(no subject)
5. Призыв на войну
Прощание
В январе 1943 года, когда немцы были еще в Сталинграде, а мне только что исполнилось 18 лет, у нас с мамой состоялся разговор о предстоящей службе в армии. Поводом для разговора, наверное, послужило обсуждение перечня вещей, которые я возьму с собой на фронт. Все собиралось заранее - мешок с лямками (сидор) уже был заготовлен, нужно было взять немного еды, махорки, бумагу, карандаш, носовые платки. Мешок выставляли на мороз, чтобы продукты не испортились. Надежды на возвращение живым и здоровым практически не было. Мама мне тогда сказала, что она надеется на меня, что я ее не опозорю. Сказала спокойно, без слез и причитаний. В ответ на ее слова я прочитал стихотворение К.Симонова, написанное в 1941 году:
"Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
скажет: «Повезло…».
Не понять, не ждавшим им,
Что среди огня, ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой.
Просто ты умела ждать,
Как никто другой..."
Так вот, как я выжил, знаем только мы с моей мамой. Наверное, она умела ждать. И ждала больше, чем могла…
Бердский учебный лагерь
Погрузка в вагоны на вокзале г. Абакана была поздно вечером. Грузили в обыкновенный пассажирский поезд. Контингент был разношерстный - основу составляли мальчишки 1925 года рождения. Большинство ребят было из деревень. Посадка проводилась довольно организованно. Поезд направлялся по маршруту Абакан - Ачинск- Новосибирск - Бердск. В пути находились около двух суток. Безобразия начались с первых же суток. Сначала грабили базары - забирали все, что видели (а выносили продавать женщины вареную картошку, продавать-то больше было нечего… Ну, может, какие-то пирожки). К вечеру и ночью начался повальный грабеж. Устроили его городские, грабили деревенских - отбирали все, что хотели. Организаторами, как я понимаю, были ребята, уже побывавшие в лагерях. О прохождении нашего поезда обслуга дороги, наверное, сообщала по железнодорожной связи, т.к. торговки уже разбегались до прихода нашего состава.
По приезде в Новосибирск нам отвели какое-то большое помещение, и там началось обратное. Среди деревенских ребят нашлись какие-то командиры, они организовались, начали вылавливать своих обидчиков и бить. Довольно быстро всех усмирили, поделили на группы (по-моему, без всякой записи фамилий, а просто поштучно), начали появляться «покупатели», разбирать нас и уводить по подразделениям. Так я попал в Бердский учебный лагерь. Загнали нас за какую-то загородку, к которой подходили вольные (в смысле гражданские люди) и старались выменять что-то из нашей одежды на махорку, деньги или хлеб. Я тоже сделал какой-то обмен. В баню нас повели к ночи (километра за 2-3). Баню - «вошебойку», стрижку, ожидание обмундирования я выдержал стойко. Бросил мне старшина одежду более-менее сносную, только ботинки были разного размера, но все-таки на обе ноги, т.е. и на левую и на правую. А самое главное - новые длинные обмотки, которыми я пользоваться не умел, но как-то обмотал ими ноги. Ночью привели нас (пулеметную роту) 250 человек в казармы - землянку, разгороженную пополам, с трехэтажными нарами, дровяным отоплением - железной бочкой, стоящей посередине этого помещения. Утром в 6 часов подъем. Оделись не спеша, вдруг снова объявляют - отбой! Разделись, легли. Проверили, что все раздетые. Кое-кто и задремал! «Подъем!» И так раз пять.
