О колониализме. ч.2. Взлёт и падение «косвенного управления» в Африке
Ч.1 - про ограбление индии и африканские общества до колонизаторов - здесь.
[рассказ идёт по книге В.В.Бочарова «Власть. Традиции. Управление» (попытка этноисторического анализа политически культур современных государств Тропической Африки). М.: Наука, Главная редакция восточной литературы, 1992, со ссылками на №№ страниц оттуда. Номера в квадратных скобках - цитируемые там источники].
Придя в Африку, колонизаторы с целью собственной выгоды разобщили и исказили традиционный механизм социальной устойчивости, определяющий динамику отношений между «властями» и «народом». Выгода была в увеличении управляемости туземцев в условиях, когда их надо нагружать всё более и более интенсивным - вплоть до губительного и изматывающего - трудом для производства экспортных культур, добычи сырья, строительства дорог и т.д.
Однако они несколько ошиблись в расчётах. C одной стороны, они полагали что африканские правители обладают такой же властью, что и европейские эпохи феодализма, то есть объём (и уровень) их власти существенно завышался, и соответственно преуменьшалась возможность народа влиять на вождей. Поскольку на стороне колонизаторов была сила, которая солому ломит, это неестественное для африканцев соотношение сил внутри их деформированного социума закреплялось и воспроизводилось далее.
Например, в период между мировыми войнами французы в Западной Африке использовали [приведённых к покорности] вождей для сбора налога, прибегали к их помощи для получения рабсилы для нужд администрации и отдельных предпринимателей. Вожди же, в свою очередь, всё чаще стали использовать традиционный крестьянский труд на своих полях, в корыстных, личных целях. Это поощрялось колониальной администрацией, а те, кто игнорировал распоряжения вождя, ею наказывались. Другой пример: «в докладе комиссара дистрикта Танга в вышестоящие органы в 1926 г. говорилось: «После опроса старейшин различных племён, живущих в районе Танга, было установлено, что ранее не существовало обычая, в соответствии с которым член племени по приказу властей должен был безвозмездно трудиться по поддержанию в должном состоянии близлежащих дорог или на других работах … Однако немцы ввели обычай неоплачиваемого труда по поддержанию состояния дорог, и с тех пор его соблюдали. В настоящее время он рассматривается туземцами как укоренившийся. Введённый немцами обычай был тщательным образом обсуждён со старейшинами и старостами, представляющими разные племена, и все они настаивали на том, что обычай должен существовать и далее [199, c.72]». Детальный анализ показывает, что большинство форм принудительного труда в период после освобождения - на этапе государственного строительства восходит к таким вот «укоренившимся обычаям».
С другой стороны, колонизаторы считали, что для управления народом достаточно истребить непокорных вождей, заменить их на покорных, заставив их действовать в интересах метрополии. Ф.Лугард, в частности, в своих инструкциях чиновникам колониального аппарата требовал проведения такой политики, когда «местные органы управления управляются по законам, исходящим от туземных властей, которые сами находятся под нашим контролем» [218, c.14-15].
Далее, на контролируемых вождей (молодую смену которым воспитывали в туземных школах) возлагали функции, которые обеспечивали бы эксплуатацию африканцев в интересах метрополии. При этом осуществление этих функций, что со стороны колонизаторов, что ихних чёрных квислингов, могло быть только сугубо насильственным - эти африканские народы никогда не выращивали сельхозкультуры на рынок, тем более не работали в промышленности, в порту, в шахтах, на прокладке дорог. А в той же Восточной Африке, например, немцы, активно внедряли производство каучука, сизаля, чая, кофе, табака. Немалые трудовые ресурсы нужны были и для развития горнодобывающей промышленности, строительства грунтовых и железных дорог и т.п. Надрывать жилы на всех этих нужных колонизаторам работах африканцев могло заставить только внеэкономическое принуждение: общий голод в сочетании с заложничеством, бичом из кожи бегемота, и прочие прелести, введённые колонизаторами, где «туземные власти» были приводным ремнём и передаточным механизмом.
