный стол, в углу под потолком - телевизор. Рядом с дверью в смежную комнату - дверь в санузел. На двери окно, чтобы, заглянув, можно было увидеть все, что происходит в туалете. Внутри писсуар, унитаз, душевая кабина, две раковины, две скамейки для курения.
В этот день выписывали двух человек: одного армянина и русского, видно из братвы. Мне как раз досталась его койка. Мы с ним разговорились, и он ввел меня в курс дел: как себя надо вести, ни с кем не ругаться, особенно с персоналом, как сюда можно загнать план или телефон, где шмонают, а где не шмонают. Сказал, что кровать он раскачал качанием пресса, и она теперь поскрипывает, но, в общем, кровать хорошая перед окном и рядом с телевизором. Научил закрывать тумбочку, она все время открывалась и надо в одном месте подставлять бумагу, закрывая дверку. Он здесь пролежал месяц и неделю, а до этого здесь же два раза лежал на стражке.
В палате висит расписание дня:
6.00 Подъем
7.00 - 9.00 Туалет
8.00 - 8.30 Раздача передач
9.00 - 10.00 Завтрак
10.00 - 14.00 Обход врачей
14.00 - 14.30 Обед
14.30 - 16.00 Тихий час
16.00 - 17.00 Телепередачи
17.00 - 17.30 Раздача передач
18.00 - 19.00 Ужин
19.00 - 21.30 Телепередачи
22.00 Отбой
Справедливости ради, надо сказать, что, конечно, расписание это соблюдается не по всем пунктам: спать можно сколько хочешь, телевизор как включается в 16.00, так до 22.00 и работает, да еще и DVD есть. А в субботу и воскресенье, когда нет врачей, телевизор работает с утра и до вечера. Запрещается выходить из палаты в коридор, только до холодильника и читать после отбоя. Когда у меня забирали телефон, говорили, что мне его будут выдавать по моему требованию. Потом оказалось, со слов моего лечащего врача Елены Александровны: «Владимир Алексеевич, вы не под арестом, но, по распоряжению завотделения, вам можно позвонить один раз. Сказать родным, что с вами все в порядке и сообщить день выписки». Я, конечно, спорить не стал, мы пойдем другим путем, как учил великий Ленин.
В первый день меня дернули на комиссию. Посадили на стул перед столом, стоящим посреди кабинета. За столом сидела завотделения, умудренная опытом пожилая женщина с взглядом лисицы. Вокруг нее, как лисята, выведенные лисой на охоту, по другим столам ютятся более молодые коллеги. Среди них и моя врачиха, смотрит с любопытством, как на экзотическую зверушку. И опять начинается: вопросы - ответы, снова вопросы: «Зачем, почему, как вы думаете?» Господи, думаю, а ведь еще месяц этих вопросов, а ругаться ни с кем нельзя. Отвечаю всю правду как на духу, ничего не придумываю. Но правда-то наша жестока для их слуха. Смотрю, сон в газах у моих исследователей пропал. Заинтересовал. Но видно озаботились, обеспокоились. Привыкли, что перед ними или неадекватные или косят, что неадекватные. А тут человек им в лоб говорит, что я ни косить не собираюсь, ни доказывать, что здоровый. Потому как мне по барабану. Очень их наша политика интересует, надо к ним думаю Палео лектором направить. К ним в предвыборную Жириновский приезжал, очень, говорят, понравился. Оно, конечно и не удивительно. Ну, говорят - полежите у нас. Ну, говорю - полежу. Куда мне еще деваться: либо в бега, либо под стражей обследовать будете?
На следующий день взяли анализ мочи, кровь из пальца и проверил окулист. Выпросил телефон - со скрипом дали. Позвонил Вере. Говорить не о чем серьезном по телефону нельзя: сестра и санитарка сидят уши греют, потом все в журнал для врача записывают. Я в конце разговора сказал, что сейчас скину СМС. Сестра и санитарка засуетились, пытались забрать телефон. Но у меня проблематично забрать, если кучу охраны не вызвать. Дописал СМС с ЦУ, скинул, стер исходящее и отдал телефон.
