(no subject)
Реабилитация
В марте 1953 года умер И.Сталин. После ареста и расстрела Л.Берии, с весны 1954 года, очень осторожно, медленно и непривычно приступили к реабилитации невинно осужденных в тридцатые годы.
Мы c женой Ториной той осенью поехали из Норильска в свой первый рабочий отпуск. Остановились в Москве, у Торининой тети, Марии Осиповны, на Арбате. Напротив размещались (и сейчас размещаются) ресторан «Прага» и юридическая консультация. К этому времени я уже достаточно получил пинков и унижений за арестованного и «находящегося неизвестно где» отца. И было непросто снова пойти в эту юридическую консультацию с единственным вопросом: «Что делать? Помогите!». Но я все-таки решился. Мне ответили: «Помочь не беремся. Денег ваших не возьмем. Советуем написать заявление в Прокуратуру СССР (Москва, Центр, Пушкинская, 15 А)».
Я написал, кто я такой, что воевал, награжден, считаю отца не способным совершить преступление против Родины. Принес Заявление в Прокуратуру и хотел сдать под расписку. Не принимают, говорят: «Опускайте». Здоровенный почтовый ящик стоял тут же. Сомневаюсь, считаю, что затеряется. Меня убеждают: «У нас ничего не теряется!». Что делать? Бросил!
Это было в сентябре 1954 года.
Через несколько дней после возвращения из отпуска в Норильск, получаем из Прокуратуры СССР уведомление о том, что моя жалоба рассматривается (письмо №13/7 - 24256 - 54 от 23.10.1954 г.). Через пять месяцев пришло сообщение о том, что 23 марта 1955 года Верховный суд СССР по протесту Прокуратуры СССР дело в отношении Володина Андрея Ивановича прекратил за недоказанностью обвинения (№13 ок /24256-54 от 24.03.1955 г.). Не прошло и месяца, как по нашему адресу пришло письмо, в котором была справка, выданная Володину Андрею Ивановичу, 1892 года рождения в том, что определением судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда СССР от 23 марта 1955 года Постановление особого совещания при НКВД СССР от 2 сентября 1938 года в отношении его отменено и дело производством прекращено за недоказанностью предъявленного обвинения (№02 - 1572 - С - 55 от 18.04.1955 г.)
Если через семь месяцев после подачи первого и единственного заявления пришла справка о том, что отец невиновен и Постановление особого совещания отменено, то на вопросы: Где он? Что с ним? - никаких ответов не поступало. Надо признаться, что мне больше вопросов об отце не задавали, - и он, и я стали хорошими. Меня приняли в партию и без вопросов назначали на руководящие должности. В то время я многого не знал, но понимал, что лучше нигде об отце не говорить и не напоминать. Время не пришло. Женин муж (Абросимов Виктор Николаевич) пытался писать в разные инстанции, но толкового ответа так и не добился.
Сейчас из публикаций (Юрий Стецовский «История советских репрессий», т.2, стр. 335) я знаю, что 24 августа 1955 года с одобрения ЦК КПСС и по согласованию с Прокуратурой СССР председатель КГБ И.Серов подписал совершенно секретное разъяснение о том, как отвечать на запросы о судьбе расстрелянных - «приговорены к 10 годам ИТЛ без права переписки; умерли в местах заключения (перечень рекомендуемых болезней прилагался).
В декабре 1959 года сестре Жене прислали справку о том, что гражданин Володин Андрей Иванович, 1892 года рождения находился в местах заключения до 21.10.43 года. Справка выдана для предъявления в органы социального обеспечения. Никакого социального обеспечения мама не получала и никуда не обращалась за этим. Только Постановлением №П - 82/х х х от 15 февраля 1963 года президиум ЦК КПСС внес некоторые коррективы в этот лживый порядок заметания следов и количества расстрелянных.
Прошло много лет. Я жил и работал в Норильске. Закончил техникум, потом институт. Влюбился, женился, родилась дочь. Весной 1987 года переехал в Обнинск, там работал до февраля 2002 года. За это время появились внуки, правнучки... Жизнь движется к естественному концу.
Я долго откладывал ознакомление с делом отца, чувствуя, что на это не хватает сил. Только после того, когда мне исполнилось 77 лет, перестав работать, понял - пришло время попытаться узнать правду о судьбе своего отца.
