Дуче! Дуче! Дуче!
- вождь, пропаганда и золотые тридцатые.
Верьте в меня, сукины дети! Дуче на этой фотографии улыбается, что большая редкость.
Размах никогда не прекращавшейся кампании славословий в адрес дуче и та ключевая роль, которую он играл, позволяют некоторым исследователям утверждать, что Муссолини в действительности фашистом не являлся, а всего лишь умело использовал чужие идеи и в конечном счете сделал себя символом и вождем «Национальной фашистской партии», на деле стремясь лишь к личной власти. Сторонники подобной точки зрения называют режим, утвердившийся в Италии между 1922 и 1926 годом, «муссолинизмом» и сравнивают его с существовавшими в тот же период времени латиноамериканскими диктатурами.
Со столь радикальным утверждением трудно согласиться хотя бы потому, что Муссолини не использовал собственное положение для личного обогащения и очень часто предпринимал рискованные шаги, чреватые многими опасностями для режима в целом, но в представлении дуче необходимые для будущего Италии. Все это никак не вяжется с карикатурным образом озабоченного лишь собственным благополучием диктатора «банановой страны».
Вместе с тем нельзя отрицать, что фашистская пропаганда буквально за несколько лет превратила Муссолини из человека в мифический персонаж - культ личности дуче (или ДУЧЕ - со второй половины 20-х гг. это слово набиралось в газетах заглавными буквами) стал одной из визитных карточек фашистского режима. «Будьте горды тем, что живете в эпоху Муссолини!» - этот лозунг печатался в газетах и на плакатах, звучал по радио и в кинохронике.
Российский эмигрант, писатель и публицист Марк Алданов так писал об этом:
«Существует книга, в которой Тито Весло проводит параллель между Муссолини и Юлием Цезарем. Еще одна, за авторством Эмилио Бальбо и Филиппо Специале, сравнивает Дуче и Августа. Другие подобные книги уподобляют его Наполеону, Бисмарку и Папе Сиксту V. В философской сфере было опубликовано две работы: «Фридрих Ницше и Дуче» и «Бенито Муссолини и Лев Толстой». Существуют книги про Муссолини-летчика, Муссолини-музыканта, Муссолини-художника. Эллвангер, наконец, написал филологическую работу о языке Дуче. Существует книга о человечности Муссолини, которая, по мнению автора, равна гитлеровской. Наконец, высоконаучное исследование Бонифацио Грандилло ясно показало, что появление дуче было предсказано Данте и Ионном Богословом и что его имя таинственно связано с великим мистическим числом 9: Муссолини - 9 букв, Предаппио (его родина) - 9 букв, Дуче Бенито Муссолини - 9 гласных.
Муссолини... хочет быть предсказанным в Писании, быть отмеченным судьбой и рассматриваться на равных основаниях с Цезарем и Августом. Более того, исходя из идеи абсолютного тождества, один из вышеупомянутых авторов заканчивает свою книгу следующим выводом: «Человек, который сейчас направляет судьбы Италии, гораздо больше, чем Август».
В предисловии к своей письменной биографии он сказал мадам Сарфатти: «...Я ненавижу тех, кто воспринимает меня как предмет своих трудов и выступлений, относятся ли они ко мне правильно или неправильно, всех их я ненавижу одинаково». Это, пожалуй, самый наглый выпад против истины, который он когда-либо произносил. Бюджет на личную рекламу у него, кажется, большой.
Вместе с Троцким Муссолини, пожалуй, самый зрелищный человек нашего времени. Оба этих эгоцентрика, довольно сильно отличавшиеся во всем остальном, проводили свою жизнь перед зеркалом истории. Тем не менее это зеркало начинает становиться очень недружелюбно к фигуре дуче. Его наполеоновская маска такой же совершенный прием, как котелок или походка Чарли Чаплина. Это, пожалуй, единственная комическая сторона разворачивающейся сейчас великой мировой трагедии, которая в итоге бог знает как закончится.
Посмотрите на письма и речи Муссолини, если у вас есть отвага: если есть что-то более утомительное, чем их содержание, так это стиль. Его предложения несколько однообразны: «Я говорю, что мы будем делать, и мы делаем», «Мы хотим сделать и сделаем», «Мы хотим дать и даем»… Однако почти все оказалось ложью: он сделал только десятую часть того, что «хотел сделать». Выступления дуче, которые он оставит потомкам в количестве нескольких тысяч, содержат лишь банальности и рев».
В цитируемом выше черновике статьи, которая никогда не была опубликована, Алданов показал себя очень проницательным человеком. Он оценил Муссолини (которого видел лишь однажды, наблюдая в качестве туриста за одним из балконных выступлений дуче) намного более здраво, нежели это удалось таким мастера слова, как неоднократно беседовавший с итальянским диктатором Эмиль Людвиг или Бернард Шоу.
«Он так и не признал ни одной из своих ошибок: «Дуче всегда прав». Эта фраза отображается на всех итальянских стенах, и так, вероятно, дуче действительно и считает! Это трагикомедия. Муссолини считал, серьезно и самым искренним образом, что, как никто до этого, он был новым Юлием Цезарем, и его страна - безусловно, самая очаровательная в мире - обладала огромной военной мощью.
Наиболее поразительная особенность его натуры - страсть к зрелищности, принявшая угрожающие размеры. Он довел искусство жеста и любовь к себе до неизвестных доселе пределов даже на вершинах власти, театральных по природе, среди многих маленьких современных Неронов».
Алданов писал эти строки весной 1941 года, когда слава и престиж дуче уже были безнадежно подорваны, что никак не повлияло на точность замечаний о характере итальянского диктатора и особенностях фашистской пропаганды.
В конечном счете собственная пропаганда сыграла с Муссолини самую злую шутку - призванная убеждать народ Италии, она в конце концов «убедила» и самого дуче, постепенно поверившего в непогрешимость собственных суждений и незыблемость своей власти.