Звонил в пятницу. В воскресенье должна приехать Верунчик. Остается читать целыми днями и смотреть телик. Взял с собой книги: Владимир Буковский «И возвращается ветер. Письма русского путешественника», Нестор Махно «Воспоминания», Эдуард Лимонов «В плену у мертвецов». Читаю целый день. Иногда встаю размяться. Сегодня только четвертый день, но уже болят бока, спина и локти. Больше всего хочется в спортзал или прогуляться подольше на улице.
Вот и воскресенье - свиданка! Приехала Вера с моим батей. Завели нас в комнату для свиданий, там два охранника с дубиналами. Хотели нас посадить нас по разные стороны стекла и говорить через телефонные трубки. Мы развыступались с какого… Я ведь не стражный. Они сдались и мы сели в одном помещении. Вся свиданка меньше получаса, но это заряд сил и терпения на целую неделю. Свиданка закончилась, взял свою передачу и пошел обратно. Разговорился с санитаркой, которая меня сопровождала. Она тоже, как и я, из Орехово-Зуево и дочь ее тоже здесь работает. Посмотрел табличку на входе в наш отсек - «5-е бесстражное отделение». Дал санитарке и сестре 2 шоколадки. Надо же дорожку пробивать. И связь теперь какая ни какая есть. Я же говорил: «Мы пойдем другим путем».
Началась новая неделя. На обходе я отнимаю у врачей меньше всего времени. С другими о чем-то беседуют: о таблетках, о самочувствие. Со мной кратко: «Жалобы есть?» - «Нет. Все нормально» и пошли дальше. Врачи, в основном молодые девушки, стоят лыбы давят, прикалываются за спиной у старшего врача, возглавляющего обход. Симпотные такие девки человек 6 и пара - тройка ботаников-парней с ними. Видать только после института. Мне даже казалось, что студенты, но спросил у соседа, он здесь дальше лежит, сказал врачи.
Каждый день над чем-нибудь угораю. Сегодня прочитал табличку на нашей палате: «Список испытуемых 5го клинического отделения». Хорошо, что не список пытуемых или пытаемых… Один испытуемый сегодня спросил кусачки для ногтей, ответ был суровый: «Ногти стригут с 16.00 до 20.00». А расписание дня внизу еще время для курения: 6, 7, 8, 9, 11, 12, 13, 14, 16, 17, 18, 19, 20, 21.30. Укурись. Из моего окна внизу видны камеры-дворики для прогулок. Говорят, когда тепло выводят гулять. Прошел весь день. Никуда не дернули ни разу. Только вечером взяли кровь из вены. Спрашиваю зачем, ведь привез все анализы? А мне говорят: «Врачи врачам не доверяют. Что тебе крови что ли жалко, у тебя ее много?». Сегодня было 31 марта, завтра 1 апреля. Не можем уснуть - хаху давим. Мой сосед Влад говорит пареньку, у которого кровать ближе к двери (у двери стоят два кресла для санитарок и кнопка на стене для вызова охраны в случае кипиша): «Сань, сейчас как 12 часов будет - нажми кнопку». А Саня отвечает: «Ага, завтра все будем с отбитыми головами и на галопередоле».
С утра переделали все утренние дела. Позавтракали, умылись, побрились. Сижу - читаю, жду обхода. А его нет и нет. Спрашиваю у Влада - почему нет обхода. Он говорит, что на неделе они не ходят. Только понедельник и пятница. Я прикалываюсь, говорю: «У них, наверное, сегодня выходной, профессиональный праздник День дурака». Обед. Дагестанец Талибов говорит санитарке, разливающей из ведра по тарелкам гороховой суп: «Гороховый? Мне погуще». Она ему отвечает: «Что я тебе цедить что ли буду?» Разлив всем, спрашивает: «Кому добавить? Ну говорите, а то сейчас вылью». И идет выливать в унитаз. Суп говно. Мясо я еще в супе за 6 дней ни разу не видел. Вода, вода, опять вода… На хера спрашивается столько воды наливать, если потом выливать в унитаз? Мне, в принципе, насрать, я все равно на диете. На завтрак только чай, на обед только баланда без второго и фрукты в промежутках. Только ужинаю со всеми. От такого ужина не зажиреешь.
Сегодня положили новенького, паренек молодой. Вызвали его на комиссию. Приходит на измене, весь красный. Сидел - молчал, молчал, потом спрашивает: «А что тут реально по 3 месяца лежат? Мне говорили месяц, а сейчас сказала 90 дней». Ну мы его успокоили. Сказали, что над ним врачи поприкалывались в честь первого апреля. Шутники.