Собрал все необходимые документы и в апреле 2003 года поехал в Москву в Генеральную прокуратуру Российской Федерации (ул. Б.Дмитровка, 15 А) с заявлением следующего содержания:
В прокуратуру РФ
От Володина Виктора Андреевича
1925 года рождения, участника ВОВ
Мой отец, Володин Андрей Иванович, 1892 года рождения, проживавший в 1938 году вместе с семьей в г.Минусинске Красноярского края, 3 марта 1938 года арестован. С этого времени (с 13 лет) и до 1956 года я подвергался моральному притеснению и существенным ущемлениям основных прав.
В 1955 году по моей жалобе дело отца Верховным судом СССР было отменено и производством прекращено за недоказательностью предъявляемых обвинений (см. приложение).
В справке УКГБ по Красноярскому краю указано, что мой отец Володин Андрей Иванович с 03.03.38 года по 21.10.43 года находился в заключении. О последующей его судьбе ничего не сообщено.
Убедительно прошу Вас:
1. Признать меня, Володина Виктора Андреевича, 1925 года рождения, сына Володина Андрея Ивановича реабилитированного Верховным судом СССР репрессированным по политическим мотивам и выдать мне соответствующее удостоверение.
2. Сообщить мне, что произошло с моим отцом после 21.10.43 года.
3. Предоставить мне возможность ознакомиться с делом моего отца Володина Андрея Ивановича, 1892 года рождения, арестованного в г.Минусинске Красноярского края 03.03.1938 года.
Приложение (копии следующих документов):
1. Свидетельство о рождении Володина Виктора Андреевича;
2. Ответ прокуратуры СССР от 23.11.54 №13/7 - 24256 - 54
3. Ответ прокуратуры СССР от 24.03.55 № 13/10 - 24256 - 54
4. Справка Верховного суда СССР от 18.04.55 №02-1572-с.55
5. Справка КГБ по Красноярскому краю от 21.12.59 № 13/п - 8750
С уважением В. Володин
Прием заявлений и документов происходил организованно, без большой очереди в отдельном кабинете дежурным прокурором. Копии документов сверяли с подлинниками, заверяли, подлинники возвращали.
В мае 2003 года Генеральная прокуратура РФ письмом №13-24256 - 54 от 15.05.03 уведомила меня в том, что все документы направлены в прокуратуру Красноярского края с соответствующими указаниями. В начале июля из прокуратуры Красноярского края письмом №13-1190-94 от 03.06.2003 г. получил справку о моей реабилитации, в которой впервые написано, что отец по постановлению Особого совещания при НКВД СССР от 2 сентября 1938 года по политическим мотивам подвергнут расстрелу. Через несколько дней пришло письмо из регионального Управления ФСБ РФ по Красноярскому краю (№10\Д - 11 от 16.06.03), в котором, кроме известных мне сведений, сообщалось:
1. Расстрел отца приведен в исполнение 2 октября 1938 года в г.Минусинске.
2. Сведений о месте захоронения в архиве уголовного дела нет.
3. Смерть зарегистрирована в отделе ЗАГС администрации г. Минусинска актовой записью 18 декабря 1959 года.
4. На день ареста имел следующий состав семьи: жена - Мария Дмитриевна, 40 лет; дочь - Людмила, 18 лет; дочь Евгения, 15 лет; сын - Виктор, 13 лет (возраст Люды указан неправильно - ей на момент ареста было 17).
5. Архивное уголовное дело по обвинению отца направлено в отдел Управления ФСБ РФ г. Обнинска, куда я буду приглашен для ознакомления.
Через несколько дней позвонили из ФСБ и пригласили на ознакомление с делом отца. Не мешкая, сразу пошел в ФСБ. Там меня уже ждали. Завели в отдельный кабинет, письменно предупредили о запрещении ведения записей и изъятии документов. В кабинете стояли два отдельных стола, стулья и ничего лишнего. Принесли дело отца и дали мне. Представитель ФСБ сел за соседний стол, откуда и наблюдал за моими действиями. Простая картонная папочка, изготовления тридцатых годов прошлого столетия.
Документ первый.
Первым в деле подшит протокол допроса, написан чернилами, грамотно, хорошим почерком. Даты на протоколе не нашел.
Отец обвинялся в шппионской деятельности за то, что он почтой в письме какому-то китайцу (имя приводится) сообщил о наличии в стране недовольных коллективизацией и в контрреволюционной деятельности за то, что он вел беседы с бухгалтером пивзавода Топорковым о неправильных действиях Советской власти в 1929-30 годах. Все листы протокола допроса подписаны отцом. Подпись твердая, разборчивая.
