Про обывателей
Не секрет, что общим знаменателем едва ли не каждого мировоззрения, основанного на стремлении к некоему идеалу, является неприязнь к обывателю, что слово «мещанство» - худшее ругательство в устах любого идеалиста, не смирившегося с несовершенством мира. Для адепта же любой революционной идеологии обыватель - объект непримиримой ненависти, явление, которому в грядущем идеальном обществе нет и не может быть места.
Но при этом как только революционерам выпадает шанс реализовать свою мечту - обыватель внезапно становится теснейшим их союзником.
Казалось бы, что может быть более враждебно обывательщине, чем лежащая в основе Третьего рейха идея рождения сверхчеловека. Однако опорой нацистского режима стал недалекий и туповатый сытый бюргер, тот самый, который в двадцатых годах презрительно фыркал при виде марширующих штурмовиков, называя их клоунами. Антимещанский пафос большевиков достигал немыслимого накала и в официальных декларациях сохранился вплоть до самого краха СССР, однако уже с конца тридцатых густопсово обывательская мораль с ее культом стабильности, «крепкой семьи», «традиционных ценностей» и неприятием всего нового и чужого становится негласной официальной идеологией. С другой стороны - в девяностые годы едва ли не все массовые СМИ насаждали настоящий культ мещанства, проповедуя, что жить надо лишь для себя, для простых будничных радостей и наслаждений, а всевозможные «измы» и идеалы - сплошной обман и лицимерие. Однако обыватель в массе своей тогда отнюдь не жаловал прославлявший его режим, ностальгировал по сытому и стабильному прошлому и на чем свет стоит ругал президента и правительство.
Причина подобного парадокса в том, что обыватель бывает разным. Один, слыша, как некто с горящими глазами сетует на бесплодность своей борьбы с косностью и ограниченностью окружающего мира, пожмет плечами, усмехнется, допьет из своего бокала остатки пива и пойдет смотреть футбол или «Дом-2». Другой же, яростно брызжа слюной, начнет визжать о несомой оратором угрозе общественным устоям и немедленно сообщит куда надо об опасном бунтаре. Цель любого обывателя - «просто жить». Но один живет себе и живет, как птичка божья наслаждаясь радостями каждого дня, и не думая ни о чем, что может смутить его душу. Другой же основывает на этом «просто жить» идеологию, цель которой - оградить общество от потрясений. Идеология эта четкая, ясная и немудреная, не терпящая инакомыслия и беспощадная к своим врагам. При ее господстве исповедующий ее мещанин живет легко, счастливо и уверено, а положение любого идеалиста превращается в ад (положение обывателя первого типа, надо сказать, тоже не очень комфортно - ведь он до мозга костей гедонист, а идеология воинствующего мещанства сковывает волю к наслаждениям «традиционной моралью»).
Нельзя не заметить, что второй тип обывателя неизмеримо опаснее и отвратительнее первого. Обыватель-гедонист по сути безвреден, неагрессивен, никому ничего не стремится навязывать и ненависть к нему не имеет никаких оснований кроме иррациональной страсти видеть всех подобными себе. В то же время, именно этот тип обывателя больше всего страдает при навязывании обществу антимещанского пафоса. Идейный же обыватель при этом озлобляется, яростно отстаивает свою проверенную веками мещанскую мораль и в конце концов неизменно выходит победителем, так как любая власть имманентно нуждается в стабильности, и, изжив революционный пафос, идет обывателю навстречу. В результате влияние и могущество идейного обывателя лишь возрастает. К нему примыкают бывшие обыватели-гедонисты, будучи загнанными в угол воинствующими антимещанами, нуждающиеся в оправдании своей узости и ограниченности; а также бывшие антимещане-идеалисты, сломленные неудачами, стремящиеся приблизить свои идеалы к «народу», разбавив их «традиционными ценностями».
Обыватели, видимо, всегда составляли и будут составлять большинство человечества. Изменить положение едва ли возможно, да и не нужно - кто-то должен ведь делать каждодневную неинтересную, монотонную, но необходимую работу, за которую ни за что не возьмется ни один искатель истины. Но ни в коем случае не следует позволять обывателям задавать тон в обществе. Хочешь «просто жить»- вот и живи себе на здоровье, а рассуждения о морали, общественном благе и назначении человечества оставь тем, для кого источником мнения об этих материях стала не «житейская мудрость», а собственные выстраданные умозаключения.
via anglares
Но при этом как только революционерам выпадает шанс реализовать свою мечту - обыватель внезапно становится теснейшим их союзником.