Новый день. И как на зло опять синее небо, солнце, весна… Разговорился на счет карательной психиатрии с одним испытуемым - Косякин Владимир, 41 год, из них 30 лет по психушкам. Выйдет, опять ляжет. Еще с совковых времен. Сам из Тамбова. Его там размутили на хату. Где, что подписывал - не помнит. Судится уже 2 года о признании сделки недействительной. И везде психиатры спрашивают его одно и тоже: «А тебе людей не жалко, которые твою квартиру купили? Они же и без квартиры и без денег останутся». А он для них уже вроде и не людь. Живет он всю жизнь на колесах, уколах и чефире, жить без лекарств он больше не может. Кололи его и сульфазином 2*10 и галопередолом. Сейчас сульфазин и инсулиновую шокотерапию запретили, но зато переняли у западных коллег ЭСТ (электро-судорожную терапию). Такой удар по мозгам током. Человек потом месяц ничего не понимает, ссытся, срется под себя. Только отходить через месяц начинает ему еще разочек. Некоторые добрые родственники даже платят врачам, чтбы сделали ЭСТ братику, папе или сестренке, когда размучивают их на жилплощадь. Квартирный вопрос испортил не только москвичей. А еще у них в Тамбовской областной психиатрической больнице есть 12 отделение. Руководит им Малахов Владимир Иванович. Собирает он в свое отделение отказников (тех от кого отказались родные). Больница оформляет на них опекунство. За это с них удерживают по 75 % пенсии. 25 % оставляют на приобретение продуктов в ларьке. Чай они не имеют права приобрести, только в качестве поощрения, а его надо заслужить. Сигареты, приобретаемые на опекунские деньги, должны раздаваться каждому на месяц. Их же к ним не подпускают вообще. Тумбочки у больных стоят пустые: ни зубной пасты, ни щетки, ни мыла. Всех заставляют работать в поле с утра до вечера за пачку сигарет. Возмутиться никто не может, просто потому что не могут… Какое на хуй Гаити, какие зомби на плантациях… Пацаны забегают на поле сорвать пару подсолнухов, врач говорит своим зомби: «Бейте детей палками». За то, что кто-нибудь сбежит - с медперсонала удерживают проценты от зарплаты. Эти проценты тоже остаются у завотделения. В нашей стране чудным образом сосуществуют одновременно разные эпохи, строи и все это варится, булькает, мерзко воняет, как у ведьмы в котле. Но сверху все присыпано сахарной пудрой, ванилью и клубничка с вишенкой в завершении.
Сука. Опять солнце. Я приехал в четверг, сегодня четверг. Неделя. Ни о чем. Еще три. Сектанты в Пензенской области обещали конец света в мае. Лучше в апреле, было бы не так скучно. Сегодня Косякин прошел комиссию и убыл в свой Тамбов. Прибыл новый крендель, из Твери. Нескончаемый поток. Какой-то бывший коммерс. Мошенничество и весь сопутствующий набор. Тюрьма, психушка, стражное отделение Сербского, опять психушка, принудительное лечение, опять экспертиза в Сербского. Тощий, суетливый, с бегающим голодно-вороватым взглядом, хохляцкий лоб кубышкой. Он мне напоминает воевавшего со мной в одном отряде Вову Хохла, один в один. Вечно всего боящийся человек, пытающийся хитростью и заискиваниями держаться в этом жестоком мире на плаву.
Меня сегодня опять минула чаша испытаний. Всех дергают то к психологу, то к врачу, то туда, то сюда. Я один в полном покое и безмятежности. Как будто меня здесь и нет вовсе.
