Workaholic Journey | Episode 7 - Blagnac : Walls Effect
Эпизод 7: Бланьяк
В Бланьяке, в театре «Odyssud», мы были уже «в прошлом году» (так все говорят - видимо, мыслят сезонами, хотя циферки везде стоят одни и те же - 2010). К слову, это был последний знакомый театр в туре.
До сих пор не знаю, как это действует, но знакомые стены помогают очень сильно, по крайней мере, мне; может, это потому, что то, что понравилось, приятно видеть снова, приятно само чувство узнавания, а к остальному, по крайней мере, ты уже готов, и знаешь, откуда ждать подставы. За счёт этого нагрузка на психику уменьшается, и можно спокойно заниматься делом.
Есть и другие плюсы. Например, мы уже сразу знали, что высоты у сцены практически нет. Вообще-то можно это прочитать и на fiche technique, но там зато ни слова не сказано о том, что система нумерации штанкетов в очередной раз построена по очередному безумному принципу. Тут выяснилась чисто практическая польза прошлогодних заметок: перед поездкой в театр я прочитала заметку про Бланьяк, благодаря чему про эти безумные штанкеты и вспомнила. Чтобы облегчить нашим задачу придумывания развески (без того нелёгкую, потому что крыша какая-то ступенчатая, и высота сцены в каждом месте разная, но неудобно-разная), пришлось выманить у Сержа - это очередной régisseur général - табличку с этими самыми номерами, потому что иначе осознать, за каким там C6 находится P8 и как по отношению к ним расположен софит E2, просто невозможно.
Из таблички выяснилось, что всё это счастье делится на штанкеты под буквой C (conques), штанкеты под буквой P (perches) и электрики на букву Е, плюс к чему есть ещё «Мими» и несколько poutres где-то сзади. Серж пояснил, что все штанкеты механические, на букву C - медленные, на букву P - побыстрее, а схема устарела и туда надо добавить ещё некий Spécial. Однако я прекрасно помню, что в заметке было сказано, что этот самый Специальный штанкет был супертормозным и двигался со странным звуком, поэтому в итоге наши его и не задействовали, а распределили все наши родные кулисы на штанкеты с буквой P и поехали селиться в Тулузу.
В прошлый раз мы жили в самом Бланьяке, а теперь нас поселили на окраине Тулузы, и это хорошо. Потому что Бланьяк, как все знают, знаменит исключительно аэропортом и тем, что там делают Airbus’ы - это, конечно, прекрасно, но в архитектуре каждого здания в Бланьяке как будто сказано, что этот городок был пристроен к аэробусному заводу, и не более того (и это касается даже здания театра Odyssud, который больше похож на большой корабль, чем на театр).
Домики выглядят так, как будто их собрали из большого конструктора с не слишком разнообразным набором деталей. В принципе, там симпатично, но на месте работников завода Airbus я бы лучше жила в Тулузе, а до Бланьяка ездила на транспорте - если верить карте, туда ходит то ли метро, то ли трамвай, то ли автобус, то ли всё вместе. На месте работников театра, кстати, тоже - они на работу в основном на мотоциклах все гоняют. Думаю, что не из Бланьяка.
Так что нас поселили в Тулузе, ближе к окраине, где довольно тихо, но очень приятно. Метро рядом; в трёх остановках - Place de Capitole, куда надо ходить смотреть старый город, мэрию или в крайнем случае шмоточные магазины.
Когда в прошлый раз нас Ги возил в Тулузу погулять, шёл дождь, было темно, и мы ещё немного заблудились, так что при дневном свете я даже не сразу сообразила, что уже была в этой локации раньше.
В метро остановки объявляют на двух языках - понятно, на каком, и ещё на окситанском. По словам местных, на окситанском уже никто не говорит, а в метро он звучит для того, чтобы люди помнили культуру своих предков. Звучание окситанского мне показалось очень непонятным: название соседней станции метро, Saint Cyprien - République, по-окситански звучит так, что ни за что не догадаешься (по крайней мере, первая часть), я даже повторить это не могу %)
Наутро мы, как всегда, выехали техникой в театр разгружать грузовик и делать прочие знакомые вещи. Монтировщики наши на сей раз вели себя как милейшие люди.
А вот он, наш родной задний вход:
Местные техники были не менее милы. Многие из них даже оказались знакомыми, например, уже упомянутый Серж - седой высокий дядечка в очках, который практически во всём шёл нам навстречу. Правда, у него имеется две характерных особенности. Во-первых, он - о чём и сам говорит - не очень хорошо слышит, даже тогда, когда не надевает гарнитуру интеркома. Если вспомнить Жиля из Понтуаза с его ухом, то можно сделать вывод, что этой гарнитурой злоупотреблять надо бы не очень.
