Почему мы такие?
Сначала я расскажу историю, которая случилась лет 35 тому назад. А чтобы понятно было молодым, начну с предыстории
В 50-е гг. прошлого столетия в наших ВУЗах училось много студентов из стран народной демократии. (В 60-е их стало меньше, но появилось много студентов из стран Азии и Африки. Почему так случилось я не знаю, да это и не суть важно.) Студенты эти жили в наших общежитиях, тесно общались с нашими студентами, правда жили чуть побогаче - по межгосударственным договорам стипендию им платили их государства, и была она поболе, чем у наших, т.ч. наши у них частенько одалживались «до стипендии» - но в совместных гулянках с нашими они участвовали нормально и на равных. Всё это приводило к тому, что к пятому курсу эти ребята вполне осваивались у нас, у них появлялось много друзей среди наших, а кое-кто и семьи заводили с нашими. И вот, много лет спустя, на одной вечеринке, я услышал рассказ одной нашей семейной пары, только что приехавшей из турпоездки то ли в Венгрию, то ли в Чехословакию, то ли в ГДР, где они были в гостях у местной семейной пары, с которыми сдружились во время учёбы в институте, рассказ о ностальгии этих своих друзей по времени проведенному в СССР. И главным в этой ностальгии, по их словам, было не воспоминание о студенческой вольнице, о молодости, а громадное сожаление по утраченному чувству общности, соучастия и братства между людьми «там у вас» и то, что «здесь у нас» такого нет. После этого, встречаясь с иностранцами, я неоднократно получал подтверждение этому феномену «привыкания» иностранцев к нашей, удивительной для них, среде общения и трудному расставанию с этой средой. Некоторое представление об этом чувстве родства между людьми даёт небольшое стихотворение малоизвестного поэта Анатолия Радыгина, напечатанное в журнале «Огонёк» в 1960г.
МУРМАНСК
Позади остался полярный круг.
Здесь на скалах лишайник - олений клевер.
Поезда отсюда только на Юг,
Корабли отсюда - только на Север.
Это город строителей и бойцов.
Здесь не место тому, кто ленив и робок.
Здесь и главный проспект с обоих концов
Обрывает асфальт у скалистых сопок.
Что здесь людям чёрная ночь и зима?!
Что им холод, и мрак, и снежные глыбы?!
Здесь в жестокую стужу кладут дома,
И в жестокий шторм промышляют рыбу!
Понимают друг друга они без слов,
Всё считается общим - ваше и наше,
Здесь строитель скажет какой улов,
А рыбак о новой стройке расскажет.
Так стоит этот город - красив и горд,
Побеждающий ночь, и штормы, и вьюгу!
С кораблями, идущими курсом норд,
С поездами, идущими только к югу.
(Цитирую по памяти, ибо в интернете я его не нашёл, так что за точность пунктуации ручаться не могу.)
С тех пор я много размышлял: в чём же причина нашей непохожести на жителей других европейских стран, на американцев, на израильтян (с ними неоднократно, подолгу и откровенно беседовал)? Даже язык наш один из самых сложных в мире? Почему не прижилось в Российской империи такое обычное для всего остального мира фермерство, ведь при всех государственных преференциях, хуторское хозяйство закрепилось только в узкой полосе: Прибалтика, запад и юг Украины, Молдавия? И больше нигде! И пришёл к выводу, что причиной всего этого является климат. Всё-таки наша страна по жёсткости климата является страной уникальной. Именно влияние климата на нашу цивилизацию сделало её такой! (В последнее время в ЖЖ появилось много разговоров на тему нашей непохожести, иной раз очень странных, списывающих нашу инаковость чуть ли не на генетические наши особенности, с чем я ну никак не могу согласиться!)
Эту свою идею о связи климата и цивилизации я однажды рассказал сыну, а он посоветовал прочесть книгу Александра Никонова «История отмороженных в контексте глобального потепления», которая оказалась прямо в тему. Единственное замечание: при сумасшедшем по объёму фактаже, выводы автор делает, мягко говоря, иногда странные, что, как я полагаю, вытекает из его мировоззренческих позиций. Ну да выводы из фактов каждый может сделать самостоятельно.