Сегодня солнца нет. Небо затянуто пеленой облаков. Неплохо было бы, чтобы ливень зарядил недели на две. Такой тяжелый свинцовый ливень. Когда черные тучи низко висят над землей и каждая капля, как пуля оставляет в набухшей земле выбоину. Помню, такая погода бывала часто, когда меня отправляли в пионерские лагеря. Приедешь на смену, и через несколько дней заряжает ливень. Так проходит почти вся смена. Зато спится в такую погоду… Свершилось. Не проло и года. Меня позвали на беседу с моим врачом Еленой Александровной. Миловидная девушка, психиатром ей быть не идет. Страшно подумать, что лет через 10 - 15 яд психиатрии отравит окончательно ее душу и тело, и она превратится в циничную тварь, все знающую, все понимающую, абсолют… Начали, как водится, с детства, закончили моей нынешней деятельностью: «Что вы хотите изменить? Зачем вы этим занимаетесь?» Я кратко перечислял. Но этого мало: «А еще? А еще?» Ну я прикололся, говорю: «Может потому что я больной? Сверхценные идеи. Паранойяльное развитие личности?» Вижу на лице некоторую растерянность, замешательство. Потом пришла в себя, улыбается. Спрашивает: «Вы это сейчас серьезно говорите?» Тогда я облек свой ответ в образ. Говорю: «Вы когда-нибудь в лифте застревали?» Она говорит: «Да». Ну, вот говорю это тоже самое. Мы с другом летом во время сильной жары, когда моторы лифтов перегревались и отрубались, застряли в лифте. Пока монтеры полчаса ходили, мы, хоть и были в футболках, шортах и шлепанцах, изошли потом, как в сауне. Пот тек с нас ручьями и образовал на полу кабины лужицы. Дышать было нечем. Ну и, конечно, мы начали раздвигать двери лифта, и если бы лифтеры не подоспели, мы бы их сломали и вылезли наружу. Это, как Гоголь, проснувшийся от летаргического сна в гробу, царапал крышку над головой. Тоже самое и здесь. Я больше не хочу сидеть в этом тесном и душном чулане под названием РФ. Я хочу распахнуть двери и вдохнуть полной грудью свежего воздуха. И не тюрьмы, не психушки, не крысо- и свиноподобные морды РУБОПа и Избы, возомнивших себя хранителями врат, меня не остановят. Если кто-то хочет сидеть и ждать перемен к лучшему или что кто-то придет и все за них и для них исправит, пусть ждут. А я сам, в меру своих сил и возможностей, по маленькому кирпичику буду создавать эти перемены, и строить свой мир. Если кто-то хочет приспосабливаться под этот мир, пусть приспосабливается, а я буду менять его под себя (ну разве не больной? J)
Суббота. Завтра свиданка, заряд терпения еще на неделю. Дни проходят по пунктам. Завтрак, обед, ужин - день прошел. Так порой хотелось отдохнуть, отключить все телефоны, отстраниться от всего. Ну вот, чем не отдых? Но уже не могу, пробивает на движняк. Острая нехватка адреналина, ломка… Сегодня уже пятое, осталось 19 дней и это радует.
Ну вот и свиданочка. Как же это здорово, когда тебя любят и ждут. Сегодня меня пригласили на мою свадьбу. Теперь главное успеть развестись. Начал учить немецкий. Когда-то в школе учил, но учил плохо и давно. 8 классов закончил в 1989 году. Составил пару фраз, отправил по СМС: du ich glück. Ich brauche niemanden außer dir. Оказывается, первую фразу составил неправильно. Получилось: ты я счастье. Сегодня дунул с пацанами. Испытываться стало веселее. Поставили комедии: «Клик. С пультом по жизни» и «Кавказская пленница». Весь вечер угорали. Потом пробило на хавчик.
Понедельник. На завтрак достал из холодильника пакет с копченым мясом и куриным рулетом. Все заранее было нарезано. Рулета была хуева гора, напахано толстенными кусками. Осталось 4 маленьких кусочка. Ох, санитарки… А может охране на закуску давали. Оказывается тверской изучает юриспруденцию, хочет поступать на заочный юридический, когда все закончится. Правильно. Сначала изучи законы, а потом занимайся мошенничеством, как делают все наши политики.
В новостях РенТВ увидел акцию «Свадьба Дарвина». Отправил Вере СМС, она тоже посмотрела. Порадовало. Дунул с пацанами за такое дело. Вечер пройдет с хорошим настроением. Сегодня положили еще двух новых испытуемых. Палата забита полностью. С приходом тепла в палате становится душновато даже с открытой форточкой, а на прогулки по-прежнему не водят.
Вчера после отбоя один из вновь прибывших, молодой паренек, вскочил во сне, держась за голову, с затихающим криком: «А-а-а-а-а»… Потом уснул, как ни в чем не бывало. Через какое-то время во сне начал орать: «Хам - Хум - Ом»… Его кровать стоит рядом с кроватью Влада. Влад и ржет и на измену садится одновременно. Вдруг его ночью переклинит. А у пацана и паранойя, и шизофрения, и Бог его знает что еще. Кажется, в палату попал настоящий больной.