Документ второй.
Написан на обрывке, наверное, оберточной бумаги, карандашом, безграмотным стилем и почерком. Без подписи и даты. В нем говорится, что отец уехал из села Кочергино, дабы не отдавать в колхоз имеющиеся у него сеялку и сепаратор.
Документ третий.
Напечатанное на машинке решение комиссии НКВД и Прокурора СССР от 2 сентября 1938 года о назначении Володину А.И. высшей меры наказания - расстрела. Подписи не расшифрованы.
Документ четвертый.
Напечатанная на обратной стороне товарной накладной справка о приведении приговора (расстрела) в исполнение 2 октября 1938 года. Подпись неразборчивая и нерасшифрованная.
Документ пятый.
Мое заявление (жалоба) в Прокуратуру СССР, написанное в 1954 году.
Документ шестой.
Ответ из Минусинска на запрос Прокуратуры СССР о том, что на пивзаводе в это время никакой Топорков бухгалтером не работал.
Документ седьмой.
Сообщение из Прокуратуры СССР от 24 марта 1955 года №13 ОК /24256-54 о прекращении дела Володина А.И. за недоказанностью обвинения.
Документ восьмой.
Справка из Верховного суда СССР от 18 апреля 1955 года «02-1572-С-55 выдана Володину А.И. об отмене Постановления Особого совещания при НКВД СССР от 2 сентября 1938 года и прекращении дела за недоказанностью предъявленных обвинений.
Документ девятый.
Заявление, написанное Женей (или Витей Абросимовым) в прокуратуру с просьбой сообщить о местонахождении и судьбе отца - Володина А.И.
Документ десятый.
Справка УКГБ по Красноярскому краю от 21 декабря 1959 года №13/П-8750 о том, что Володин А.И. находился в местах заключения с 3 марта 1938 года по 21 декабря 1943 года.
Прошу учесть, что все это я пишу по памяти, и простить за возможные неточности.
Мое состояние после ознакомления с делом отца описать невозможно. Мне казалось, что после всего того, что я пережил в жизни, мне все по плечу. Однако я здорово переоценил свои возможности.
Наблюдавший за мной представитель ФСБ спросил: «Действительно ли эти подписи принадлежат вашему отцу?» Я твердо ответил: «Да, действительно. Я хорошо помню, как он расписывался. На его месте я тоже бы все это подписал!».
В свою очередь я спросил: «Почему запрещается делать записи?»
Он ответил, чтобы не было возможности мстить исполнителям и участникам.
Я усмехнулся: «Кому мстить? Половина из них не миновала той же участи».
Сейчас, по истечению многих лет, после встреч с большим количеством заключенных, отбывших срок, и освобожденных, прошедших различные лагеря, ознакомившись с делом отца, сопоставляя факты и документы, могу предположить, как развивались события.
Протокол допроса в деле был не первым. Первые протоколы отец не подписывал. Ему дали освоиться с арестом и обдумать свое положение, убедиться, что из тюрьмы никто не выходит. Объяснили, что к родственникам упирающихся применяют репрессивные меры. У него появилась надежда, что, чем нелепее обвинение, тем больше вероятность в отмене приговора в дальнейшем. В это время Люде было почти 18 лет, Жене - 16, мне - 13. В таком возрасте уже могли посадить. Обвинение могло быть простым - знал что-то и не сказал. О маме и вопроса не было - могли посадить или сослать в любое время. Следователь хорошо ему объяснил, что со всеми нами будет, так как план по выявлению шпионов и контрреволюционеров ему нужно было выполнять. Отец пошел на сговор со следователем, и, возможно, сам предложил ему формулировки своей «шпионской» и «контрреволюционной» деятельности. Вполне допускаю, что даже не предполагал, что за это могут дать высшую меру.
Следователь дал возможность отцу написать и передать записку, а также получить передачу. Он, может быть, знал, а может и не предполагал, что за такой «шпионаж» и «контрреволюционную» деятельность тройка даст высшую меру - расстрел, а не десять лет. Но в 1938 году была налажена работа машины репрессий: 3 марта - арест; через 6 месяцев - 2 сентября - приговор; через месяц - расстрел.
Все по плану.