Нас разбили по взводам и отделениям. Младшие командиры были из старослужащих, которых по каким-то причинам не отправили на фронт. Никто сейчас себе не может представить, как они старались на нас выслужиться, только бы не попасть в маршевую роту на фронт. Командиром роты был раненый летчик, которому вся наша рота была нужна, как прошлогодний снег. Началась беспросветная муштра на свежем воздухе и в казарме. Март стоял суровый - 30-40 градусов. Тогда я обморозил пальцы на ногах, но к врачу не записывался. Видел, как записавшихся выводили из землянки, заставляли ложиться на снег и ползти по-пластунски по 200-300 метров. Пробыл я в пулеметной роте около месяца. За это время я ни разу не ел сидя, не был в бане, и серьезно думал, что блохи перегрызут меня пополам. Блох было столько, что, когда мы вытряхивали на морозе простыни, то снег становился серым. За этот месяц мне уже было все нипочем. Однажды за перегородкой, в другой половине землянки, душили солдата за пайку хлеба, но во мне ничего не шевельнулось. Я мог бы залезть в пулеметное гнездо немцев с одним ножом и вырезать всех, если бы мне это удалось. Хочу описать столовую на тысячу человек, которая размещалась в колоссальной землянке. Ни скамеек, ни стульев в ней не было. Были высокие стойки, чтобы солдат мог есть стоя, не нагибаясь. Длиной они были метров по шесть. С каждой стороны стола размещалось по 10-12 человек (целое отделение). Ложку брали из-за обмотки, шапку зажимали между ног. Хлеб делили. Быстро поедали суп из мороженой картошки и овощей, какую-то кашу с постным маслом и так называемый чай - с сахаром, за который я выменивал махорку. Есть хотелось всегда. В столовой постоянно стоял туман. Столы покрывались тонкой корочкой льда - столовая не отапливалась. Тарелки были штампованными из оцинкованного металла и хорошо скользили от разводящего по столу.
Автополк
Однажды к нам в роту пришли «покупатели» из Новосибирского автополка. Стали отбирать трактористов, комбайнеров для переобучения на шоферов. В это время по ленд-лизу СССР стал получать много разных автомашин для армии. Я, конечно, постарался попасть на эту распродажу, но меня не взяли, потому что имел десятилетнее образование. С таким образованием они набирали в школу младших командиров. Туда с моей биографией (отец сидел по 58 статье как контрреволюционер) мне никак нельзя было даже пытаться попасть в какие-нибудь командиры, не угодив в штрафбат. Испросив разрешения у командира роты, я обратился еще раз к полковнику, командовавшему набором, показал ему права, он удивился, что они еще и с правом управлять газогенераторным автомобилем. Он сказал, что может меня взять, но должен указать, что у меня образование не выше шести классов. Я, конечно, согласился. Так до самого окончания войны везде писал, что образование у меня 6 классов. «Покупатели» забрали нас, и мы пешком ушли к новому месту службы - в Новосибирский учебный автополк. Жили в трех- и четырехэтажных казармах с центральным отоплением, повзводно (по 30-40 человек), спали на двухэтажных нарах с нормальным бельем, мылись в бане, ели уже сидя. В нормальных классах знакомили нас с устройством и обучали вождению автомобилей - сначала наших отечественных. Мне все это было знакомо, иногда даже что-то рассказывал вместо преподавателя - о маслоснабжении автомобиля, электроснабжении и работе других узлов автомашин. Служба стала для меня нормальным делом. Был в наряде на кухне - напек 1500 пончиков!
Коломенский автобатальон
На 1 мая 1943 года был назначен в почетный наряд по казарме. Прямо с наряда меня вызвал политрук и сообщил, что я зачислен в маршевую роту для отправки на фронт. Узнав, что еще не принял присягу, увел меня в Красный уголок, где перед красным знаменем и под каким-то портретом (Сталина или Ленина) я прочел присягу и расписался. Старшина быстренько соорудил сухой паек, и меня проводили к отправляющимся на фронт шоферам, которых было около 1000 человек. Погрузили нас в теплушки - получился целый эшелон. Ехали не менее двух недель. Иногда нас кормили на станциях или приходилось готовить еду на кострах. Привезли нас в Коломну. За нами пришли «покупатели», нас построили и они стали выбирать себе шоферов. Списков никаких не было, выбирали по «мордам», а считали по головам. После двухнедельного путешествия по Сибири и России, без бани, прокопченный на кострах, тощий пацан не смотрелся бравым «водилой» - покупателей на меня не нашлось. Вместе с остатками таких же «бравых» шоферов попал я в учебный Коломенский автобатальон.