Впрочем, первому этапу колониальной политики, связанному с созданием и воспроизводством «туземных властей», предшествовал нулевой, связанный с разрушением и дезинтеграцией надобщинных доколониальных политических структур, с пресечением автохтонной эволюции африканских обществ. Так, в период германской колонизации в восточной Африке (1889-1916 г.) была полностью разрушена социально-политическая организация вождеств (союзов племён). Это объясняется тем, что вторжение немцев подорвало караванную торговлю, в результате чего была ликвидирована экономическая база существования данных обществ. Продвижение немецких войск вглубь континента шло по тем же самым караванным путям, ликвидируя их роль как торговых артерий.
Немцы (как и прочие колонизаторы) активно использовали союзы с одними верховными вождями для подавления других. Достигнув своей цели они затем разрушали и социально-политическую организацию бывших союзников. Так, подавляя жестокое сопротивление, которое оказали колонизаторам хехе, немцы выступали в союзе с их традиционными противниками - бена. Подавив же сопротивление хехе, колонизаторы упразднили у них институт верховного вождя. Они казнили Мкваву, возглавившего сопротивление, но поначалу пытались управлять всё же через традиционного претендента на этот пост. Но поскольку это не принесло ожидаемого результата, в конце концов почти все претенденты на титул верховного вождя, как и большинство глав кланов и вождей, входивших в союз племён хехе, были казнены. И до 1926 г., то есть до времени, когда политика косвенного управления стала активно внедряться англичанами в Восточной Африке, у хехе не было верховного вождя. Впоследствии не избежали аналогичной участи и верховные вожди союзных немцам этнополитических объединений. К примеру, был казнён и верховный вождь бена (с.154-156).
Аналогичным образом поступали и французы при продвижении в Западной Африке в середине 19 столетия: «Договоры, заключённые [Францией] с вождями племён, были нужны ей лишь на период оккупации как средство установления господства. Укрепившись, Франция стала бесцеремонно нарушать их: она смещала представителей традиционной власти и вместо них назначала своих ставленников, кроила и перекраивала административную карту, не считаясь с границами королевств и племён, разрушала их, вмешиваясь во внутреннюю жизнь племён (с.153).
Чтобы социальная дезинтеграция была полной, колонизаторы как правило, не позволяли подданным хоронить казнённых правителей на своих территориях, увозя останки далеко за пределы. Также европейцы высылали непокорных традиционных лидеров за пределы территорий, на которых проживали подвластные им люди. В период правления Ф.Лугарда в Северной Нигерии колониальной администрацией был принят закон «О высылке низложенных вождей» (1917 г.). Причём, как правило, правители высылались навсегда. Из 8 высланных администрацией из Нигерии эмиров под старость вернулся только один и т.д.
Эти меры быстро привели к искомой социальной дезинтеграции и деградации. Быстро распадались крупные раннеполитические объединения. Жители покидали деревни, возникшие здесь в ходе активной военной деятельности, и селились в менее доступных районах, пытаясь избежать уплаты налогов, введённых колонизаторами. Г.Калвик так рисует процесс дезинтеграции, который ему довелось наблюдать у бена: «Группировки среди старейшин сеяли смуту и в без того ослабленную племенную организацию, дисциплина была подорвана, никем не управляемые люди стали расходиться , а некоторые уходили и селились на побережье» [160, c.95]. По выражению губернатора Танганьики Д.Камерона: «Люди оставались без вождей, вожди - без людей» (с.157).
Соответственно, к концу нулевой стадии колонизаторы имели общества с разрушенной политической организацией, но с сохранённым общинным устройством, которое было легко использовать для эксплуатации в собственных целях, как царизм использовал сельскую общину. И над ней надстраивались уже «туземные власти», причём одновременно с последними возникали «туземные школы».
Дело в том, что по итогам нулевой стадии колонизаторов в целом не устраивал человеческий материал, который был готов с ними сотрудничать. Ведь такого рода «вожди» должны были решать двуединую задачу: с одной стороны, обслуживать интересы колонизаторов, а не своего народа (и делать это не вынужденно, а готовностью), с другой стороны - не деградировать сперва социально, а затем и биологически. Колонизаторы видели, что без соответствующего воспитания это не получалось: идущие на сотрудничество кадры не могли сохранять нормы поведения и ценности, предписываемые традиционной культурой как «достойные», и избегать «недостойного поведения», культивировать традиционный этикет и т.п., поскольку сотрудничали с ними худшие. А кадры в период реконструкции решают всё, и в Африке тоже.