В подтверждение приведу маленький кусочек из книги:
/Александр Никонов «История отмороженных в контексте глобального потепления» (ч. 6, гл. 2)(http://flibusta.net/b/167576/read)/
laquo;Касательно подробностей российского бытия я в свое время подробнейшим образом консультировался у одного из лучших специалистов в этой области - профессора исторического факультета МГУ Леонида Милова, который всю жизнь занимается крестьянским бытом. Кому же, как не ему, знать про это?
- Россия очень холодная страна с плохими почвами, поэтому здесь живут именно такие люди, а не иные. В Европе сельскохозяйственный период десять месяцев, а в России пять, - печально рассказывал Милов. - Разница - в два раза. В Европе не работают в поле только в декабре и январе. В ноябре, например, можно сеять озимую пшеницу, об этом знали английские агрономы еще в XVIII веке. В феврале проводить другие работы. Так вот, если просчитать, то получится, что русский крестьянин имеет на пашенные работы, кроме обмолота зерна, 100 дней. И 30 дней уходят на сенокос. Что получается? А то, что он жилы рвет и еле управляется. Глава семьи из четырех человек (однотягловый крестьянин) успевает физически вспахать две с половиной десятины. А в Европе - в 2 раза больше.
О том, что в России беспашенный период длится 7 месяцев, писали в государственных документах еще в XVIII веке. Понимали проблему… Средний урожай при тех орудиях труда был сам-три. То есть из одного зернышка вырастало три. Из 12 пудов - 36. Минус одно зерно из трех на семена, получается 24 пуда - чистый сбор с десятины. С двух с половиной десятин - 60 пудов. Это на семью из 4 человек. А семья из 4 человек, учитывая, что женщины и дети едят меньше, равна 2,8 взрослого. При том, что годовая норма потребления - 24 пуда на человека. То есть нужно без малого 70 пудов. А есть только 60. Причем из них еще нужно вычесть часть для прокорма скота - овес лошади, подсыпка корове. И вместо 24 положенных по биологической норме, россиянин потреблял 12-15-16 пудов. 1500 ккал в сутки вместо потребных организму 3000.
Вот вам средняя Россия - страна, где хлеба всегда не хватало. Где жизнь была всегда на пределе возможности. Вечная борьба, вечный страх голода. И при этом страшная работа на износ с привлечением женщин, детей, стариков… А можно ли расширить пашню? Можно, если работать кое-как, на авось. Так и работали. Если в Англии пашут 4-6 раз, доводя землю до «пуховости», то в России до сих пор скверная обработка земли. Хотя изменилась техника - в Европе трактора и в России трактора, - но соотношение пахотного времени осталось прежним и результат тот же: в Европе вот такусенького комочка на пашне не найдешь, а в России вот такие булыжники на поле валяются. Да, по сравнению с XVIII веком производительность труда на селе увеличилась в 40-50 раз. Но природа-то осталась неизменной! Поэтому себестоимость российской сельхозпродукции всегда будет дороже западной по тем же самым климатическим причинам.
Вы видели фильм «Председатель»? Помните там душераздирающую сцену, когда бабы поднимают корову на веревках, чтобы она, обессилев, не упала? Это типичная для России картина. К весне коровы и лошади еле стояли. Казалось бы - огромные просторы, поля, перелески, луга. А у крестьянина дефицит сена. Почему? Потому что когда трава полна витаминов, ее только заготавливать и заготавливать, - у крестьянина нет времени на это. Сенокос по старому стилю начинался с 29 июня - с Петра и Павла - и длился до конца июля. А с августа (а иногда и с 20 июля!) уже надо было торопиться жать поспевшую рожь.
Поэтому, несмотря на то, что в период сенокоса вся деревня от мала до велика выезжала на косьбу и крестьяне просто жили в полях табором, при тогдашней технике косьбы крестьянин за 30 дней все равно накашивал сена недостаточно. А стойловый период в России от 180 до 212 суток - 7 месяцев. Крестьянский однотягловый двор (4 души) имел две коровы, одну-две лошади для пахоты, две овцы, одну свинью и 5-8 кур. Козы редко встречались. От уезда к уезду количество могло меняться, например, в Ржевском уезде Тверской губернии у крестьянина было 3 овцы, а в соседнем Краснохолмском 3-4 свиньи. Но, в общем, в условном расчете это эквивалентно шести головам крупного рогатого скота. Для них нужно было заготовить сена по нормам XVIII века примерно 620 пудов. А крестьянин вместе с семьей в лучшем случае мог накосить 300. И так было всегда.