Да и как ему было не поверить в это? Уже к 1930 году Муссолини открыто называли сверхчеловеком: он не только спас Италию от ужасов гражданской войны, но и поднял экономику из руин, добился пересмотра несправедливых пунктов Версальского мира, вознес престиж страны на неслыханную высоту, а кроме того - чудесным образом избежал всех покушений на свою жизнь. Это ли не свидетельство промысла Божия?
Муссолини восхищались и индийский политик Махатма Ганди, называвший дуче сверхчеловеком, и президент США Франклин Рузвельт, впечатленный решительной борьбой главы итальянского правительства с безработицей, и ирландский драматург Бернард Шоу, который в 1926 году сказал: «Итальянский народ пошел за Муссолини, так как объелся беззаконием и самодовольной глупостью парламента и захотел себе умелого и делового руководителя». Впрочем, Шоу, кажется, не упустил ни одного шанса спеть осанну какой-нибудь диктатуре, в почти столь же комплиментарных выражениях оценив и Гитлера, и Сталина.
Но что упрекать в славословии эмоциональных представителей искусства или слишком далеких от итальянских реалий заокеанских президентов, если личность Муссолини впечатлила даже таких многоопытных европейских политиков, как Уинстон Черчилль или Роберт Ванситарт, занимавший в 20-30-е гг. важные посты в британском министерстве иностранных дел. Лорд Ванситарт нашел дуче превосходным собеседником и человеком широкой эрудиции. Англичанину вторил известный французский политик Аристид Бриан, назвавший Муссолини не только великим государственным деятелем, но и «приятным человеком». И если германский рейхспрезидент Пауль фон Гинденбург скептически воспринял надежды дуче «перевоспитать итальянскую нацию», то и Адольфа Гитлера, и его политического соперника Франца фон Папена одинаково пленяла личность фашистского диктатора - при этом Папен, вблизи наблюдавший и фюрера, и дуче, считал, что Муссолини «человек совершенного иного калибра по сравнению с Гитлером». Столь же высоко оценивали Муссолини и Генри Форд, и Томас Эдисон, назвавший дуче «величайшим гением современной эпохи».
Итальянцы совершали настоящие паломничества на «малую родину» Муссолини, где десятки, если не сотни людей с упоением рассказывали им о своей детской дружбе с всесильным ныне вождем. Число друзей детства диктатора множилось с каждым годом. Ту же самую картину большими мазками писали и бывшие «боевые товарищи», каждый из которых якобы либо выносил раненого Муссолини с поля боя, либо лежал с ним на соседней койке в госпитале. Еще больше людей «стояли» с вождем на площади Сан-Сеполькро в 1919-м или маршировало на Рим в 1922 году. Любая деталь биографии дуче работала теперь на фашистский миф. Предмет одежды, часть столового прибора, небрежно оброненная фраза - все расхватывалось, разносилось, обрастало легендами. Пожатые руки не мылись неделями, их демонстрировали всем желающим - сам «отец нации» дотронулся до этой ладони! В одной траттории долгое время демонстрировался стакан, из которого пил воду сам дуче, - периодически его покупали за немалые деньги, но спустя какое-то время стакан вновь появлялся на своем месте. В подобных «сувенирах», как и в «паломниках», желающих прикоснуться к реликвиям или к самому дуче, недостатка не было.
Газеты публиковали трогательную историю о том, как однажды в кабинет к главе правительства явился бывший карабинер, когда-то принимавший участие в задержании интервенциониста Муссолини и даже ударивший его при этом палкой. В полном соответствии с законами мифотворчества раскаявшийся старик молил теперь о прощении, предлагая Муссолини избить его той самой чудесным образом уцелевшей палкой.
Разумеется, благородный дуче этого не сделал - старого служаку он обнял и простил, а палку принял в качестве сувенира, на память о бурной молодости. Другой старик якобы прошел пешком 700 километров от своего дома к месту сражений Мировой войны - набрать для Муссолини воды из Пьяве. Такие истории расходились в Италии на ура - поклонников у дуче было столько, и осаждали они его с таким рвением, что ему могла бы позавидовать любая современная суперзвезда шоу-бизнеса. Для многих итальянок абсолютной гарантией счастливого будущего их детей было рожать в больницах неподалеку от места, где родился дуче. Менее склонные к риску, связанному с путешествием и родами в не самых лучших условиях Романьи, ставили портреты Муссолини на тумбочках у кровати - заложить в будущего ребенка нужные качества.
Однако восторженные поклонники были лишь малой частью культа дуче, воспеваемого фашистской пропагандой.
Газеты, плакаты, листовки, радиопередачи и выпуски кинохроники ежедневно напоминали миллионам итальянцев о том, что Муссолини не спит ночами - а как иначе решать по сотне сложных вопросов в сутки? - работая при свете ламп над документами; о том, что, несмотря на свою загруженность делами, дуче успевает не только прочитывать сотни газет в день, но и примерно семьдесят книг в год, а кроме того, и сам является автором и соавтором многих романов и пьес. Уровень литературных дарований диктатора делал его, по мнению критиков, современным классиком итальянской литературы. И пускай постановки из жизни Наполеона и Цезаря не оставили сколько-нибудь заметного следа в театральной жизни - это ничуть не мешало пропагандистам продолжать восхищаться «великим человеком», находящим время не только для спасения Италии, но и для творчества.
Нашему дуче - верим!
Сам Муссолини в частном разговоре мог откровенно сознаться в собственном равнодушии и к литературе, и к живописи, и к музыке, и к театру. В картинных галереях он откровенно скучал, а большинство собственных произведений написал еще в молодые годы, томимый прежде всего нуждой, а вовсе не жаждой сочинительства.
Впрочем, порой могли пригодиться и первые плоды его литературных усилий. Вскоре после заключения соглашения с Ватиканом дуче распорядился переиздать роман «Клаудиа Партичелла, или Любовница кардинала», написанный им еще в довоенные годы, когда социалист Муссолини нещадно высмеивал Католическую церковь. Публикуя книгу об отношениях куртизанки и священника, где антиклерикальные выпады перемежались сценами откровенно эротического содержания, Муссолини тешил собственное самолюбие, желая еще раз щелкнуть «церковников» по носу, но в остальном особых иллюзий в отношении своего литературного дара никогда не питал, справедливо считая себя недюжинным публицистом, но не более того.