Казалось бы, что может быть более враждебно обывательщине, чем лежащая в основе Третьего рейха идея рождения сверхчеловека. Однако опорой нацистского режима стал недалекий и туповатый сытый бюргер, тот самый, который в двадцатых годах презрительно фыркал при виде марширующих штурмовиков, называя их клоунами. Антимещанский пафос большевиков достигал немыслимого накала и в официальных декларациях сохранился вплоть до самого краха СССР, однако уже с конца тридцатых густопсово обывательская мораль с ее культом стабильности, «крепкой семьи», «традиционных ценностей» и неприятием всего нового и чужого становится негласной официальной идеологией. С другой стороны - в девяностые годы едва ли не все массовые СМИ насаждали настоящий культ мещанства, проповедуя, что жить надо лишь для себя, для простых будничных радостей и наслаждений, а всевозможные «измы» и идеалы - сплошной обман и лицимерие. Однако обыватель в массе своей тогда отнюдь не жаловал прославлявший его режим, ностальгировал по сытому и стабильному прошлому и на чем свет стоит ругал президента и правительство.
Причина подобного парадокса в том, что обыватель бывает разным. Один, слыша, как некто с горящими глазами сетует на бесплодность своей борьбы с косностью и ограниченностью окружающего мира, пожмет плечами, усмехнется, допьет из своего бокала остатки пива и пойдет смотреть футбол или «Дом-2». Другой же, яростно брызжа слюной, начнет визжать о несомой оратором угрозе общественным устоям и немедленно сообщит куда надо об опасном бунтаре. Цель любого обывателя - «просто жить». Но один живет себе и живет, как птичка божья наслаждаясь радостями каждого дня, и не думая ни о чем, что может смутить его душу. Другой же основывает на этом «просто жить» идеологию, цель которой - оградить общество от потрясений. Идеология эта четкая, ясная и немудреная, не терпящая инакомыслия и беспощадная к своим врагам. При ее господстве исповедующий ее мещанин живет легко, счастливо и уверено, а положение любого идеалиста превращается в ад (положение обывателя первого типа, надо сказать, тоже не очень комфортно - ведь он до мозга костей гедонист, а идеология воинствующего мещанства сковывает волю к наслаждениям «традиционной моралью»).
Нельзя не заметить, что второй тип обывателя неизмеримо опаснее и отвратительнее первого. Обыватель-гедонист по сути безвреден, неагрессивен, никому ничего не стремится навязывать и ненависть к нему не имеет никаких оснований кроме иррациональной страсти видеть всех подобными себе. В то же время, именно этот тип обывателя больше всего страдает при навязывании обществу антимещанского пафоса. Идейный же обыватель при этом озлобляется, яростно отстаивает свою проверенную веками мещанскую мораль и в конце концов неизменно выходит победителем, так как любая власть имманентно нуждается в стабильности, и, изжив революционный пафос, идет обывателю навстречу. В результате влияние и могущество идейного обывателя лишь возрастает. К нему примыкают бывшие обыватели-гедонисты, будучи загнанными в угол воинствующими антимещанами, нуждающиеся в оправдании своей узости и ограниченности; а также бывшие антимещане-идеалисты, сломленные неудачами, стремящиеся приблизить свои идеалы к «народу», разбавив их «традиционными ценностями».
Обыватели, видимо, всегда составляли и будут составлять большинство человечества. Изменить положение едва ли возможно, да и не нужно - кто-то должен ведь делать каждодневную неинтересную, монотонную, но необходимую работу, за которую ни за что не возьмется ни один искатель истины. Но ни в коем случае не следует позволять обывателям задавать тон в обществе. Хочешь «просто жить»- вот и живи себе на здоровье, а рассуждения о морали, общественном благе и назначении человечества оставь тем, для кого источником мнения об этих материях стала не «житейская мудрость», а собственные выстраданные умозаключения.
via anglares