«В этом плане достаточно типична судьба верховного вождя бена Киванги 2-го. Чтобы стать верховным вождём, он оклеветал перед немцами своего брата Салимбинго, обвинив его в контактах с англичанами. В результате верховный вождь Салимбинго был казнён. Но позднее, будучи верховным вождём, Киванга 2-й сам был уличён в контактах с англичанами, снят немцами с должности и сослан. В 1919 г. англичане вернули ему верховный титул. В дальнейшем Киванга вызывал сильное недовольство соплеменников, грубо нарушая традиционные нормы поведения. В то же время он не устраивал и администрацию, плохо выполнял её распоряжения, утаивал средства от собираемого им налога и т.д. В конце концов верховный вождь был уличён в крупных махинациях и посажен в тюрьму [160, c.90-93].». (с.162).
Так что кадры стали готовить, и достаточно интенсивно; этим после нулевой началась первая стадия колониального управления, на которую и приходится расцвет «косвенного управления», вторая стадия - подъём национально-освободительного движения с обретением независимости. На протяжении только немецкого периода колонизации в Танганьике насчитывалось около 100 школ, в которых обучалось примерно 60 тыс. африканцев, преимущественнго традиционные лидеры, их дети и родственники. Во всех эмиратах Северной Нигерии (Сокоте, Кацине, Кано, кадуне, Джос и т.д.) были созданы школы для сыновей эмиров и т.д. Соответственно, новым критерием лояльности вождя колонизатором, помимо традиционного обеспечения работ стала успешная подготовка преемника, то есть отправка кого-нибудь в эти школы.
На самом деле эти учреждения школами можно назвать разве только в кавычках. Ведь школа обычно - это место, где людей учат для их пользы и для общего блага, чтобы они могли принести пользу своей стране и народу. А здесь будущих кандидатов в туземные власти готовили для того, чтобы они «повисали между небом и землёй» с пользой для колонизаторов. Чтобы они и в «мир белых» не лезли, оставались среди своих и в качестве знаков «я свой» умели воспроизводить все традиционные ритуалы, однако, находясь в «мире чёрных», занимая там доминирующее положение, работали на колонизаторов, а не на свой народ. Для этого у них воспитывали «правила гражданского поведения» в колониальном обществе и вырабатывали «концепцию обязательств перед обществом» (колониальным).
Понятно, не все подходили для этого дела. В ходе колониальной практики утвердилось мнение, изложенное Р.Л.Бьюэлом, что «если мышление не подвергалось стимуляции до наступления половой зрелости, то впоследствии его невозможно было стимулировать». То есть если ребёнок вырастал до подростка сам собой, без этой школы, он уже отделяет себя от колонизаторов, а такие не годятся для дела даже при выказывании покорности; поэтому в «туземные школы» брали детей до 8-9 лет (в английской восточной и западной Африке это было общей практикой).
Общий курс в таких школах длился шесть лет. В течение первых трёх лет обучаемые получали элементарные знания на языке суахили; в следующие три года их знакомили с английским языком. Будущие правители изучали бухгалтерское дело применительно к задачам, возлагаемым в рамках политики косвенного управления на «туземные казначейства и туземные суды», а также знакомились с более продуктивными методами ведения сельского хозяйства. Однако будущих вождей почти не образовывали в собственном смысле, то есть не развивали понятийно-категориальное мышление и не давали знаний, которыми можно было бы самостоятельно пользоваться потом. В процессе обучения в основном использовали методы, ориентированные на бессознательное усвоение передаваемой информации. «… большую роль играло подражание или, точнее, его высшая форма - имитация. Все учащиеся, например, организовывались в подобие племён, каждое племя выбирало себе вождя, в процессе обучения постоянно моделировались ситуации, в которых предстояло действовать будущим правителям в системе «туземных властей». Например, случаи нарушения дисциплины кем-либо из учеников выносились на суд школы, который имитировал деятельность «туземного суда». Вождь, который в этот день был дежурным по школе, действовал в качестве судьи, другие же вожди играли роль членов совета вождя. Принимаемое судом решение подлежало утверждению европейца-наставника. Как правило, это были либо дополнительные работы, либо телесные наказания, производимые на глазах всей школы.
