С тех пор на окраине ничего не изменилось
Оригинал взят у gwinplane в Одвічні звитяги
Шла война.
Лютая, отчаянная война между двумя гигантами.
Победителю предстояло стать Империей.
Побеждённому- как повезёт.
Россия и Швеция сошлись в схватке, и некогда могучая Польша лежала между ними растерзанная и бессильная, раздавленная собственным гонором, вырождением и бесконечной борьбой шляхты и магнатов, всех со всеми.
А на Украiне все було гарнесенько и чудернасенько, як нiколи.
Сады, ставки, золотые маковки церквей, белизна и красные строчки вышиванок, длинные косы и бездонные глаза, бескрайние поля пшеницы, вишни в цвету, дедульки в плетеных шляпах, погоняющие упряжки волов, люльки, тютюн, идиллия.
Всё то, что делает нашу страну такой потрясающе тёплой, нежной, любимой для нас всех, если окунуться в это для себя, а не пытаться противопоставить всему остальному.
Действительно, было очень хорошо.
Ах да, совсем забыл.
Восстания и доносы.
Писали все.
В смысле все, кто умел.
Кто не умел, искал тех, кто умеет, и диктовал.
Диктовать все умели, у нас и сейчас любой надиктует донос на раз два три, только дай волю.
Писали в два адреса.
Иногда одновременно, в копию, так сказать.
Друг на друга- Гетьману, то бишь Мазепе.
И на Мазепу Царю, то бишь Петру.
Надо отдать должное, это была в определенной степени традиция, не то, чтобы ничего личного, с личным.
Но так было принято.
Сами же и приняли, не маленькие.
Писали ровно с первой минуты после смерти Хмельницкого, сообразив, что вчера было рано, а завтра будет поздно.
И вплоть до упразднения Екатериной всего и вся.
Мазепа был бы рад не читать, но приходилось.
Приходилось, ибо знал, что Царь в копии.
А так ему вполне было чем заняться.
Царь тоже был бы рад не читать.
Война началась чудовищным разгромом, всё висело на волоске и меньше всего для полного счастья ему не хватало анонимок из далеких провинциальных городков, вроде Миргорода.
Но, любой дурак знает, что в России не правят долго, если не обращают внимание на анонимки и доносы.
И Царь обращал.
Следователи опрашивали и выясняли, гонцы мчались, поднимая за собой столбы пыли, Царь и Мазепа , проклиная всё на свете, переписывались переливая из пустого в порожнее.
Жизнь была прекрасна.
Вишни, запах ночи, звёзды, скрип перьев...
Надо отдать должное Царю, он совсем не рвался вникать и влезать в гнусные местные дрязги, обычно передавая решение вопроса Гетьману.
Надо отдать должное Гетьману, коллектив свой, и его интеллектуально-нравственный уровень он знал давно, поэтому был мягок и снисходителен.
Иногда просто козлил, как последних дебилов.
Иногда мог приказать выпороть.
И всё.
До следующего рецидива.
Идиллия продолжаться вечно не может.
И в какой то момент, в союз писателей, то есть доносчиков вступила фигура, по местным меркам серьезная.
Генеральный Судья и Генеральный Писарь Войска Запорожского, Василий Леонтьевич Кочубей.
Надо сказать, что Кочубей баловался пером и раньше.
В 1687 году, после неудачного Крымского похода, Князю Голицыну нужна была жертва.
Козёл.
Козлов вокруг было- через одного.
Но нужен был козел отпущения.
И в этом сложном для него вопросе, ему на помощь пришла группа неравнодушных патриотов.
Представителей козацкой Старшины, лихо нацарапавших донос на злополучного Гетьмана Самойловича.
Кстати, вопреки расхожему мнению об авторстве Мазепы, его подпись там с краю, и был он не на первых ролях.
Этот то донос Кочубей торжественно завизировал и шифровка была передана благодарному Голицыну.
А Самойловичу- пожелания держаться и хорошего настроения.
Голицын поступил как последняя и натуральнейшая свинья.
Обойдя всех достойных товарищей, авторов доноса и утвердив Гетьманом Мазепу, которого, как в много позже некоего секретаришку, никто в расчет не принимал вообще.
Василий Леонтьевич Кочубей был крепко обижен.
Получил от Мазепы в подарок знаменитую Диканьку, но осадок остался.
Дальше было больше.
Все знают историю о том, что они были кумовьями.
Да, кумовство, это наша историческая традиция, не уверен, что умрет вместе с нами, думаю переживет нас.
Мазепа крестил Мотрю, Кочубееву дочку.
Году эдак в 1704, Мазепа посватался к Кочубеям, желая на вышеуказанной Мотре жениться.
Но был послан, ибо крестный и вообще.
Шестнадцатилетняя девица сбежала к Гетьману, пожила у него четыре дня, после чего он вернул её домой.
Потом снова сбежала, к нему же, и чем эти побеги закончились дальше, никто толком не знает.