Какой же выход? Скоту давали солому, которая малокалорийна и напрочь лишена витаминов. Но и соломы не хватало! Свиней и коров кормили лошадиным навозом, осыпая его отрубями. Вечной головной болью председателей колхозов и русских помещиков была хроническая бескормица крестьянского скота. Скотина к весне буквально падала, ее подвешивали. И навозу от такой скотины было мало, уж не говоря о молоке; в некоторых губерниях коров держали не для молока, которого они практически и не давали, а исключительно из-за навоза. Которого тоже было мало по понятным причинам. Навоз накапливали годами!
Русский скот был чрезвычайно низкого качества. А все попытки помещиков и просвещенных людей из правительства ввезти в Россию хорошие породы из Европы заканчивались одинаково - западные породы быстро вырождались и становились практически неотличимыми от худой русской скотины.
По всем законам при трехпольном севообороте земля каждые три года должна удобряться. А в реальной практике крестьяне удобряли землю примерно раз в 9 лет. Даже поговорка такая была: «добрая земля навоз 9 лет помнит». А были места в России - даже в начале XX века, - где удобряли землю раз в 12, 15, 18 лет. А в Вятской губернии, например, - раз в 20 лет! О какой урожайности может идти речь?…
Но если вы вдруг подумали: «Зато наши крестьяне 7 месяцев в году отдыхали! На печи зимой лежали», то глубоко ошиблись. Зимой работы было тоже невпроворот. Вот пример. Из-за перманентной нищеты русский крестьянин, в отличие от европейского, в сапогах не ходил. Для того чтобы обуть всю семью - 4 человека - в сапоги, крестьянин должен был продать три четверти своего зерна. Это нереально. Сапоги были просто недоступны. Россия ходила в лаптях. В год крестьянин вынашивал от 50 до 60 пар лаптей. Умножим на всю семью. Делали лапти, естественно, зимой, летом некогда было. Дальше… Купить ткань на рынке крестьянин не мог. Точнее, мог, но в качестве какого-то редкого роскошного подарка - и то только жене, дочке никогда не покупал. А одеваться надо. Поэтому женщины зимой пряли и ткали. Плюс приготовление ремней, сбруи, седелок… Заготовка леса на дрова… Между прочим, до конца XVIII века в России не было даже пил, и лес валили топорами. Причем поскольку печи были несовершенные, а потолков в избах не было вовсе (потолки как дополнительные теплоизоляторы начали появляться только во второй половине XVIII века), дров требовалась просто уйма - примерно 20 кубометров.
…Прервем Милова и бросим вдобавок, что XVII-XVIII века - самое холодное время так называемого Малого ледникового периода. Холоднее даже жуткого XV века, наверняка запавшего в голову читателя…
- Летом русский крестьянин вставал в третьем-четвертом часу ночи и шел на скотный двор - задавать корм, убирать навоз, - а потом до обеда работал в поле. После обеда был часовой-полуторачасовой сон. Спать мужики ложились в одиннадцатом часу. Женщины немного позже, поскольку сидели за рукоделием. Зимой режим был практически тот же, с тем только исключением, что ложились спать на час раньше - в десять.
…Ну, скажите, можно так жить?…
Жизнь русского крестьянина не сильно отличалась от жизни первобытного неолитического дикаря. Разве что в худшую сторону… Что представляла собой русская изба, например? Низкое однокомнатное сооружение, крытое соломой. Про отсутствие потолка уже сказали. Пол зачастую был земляным. Входная дверь - редко выше метра, а иногда встречались двери и по полметра! Типичная русская изба до XIX века топилась по-черному. Окон в этом странном сооружении не было. Дым выходил в так называемые волоковые оконца размером в полбревна. О постельном белье и даже матрацах и перинах крестьяне долгое время вообще представления не имели, спали на дерюге и соломе. В одной «комнате» вповалку спали на лавках и полатях 8-10 человек. Здесь же находилась скотина - куры, свиньи, телята… Воображение зарубежных путешественников поражали свисающие с полатей головы, ноги, руки. «Мне ежеминутно казалось, что они свалятся на пол», - писал исследователь русского быта Кокс.