Сегодня вывели на прогулку. Квадрат 12*12 шагов, асфальтовые дорожки в метр шириной и посредине газон. Три дерева высоченных, выше нашего здания. Два из них, которые ближе к стене, обиты железом. А то вдруг кто-нибудь из испытуемых когти не стриг, залезет как кошка по необитому дереву. Уже вторник, а меня по-прежнему никто не испытует. Наверное еще директив по мне не получали и сидят репу чешут: «Что же с ним делать? Зачем нам его прислали? Хотя бы намекнули, какое по нему решение принять». Сегодня положили еще одного на последнюю свободную койку. Парень то ли вичевой, то ли гепатитный, то ли и то и другое вместе. Кружку, тарелку и ложку ему выдали с пометками. Интересно, а как же реклама: «Вич не передается воздушно-капельным путем и через прикосновение», если даже медперсонал ставит пометки на посуду. Мои книги разошлись по палате. Пожилой мужичок из Омска прочитал Лимонова и Буковского. Тверской взял Махно, а Влад читает Лимонова. Говорит легко читается.
Вчера прошел небольшой дождь. Я думал, погода наконец-то портится. Но сегодня опять солнце. Мужичок из Омска несколько дней назад дал мне почитать сборник избранных статей Ивана Александровича Ильина. Книга называется «О грядущей России», - М., Военное издательство, 1993г. В книге размышления Ильина о возрождении России, духовно-социальном облике эпохи, национализме и русской идее. Позабавила меня глава о фашизме. Цитата: «Фашизм возник как реакция на большевизм, как концентрация государственно-охранительных сил направо. Во время наступления левого хаоса и левого тоталитаризма - это было явлением здоровым, необходимым и неизбежным. Такая концентрация будет осуществляться и впредь, даже в самых демократических государствах: в час национальной опасности здоровые силы народа будут всегда концентрироваться в направлении охранительно-диктаториальном. Так было в Древнем Риме, так бывало в новой Европе, так будет и впредь». Полистал, почитал. Сдается мне, что все эти теоретики, как бы далеко они не заглядывали в будущее, в сегодняшних реалиях совершенно бесполезны. Ситуация меняется с такой скоростью, что глаз обывателя даже не замечает. Скорее всего, сейчас приемлема только практика, политика прямого действия. Постоянно находиться в процессе и меняться вместе с ним. Это можно сравнить с тем, что стоит задача пустить состав под откос. Теоретик сидит и рассчитывает, как положить на рельсы железную болванку: под каким углом и в каком месте. А поезд уже приближается. Тогда практик хватает эту болванку, бежит, из последних сил кидает ее под колеса. Поезд сходит с рельс. Цель достигнута. А теоретик сидит, все рассчитывает. Отточив до, как ему кажется, совершенства свою теорию, он, может быть, и положит болванку на рельсы правильно, только вот поезд уже ушел.
Сегодня десятое. Осталось две недели. На прогулку больше не выводили. Сегодня вызвали к невропатологу - бабушка с молотком. Следите за молотком. Дотроньтесь указательным пальцем до кончика носа. Обстучала мои конечности молотком и долго, с недоверием следила за реакцией моего зрачка на свет. Испытания прошел успешно. Лежу на кровати, пишу. По телевизору реклама: «Мечтаете об отдыхе? Возьмите кредит в банке…» Само собой напрашивается продолжение: «И забудьте об отдыхе!» Сегодня выписали дагестанца Тагира Талибова и мы, попрощавшись с ним, с завистью посмотрели ему в след. Хотя, вполне возможно, что завидовать нечему. Каждый, кто после выписки переступает порог палаты, делает шаг в неизвестность. У Тагира 105 ст. УК РФ. Он надеялся, что его «испытание» закончится доказательством того, что он действовал в состоянии аффекта. Но неизвестно что решит комиссия. Он узнает об этом только на суде, где ему корячится немалый срок.
Сегодня в процессе ужина Влад обнаружил, что тарелка, из которой он уже съел больше половины, с пометкой. Т.е. та тарелка, которая должна быть у инфицированного. Влад чертыхается, пацаны сидят - ржут. Влад им говорит: «Что вы ржете? Теперь моя непомеченная тарелка, из которой он ел, пойдет по кругу и неизвестно кому она достанется в следующий раз». Улыбок на лицах сразу поубавилось. Вот такая русская рулетка.