Школа имела и банк и магазин. Обучаемые могли вкладывать и тратить получаемые ими в качестве стипендии деньги. Создавая управленческие структуры, которые включали элементы традиционной политической культуры, англичане всячески старались укреплять авторитет своих, по сути дела, ставленников у народа… В колониальной практике распоряжения и постановления администрации доводились до населения и выполнялись как распоряжения непосредственно вождя (стр. 163-164).
То есть эта «школа» учила разве что выученной беспомощности (см. ниже про «брокеров», которыми становились маргиналы). Школа (настоящая) даёт знания, учит думать своей головой и действовать самостоятельно в неком спектре значимых ситуаций взрослой жизни. Эта же учила бездумному воспроизводству некоторых форм «жизни белых» - без объяснения, каков их смысл и цель в соответствующем целом (в европейском обществе), и столь же бездумному воспроизводству традиционных африканских форм - поскольку учащиеся были вырваны из естественного течения народной жизни, делающего эти формы осмысленными. Не удивительно, что эти «школы» отупляли и гасили способности детей, поскольку не способствовали пониманию ни «белого», ни «чёрного» мира, но лишь развивали страсть к материальным благам и готовность грести под себя, - в порядке компенсации.
Дальше, когда в колониях начнёт развиваться национально-освободительное движение, оно пойдёт в парадигме "вожди" против "интеллигенции" (плюс молодёжь), о чём подробнее в третьей части, эта «мина замедленного действия» взорвётся. Беда в том, что те и другие учились в «туземных школах», где учили не самостоятельному мышлению, и тем более не развивали учащихся, но требовало лишь подражания некоторым "образцам", заведённым свыше. Понятное дело, это исключала возможность нормального освоения политических идей нового времени даже политически активным слоем общества, поскольку "просвещенческие" идеи и знания давались в парадигме, привычной для традиционного доколониального общества, с белыми в роли не просветителя и учителя, но вождя и господина. Не случайно именно английские «туземные школы» гитлеровцы считали образцом для славянского населения на территориях, которые будут покорены, см. Саркисянца.
Соответственно, политическая культура общества оставалась традиционной и не превращалась в рациональную, даже когда риторика сторон была вполне современной - скажем, либеральной, консервативной или социалистической.
[Чем рациональная политическая культура отличается от традиционной? Скажем, некогда Иван 3-й задумал отобрать земельные владения монастырей (чем отражал общую волну предреформационных настроений, докатившихся до Московии). В рамках рациональной политической культуры он подумал бы, кому эта мера выгодна, собрал сторонников, объяснил им, чем это выгодно, сплотил бы их и направил против противоположной партии. Примерно так, как делает его современник Макиавелли, внятно и рационально объясняя, какого рода интересы стоят за разными моральными и религиозными лозунгами, как их должен анализировать и учитывать государь и т.п.
Но нет, Иван III хоть и был великий человек, но жил целиком в традиционной культуре. Поэтому он (как рассказывает Костомаров) поставил собору вопрос-ловушку - как надо ходить крестным ходом на Пасху - посолонь или противосолонь, рассчитывая объявить любой из ответов неправильным и в наказание отобрать земли. Так вот, в традиционной политической культуре борьба идёт за «посолонь» или «противосолонь», а к реальному (классовому) интересу, стоящему за этими символами, сознание борющихся даже и не пробивается, ибо не обучено, не хочет и не может это делать.
Собственно, в этом одна из проблем национально-освободительного движения в «третьем мире». До того, как начать собственно развитие, промышленное и сельскохозяйственное, этим странам следовало бы пройти Просвещение, которое, собственно, и создало культурные предпосылки для всего этого (не само собой, а в ответ на противоречия и классовую борьбу раннего капитализма и связанных с ним революций, конечно). Включая обязательное «Раздавить гадину!», без чего невозможно освоение европейской науки, и самостоятельное воспроизводство научных кадров, а одной техникой для развития не обойдёшься.