Располагался батальон в Коломне в каком-то бывшем автохозяйстве. Под казарму пошел кирпичный склад или гараж, в котором были сооружены двухэтажные нары. Постельного белья и других принадлежностей не было. Спали одетыми, в бушлатах и ботинках, под голову клали пустой вещмешок и фляжку. Раздеваться было нельзя, да и с сонного могли все снять! Кормили сносно, занимались прямо в поле на берегу реки. Самыми привлекательными занятиями были занятия по изучению «сапуна» или «храповика» - так назывался сон на свежем воздухе. Но все-таки изучали и устройство, и вождение «виллиса». Ездили ночью без света по незнакомой дороге. Однажды перегоняли из Москвы автомобили ЗИС-5. В Москве колонна рассыпалась. Заблудился и я. Когда выехал на Таганскую площадь, бензин кончился… Заночевал. Утром привезли бензин. Двинулись дальше. По дороге подхватил «леваков», но до Коломны не довез - опять кончился бензин, но денег немного заработал.
Второй раз забрали нас ночью, повезли на какой-то склад автомобилей «студебеккеров», распределили по машинам, показали, где стартер, сколько скоростей, где вода и масло. Залез я в кабину - ни переда, ни задней части машины не видно! После «виллиса» он мне показался громадным. Подумал, что если попаду в ворота склада и выеду на улицу, - считай, повезло. Но все прошло благополучно, и уже под вечер я гонял эту громадину, как «виллис». Грузили мы часть, отправлявшуюся на фронт. С нами ездили представители этой части - работали целый день. Вечером пригнал я машину на железнодорожную станцию для погрузки на платформу. К нам подошел генерал. Сопровождающий ему доложил, что я не из их части. Генерал спросил, как я вожу машину. Сказал, что хорошо. Тогда генерал спросил меня, хочу ли я воевать. Я, конечно, ответил утвердительно. Он стал расхваливать свою гвардейскую артиллерийскую часть и велел своим подчиненным оформить меня к ним. Я не поехал в Коломенский батальон и остался ждать погрузки. Через некоторое время на «виллисе» приехал наш старшина - зануда, педант, любитель муштры. Я отказался с ним ехать, ссылаясь на команду генерала. Тогда он заявил: «Уедешь, напишу в твой военкомат, что ты дезертировал». Это меня сразило, т.к. я понимал, что он действительно может это сделать. Представил, как придут к матери и скажут, что у нее сын дезертир. За всю жизнь не отмоешься! Взял я из кабины бушлат и вещмешок с «добытой» сушеной рыбкой, хлопнул дверкой и сел в «виллис». Был страшно зол на старшину. Теперь, после стольких лет, у меня, конечно, нет злости. Я понял, что части, в которые я чуть не попал, шли на Курско-Орловское направление, и была большая вероятность там и остаться - погибнуть. Может, мне надо бы этого старшину благодарить всю жизнь…
Противотанковый полк
В августе 1943 года нас, шоферов, направили в 1511 отдельный истребительный противотанковый артиллерийский полк (сокращенно 15-11 ИПТАП). Дислоцировался он на окраине Наро-Фоминска в деревянных бараках. Автомашины еще не были получены, имелись только штук двадцать противотанковых пушек. Расчеты укомплектовали. Около половины солдат были освобожденные из лагерей Колымы и Магадана, осужденные по бытовым статьям. Среди них находились и такие, которые отсидели не один раз, имели несколько фамилий и побегов. Пушки (орудия) назывались по паспорту ЗИС-5, как и автомобиль московского завода, может быть, для того, чтобы запутать противника. Противотанковая пушка имела калибр 57 мм, унитарное заряжание. Стреляли снарядами снарядами разных типов: осколочными, бронебойными, подкалиберными. Последние имели мягкую оболочку и внутри прочный