Пресса всегда была для него предметом самого пристального внимания, да и в какой-то степени весь фашистский режим можно было назвать властью журналистов, ведь на рубеже 20-30-х годов не менее половины министров и членов Большого фашистского совета были выходцами из этой среды. Подражая за дуче, не оставившему публицистику, фашистские иерархи стремились иметь собственную газету или журнал, чтобы бороться с соперниками или даже осторожно озвучивать собственное мнение по вопросам внутренней и внешней политики.
Дуче поощрял такое соперничество, частенько отражавшееся на газетных страницах, - это вполне отвечало его целям. Если задачей фашистской пропаганды было «положить конец дурацкой мысли, будто каждый может думать своей собственной головой» (поскольку у всей Италии «единственная голова и у фашизма единственный мозг это - голова и мозг вождя»), то критику внутри партии Муссолини вполне допускал. Сохранение этой относительной свободы мнений и отличало общественную атмосферу в фашистской Италии от того, что происходило в Третьем рейхе и СССР.
Созидатель всего.
Ведущий теоретик режима Джентиле сформулировал это следующими словами: «Даже среди самых верных членов одной и той же партии случаются расхождения во мнениях, и подразумевается, что не могут быть правы все. Нужно обсуждать, нужно критиковать то, что на первый взгляд кажется истинным, слушать доводы того, кто сомневается и думает иначе. Через такое обсуждение и критику, через эти взаимные поправки каждый из нас может действительно победить самого себя и стать истинным фашистом». Не допускалась лишь критика режима в целом и, разумеется, самого дуче.
Если написанные вождем пьесы или романы не нашли пути к сердцу читателя, то короткие хлесткие призывы-лозунги Муссолини сразу же уходили в народ, становясь расхожими выражениями. Стены итальянских домов были исписаны высказываниями вроде «Верить, повиноваться, бороться», хотя самым популярным являлся придуманный в партии лозунг «Муссолини всегда прав!». Это выражение стало рефреном для всей государственной пропагандистской машины, бесконечно транслировавшей это нехитрое утверждение в массы. За короткий период времени Муссолини заполнил собой всю Италию. Плакаты с его лицом и портреты на улицах и внутри помещений - жилых и административных, в школах, университетах, на промышленных предприятиях, в галереях и трамваях - дуче был всюду. Его лицо рисовали мелом и выкладывали из камня, лепили небольшие бюсты и ваяли скульптуры в полный рост, создавали огромные статуи и обелиски.
А фотографии! Сколько же их было сделано между 1922 и 1943 годами! Муссолини верхом на коне, Муссолини плавает, фехтует, пилотирует самолет, управляет судном, гоночным автомобилем, играет с тиграми и на скрипке, выступает перед солдатами, чернорубашечниками и перед многолюдными толпами народа. Муссолини в форме - капрала фашистской милиции, берсальера, маршала! Наконец - Муссолини с голым торсом, среди пшеничных полей или снежных сугробов! Вот он глядит на нас с тысяч фотографий - нахмуренное лицо, пронзительный («свирепый») взгляд, выпяченная квадратная челюсть. Фотографы и живописцы всегда сосредоточивали особое внимание на высоком лбе и мощном подбородке вождя - «символах интеллекта и воли».
И при этом - никакой улыбки. Фотографии оживленного, смеющегося Гитлера появлялись регулярно, вышла даже целая книга, состоящая из «непарадных» фотопортретов фюрера - в Италии это было невозможным. Даже писать о том, что дуче улыбался, было небезопасно - цензура безжалостно вымарывала подобные вольности. Муссолини желал видеть себя в глазах народа суровым, неумолимым диктатором.
И только на кадрах кинохроники или снимках, сделанных иностранными журналистами, можно было увидеть итальянского диктатора улыбающимся - порой он выглядит смущенным. Во всяком случае, совершенно не похожим на свой парадный, официозный образ сурового и непоколебимого «отца нации». Помимо этих редких кадров, еще более похожим на обычного живого человека он представал в своих многочисленных биографиях, начавших выходить еще при его жизни. Однако, вовсе не случайно, что дуче был крайне недоволен написанной в 20-е годы Маргеритой Сарфатти биографией, в которой его любовница попыталась найти корни «вождизма» в детстве Муссолини. Времена, когда молодой социалист бравировал своими постельными подвигами или атеизмом, давно прошли - нация нуждалась в образе лидера, стоящего выше примитивных людских страстей, и всё должно было служить этой цели.
Самоиронию Муссолини отвергал в принципе, и хотя он иногда мог позволить себе пошутить о своем социалистическом прошлом, шуток в свой адрес никому не прощал. Сарфатти, вынужденная во второй половине 30-х годов покинуть Италию, в своих мемуарах приводит эпизод, в котором реакция экс-любовника на собственный культ предстает во всем своем гротескном масштабе. Читая Муссолини газетную статью, автор которой утверждал, что посетивший вулкан Этну дуче взглядом остановил извержение лавы, она рассчитывала развеселить его, но «он нашел описание вполне естественным, как будто сам верил в то, что остановил лаву». Что уж там говорить о каком-то дожде, немедленно перестававшем идти, стоило только дуче выйти на улицу!
У Муссолини не хватало чувства юмора (или вкуса) для того, чтобы подчеркнуто дистанцироваться от официального культа самого себя, как это сделали Сталин и Гитлер. Бывший журналист не мог не замечать повсеместно воскуряемого в его честь фимиама, невозможно поверить и в объяснения дуче, который уже на закате своей политической карьеры оправдывался тем, что был настолько поглощен делами государства, что попросту не обращал внимания на излишнюю ретивость собственных пропагандистов.