Пятница. Потерпеть субботу и наступит воскресенье. Свиданка. А там еще 10 дней. На 11 комиссия и, надеюсь, домой. Сегодня мне делали рентген головы. Довольно быстрая процедура. Пара вопросов: «Не было ли травм головы? Не делали ли трепанацию?» И добро пожаловать на стол, под лучи рентгена.
В новостях РенТВ в 19.30 увидел пикет на Славянской площади с огромной растяжкой: «Нет ментовскому беспределу», устроенной молодежью в знак протеста избиениям группы неформалов ментами. Пикет был санкционирован, но, как обычно это бывает, появился ОМОН и…. Очень мне хочется быть сейчас там и очень мне интересно спонтанно все произошло или за этим стоит кто-то… Например, желающий осадить МВД. В любом случае, мне в данной ситуации, все это на руку.
Суббота. Смотрю на РенТВ сегодня, сразу вдогонку вчерашнему репортажу, с Славянской площади, сначала в «Военной тайне» сюжет про солдата убитого в Волгограде ментами и выкинутого из окна кабинета в УВД. Теперь «Громкое дело» тоже о ментовском беспределе. Надеюсь, этот гадюшник все-таки разворотят. Надо помочь. Чтобы у них, у блядей, земля горела под ногами.
Наконец-то воскресенье. Свиданка. Но радость была омрачена. Санитарка забычила и потребовала, чтобы мы сели в разные комнаты и общались через стекло. Мы не согласились. Тогда она позвала охрану. Чтобы не потерять оставшихся драгоценных минут, я еле-еле уговорил Веру подчиниться. После свиданки Вера потребовала на проходной фамилии начальника смены охраны и того охранника, который на нас бычил, но ей отказали. Тогда она просто послала на хуй этого охранника. Он захлопнул за ней дверь, и ей было слышно, как он поднял визг, требуя ее паспортные данные на проходной, обещая, что ее больше и рядом не будет. Мне санитарка на обратном пути сказала: «Ты уж на меня не обижайся, но тут везде камеры и нам потом дают просраться за вас». Хотя утром эта же санитарка молодого пацанчика сажала в одно помещение на свиданке и, как он говорит, сидела недалеко от него и все время встревала в их разговор. Я думаю, здесь дело в банальной зависти человека к уже недоступным ему молодости, красоте и любви. Верунчик затарила меня книгами: «Грех» Захара Прилепина, «Тайная история сталинских преступлений. Книга комиссара НКВД, в 1938 году вместе с семьей тайно оставшегося в США» Александра Орлова, «От Руси до России» Льва Гумилева, «Опыты» Мишеля Монтеня. Осталось 11 дней, думаю, хватит почитать.
После свиданки, уже в палате, я вспомнил, что забыл передать Вере, уже прочитанные мной книги, и стихотворение, которое для нее написал. И я послал ей СМС:
День без тебя, как ночь
Ночь без тебя, как скучный день
Бреду как тень через день,
Бреду как тень я через ночь
С одной лишь мыслью о тебе
Никто не может нам помочь
Стоит меж нами этот мир
Я прорублю его киркой,
Пробью цепями кандалов,
И, скомкав, выброшу в сортир.
Тогда, рассыпавшись в труху,
Падет вся фальшь у наших ног.
Архангел передаст скрижаль,
Что заповедовал нам Бог.
И мы прочтем: да будет так!
Любовь есть Бог, а Бог - любовь!
Пусть все менты горят в аду.
Не пить им больше вашу кровь.