стержень, который пробивал броню и шрапнелью (картонный стакан, наполненный металлическими шариками). Орудие имело оптический прицел и выбрасыватель гильз после выстрела. Оно было укомплектовано и передком, в котором размещались снаряды. Весило все это 2-3 тонны и прицеплялось к автомашине. До получения автомашин шоферов распределили по пяти батареям. Я попал во вторую. В батареях было по 4 орудия. Я входил в расчет второго орудия. Расчет состоял из командира орудия, наводчика, одного или двоих заряжающих, одного или двоих подносчиков снарядов и водителя автомашины. Боевые расчеты теперь всегда были вместе. Вместе ходили строем, ели, спали, на себе возили орудие за несколько километров на боевые учения, окапывались, маскировали, чистили. Это было хорошо, так как уже создавался единый боевой организм - орудийный расчет. В начале сентября полку выдали автомашины: «студебеккеры», «доджи 3/4», «виллисы». Мы пригнали их в полк, который к тому времени передислоцировали в какой-то лесной поселок вблизи Наро-Фоминска. Мне достался «додж». Кормили нас неважно, постоянно хотелось есть. После обеда я уходил в лес, собирал грибы, варил и без хлеба съедал. Этим хоть как-то утолял голод. Но рисковал - отсутствие в части более получаса рассматривалось как побег или дезертирство. А это каралось отправкой в штрафной батальон или сразу расстрелом. В последнюю ночь перед отправкой на фронт мы, несколько шоферов, проникли на картофельное поле, охраняемое автоматчиками, и накопали вещмешок картошки, которая послужила хорошей добавкой к питанию в дороге.
Продолжение следует ...
Прощание
В январе 1943 года, когда немцы были еще в Сталинграде, а мне только что исполнилось 18 лет, у нас с мамой состоялся разговор о предстоящей службе в армии. Поводом для разговора, наверное, послужило обсуждение перечня вещей, которые я возьму с собой на фронт. Все собиралось заранее - мешок с лямками (сидор) уже был заготовлен, нужно было взять немного еды, махорки, бумагу, карандаш, носовые платки. Мешок выставляли на мороз, чтобы продукты не испортились. Надежды на возвращение живым и здоровым практически не было. Мама мне тогда сказала, что она надеется на меня, что я ее не опозорю. Сказала спокойно, без слез и причитаний. В ответ на ее слова я прочитал стихотворение К.Симонова, написанное в 1941 году:
"Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
скажет: «Повезло…».
Не понять, не ждавшим им,
Что среди огня, ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой.
Просто ты умела ждать,
Как никто другой..."
Так вот, как я выжил, знаем только мы с моей мамой. Наверное, она умела ждать. И ждала больше, чем могла…
Бердский учебный лагерь
Погрузка в вагоны на вокзале г. Абакана была поздно вечером. Грузили в обыкновенный пассажирский поезд. Контингент был разношерстный - основу составляли мальчишки 1925 года рождения. Большинство ребят было из деревень. Посадка проводилась довольно организованно. Поезд направлялся по маршруту Абакан - Ачинск- Новосибирск - Бердск. В пути находились около двух суток. Безобразия начались с первых же суток. Сначала грабили базары - забирали все, что видели (а выносили продавать женщины вареную картошку, продавать-то больше было нечего… Ну, может, какие-то пирожки). К вечеру и ночью начался повальный грабеж. Устроили его городские, грабили деревенских - отбирали все, что хотели. Организаторами, как я понимаю, были ребята, уже побывавшие в лагерях. О прохождении нашего поезда обслуга дороги, наверное, сообщала по железнодорожной связи, т.к. торговки уже разбегались до прихода нашего состава.