На самом деле он всегда уделял пропаганде (в том числе собственному культу) львиную долю своего времени и был не просто в курсе положения дел, но и непосредственно руководил организацией самых разнообразных пропагандистских кампаний. Для того чтобы градус лести понизился до адекватного уровня, достаточно было бы одной лишь его недовольной резолюции, но за все годы пребывания у власти Муссолини практически ни разу не дал понять, что недоволен тем возведенным под его руководством храмом во имя самого себя, в котором он сам был и кумиром, и верховным жрецом.
Человек, принимавший как должное то, что его называли воплощением достоинств самых выдающихся исторических персон; человек, которого не смущало, что цитаты из его речей печатаются рядом с кулинарными рецептами (так лучше запомнят!); человек, чей голос звучал по радио каждый день, чьи портреты висели буквально в каждом доме, а во время праздников - на каждом здании; человек, в честь которого назвали главную награду национального кинофестиваля; человек, позволивший ежегодно отмечать т.н. «Рождество дуче»; человек, чье имя дети знали с шести лет, - этот человек, несомненно, был по-настоящему тщеславен.
В вопросах пропаганды, столь важных для него, Муссолини мог быть удивительно мелочным. Он терпеть не мог короля, и о Викторе Эммануиле старались не упоминать лишний раз, словно его не существовало. Он не любил Бальбо - а это была намного более яркая личность, чем король, - и вот уже имя этого без преувеличения храброго и талантливого фашиста почти не упоминается в прессе. Муссолини ревновал к чужому успеху, и горе было тем журналистам и редакторам, которые не ввернуть слово «ДУЧЕ» в какую-нибудь важную новость должное количество раз.
Помимо собственных фотографий и цитат Муссолини очень любил публичные выступления, любил себя, «покоряющего массы» - никто не обращался к толпам слушателей так часто, как он. Как публичный оратор он превосходил и невыразительного Сталина, и истеричного Гитлера, с годами утратившего к выступлениям всякий интерес. Муссолини же был способен увлекать толпу даже за месяц до окончательного краха фашистского режима - у него был прирожденный ораторский талант. Буйный, безудержный.
Хотя в практике политической борьбы уже вовсю использовали позаимствованный у околотеатральной публики метод заказного клакерства, то есть обеспечивали успех выступлениям диктатора при помощи специального «аплодирующего отряда», нельзя сказать, чтобы Муссолини остро нуждался в такого рода уловках. Вплоть до 1945 года в Италии всегда находилось достаточно много людей, искренне приветствовавших появление дуче на публике.
Перед такой толпой, собравшейся послушать диктатора как добровольно, так и по «разнарядке» (местные партийные органы заранее собирали людей, рассылая специальные красные карточки - «приглашение», от которого нельзя было отказаться), представал уверенный в себе оратор, бросавший хлесткие фразы, сопровождая их резким взмахом правой руки. Дуче как будто вбивал свои тезисы в аудиторию, только в отличие от своих газетных статей в выступлениях Муссолини пользовался не восклицательными знаками, а активной жестикуляцией. Он всегда занимал позицию «сверху» - из окна или с балкона, выходящих на площадь, а если требовалось, то и стоя на танке.
То обвиняющий, то прославляющий, всегда энергичный, он пользовался неизменным успехом и наслаждался овациями своих слушателей, характерно покачивая головой с вскинутым квадратным подбородком и обводя толпу надменным взглядом. Это были моменты его триумфа - Муссолини нуждался в таком восхищении не меньше, чем в женских ласках или в обожаемых им военных парадах.
Постепенно оттеснив своих прежних соратников на периферию общественного внимания, дуче остался в гордом одиночестве - все достижения фашистского режима отныне должны быть связаны с его именем. Только в одном случае Муссолини сумел сохранить чувство меры и не стать смешным - когда Виктор Эммануил предложил ему войти на равных в аристократическое общество. Дуче дважды отказался принять дворянство с высоким титулом, постаравшись, правда, донести эту информацию до всех итальянцев. Муссолини не хотел становиться частью «придворной жизни», еще одним графом, и справедливо опасался насмешек и злословия, а потому предпочел остаться «единственным» - остаться дуче.
Зато он не находил странным увековечивать память об умерших родственниках на государственном уровне - пропаганда воспевала его брата как выдающегося мыслителя, отца позиционировали как революционера масштаба Мадзини, а скромную Розу Муссолини сделали образцом итальянской женщины, примером для всех и объектом поклонения. В репертуаре обязательных к исполнению в школах музыкальных произведений появилась песня «Счастливая мать», посвященная покойной. В полном соответствии с законами идеологической мифологии близкие «великого человека» наделялись почти аналогичными ему героическими чертами личности.
Таким образом, в фашистской пропаганде прошлое накрепко увязывалось с будущим с будущим, государство - с партией, и все это персонифицировалось в лице вождя, олицетворявшего собой все положительные, доведенные до совершенства качества итальянца, патриота и образцового исторического деятеля. Культ партии во всем уступал культу государства, тот же, в свою очередь, был лишь бледной тенью культа дуче.
Тех немногочисленных, кто обладал иммунитетом к продукции гигантского пропагандистского аппарата, всегда можно было арестовать и посадить, избить или сломать морально, заставив выпить касторки или съесть живую лягушку на глазах у соседей и родственников. Но в Италии 20-30-х гг. таких «неподдающихся» осталось немного - кто же будет сознательно выступать против величия страны, экономического роста и внутриполитической стабильности? Муссолини обещал привести народ в блистающее будущее, и рев труб пропаганды заглушал голоса сомневающихся.
Итальянцы, благодарные дуче за внутренние и внешние успехи фашистского правительства, сами позволили Муссолини осуществить на общенациональной сцене постановку пьесы «Новая Римская империя». Она пользовалась неизменным успехом до тех пор, пока на зрителей не начал валиться потолок, разрушенный вражескими бомбами. Главная же ошибка Муссолини состояла в том, что он принял бурные аплодисменты публики за ее готовность погибнуть вместе с театральной труппой и режиссером.