Крестьяне топили печь с утра. К трем-четырем часам дня она сильно нагревалась, и весь вечер стояла дикая жара. Порой среди ночи, спасаясь от невыносимой духоты, мужики выскакивали на мороз с грудью нараспашку потные и распаренные - охолонуть. Отсюда, кстати, многочисленные болезни, простуды со смертельным исходом. Зато под утро изба выстывала настолько, что у спящих примерзали бороды к полатям. А поскольку изба топилась по-черному, везде висела длинная черная бахрома из сажи.
А запах! В непроветриваемом помещении (берегли тепло) расцветали такие миазмы, что у неподготовленных людей кружилась голова. Помните, у Хармса Пушкин зажимает нос, когда мимо проходят русские мужики? «Это ишшо ничаво, барин…»
По сути, страна разделилась на два человеческих «подвида» - культурную, европейски образованную аристократию, кушающую с фарфора и обсуждающую стихи Овидия, и абсолютно серую, забитую, полуживотную, суеверную массу, по-скотски живущую на пределе возможностей и далеко-далеко за пределами нищеты. Ясно, что эти «подвиды» не только не понимали, но и не могли понять друг друга: между ними - пропасть. Порой они даже говорили на разных языках - одни на русском, другие на французском. Две страны в одной… Элои и морлоки.
Когда Петр I начинал свои реформы, в России было 6 % некрестьянского населения. Только шесть! Потому что живущее впроголодь крестьянство большее количество иждивенцев прокормить при здешнем климате просто не могло. И из этих шести процентов формировалось монашество, дворянство, армия, чиновничество, наука… Удивительно неэффективная страна!
Уровень жизни элиты не просто разительно, а катастрофически отличался от уровня жизни 94 % населения. В то время как черные крестьяне ели жмых и лебеду, по весне собирали сныть - первую проклюнувшуюся травку с мелкими такими цветочками… в это же самое время русская знать круглый год кушала арбузы, сливы, лимоны, апельсины и даже ананасы. Для выращивания тропических фруктов в стеклянных оранжереях были придуманы сложные системы подземного обогрева почвы. При этом стекло для теплиц стоило дорого, а нужно его было на оранжереи - немерено.
С точки зрения простого россиянина, чиновничество и городское начальство не только малочисленно и недосягаемо. Оно непонятно, словно живет на другой планете. Начальство - они как бы и не люди, они небожители. Их можно ругать - так же, как можно иногда побогохульствовать, но если небожитель вдруг снисходит до тебя лично… Батюшка!
Отупляющий ежедневный труд, не приносящий однако сколько-нибудь значимых плодов и не сулящий перспектив; черный беспросветный быт; жизнь на грани постоянного голода; абсолютная зависимость от погодных условий не могли не сказаться на формировании русского психотипа.
Сколько бы ты ни работал, все равно все в руках Божьих, захочет - даст, не захочет - сдохнешь. Работай, не работай - от тебя почти ничего не зависит. Отсюда в русских эта вечная зависимость от «решений свыше». Отсюда доходящая до мракобесия суеверность и вечный расчет на авось. И по сию пору основными богами после Христа для россиянина остаются Великий Господь Авось и брат его Небось.
Все жизненное время русского человека, кроме сна, с самого детства уходило на простое физическое выживание. Беременные бабы горбатятся в поле до последнего и там же рожают. Не зря в русском языке слова «страда» и «страдания» имеют один корень… Живущий в вечном экстремуме человек, у которого вымирает до половины родившихся детей, перестает ценить и чужую, и собственную жизнь. Которой все равно не он, а Бог распоряжается.
Отсюда и отношение к детям совершенно потребительское. Дети - вещь для подмоги по хозяйству. Отсюда и обращение к любимым чадам: «Убить тебя мало!»