По приезде в Новосибирск нам отвели какое-то большое помещение, и там началось обратное. Среди деревенских ребят нашлись какие-то командиры, они организовались, начали вылавливать своих обидчиков и бить. Довольно быстро всех усмирили, поделили на группы (по-моему, без всякой записи фамилий, а просто поштучно), начали появляться «покупатели», разбирать нас и уводить по подразделениям. Так я попал в Бердский учебный лагерь. Загнали нас за какую-то загородку, к которой подходили вольные (в смысле гражданские люди) и старались выменять что-то из нашей одежды на махорку, деньги или хлеб. Я тоже сделал какой-то обмен. В баню нас повели к ночи (километра за 2-3). Баню - «вошебойку», стрижку, ожидание обмундирования я выдержал стойко. Бросил мне старшина одежду более-менее сносную, только ботинки были разного размера, но все-таки на обе ноги, т.е. и на левую и на правую. А самое главное - новые длинные обмотки, которыми я пользоваться не умел, но как-то обмотал ими ноги. Ночью привели нас (пулеметную роту) 250 человек в казармы - землянку, разгороженную пополам, с трехэтажными нарами, дровяным отоплением - железной бочкой, стоящей посередине этого помещения. Утром в 6 часов подъем. Оделись не спеша, вдруг снова объявляют - отбой! Разделись, легли. Проверили, что все раздетые. Кое-кто и задремал! «Подъем!» И так раз пять.
Нас разбили по взводам и отделениям. Младшие командиры были из старослужащих, которых по каким-то причинам не отправили на фронт. Никто сейчас себе не может представить, как они старались на нас выслужиться, только бы не попасть в маршевую роту на фронт. Командиром роты был раненый летчик, которому вся наша рота была нужна, как прошлогодний снег. Началась беспросветная муштра на свежем воздухе и в казарме. Март стоял суровый - 30-40 градусов. Тогда я обморозил пальцы на ногах, но к врачу не записывался. Видел, как записавшихся выводили из землянки, заставляли ложиться на снег и ползти по-пластунски по 200-300 метров. Пробыл я в пулеметной роте около месяца. За это время я ни разу не ел сидя, не был в бане, и серьезно думал, что блохи перегрызут меня пополам. Блох было столько, что, когда мы вытряхивали на морозе простыни, то снег становился серым. За этот месяц мне уже было все нипочем. Однажды за перегородкой, в другой половине землянки, душили солдата за пайку хлеба, но во мне ничего не шевельнулось. Я мог бы залезть в пулеметное гнездо немцев с одним ножом и вырезать всех, если бы мне это удалось. Хочу описать столовую на тысячу человек, которая размещалась в колоссальной землянке. Ни скамеек, ни стульев в ней не было. Были высокие стойки, чтобы солдат мог есть стоя, не нагибаясь. Длиной они были метров по шесть. С каждой стороны стола размещалось по 10-12 человек (целое отделение). Ложку брали из-за обмотки, шапку зажимали между ног. Хлеб делили. Быстро поедали суп из мороженой картошки и овощей, какую-то кашу с постным маслом и так называемый чай - с сахаром, за который я выменивал махорку. Есть хотелось всегда. В столовой постоянно стоял туман. Столы покрывались тонкой корочкой льда - столовая не отапливалась. Тарелки были штампованными из оцинкованного металла и хорошо скользили от разводящего по столу.