Верьте в меня, сукины дети! Дуче на этой фотографии улыбается, что большая редкость.
Размах никогда не прекращавшейся кампании славословий в адрес дуче и та ключевая роль, которую он играл, позволяют некоторым исследователям утверждать, что Муссолини в действительности фашистом не являлся, а всего лишь умело использовал чужие идеи и в конечном счете сделал себя символом и вождем «Национальной фашистской партии», на деле стремясь лишь к личной власти. Сторонники подобной точки зрения называют режим, утвердившийся в Италии между 1922 и 1926 годом, «муссолинизмом» и сравнивают его с существовавшими в тот же период времени латиноамериканскими диктатурами.
Со столь радикальным утверждением трудно согласиться хотя бы потому, что Муссолини не использовал собственное положение для личного обогащения и очень часто предпринимал рискованные шаги, чреватые многими опасностями для режима в целом, но в представлении дуче необходимые для будущего Италии. Все это никак не вяжется с карикатурным образом озабоченного лишь собственным благополучием диктатора «банановой страны».
Вместе с тем нельзя отрицать, что фашистская пропаганда буквально за несколько лет превратила Муссолини из человека в мифический персонаж - культ личности дуче (или ДУЧЕ - со второй половины 20-х гг. это слово набиралось в газетах заглавными буквами) стал одной из визитных карточек фашистского режима. «Будьте горды тем, что живете в эпоху Муссолини!» - этот лозунг печатался в газетах и на плакатах, звучал по радио и в кинохронике.
Российский эмигрант, писатель и публицист Марк Алданов так писал об этом:
«Существует книга, в которой Тито Весло проводит параллель между Муссолини и Юлием Цезарем. Еще одна, за авторством Эмилио Бальбо и Филиппо Специале, сравнивает Дуче и Августа. Другие подобные книги уподобляют его Наполеону, Бисмарку и Папе Сиксту V. В философской сфере было опубликовано две работы: «Фридрих Ницше и Дуче» и «Бенито Муссолини и Лев Толстой». Существуют книги про Муссолини-летчика, Муссолини-музыканта, Муссолини-художника. Эллвангер, наконец, написал филологическую работу о языке Дуче. Существует книга о человечности Муссолини, которая, по мнению автора, равна гитлеровской. Наконец, высоконаучное исследование Бонифацио Грандилло ясно показало, что появление дуче было предсказано Данте и Ионном Богословом и что его имя таинственно связано с великим мистическим числом 9: Муссолини - 9 букв, Предаппио (его родина) - 9 букв, Дуче Бенито Муссолини - 9 гласных.
Муссолини... хочет быть предсказанным в Писании, быть отмеченным судьбой и рассматриваться на равных основаниях с Цезарем и Августом. Более того, исходя из идеи абсолютного тождества, один из вышеупомянутых авторов заканчивает свою книгу следующим выводом: «Человек, который сейчас направляет судьбы Италии, гораздо больше, чем Август».
В предисловии к своей письменной биографии он сказал мадам Сарфатти: «...Я ненавижу тех, кто воспринимает меня как предмет своих трудов и выступлений, относятся ли они ко мне правильно или неправильно, всех их я ненавижу одинаково». Это, пожалуй, самый наглый выпад против истины, который он когда-либо произносил. Бюджет на личную рекламу у него, кажется, большой.
Вместе с Троцким Муссолини, пожалуй, самый зрелищный человек нашего времени. Оба этих эгоцентрика, довольно сильно отличавшиеся во всем остальном, проводили свою жизнь перед зеркалом истории. Тем не менее это зеркало начинает становиться очень недружелюбно к фигуре дуче. Его наполеоновская маска такой же совершенный прием, как котелок или походка Чарли Чаплина. Это, пожалуй, единственная комическая сторона разворачивающейся сейчас великой мировой трагедии, которая в итоге бог знает как закончится.
Посмотрите на письма и речи Муссолини, если у вас есть отвага: если есть что-то более утомительное, чем их содержание, так это стиль. Его предложения несколько однообразны: «Я говорю, что мы будем делать, и мы делаем», «Мы хотим сделать и сделаем», «Мы хотим дать и даем»… Однако почти все оказалось ложью: он сделал только десятую часть того, что «хотел сделать». Выступления дуче, которые он оставит потомкам в количестве нескольких тысяч, содержат лишь банальности и рев».
В цитируемом выше черновике статьи, которая никогда не была опубликована, Алданов показал себя очень проницательным человеком. Он оценил Муссолини (которого видел лишь однажды, наблюдая в качестве туриста за одним из балконных выступлений дуче) намного более здраво, нежели это удалось таким мастера слова, как неоднократно беседовавший с итальянским диктатором Эмиль Людвиг или Бернард Шоу.
«Он так и не признал ни одной из своих ошибок: «Дуче всегда прав». Эта фраза отображается на всех итальянских стенах, и так, вероятно, дуче действительно и считает! Это трагикомедия. Муссолини считал, серьезно и самым искренним образом, что, как никто до этого, он был новым Юлием Цезарем, и его страна - безусловно, самая очаровательная в мире - обладала огромной военной мощью.
Наиболее поразительная особенность его натуры - страсть к зрелищности, принявшая угрожающие размеры. Он довел искусство жеста и любовь к себе до неизвестных доселе пределов даже на вершинах власти, театральных по природе, среди многих маленьких современных Неронов».
Алданов писал эти строки весной 1941 года, когда слава и престиж дуче уже были безнадежно подорваны, что никак не повлияло на точность замечаний о характере итальянского диктатора и особенностях фашистской пропаганды.
В конечном счете собственная пропаганда сыграла с Муссолини самую злую шутку - призванная убеждать народ Италии, она в конце концов «убедила» и самого дуче, постепенно поверившего в непогрешимость собственных суждений и незыблемость своей власти.