Прилетевший из Чикаго мой приятель Леша Торгашев, который прожил в Америке три года и маленько отвык, с непривычки был шокирован, когда услышал в нашем аэропорту, как русская мамаша кричит своей трехлетней дочке, перепачкавшей платье: «Я тебя зарежу!» Поразила его не только сама ситуация, но и проработанная в воображении мамы детализация лишения ребенка жизни - «зарежу».
Детей у нас заводят не ради самих детей, а «чтобы было кому стакан воды в старости подать». «Дети - наше богатство», - самый ужасный, самый потребительский лозунг, придуманный советской властью, словно вытащен из крестьянской России XVIII века. Тогда дети действительно считались богатством, потому что их с 7 лет можно было впрячь в работу. До 15 лет мальчик нес полтягла, а с 16 лет - уже полное тягло, то есть работал как мужик. Подростки - богатство. Малые дети - обуза, лишние рты. Они мерли как мухи, и никто их особо не жалел - бабы еще нарожают! От вечной бескормицы и поговорка: «Дай бог скотину с приплодцем, а детей - с приморцем».
Боялась Европа русского штыкового удара. Потому что не ценил русский солдат-крестьянин свою жизнь. Его жизнь была воплощенным адом, по сравнению с которым смерть - не худший вариант. «На миру и смерть красна», - еще одна русская поговорка.
laquo;Миром» на Руси называли крестьянскую общину.
Есть мнение, что только потому и прижились сталинские колхозы, что были они абсолютно в духе народном. И в русле прежней жизни. Да-да, я про общинность эту гребаную. Вся русская крестьянская психология - это психология коллективизма. С одной стороны, это хорошо: все должны помогать друг другу. Но другой стороной общинности является нетерпимость к «выскочкам» - людям чем-то выделяющимся (умом, богатством, внешностью)…
Без этой коллективистской психологии, тормозящей развитие капиталистических отношений (суть которых и состоит в большей атомизации, индивидуализации общества), российскому крестьянству было просто не выжить. Ну не мог существовать фермер-одиночка в условиях пахотного цейтнота, когда «день год кормит». Десять-двадцать дней проболел, не вспахал - и твоя семья обречена на голодную смерть. Сгорел дом, лошадь сдохла… Кто поможет? Община. А когда земля окончательно оскудевала и переставала плодоносить, крестьяне всем миром делали «росчисти» - сводили лес под пашню, а потом делили наделы по числу работников. Так что без общинной «помочи» крестьянство как класс в России существовать просто не могло.
Инструкции середины XVIII века по управлению помещичьим хозяйством отмечали: «Леность, обман, ложь и воровство будто наследственно в них (крестьянах. - А. Н.) положено. Господина своего обманывают притворными болезнями, старостию, скудостию, ложным воздыханием, в работе - леностию. Приготовленное общими трудами - крадут, отданного для сбережения прибрать, вычистить, вымазать, вымыть, высушить, починить - не хотят… Определенные в начальство, в расходах денег и хлеба - меры не знают. Остатков к предбудущему времени весьма не любят и, будто как нарочно, стараются в разорение приводить. И над теми, кто к чему приставлен, чтоб верно и в свое время исправлялось, - не смотрят. В плутовстве - за дружбу и почести - молчат и покрывают. А на простосердечных и добрых людей нападают, теснят и гонят. Милости, показанной к ним в награждении хлебом, деньгами, одеждою, скотом, свободою, не помнят и вместо благодарности и заслуг в грубость, злобу и хитрость входят».
Неприхотливость и долготерпение, минимизация уровня потребностей («лишь бы не было войны»), пренебрежение к окружающим и вместе с тем крайняя от них зависимость, готовность помочь и черная зависть, эмоциональная открытость и радушие, которые мгновенно могут смениться ненавистью - вот лишь неполный перечень качеств русского человека, доставшихся нам от наших несчастных предков.
Знаете, где проходит настоящая граница между Европой и Азией? Там же, где пролегает нулевая изотерма зимних температур - восток Польши, запад Украины, северное Причерноморье… Слева от этой изотермы - Европа, Запад, католичество и протестантство, индивидуализм, а справа - Азия, Восток, православие, общинность. Эту границу видно даже невооруженным глазом: слева зимой земля черна и идут дожди, а справа - все белым-бело.»