Шла, как я уже писал, Северная война.
Король польский Август, не сходил с грани самоубийства.
Карл Девятый готовился стереть Петра в порошок.
Пётр- обломать рога всем карлам на свете.
В деревне Гадюкино шли дожди.
Цвели вишни и бегали туда сюда девки.
И вот, в 1707 году, Кочубей снова взялся за литературу.
И накропал тайный доносец в Москву, на предмет гнусности Мазепы и его желания предать.
Петр не поверил.
Но на всякий пожарный, приказал присматривать за Гетьманом.
Пока присматривали, так, к теперь уже остаткам чести Гетьмана ничего и не обнаружив, Кочубей , спустя пол года разразился вторым доносом.
Немного раздраженный этим спамом Петр передал Мазепе предложение угомонить своих придурков.
Видя такой оборот, Кочубей взял в соавторы полтавского полковника Искру, и вместе они сочинили нечто совсем душераздирающее.
И отослали в Москву.
А вот это Петру не понравилось совсем.
Искра был полковником, и время для армейских шуток было самое неподходящее.
Обоих изъяли и доставили на следствие.
Порознь.
Где Кочубей и Искра, увы, кардинально разошлись в показаниях.
Настолько, что стало абсолютно ясно, что врут от и до.
Дальше был только один способ- пытка.
И оба сознались, что оговорили Гетьмана на почве глубокого личного омерзения.
И поехали домой.
Под конвоем.
Искре повезло.
Не имевший к нему ничего личного Мазепа не имел и дальше.
Но ничем помочь не мог.
И стороны сошлись на отрубании головы, аккуратно, элегантно и эффективно.
А вот Кочубею пришлось провести трудную ночь.
Полную острых раскаленных железных предметов, ужаса и боли.
Никто не бывает так жесток, как бывший друг, преданный и поймавший.
Казнь принесла бывшему Генеральному Писарю и Судье долгожданное избавление от мук.
Ирония судьбы.
Очень скоро, совсем скоро после этого, Старшина выкрутила Мазепе руки.
И ложь Кочубея стала правдой.
А Мазепа изменником, потерявшим всё беглецом, стариком, умирающим в походном лагере чужой разбитой армии.
И романисты навсегда получили драматический сюжет, обросший со временем уймой диких подробностей и небылиц.
А мы так никогда и не узнаем.
Как бы сложилось всё, если бы свои не писали доносы на своих.
Если бы мы умели не писать доносы...
автор: Макс Бужанский
Шла война.
Лютая, отчаянная война между двумя гигантами.
Победителю предстояло стать Империей.
Побеждённому- как повезёт.
Россия и Швеция сошлись в схватке, и некогда могучая Польша лежала между ними растерзанная и бессильная, раздавленная собственным гонором, вырождением и бесконечной борьбой шляхты и магнатов, всех со всеми.
А на Украiне все було гарнесенько и чудернасенько, як нiколи.
Сады, ставки, золотые маковки церквей, белизна и красные строчки вышиванок, длинные косы и бездонные глаза, бескрайние поля пшеницы, вишни в цвету, дедульки в плетеных шляпах, погоняющие упряжки волов, люльки, тютюн, идиллия.
Всё то, что делает нашу страну такой потрясающе тёплой, нежной, любимой для нас всех, если окунуться в это для себя, а не пытаться противопоставить всему остальному.
Действительно, было очень хорошо.
Ах да, совсем забыл.
Восстания и доносы.
Писали все.
В смысле все, кто умел.
Кто не умел, искал тех, кто умеет, и диктовал.
Диктовать все умели, у нас и сейчас любой надиктует донос на раз два три, только дай волю.
Писали в два адреса.
Иногда одновременно, в копию, так сказать.
Друг на друга- Гетьману, то бишь Мазепе.
И на Мазепу Царю, то бишь Петру.
Надо отдать должное, это была в определенной степени традиция, не то, чтобы ничего личного, с личным.
Но так было принято.
Сами же и приняли, не маленькие.
Писали ровно с первой минуты после смерти Хмельницкого, сообразив, что вчера было рано, а завтра будет поздно.
И вплоть до упразднения Екатериной всего и вся.
Мазепа был бы рад не читать, но приходилось.
Приходилось, ибо знал, что Царь в копии.
А так ему вполне было чем заняться.
Царь тоже был бы рад не читать.
Война началась чудовищным разгромом, всё висело на волоске и меньше всего для полного счастья ему не хватало анонимок из далеких провинциальных городков, вроде Миргорода.
Но, любой дурак знает, что в России не правят долго, если не обращают внимание на анонимки и доносы.
И Царь обращал.
Следователи опрашивали и выясняли, гонцы мчались, поднимая за собой столбы пыли, Царь и Мазепа , проклиная всё на свете, переписывались переливая из пустого в порожнее.
Жизнь была прекрасна.