Да и как ему было не поверить в это? Уже к 1930 году Муссолини открыто называли сверхчеловеком: он не только спас Италию от ужасов гражданской войны, но и поднял экономику из руин, добился пересмотра несправедливых пунктов Версальского мира, вознес престиж страны на неслыханную высоту, а кроме того - чудесным образом избежал всех покушений на свою жизнь. Это ли не свидетельство промысла Божия?
Муссолини восхищались и индийский политик Махатма Ганди, называвший дуче сверхчеловеком, и президент США Франклин Рузвельт, впечатленный решительной борьбой главы итальянского правительства с безработицей, и ирландский драматург Бернард Шоу, который в 1926 году сказал: «Итальянский народ пошел за Муссолини, так как объелся беззаконием и самодовольной глупостью парламента и захотел себе умелого и делового руководителя». Впрочем, Шоу, кажется, не упустил ни одного шанса спеть осанну какой-нибудь диктатуре, в почти столь же комплиментарных выражениях оценив и Гитлера, и Сталина.
Но что упрекать в славословии эмоциональных представителей искусства или слишком далеких от итальянских реалий заокеанских президентов, если личность Муссолини впечатлила даже таких многоопытных европейских политиков, как Уинстон Черчилль или Роберт Ванситарт, занимавший в 20-30-е гг. важные посты в британском министерстве иностранных дел. Лорд Ванситарт нашел дуче превосходным собеседником и человеком широкой эрудиции. Англичанину вторил известный французский политик Аристид Бриан, назвавший Муссолини не только великим государственным деятелем, но и «приятным человеком». И если германский рейхспрезидент Пауль фон Гинденбург скептически воспринял надежды дуче «перевоспитать итальянскую нацию», то и Адольфа Гитлера, и его политического соперника Франца фон Папена одинаково пленяла личность фашистского диктатора - при этом Папен, вблизи наблюдавший и фюрера, и дуче, считал, что Муссолини «человек совершенного иного калибра по сравнению с Гитлером». Столь же высоко оценивали Муссолини и Генри Форд, и Томас Эдисон, назвавший дуче «величайшим гением современной эпохи».
Итальянцы совершали настоящие паломничества на «малую родину» Муссолини, где десятки, если не сотни людей с упоением рассказывали им о своей детской дружбе с всесильным ныне вождем. Число друзей детства диктатора множилось с каждым годом. Ту же самую картину большими мазками писали и бывшие «боевые товарищи», каждый из которых якобы либо выносил раненого Муссолини с поля боя, либо лежал с ним на соседней койке в госпитале. Еще больше людей «стояли» с вождем на площади Сан-Сеполькро в 1919-м или маршировало на Рим в 1922 году. Любая деталь биографии дуче работала теперь на фашистский миф. Предмет одежды, часть столового прибора, небрежно оброненная фраза - все расхватывалось, разносилось, обрастало легендами. Пожатые руки не мылись неделями, их демонстрировали всем желающим - сам «отец нации» дотронулся до этой ладони! В одной траттории долгое время демонстрировался стакан, из которого пил воду сам дуче, - периодически его покупали за немалые деньги, но спустя какое-то время стакан вновь появлялся на своем месте. В подобных «сувенирах», как и в «паломниках», желающих прикоснуться к реликвиям или к самому дуче, недостатка не было.
Газеты публиковали трогательную историю о том, как однажды в кабинет к главе правительства явился бывший карабинер, когда-то принимавший участие в задержании интервенциониста Муссолини и даже ударивший его при этом палкой. В полном соответствии с законами мифотворчества раскаявшийся старик молил теперь о прощении, предлагая Муссолини избить его той самой чудесным образом уцелевшей палкой.
Разумеется, благородный дуче этого не сделал - старого служаку он обнял и простил, а палку принял в качестве сувенира, на память о бурной молодости. Другой старик якобы прошел пешком 700 километров от своего дома к месту сражений Мировой войны - набрать для Муссолини воды из Пьяве. Такие истории расходились в Италии на ура - поклонников у дуче было столько, и осаждали они его с таким рвением, что ему могла бы позавидовать любая современная суперзвезда шоу-бизнеса. Для многих итальянок абсолютной гарантией счастливого будущего их детей было рожать в больницах неподалеку от места, где родился дуче. Менее склонные к риску, связанному с путешествием и родами в не самых лучших условиях Романьи, ставили портреты Муссолини на тумбочках у кровати - заложить в будущего ребенка нужные качества.
Однако восторженные поклонники были лишь малой частью культа дуче, воспеваемого фашистской пропагандой.
Газеты, плакаты, листовки, радиопередачи и выпуски кинохроники ежедневно напоминали миллионам итальянцев о том, что Муссолини не спит ночами - а как иначе решать по сотне сложных вопросов в сутки? - работая при свете ламп над документами; о том, что, несмотря на свою загруженность делами, дуче успевает не только прочитывать сотни газет в день, но и примерно семьдесят книг в год, а кроме того, и сам является автором и соавтором многих романов и пьес. Уровень литературных дарований диктатора делал его, по мнению критиков, современным классиком итальянской литературы. И пускай постановки из жизни Наполеона и Цезаря не оставили сколько-нибудь заметного следа в театральной жизни - это ничуть не мешало пропагандистам продолжать восхищаться «великим человеком», находящим время не только для спасения Италии, но и для творчества.
Нашему дуче - верим!
Сам Муссолини в частном разговоре мог откровенно сознаться в собственном равнодушии и к литературе, и к живописи, и к музыке, и к театру. В картинных галереях он откровенно скучал, а большинство собственных произведений написал еще в молодые годы, томимый прежде всего нуждой, а вовсе не жаждой сочинительства.
Впрочем, порой могли пригодиться и первые плоды его литературных усилий. Вскоре после заключения соглашения с Ватиканом дуче распорядился переиздать роман «Клаудиа Партичелла, или Любовница кардинала», написанный им еще в довоенные годы, когда социалист Муссолини нещадно высмеивал Католическую церковь. Публикуя книгу об отношениях куртизанки и священника, где антиклерикальные выпады перемежались сценами откровенно эротического содержания, Муссолини тешил собственное самолюбие, желая еще раз щелкнуть «церковников» по носу, но в остальном особых иллюзий в отношении своего литературного дара никогда не питал, справедливо считая себя недюжинным публицистом, но не более того.