г. Обнинск
Апрель, 2006
В марте 1953 года умер И.Сталин. После ареста и расстрела Л.Берии, с весны 1954 года, очень осторожно, медленно и непривычно приступили к реабилитации невинно осужденных в тридцатые годы.
Мы c женой Ториной той осенью поехали из Норильска в свой первый рабочий отпуск. Остановились в Москве, у Торининой тети, Марии Осиповны, на Арбате. Напротив размещались (и сейчас размещаются) ресторан «Прага» и юридическая консультация. К этому времени я уже достаточно получил пинков и унижений за арестованного и «находящегося неизвестно где» отца. И было непросто снова пойти в эту юридическую консультацию с единственным вопросом: «Что делать? Помогите!». Но я все-таки решился. Мне ответили: «Помочь не беремся. Денег ваших не возьмем. Советуем написать заявление в Прокуратуру СССР (Москва, Центр, Пушкинская, 15 А)».
Я написал, кто я такой, что воевал, награжден, считаю отца не способным совершить преступление против Родины. Принес Заявление в Прокуратуру и хотел сдать под расписку. Не принимают, говорят: «Опускайте». Здоровенный почтовый ящик стоял тут же. Сомневаюсь, считаю, что затеряется. Меня убеждают: «У нас ничего не теряется!». Что делать? Бросил!
Это было в сентябре 1954 года.
Через несколько дней после возвращения из отпуска в Норильск, получаем из Прокуратуры СССР уведомление о том, что моя жалоба рассматривается (письмо №13/7 - 24256 - 54 от 23.10.1954 г.). Через пять месяцев пришло сообщение о том, что 23 марта 1955 года Верховный суд СССР по протесту Прокуратуры СССР дело в отношении Володина Андрея Ивановича прекратил за недоказанностью обвинения (№13 ок /24256-54 от 24.03.1955 г.). Не прошло и месяца, как по нашему адресу пришло письмо, в котором была справка, выданная Володину Андрею Ивановичу, 1892 года рождения в том, что определением судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда СССР от 23 марта 1955 года Постановление особого совещания при НКВД СССР от 2 сентября 1938 года в отношении его отменено и дело производством прекращено за недоказанностью предъявленного обвинения (№02 - 1572 - С - 55 от 18.04.1955 г.)
Если через семь месяцев после подачи первого и единственного заявления пришла справка о том, что отец невиновен и Постановление особого совещания отменено, то на вопросы: Где он? Что с ним? - никаких ответов не поступало. Надо признаться, что мне больше вопросов об отце не задавали, - и он, и я стали хорошими. Меня приняли в партию и без вопросов назначали на руководящие должности. В то время я многого не знал, но понимал, что лучше нигде об отце не говорить и не напоминать. Время не пришло. Женин муж (Абросимов Виктор Николаевич) пытался писать в разные инстанции, но толкового ответа так и не добился.
Сейчас из публикаций (Юрий Стецовский «История советских репрессий», т.2, стр. 335) я знаю, что 24 августа 1955 года с одобрения ЦК КПСС и по согласованию с Прокуратурой СССР председатель КГБ И.Серов подписал совершенно секретное разъяснение о том, как отвечать на запросы о судьбе расстрелянных - «приговорены к 10 годам ИТЛ без права переписки; умерли в местах заключения (перечень рекомендуемых болезней прилагался).
В декабре 1959 года сестре Жене прислали справку о том, что гражданин Володин Андрей Иванович, 1892 года рождения находился в местах заключения до 21.10.43 года. Справка выдана для предъявления в органы социального обеспечения. Никакого социального обеспечения мама не получала и никуда не обращалась за этим. Только Постановлением №П - 82/х х х от 15 февраля 1963 года президиум ЦК КПСС внес некоторые коррективы в этот лживый порядок заметания следов и количества расстрелянных.
Прошло много лет. Я жил и работал в Норильске. Закончил техникум, потом институт. Влюбился, женился, родилась дочь. Весной 1987 года переехал в Обнинск, там работал до февраля 2002 года. За это время появились внуки, правнучки... Жизнь движется к естественному концу.
Я долго откладывал ознакомление с делом отца, чувствуя, что на это не хватает сил. Только после того, когда мне исполнилось 77 лет, перестав работать, понял - пришло время попытаться узнать правду о судьбе своего отца.