Вишни, запах ночи, звёзды, скрип перьев...
Надо отдать должное Царю, он совсем не рвался вникать и влезать в гнусные местные дрязги, обычно передавая решение вопроса Гетьману.
Надо отдать должное Гетьману, коллектив свой, и его интеллектуально-нравственный уровень он знал давно, поэтому был мягок и снисходителен.
Иногда просто козлил, как последних дебилов.
Иногда мог приказать выпороть.
И всё.
До следующего рецидива.
Идиллия продолжаться вечно не может.
И в какой то момент, в союз писателей, то есть доносчиков вступила фигура, по местным меркам серьезная.
Генеральный Судья и Генеральный Писарь Войска Запорожского, Василий Леонтьевич Кочубей.
Надо сказать, что Кочубей баловался пером и раньше.
В 1687 году, после неудачного Крымского похода, Князю Голицыну нужна была жертва.
Козёл.
Козлов вокруг было- через одного.
Но нужен был козел отпущения.
И в этом сложном для него вопросе, ему на помощь пришла группа неравнодушных патриотов.
Представителей козацкой Старшины, лихо нацарапавших донос на злополучного Гетьмана Самойловича.
Кстати, вопреки расхожему мнению об авторстве Мазепы, его подпись там с краю, и был он не на первых ролях.
Этот то донос Кочубей торжественно завизировал и шифровка была передана благодарному Голицыну.
А Самойловичу- пожелания держаться и хорошего настроения.
Голицын поступил как последняя и натуральнейшая свинья.
Обойдя всех достойных товарищей, авторов доноса и утвердив Гетьманом Мазепу, которого, как в много позже некоего секретаришку, никто в расчет не принимал вообще.
Василий Леонтьевич Кочубей был крепко обижен.
Получил от Мазепы в подарок знаменитую Диканьку, но осадок остался.
Дальше было больше.
Все знают историю о том, что они были кумовьями.
Да, кумовство, это наша историческая традиция, не уверен, что умрет вместе с нами, думаю переживет нас.
Мазепа крестил Мотрю, Кочубееву дочку.
Году эдак в 1704, Мазепа посватался к Кочубеям, желая на вышеуказанной Мотре жениться.
Но был послан, ибо крестный и вообще.
Шестнадцатилетняя девица сбежала к Гетьману, пожила у него четыре дня, после чего он вернул её домой.
Потом снова сбежала, к нему же, и чем эти побеги закончились дальше, никто толком не знает.
Шла, как я уже писал, Северная война.
Король польский Август, не сходил с грани самоубийства.
Карл Девятый готовился стереть Петра в порошок.
Пётр- обломать рога всем карлам на свете.
В деревне Гадюкино шли дожди.
Цвели вишни и бегали туда сюда девки.
И вот, в 1707 году, Кочубей снова взялся за литературу.
И накропал тайный доносец в Москву, на предмет гнусности Мазепы и его желания предать.
Петр не поверил.
Но на всякий пожарный, приказал присматривать за Гетьманом.
Пока присматривали, так, к теперь уже остаткам чести Гетьмана ничего и не обнаружив, Кочубей , спустя пол года разразился вторым доносом.
Немного раздраженный этим спамом Петр передал Мазепе предложение угомонить своих придурков.
Видя такой оборот, Кочубей взял в соавторы полтавского полковника Искру, и вместе они сочинили нечто совсем душераздирающее.
И отослали в Москву.
А вот это Петру не понравилось совсем.
Искра был полковником, и время для армейских шуток было самое неподходящее.
Обоих изъяли и доставили на следствие.
Порознь.
Где Кочубей и Искра, увы, кардинально разошлись в показаниях.
Настолько, что стало абсолютно ясно, что врут от и до.
Дальше был только один способ- пытка.
И оба сознались, что оговорили Гетьмана на почве глубокого личного омерзения.
И поехали домой.
Под конвоем.
Искре повезло.
Не имевший к нему ничего личного Мазепа не имел и дальше.
Но ничем помочь не мог.
И стороны сошлись на отрубании головы, аккуратно, элегантно и эффективно.
А вот Кочубею пришлось провести трудную ночь.
Полную острых раскаленных железных предметов, ужаса и боли.
Никто не бывает так жесток, как бывший друг, преданный и поймавший.
Казнь принесла бывшему Генеральному Писарю и Судье долгожданное избавление от мук.
Ирония судьбы.
Очень скоро, совсем скоро после этого, Старшина выкрутила Мазепе руки.
И ложь Кочубея стала правдой.
А Мазепа изменником, потерявшим всё беглецом, стариком, умирающим в походном лагере чужой разбитой армии.
И романисты навсегда получили драматический сюжет, обросший со временем уймой диких подробностей и небылиц.
А мы так никогда и не узнаем.
Как бы сложилось всё, если бы свои не писали доносы на своих.
Если бы мы умели не писать доносы...
автор: Макс Бужанский