Вторая особенность - это типичный южный акцент. Это был не первый южный город, и к акценту я уже стала как-то привыкать, но у некоторых людей некоторые фичи этого южного произношения звучат особенно забавно. Например, южане произносят всякие готичные in и ain как плоское звенящее aing: «эйннь!». После четырёх дней поднятия-опускания штанкетов с помощью Сержа я уже не могу без улыбки слушать слова типа «lointain» или «quinze» (как будто нарочно, именно на P15 висел задник, который в антрактах надо было опускать, развязывать или подвязывать и поднимать снова, так что я насладилась дивным звучанием по полной).
А ещё в этом театре мне нравится, что много гримёрок, и поэтому можно выделить гримёрку для администрации. Это не Лион и не Сошо, пешком в отель не сходишь, поэтому приходится проводить в театре весь день (рейсовый автобус Ги ходит только один раз вперёд и один раз назад). Когда есть гримёрка администрации, можно там в свободный час позалипать, выпить чаю и поделать, например, заброшенную шабашку.
В какое-то время чаи на столике для кейтеринга кончаются. Но меня выручает театральная одевальщица с очень актуальным именем - Одиль. Она готовит мне мате, чего я здесь совершенно не ожидала, а я ей за это рассказываю сюжет спектакля. Одиль стирает одежду балетных в большой машине в комнатке наверху («Средство ещё есть, но теперь я буду сама его наливать!» - вежливо улыбается Одиль, с прискорбием разглядывая опустевшую зелёную бутылку), зашивает вручную плащ Ротбарта. На курточке у неё сзади нарисованы два маленьких белых крыла.
В Бланьяке спектакли для меня проходят совершенно ненапряжно. Благодаря тому, что нет высоты, нет и перемен декораций во время действия, а поэтому я могу спокойно жить на сцене и не командовать местными верховыми, а только присутствовать на случай чего. Правда, шутники могут подойти в нужный момент музыки и спросить: «Почему зарастание не опускаете?!», но секунды через две паника проходит.
В первый же день я рассчитывала во время второго акта пойти в гримёрку администрации пить, как обычно, сарабандовый чай - но всегда надо учиться чему-то новому! Так вышло, что ведущему спектакль пришлось выходить в роли Наставника, который в блистающем костюме бродит по сцене весь акт, размахивает палкой и указывает, кто когда танцует. Поэтому его гарнитура перешла ко мне вместе с архиважной обязанностью давать команду на занавес. О том, когда точно он должен открыться, не сказано ни в одной из умных книг, да ещё и скорость занавеса в каждом театре разная. Олег-то этот момент знает уже точно, так что на момент открытия он просто машет мне палкой. А когда надо закрывать, он уже на сцене, весь в роли, и показывать некогда, поэтому мне помогает целая художественная коллегия из репетиторов и концертмейстеров. Закрытие занавеса после второго акта - сложная задача, потому что надо совместить «вот на эту музыку» и «когда он упадёт, потом подбежит к ней, а потом подбежит к нему». Утешает то, что публика всё-таки не знает, когда занавес должен закрываться, и наверняка позволит нам небольшую временную погрешность.
В третьем акте наш, так сказать, topeur снова берёт в свои руки связь с общественностью, а я смотрю балет и открываю новые штуки. Забавно-приятно думать, что музыка, как в самом настоящем выделанном до корочки «романтизме», «передаёт душевное состояние героя»; очень нравится, как лебеди радуются после первого адажио и как они беспокойно печалятся в последнем действии, как окружают свою бедную лебёдушку Одетту, которая сложила крылья на полу. Как сказал на открытой репетиции кто-то из наших шефов, про этот балет можно говорить бесконечно :-/
Да, бывают здесь и такие акции - открытые уроки и репетиции, на которых зал забит не меньше, чем на спектакле (не считая огороженных первых рядов).
На репетиции в Бланьяке, которая украсила наш третий день, говорили примерно полчаса: сначала директор театра, потом искусствовед по имени Николь, в прошлом балерина, танцевавшая «Лебединое» в Тулузе уж сколько лет тому, а потом наши шефы. На выступлении Николь (которая после каждого слова делала патетическую паузу - это бесит) произошёл милый конфуз: в руках у неё были жёлтые листочки с конспектом речи. Первый озвученный листок полетел на пол, наши джентльмены поспешили его поднять, однако Николь заявила: «Спасибо, но я сделала это нарочно». И дальше, покончив с каждым последующим листком, она бросала его на пол. Честно говоря, я так и не смогла понять, был ли задуман изначально весь этот перформанс, а потом уже стало надо переводить, и что приключилось с листочками дальше, я не знаю.
А на четвёртый день был «утренник» - премьера Ростислава Десницкого, которому наконец дали роль Зигфрида. Понравилось.
Несмотря на премьеру, балету удалось довольно рано выехать из апартаментов. Правда, там есть правило, что каждый проживающий должен вынести мусор и вымыть за собой посуду, так что суровые горничные ходят и проверяют, всё ли оставлено в порядке. Говорят, что по этой причине автобус выехал несколько позднее. Меня тоже перед выходом заставили перемыть чистую раковину, но спорить было некогда - минибус уже готов был мчать нас в Аркашон.