Пресса всегда была для него предметом самого пристального внимания, да и в какой-то степени весь фашистский режим можно было назвать властью журналистов, ведь на рубеже 20-30-х годов не менее половины министров и членов Большого фашистского совета были выходцами из этой среды. Подражая за дуче, не оставившему публицистику, фашистские иерархи стремились иметь собственную газету или журнал, чтобы бороться с соперниками или даже осторожно озвучивать собственное мнение по вопросам внутренней и внешней политики.
Дуче поощрял такое соперничество, частенько отражавшееся на газетных страницах, - это вполне отвечало его целям. Если задачей фашистской пропаганды было «положить конец дурацкой мысли, будто каждый может думать своей собственной головой» (поскольку у всей Италии «единственная голова и у фашизма единственный мозг это - голова и мозг вождя»), то критику внутри партии Муссолини вполне допускал. Сохранение этой относительной свободы мнений и отличало общественную атмосферу в фашистской Италии от того, что происходило в Третьем рейхе и СССР.
Созидатель всего.
Ведущий теоретик режима Джентиле сформулировал это следующими словами: «Даже среди самых верных членов одной и той же партии случаются расхождения во мнениях, и подразумевается, что не могут быть правы все. Нужно обсуждать, нужно критиковать то, что на первый взгляд кажется истинным, слушать доводы того, кто сомневается и думает иначе. Через такое обсуждение и критику, через эти взаимные поправки каждый из нас может действительно победить самого себя и стать истинным фашистом». Не допускалась лишь критика режима в целом и, разумеется, самого дуче.
Если написанные вождем пьесы или романы не нашли пути к сердцу читателя, то короткие хлесткие призывы-лозунги Муссолини сразу же уходили в народ, становясь расхожими выражениями. Стены итальянских домов были исписаны высказываниями вроде «Верить, повиноваться, бороться», хотя самым популярным являлся придуманный в партии лозунг «Муссолини всегда прав!». Это выражение стало рефреном для всей государственной пропагандистской машины, бесконечно транслировавшей это нехитрое утверждение в массы. За короткий период времени Муссолини заполнил собой всю Италию. Плакаты с его лицом и портреты на улицах и внутри помещений - жилых и административных, в школах, университетах, на промышленных предприятиях, в галереях и трамваях - дуче был всюду. Его лицо рисовали мелом и выкладывали из камня, лепили небольшие бюсты и ваяли скульптуры в полный рост, создавали огромные статуи и обелиски.
А фотографии! Сколько же их было сделано между 1922 и 1943 годами! Муссолини верхом на коне, Муссолини плавает, фехтует, пилотирует самолет, управляет судном, гоночным автомобилем, играет с тиграми и на скрипке, выступает перед солдатами, чернорубашечниками и перед многолюдными толпами народа. Муссолини в форме - капрала фашистской милиции, берсальера, маршала! Наконец - Муссолини с голым торсом, среди пшеничных полей или снежных сугробов! Вот он глядит на нас с тысяч фотографий - нахмуренное лицо, пронзительный («свирепый») взгляд, выпяченная квадратная челюсть. Фотографы и живописцы всегда сосредоточивали особое внимание на высоком лбе и мощном подбородке вождя - «символах интеллекта и воли».
И при этом - никакой улыбки. Фотографии оживленного, смеющегося Гитлера появлялись регулярно, вышла даже целая книга, состоящая из «непарадных» фотопортретов фюрера - в Италии это было невозможным. Даже писать о том, что дуче улыбался, было небезопасно - цензура безжалостно вымарывала подобные вольности. Муссолини желал видеть себя в глазах народа суровым, неумолимым диктатором.
И только на кадрах кинохроники или снимках, сделанных иностранными журналистами, можно было увидеть итальянского диктатора улыбающимся - порой он выглядит смущенным. Во всяком случае, совершенно не похожим на свой парадный, официозный образ сурового и непоколебимого «отца нации». Помимо этих редких кадров, еще более похожим на обычного живого человека он представал в своих многочисленных биографиях, начавших выходить еще при его жизни. Однако, вовсе не случайно, что дуче был крайне недоволен написанной в 20-е годы Маргеритой Сарфатти биографией, в которой его любовница попыталась найти корни «вождизма» в детстве Муссолини. Времена, когда молодой социалист бравировал своими постельными подвигами или атеизмом, давно прошли - нация нуждалась в образе лидера, стоящего выше примитивных людских страстей, и всё должно было служить этой цели.
Самоиронию Муссолини отвергал в принципе, и хотя он иногда мог позволить себе пошутить о своем социалистическом прошлом, шуток в свой адрес никому не прощал. Сарфатти, вынужденная во второй половине 30-х годов покинуть Италию, в своих мемуарах приводит эпизод, в котором реакция экс-любовника на собственный культ предстает во всем своем гротескном масштабе. Читая Муссолини газетную статью, автор которой утверждал, что посетивший вулкан Этну дуче взглядом остановил извержение лавы, она рассчитывала развеселить его, но «он нашел описание вполне естественным, как будто сам верил в то, что остановил лаву». Что уж там говорить о каком-то дожде, немедленно перестававшем идти, стоило только дуче выйти на улицу!
Click to viewУ Муссолини не хватало чувства юмора (или вкуса) для того, чтобы подчеркнуто дистанцироваться от официального культа самого себя, как это сделали Сталин и Гитлер. Бывший журналист не мог не замечать повсеместно воскуряемого в его честь фимиама, невозможно поверить и в объяснения дуче, который уже на закате своей политической карьеры оправдывался тем, что был настолько поглощен делами государства, что попросту не обращал внимания на излишнюю ретивость собственных пропагандистов.