Собрал все необходимые документы и в апреле 2003 года поехал в Москву в Генеральную прокуратуру Российской Федерации (ул. Б.Дмитровка, 15 А) с заявлением следующего содержания:
В прокуратуру РФ
От Володина Виктора Андреевича
1925 года рождения, участника ВОВ
Мой отец, Володин Андрей Иванович, 1892 года рождения, проживавший в 1938 году вместе с семьей в г.Минусинске Красноярского края, 3 марта 1938 года арестован. С этого времени (с 13 лет) и до 1956 года я подвергался моральному притеснению и существенным ущемлениям основных прав.
В 1955 году по моей жалобе дело отца Верховным судом СССР было отменено и производством прекращено за недоказательностью предъявляемых обвинений (см. приложение).
В справке УКГБ по Красноярскому краю указано, что мой отец Володин Андрей Иванович с 03.03.38 года по 21.10.43 года находился в заключении. О последующей его судьбе ничего не сообщено.
Убедительно прошу Вас:
1. Признать меня, Володина Виктора Андреевича, 1925 года рождения, сына Володина Андрея Ивановича реабилитированного Верховным судом СССР репрессированным по политическим мотивам и выдать мне соответствующее удостоверение.
2. Сообщить мне, что произошло с моим отцом после 21.10.43 года.
3. Предоставить мне возможность ознакомиться с делом моего отца Володина Андрея Ивановича, 1892 года рождения, арестованного в г.Минусинске Красноярского края 03.03.1938 года.
Приложение (копии следующих документов):
1. Свидетельство о рождении Володина Виктора Андреевича;
2. Ответ прокуратуры СССР от 23.11.54 №13/7 - 24256 - 54
3. Ответ прокуратуры СССР от 24.03.55 № 13/10 - 24256 - 54
4. Справка Верховного суда СССР от 18.04.55 №02-1572-с.55
5. Справка КГБ по Красноярскому краю от 21.12.59 № 13/п - 8750
С уважением В. Володин
Прием заявлений и документов происходил организованно, без большой очереди в отдельном кабинете дежурным прокурором. Копии документов сверяли с подлинниками, заверяли, подлинники возвращали.
В мае 2003 года Генеральная прокуратура РФ письмом №13-24256 - 54 от 15.05.03 уведомила меня в том, что все документы направлены в прокуратуру Красноярского края с соответствующими указаниями. В начале июля из прокуратуры Красноярского края письмом №13-1190-94 от 03.06.2003 г. получил справку о моей реабилитации, в которой впервые написано, что отец по постановлению Особого совещания при НКВД СССР от 2 сентября 1938 года по политическим мотивам подвергнут расстрелу. Через несколько дней пришло письмо из регионального Управления ФСБ РФ по Красноярскому краю (№10\Д - 11 от 16.06.03), в котором, кроме известных мне сведений, сообщалось:
1. Расстрел отца приведен в исполнение 2 октября 1938 года в г.Минусинске.
2. Сведений о месте захоронения в архиве уголовного дела нет.
3. Смерть зарегистрирована в отделе ЗАГС администрации г. Минусинска актовой записью 18 декабря 1959 года.
4. На день ареста имел следующий состав семьи: жена - Мария Дмитриевна, 40 лет; дочь - Людмила, 18 лет; дочь Евгения, 15 лет; сын - Виктор, 13 лет (возраст Люды указан неправильно - ей на момент ареста было 17).
5. Архивное уголовное дело по обвинению отца направлено в отдел Управления ФСБ РФ г. Обнинска, куда я буду приглашен для ознакомления.
Через несколько дней позвонили из ФСБ и пригласили на ознакомление с делом отца. Не мешкая, сразу пошел в ФСБ. Там меня уже ждали. Завели в отдельный кабинет, письменно предупредили о запрещении ведения записей и изъятии документов. В кабинете стояли два отдельных стола, стулья и ничего лишнего. Принесли дело отца и дали мне. Представитель ФСБ сел за соседний стол, откуда и наблюдал за моими действиями. Простая картонная папочка, изготовления тридцатых годов прошлого столетия.
Документ первый.
Первым в деле подшит протокол допроса, написан чернилами, грамотно, хорошим почерком. Даты на протоколе не нашел.
Отец обвинялся в шппионской деятельности за то, что он почтой в письме какому-то китайцу (имя приводится) сообщил о наличии в стране недовольных коллективизацией и в контрреволюционной деятельности за то, что он вел беседы с бухгалтером пивзавода Топорковым о неправильных действиях Советской власти в 1929-30 годах. Все листы протокола допроса подписаны отцом. Подпись твердая, разборчивая.