Автополк
Однажды к нам в роту пришли «покупатели» из Новосибирского автополка. Стали отбирать трактористов, комбайнеров для переобучения на шоферов. В это время по ленд-лизу СССР стал получать много разных автомашин для армии. Я, конечно, постарался попасть на эту распродажу, но меня не взяли, потому что имел десятилетнее образование. С таким образованием они набирали в школу младших командиров. Туда с моей биографией (отец сидел по 58 статье как контрреволюционер) мне никак нельзя было даже пытаться попасть в какие-нибудь командиры, не угодив в штрафбат. Испросив разрешения у командира роты, я обратился еще раз к полковнику, командовавшему набором, показал ему права, он удивился, что они еще и с правом управлять газогенераторным автомобилем. Он сказал, что может меня взять, но должен указать, что у меня образование не выше шести классов. Я, конечно, согласился. Так до самого окончания войны везде писал, что образование у меня 6 классов. «Покупатели» забрали нас, и мы пешком ушли к новому месту службы - в Новосибирский учебный автополк. Жили в трех- и четырехэтажных казармах с центральным отоплением, повзводно (по 30-40 человек), спали на двухэтажных нарах с нормальным бельем, мылись в бане, ели уже сидя. В нормальных классах знакомили нас с устройством и обучали вождению автомобилей - сначала наших отечественных. Мне все это было знакомо, иногда даже что-то рассказывал вместо преподавателя - о маслоснабжении автомобиля, электроснабжении и работе других узлов автомашин. Служба стала для меня нормальным делом. Был в наряде на кухне - напек 1500 пончиков!
Коломенский автобатальон
На 1 мая 1943 года был назначен в почетный наряд по казарме. Прямо с наряда меня вызвал политрук и сообщил, что я зачислен в маршевую роту для отправки на фронт. Узнав, что еще не принял присягу, увел меня в Красный уголок, где перед красным знаменем и под каким-то портретом (Сталина или Ленина) я прочел присягу и расписался. Старшина быстренько соорудил сухой паек, и меня проводили к отправляющимся на фронт шоферам, которых было около 1000 человек. Погрузили нас в теплушки - получился целый эшелон. Ехали не менее двух недель. Иногда нас кормили на станциях или приходилось готовить еду на кострах. Привезли нас в Коломну. За нами пришли «покупатели», нас построили и они стали выбирать себе шоферов. Списков никаких не было, выбирали по «мордам», а считали по головам. После двухнедельного путешествия по Сибири и России, без бани, прокопченный на кострах, тощий пацан не смотрелся бравым «водилой» - покупателей на меня не нашлось. Вместе с остатками таких же «бравых» шоферов попал я в учебный Коломенский автобатальон.
Располагался батальон в Коломне в каком-то бывшем автохозяйстве. Под казарму пошел кирпичный склад или гараж, в котором были сооружены двухэтажные нары. Постельного белья и других принадлежностей не было. Спали одетыми, в бушлатах и ботинках, под голову клали пустой вещмешок и фляжку. Раздеваться было нельзя, да и с сонного могли все снять! Кормили сносно, занимались прямо в поле на берегу реки. Самыми привлекательными занятиями были занятия по изучению «сапуна» или «храповика» - так назывался сон на свежем воздухе. Но все-таки изучали и устройство, и вождение «виллиса». Ездили ночью без света по незнакомой дороге. Однажды перегоняли из Москвы автомобили ЗИС-5. В Москве колонна рассыпалась. Заблудился и я. Когда выехал на Таганскую площадь, бензин кончился… Заночевал. Утром привезли бензин. Двинулись дальше. По дороге подхватил «леваков», но до Коломны не довез - опять кончился бензин, но денег немного заработал.