Ведь всякая социальная революция опирается как минимум на 30-60-100 лет напряжённой духовной работы, называемой Просвещением. Оно обнимает период, когда антагонистические противоречия Старого порядка уже достаточно развиты и достаточно явственны, чтобы критические умы, находящиеся на стороне угнетённых, могли их увидеть, описать, показать их губительность и неразрешимость для людей и тем самым родить напряжённое желание нового общества, интенсивные поиски в этом направлении. Но народ пока соглашается мерзость Старого порядка терпеть, в том числе потому, что не понимает ни своего положения, ни реального количества приносимых им жертв.
Они же в развитие были втянуты искусственно, через колониальный захват, так что гнёт был существенно большим, чем в передовой Европе (и это ещё мягко сказано), а возможность понимания - много меньшей. Слишком многие национально-освободительные движения задачу Просвещения не только не ставили, но даже и не задумывались над ней, поскольку рассматривало местные религии и аборигенные обычаи как часть «национальных особенностей», которые надо культивировать, тогда как с точки зрения Просвещения это во многом дикость, которую следует искоренять.
См. « Интернационализм и гуманизм» т.Филимонова. Неполноправие женщины и его продолжение в крепостничестве/работорговле, кастовый строй, всеобщая вера в бога, духов, ведовство и колдовство; обожествление высшего с простиранием ниц низшего ради самой пустячной просьбы здесь наиболее показательные характеристики традиционного общества, которые должны быть искоренены и изжиты. [Есть и другие, тихие мерзости традиционного общества, о которых не говорят, но которые столь же нетерпимы].
Социальное освобождение человека общественного немыслимо, пока человек индивидуальный всецело находится во власти религиозных предрассудков или в личной власти другого человека, а то и другое - квинтэссенция традиционализма. Поэтому Просвещение было реализовано только там, где стержнем национально-освободительного движения были коммунисты (КНР и СРВ), где компартии были гегемонами ещё на этапе «широкой антиимпериалистической борьбы» (что отмечал в своих записях Че Гевара). В какой-то степени это же делали Гоминьдан и ИНК (тогда как в соседнем Пакистане преодоление пережитков средневековья в 40-50-е годы предполагалось, но так и осталось на бумаге, чему сейчас пожинаем плоды).
С 1990-х гг. положение резко ухудшилось - практически все национально-освободительные движения (как борющиеся, так и победившие, и управляющие соответствующими национальными государствами), ставят пережитки средневековья во главу угла и видят в них основу национальности (особенно те, что основаны на религии), вместо того, чтобы бороться с ними. Во многом это связано с гибелью СССР и мирового коммунизма, поскольку именно учёба и работа в соцстранах как-то распространяла идеи Просвещения среди кадров национально-освободительных движений, тогда как Западу это было делать невыгодно - он неизменно поддерживал реакционеров и традиционалистов, каковыми были в основном получившие западное образование. Поскольку победила именно эта сторона, бывшие национально-освободительные движения активно усваивают тот же стиль. - В.К.].
Вернёмся к Африке. Из модуса операнди, воспитанного в «туземных школах», следуют и преобладание насилия над убеждением (а тем более просвещением) в политической практике как партии вождей, так и партии интеллигенции, отсюда полритизация этнического фактора как способ одолеть в их борьбе друг с другом, вместо собственно идейной борьбы. И то, что Африка сейчас - наиболее религиозный континент, тоже берёт своё начало отсюда. См. подробнее часть 3.
В 1922-1923 гг., ещё до официального введения Великобританией политики косвенного управления в Танганьике, её первый губернатор Х. Биатт на этом посту как одну из основных задач считал «научить местных жителей обращаться к своим вождям за разрешением многочисленных споров». Д. Камерон, сменивший Х. Биатта на этом посту, писал: «Если африканец не заплатил налога или не вышел на общественные работы и т.д., то его подвергали телесному наказанию не за то, что он не заплатил налога или не вышел на общественные работы, а за ослушание распоряжения вождя или деревенского старосты. И если бы я прекратил телесные наказания за неуплату налога, то вскоре было бы невозможно его собирать».
Естественным результатом проводимой политики было освобождение вождя от жёсткого контроля, который общество осуществляло за его деятельностью в доколониальный период, и одновременно резкое усиление их власти над населением. В колониальное время деградировали те институты традиционного общества, которые осуществляли контроль над вождём; так, вожди, действовавшие в рамках «туземных властей», перестали удостаивать своим посещением традиционные собрания, на которых раньше они доводили до народа свои указы. Не выполняя своих традиционных обязательств, вожди, однако, активно использовали привилегии, которыми их наделило общество в предколониальный период в собственных корыстных интересах. Например, эксплуатируя традицию общественных работ на полях верховного вождя (которые были ликвидированы в самом начале колонизации), местные вожди требовали обработки и своих полей, урожай с которых использовали для личного обогащения [217, стр. 91].