Документ второй.
Написан на обрывке, наверное, оберточной бумаги, карандашом, безграмотным стилем и почерком. Без подписи и даты. В нем говорится, что отец уехал из села Кочергино, дабы не отдавать в колхоз имеющиеся у него сеялку и сепаратор.
Документ третий.
Напечатанное на машинке решение комиссии НКВД и Прокурора СССР от 2 сентября 1938 года о назначении Володину А.И. высшей меры наказания - расстрела. Подписи не расшифрованы.
Документ четвертый.
Напечатанная на обратной стороне товарной накладной справка о приведении приговора (расстрела) в исполнение 2 октября 1938 года. Подпись неразборчивая и нерасшифрованная.
Документ пятый.
Мое заявление (жалоба) в Прокуратуру СССР, написанное в 1954 году.
Документ шестой.
Ответ из Минусинска на запрос Прокуратуры СССР о том, что на пивзаводе в это время никакой Топорков бухгалтером не работал.
Документ седьмой.
Сообщение из Прокуратуры СССР от 24 марта 1955 года №13 ОК /24256-54 о прекращении дела Володина А.И. за недоказанностью обвинения.
Документ восьмой.
Справка из Верховного суда СССР от 18 апреля 1955 года «02-1572-С-55 выдана Володину А.И. об отмене Постановления Особого совещания при НКВД СССР от 2 сентября 1938 года и прекращении дела за недоказанностью предъявленных обвинений.
Документ девятый.
Заявление, написанное Женей (или Витей Абросимовым) в прокуратуру с просьбой сообщить о местонахождении и судьбе отца - Володина А.И.
Документ десятый.
Справка УКГБ по Красноярскому краю от 21 декабря 1959 года №13/П-8750 о том, что Володин А.И. находился в местах заключения с 3 марта 1938 года по 21 декабря 1943 года.
Прошу учесть, что все это я пишу по памяти, и простить за возможные неточности.
Мое состояние после ознакомления с делом отца описать невозможно. Мне казалось, что после всего того, что я пережил в жизни, мне все по плечу. Однако я здорово переоценил свои возможности.
Наблюдавший за мной представитель ФСБ спросил: «Действительно ли эти подписи принадлежат вашему отцу?» Я твердо ответил: «Да, действительно. Я хорошо помню, как он расписывался. На его месте я тоже бы все это подписал!».
В свою очередь я спросил: «Почему запрещается делать записи?»
Он ответил, чтобы не было возможности мстить исполнителям и участникам.
Я усмехнулся: «Кому мстить? Половина из них не миновала той же участи».
Сейчас, по истечению многих лет, после встреч с большим количеством заключенных, отбывших срок, и освобожденных, прошедших различные лагеря, ознакомившись с делом отца, сопоставляя факты и документы, могу предположить, как развивались события.
Протокол допроса в деле был не первым. Первые протоколы отец не подписывал. Ему дали освоиться с арестом и обдумать свое положение, убедиться, что из тюрьмы никто не выходит. Объяснили, что к родственникам упирающихся применяют репрессивные меры. У него появилась надежда, что, чем нелепее обвинение, тем больше вероятность в отмене приговора в дальнейшем. В это время Люде было почти 18 лет, Жене - 16, мне - 13. В таком возрасте уже могли посадить. Обвинение могло быть простым - знал что-то и не сказал. О маме и вопроса не было - могли посадить или сослать в любое время. Следователь хорошо ему объяснил, что со всеми нами будет, так как план по выявлению шпионов и контрреволюционеров ему нужно было выполнять. Отец пошел на сговор со следователем, и, возможно, сам предложил ему формулировки своей «шпионской» и «контрреволюционной» деятельности. Вполне допускаю, что даже не предполагал, что за это могут дать высшую меру.
Следователь дал возможность отцу написать и передать записку, а также получить передачу. Он, может быть, знал, а может и не предполагал, что за такой «шпионаж» и «контрреволюционную» деятельность тройка даст высшую меру - расстрел, а не десять лет. Но в 1938 году была налажена работа машины репрессий: 3 марта - арест; через 6 месяцев - 2 сентября - приговор; через месяц - расстрел.
Все по плану.
г. Обнинск
Апрель, 2006