Второй раз забрали нас ночью, повезли на какой-то склад автомобилей «студебеккеров», распределили по машинам, показали, где стартер, сколько скоростей, где вода и масло. Залез я в кабину - ни переда, ни задней части машины не видно! После «виллиса» он мне показался громадным. Подумал, что если попаду в ворота склада и выеду на улицу, - считай, повезло. Но все прошло благополучно, и уже под вечер я гонял эту громадину, как «виллис». Грузили мы часть, отправлявшуюся на фронт. С нами ездили представители этой части - работали целый день. Вечером пригнал я машину на железнодорожную станцию для погрузки на платформу. К нам подошел генерал. Сопровождающий ему доложил, что я не из их части. Генерал спросил, как я вожу машину. Сказал, что хорошо. Тогда генерал спросил меня, хочу ли я воевать. Я, конечно, ответил утвердительно. Он стал расхваливать свою гвардейскую артиллерийскую часть и велел своим подчиненным оформить меня к ним. Я не поехал в Коломенский батальон и остался ждать погрузки. Через некоторое время на «виллисе» приехал наш старшина - зануда, педант, любитель муштры. Я отказался с ним ехать, ссылаясь на команду генерала. Тогда он заявил: «Уедешь, напишу в твой военкомат, что ты дезертировал». Это меня сразило, т.к. я понимал, что он действительно может это сделать. Представил, как придут к матери и скажут, что у нее сын дезертир. За всю жизнь не отмоешься! Взял я из кабины бушлат и вещмешок с «добытой» сушеной рыбкой, хлопнул дверкой и сел в «виллис». Был страшно зол на старшину. Теперь, после стольких лет, у меня, конечно, нет злости. Я понял, что части, в которые я чуть не попал, шли на Курско-Орловское направление, и была большая вероятность там и остаться - погибнуть. Может, мне надо бы этого старшину благодарить всю жизнь…
Противотанковый полк
В августе 1943 года нас, шоферов, направили в 1511 отдельный истребительный противотанковый артиллерийский полк (сокращенно 15-11 ИПТАП). Дислоцировался он на окраине Наро-Фоминска в деревянных бараках. Автомашины еще не были получены, имелись только штук двадцать противотанковых пушек. Расчеты укомплектовали. Около половины солдат были освобожденные из лагерей Колымы и Магадана, осужденные по бытовым статьям. Среди них находились и такие, которые отсидели не один раз, имели несколько фамилий и побегов. Пушки (орудия) назывались по паспорту ЗИС-5, как и автомобиль московского завода, может быть, для того, чтобы запутать противника. Противотанковая пушка имела калибр 57 мм, унитарное заряжание. Стреляли снарядами снарядами разных типов: осколочными, бронебойными, подкалиберными. Последние имели мягкую оболочку и внутри прочный стержень, который пробивал броню и шрапнелью (картонный стакан, наполненный металлическими шариками). Орудие имело оптический прицел и выбрасыватель гильз после выстрела. Оно было укомплектовано и передком, в котором размещались снаряды. Весило все это 2-3 тонны и прицеплялось к автомашине. До получения автомашин шоферов распределили по пяти батареям. Я попал во вторую. В батареях было по 4 орудия. Я входил в расчет второго орудия. Расчет состоял из командира орудия, наводчика, одного или двоих заряжающих, одного или двоих подносчиков снарядов и водителя автомашины. Боевые расчеты теперь всегда были вместе. Вместе ходили строем, ели, спали, на себе возили орудие за несколько километров на боевые учения, окапывались, маскировали, чистили. Это было хорошо, так как уже создавался единый боевой организм - орудийный расчет. В начале сентября полку выдали автомашины: «студебеккеры», «доджи 3/4», «виллисы». Мы пригнали их в полк, который к тому времени передислоцировали в какой-то лесной поселок вблизи Наро-Фоминска. Мне достался «додж». Кормили нас неважно, постоянно хотелось есть. После обеда я уходил в лес, собирал грибы, варил и без хлеба съедал. Этим хоть как-то утолял голод. Но рисковал - отсутствие в части более получаса рассматривалось как побег или дезертирство. А это каралось отправкой в штрафной батальон или сразу расстрелом. В последнюю ночь перед отправкой на фронт мы, несколько шоферов, проникли на картофельное поле, охраняемое автоматчиками, и накопали вещмешок картошки, которая послужила хорошей добавкой к питанию в дороге.
Продолжение следует ...