На самом деле он всегда уделял пропаганде (в том числе собственному культу) львиную долю своего времени и был не просто в курсе положения дел, но и непосредственно руководил организацией самых разнообразных пропагандистских кампаний. Для того чтобы градус лести понизился до адекватного уровня, достаточно было бы одной лишь его недовольной резолюции, но за все годы пребывания у власти Муссолини практически ни разу не дал понять, что недоволен тем возведенным под его руководством храмом во имя самого себя, в котором он сам был и кумиром, и верховным жрецом.
Человек, принимавший как должное то, что его называли воплощением достоинств самых выдающихся исторических персон; человек, которого не смущало, что цитаты из его речей печатаются рядом с кулинарными рецептами (так лучше запомнят!); человек, чей голос звучал по радио каждый день, чьи портреты висели буквально в каждом доме, а во время праздников - на каждом здании; человек, в честь которого назвали главную награду национального кинофестиваля; человек, позволивший ежегодно отмечать т.н. «Рождество дуче»; человек, чье имя дети знали с шести лет, - этот человек, несомненно, был по-настоящему тщеславен.
В вопросах пропаганды, столь важных для него, Муссолини мог быть удивительно мелочным. Он терпеть не мог короля, и о Викторе Эммануиле старались не упоминать лишний раз, словно его не существовало. Он не любил Бальбо - а это была намного более яркая личность, чем король, - и вот уже имя этого без преувеличения храброго и талантливого фашиста почти не упоминается в прессе. Муссолини ревновал к чужому успеху, и горе было тем журналистам и редакторам, которые не ввернуть слово «ДУЧЕ» в какую-нибудь важную новость должное количество раз.
Помимо собственных фотографий и цитат Муссолини очень любил публичные выступления, любил себя, «покоряющего массы» - никто не обращался к толпам слушателей так часто, как он. Как публичный оратор он превосходил и невыразительного Сталина, и истеричного Гитлера, с годами утратившего к выступлениям всякий интерес. Муссолини же был способен увлекать толпу даже за месяц до окончательного краха фашистского режима - у него был прирожденный ораторский талант. Буйный, безудержный.
Хотя в практике политической борьбы уже вовсю использовали позаимствованный у околотеатральной публики метод заказного клакерства, то есть обеспечивали успех выступлениям диктатора при помощи специального «аплодирующего отряда», нельзя сказать, чтобы Муссолини остро нуждался в такого рода уловках. Вплоть до 1945 года в Италии всегда находилось достаточно много людей, искренне приветствовавших появление дуче на публике.
Перед такой толпой, собравшейся послушать диктатора как добровольно, так и по «разнарядке» (местные партийные органы заранее собирали людей, рассылая специальные красные карточки - «приглашение», от которого нельзя было отказаться), представал уверенный в себе оратор, бросавший хлесткие фразы, сопровождая их резким взмахом правой руки. Дуче как будто вбивал свои тезисы в аудиторию, только в отличие от своих газетных статей в выступлениях Муссолини пользовался не восклицательными знаками, а активной жестикуляцией. Он всегда занимал позицию «сверху» - из окна или с балкона, выходящих на площадь, а если требовалось, то и стоя на танке.
То обвиняющий, то прославляющий, всегда энергичный, он пользовался неизменным успехом и наслаждался овациями своих слушателей, характерно покачивая головой с вскинутым квадратным подбородком и обводя толпу надменным взглядом. Это были моменты его триумфа - Муссолини нуждался в таком восхищении не меньше, чем в женских ласках или в обожаемых им военных парадах.
Постепенно оттеснив своих прежних соратников на периферию общественного внимания, дуче остался в гордом одиночестве - все достижения фашистского режима отныне должны быть связаны с его именем. Только в одном случае Муссолини сумел сохранить чувство меры и не стать смешным - когда Виктор Эммануил предложил ему войти на равных в аристократическое общество. Дуче дважды отказался принять дворянство с высоким титулом, постаравшись, правда, донести эту информацию до всех итальянцев. Муссолини не хотел становиться частью «придворной жизни», еще одним графом, и справедливо опасался насмешек и злословия, а потому предпочел остаться «единственным» - остаться дуче.
Зато он не находил странным увековечивать память об умерших родственниках на государственном уровне - пропаганда воспевала его брата как выдающегося мыслителя, отца позиционировали как революционера масштаба Мадзини, а скромную Розу Муссолини сделали образцом итальянской женщины, примером для всех и объектом поклонения. В репертуаре обязательных к исполнению в школах музыкальных произведений появилась песня «Счастливая мать», посвященная покойной. В полном соответствии с законами идеологической мифологии близкие «великого человека» наделялись почти аналогичными ему героическими чертами личности.
Таким образом, в фашистской пропаганде прошлое накрепко увязывалось с будущим с будущим, государство - с партией, и все это персонифицировалось в лице вождя, олицетворявшего собой все положительные, доведенные до совершенства качества итальянца, патриота и образцового исторического деятеля. Культ партии во всем уступал культу государства, тот же, в свою очередь, был лишь бледной тенью культа дуче.
Тех немногочисленных, кто обладал иммунитетом к продукции гигантского пропагандистского аппарата, всегда можно было арестовать и посадить, избить или сломать морально, заставив выпить касторки или съесть живую лягушку на глазах у соседей и родственников. Но в Италии 20-30-х гг. таких «неподдающихся» осталось немного - кто же будет сознательно выступать против величия страны, экономического роста и внутриполитической стабильности? Муссолини обещал привести народ в блистающее будущее, и рев труб пропаганды заглушал голоса сомневающихся.
Итальянцы, благодарные дуче за внутренние и внешние успехи фашистского правительства, сами позволили Муссолини осуществить на общенациональной сцене постановку пьесы «Новая Римская империя». Она пользовалась неизменным успехом до тех пор, пока на зрителей не начал валиться потолок, разрушенный вражескими бомбами. Главная же ошибка Муссолини состояла в том, что он принял бурные аплодисменты публики за ее готовность погибнуть вместе с театральной труппой и режиссером.