Чиновники администрации пытались как-то ограничивать подобные ухватки вождей - они же должны работать на них, а не на себя! - но этот контроль был сугубо неэффективен. Согласно В.К.Карпову, исследовавшему проблемы, связанные с косвенным управлением в Танганьике (1918-1939 гг.), несмотря на ежемесячные проверки, внезапные ревизии и пр., «туземные власти» продолжали злоупотреблять своим положением. Он, в частности, пишет: «Ни жёсткий контроль, ни тюремное заключение, ни лишение титула вождя или старосты не могли остановить злоупотреблений родо-племенной верхушки». (169-179)
Именно по этой причине политика «косвенного управления» и потерпела крах - сперва как система управления, а потом как политика. В силу вышеперечисленных сбоев не работал канал обратной связи от управляемого населения, плохо доходила информация о реакции африканского общества на мероприятия колонизаторов. Уже в 1938 году англичане попытались ввести в практику перемещение вождей в другие районы, а в 1952 году все наследственные правители были смещены и на их место были поставлены чужаки из числа африканцев.
Причём, если основные массы населения жили в условиях натурального хозяйства, образ жизни «туземных властей» в этот период во многом стал определяться рыночными отношениями, представленными в европейском секторе экономики. Заметим, что и колониальная судейская система, которая теоретически была также ориентирована на осуществление функций обратной связи, их не выполнила. В частности, она предусматривала в качестве высшей судебной инстанции суд европейцев, который обязан был рассматривать апелляции, поступившие из «туземных судов», что должно было обеспечить движение осведомительной информации в центральные органы.
Однако практика показывала, что апелляции очень редко поступали из «туземных судов» в суды белой администрации, воспринимаемые местным населением как чужие, поскольку оно не понимало тех актов и директив, которыми эти суды руководствовались в своей деятельности. Согласно Г.Брауну, хехе боялись обращаться к суду европейцев, если даже они осознавали несправедливость решения суда вождя. В качестве реакции на слабую информационную сопряжённость, которую обеспечивали официальные управленческие структуры между иерархией и общиной в системе колониального общества, можно рассматривать возникновение неформального института так называемых «брокеров». П.Н.Лебедев отмечает: «В тех случаях, когда формальная структура органа управления не вполне отвечает его задачам или им не соответствует подбор и расстановка должностных лиц, как правило, ответной реакцией органа в целом на эти несоответствия является образование неформальной структуры».
«Брокеры» - это люди из числа местного населения, которые в силу тех или иных причин, связанных прежде всего с особенностями их индивидуального жизненного опыта, довольно свободно ориентировались как в традиционной системе ценностей, так и в правовой культуре колонизаторов. Обладая этой информацией, они за определённую мзду помогали местным жителям корректировать своё поведение в соответствии с новыми нормами, оптимально используя их для удовлетворения своих жизненных нужд. Они разъясняли, например, каково должно быть поведение в той или иной жизненной ситуации, помогали правильно составить различные бюрократические документы для органов колониальной администрации - справки, петиции, апелляции и т.д. Почти всегда они были «выпавшими» из туземного общества, «своими» же для белых они сать не могли.
Ущербность созданной англичанами системы проявилась в полную силу уже в 30-х годах нынешнего столетия. Именно как попытку искусственным образом решать проблемы, связанные с колониальным управленческим процессом, а если выражаться точнее, проблемы обратных связей мы можем рассматривать внедрение англичанами в административную структуру антропологов-профессионалов. Использование антрополога в качестве механизма обратной связи нашло отражение, в частности, и во взглядах Б.Малиновского. Он писал, например, «Администратор должен сформулировать, какие знания ему необходимы по первобытному праву, экономике, обычаям и институтам. Затем он должен направить научную деятельность антрополога в нужном направлении и тем самым заполучить информацию, без которой он вынужден действовать на ощупь».
Читать дальше