Произошло страшное… Я обычно звоню Вере вечером в 22.00 после отбоя. Сегодня, как будто что-то подталкивало меня, позвонил без 20ти. То абонент - не абонент, то сбрасывает звонок. У меня затряслись руки. Я себя успокаиваю, может со щенком на ночь гуляет. Позвонил нашему другу Максу, он сейчас живет у нас. Спросил его. Он сказал, что сейчас зайдет домой и посмотрит. Перезваниваю, говорит, что щенка нет, наверное, гуляют. Я опять звоню ей, трубку моя сестра. Говорит, что не хотели мне говорит, Вера в больнице. Ее у нашего дома сбила машина, у нее сотрясение мозга, опухло лицо, и она ничего не помнит. Не хотела оставаться в больнице, но сестра ее уговорила остаться и обследоваться. Перезваниваю Максу, а он отвечает: «Знаю, я у нее был. Не хотели тебе говорить». Я сказал, чтобы он взял бойцов и подежурил ночью, потому что эти твари могут ее добить. А что это эти твари, я не сомневаюсь. Позвонил Аксенову, обрисовал ситуацию, и просил всех курсануть. Завтра попытаюсь поговорить с завотделением, может, войдут в положение и отпустят, все-таки у нас свадьба намечается на 26 июля. Если что-нибудь человеческое в них осталось, отпустят.
Сегодня с утра позвонил на Верин номер. Трубку опять взяла моя сестра. У меня закрадывались нехорошие подозрения. Почему телефон не оставили Вере, может все хуже, чем мне говорят? Спросил у сестры. Она сказала, что Вере надо было поспать. Оказывается, всю ночь звонили нацболы. Утром звонил Аграновский, готов помочь, если потребуется. Вера просила сестру позвонить родителям. Она им позвонила, и к 8 утра они приехали из Подольска в Орехово-Зуево. Забирают ее в Подольск. Сестра с моей матерью едут сейчас в больницу, отвезти документы и телефон. Не могу дождаться, чтобы услышать ее голос. Почти всю ночь не спал, молился за нее.
На обходе сказал завотделением, что с ней надо поговорить. После обхода она меня позвала к себе. Я показал ей Верины фотографии, рассказал о Вере и что с ней случилось. Она вроде вошла в положение и обещала сегодня - завтра провести комиссию. А это значит, должны выпустить сразу после комиссии. Через 20 минут, меня и еще 2х ребят, которых клали со мной в один день (я еще подумал, что они от военкомата) повели на энцефолограмму головного мозга. У них здесь это называется «на шапочку».
Разговорился с ребятами. Оказалось, один по ч. 2. ст. 228 УК РФ за торговлю амфитамином, а второй, татарин Дамир Яхин, офицер. Он уже 10 лет в армии. 2 года находится под следствием не за избиения и не за воровство, а за что говорить не хочет. Говорит за 2 года уже каких только комиссий не обходил. Места, говорит, на теле не осталось куда бы врачи не заглядывали. В Сербского оказался, потому что по этому же адресу находится судмедэкспертиза от военной прокуратуры. Т.к. отдельных палат для военнослужащих нет, его содержат с бесстражными. Причем все 2 года, что идет следствие, он ходит на работу и выполняет свои служебные обязанности.
Потом вызвали на предкомиссию, где присутствовала моя врачиха и какой-то специалист. Спрашивал в основном он, а врачиха только время от времени что-то помечала в своих записях. Беседовали больше часа. Отпустив, сказали, что сегодня комиссия и, скорее всего, сегодня отпустят. На комиссии было много народу, больше 10 человек. Вопросы задавала, по-видимому, самая главная врачиха.
После комиссии пришел психолог. Картинки, рисунки, слова, проверка памяти, проверка ассоциаций. Вдобавок вручила клинический личностный опросник (модифицированный вариант ММР) с 377 вопросами. Ответил на все вопросы. Затруднился ответить только на вопрос № 47: «Вам легко регулировать свой стул?» Короче сказали, завтра отпустят. Звонил Вере, сказал, что завтра буду! Она в это время пыталась покинуть больницу и некого не слушала ни врачей, ни родителей. Еле-еле ее уговорил, и она обещала дождаться меня в больнице.
Звонил Макс, сказал, что Вера, подняла кипиш, и сказала, если ее не заберут из больницы, она выпрыгнет в окно. Ему пришлось написать расписку врачам и забрать ее. Макс говорит, тело не повреждено, но все лицо опухло. Глаз почти не видно, нос, скорее всего, сломан. Оказывается, приезжал гаишник, но Вера этого не помнит. Моя мать присутствовала при этом и рассказала Макса. Гаишник говорил, что Вера переходила дорогу на зеленый свет и сама виновата. Макс пробил через знакомых таксистов, что была черная Ауди и она остановилась. А вчера мне говорили, когда позвонили, что машина скрылась с места происшествия. Короче хуй разберешь, завтра приеду и буду по месту разбираться.