Размышления об Инсарове
Инсаров по мотивам гораздо ближе к феминисткам, чем к обычным социальным революционерам. И у феминисток, и у Инсарова протест не социальный, а скорей биологический. И он, и они изначально недовольны не устройством общества, а тем, какими их создала природа.
Феминисток она создала биологически предназначенными для продолжения рода - роль крайне важная, но и крайне тяжелая и при этом непрестижная. Когда-то она, напротив, была наиболее почетной, и первые статуэтки изображали не мускулистых мужиков с большими мечами, а сисястых баб с большими животами, отвисшими от многократной беременности. Со временем все изменилось, и причина этих перемен чисто социально-экономическая - частная собственность ставит беременную или уже родившую женщину в зависимость от содержателя. Но феминисток волнуют не причины, а следствие - им хочется вынашивать не плод в утробе, а великие идеи в головах, погибать не от родильной горячки, а от оружия на поле боя, потому что это - престижней. Наиболее умные из них мечтают о том, времени, когда наука позволит выводить детей в инкубаторах. Не будем выяснять, насколько их желания справедливы и обоснованы, заметим только, что занятие женщин военной службой, а мужчин - подтиранием задниц детям само по себе не сделает последнее занятие более престижным, чем первое, оно уничтожит жесткую связь дискриминации с полом, но не саму дискриминацию. С инкубаторами сложнее, поэтому оставим их за скобками (ибо статья не об этом) и вернемся к нашему Инсарову.
Инсарова природа создала слабым здоровьем и телом. Вообще понятие силы и слабости, если понимать их в широком смысле слова, а не только как силу мускулов, весьма размыто - то, что в одной ситуации - сила, в другой - слабость, а слабость в одном, может компенсироваться силой в другом и даже способствовать развитию этой силы. Например, слепота может способствовать развитии слуха, а человек, неидеально различающий звуки и вместо «Антилопа-гну с рогами» слышащий: «Панты слопав, гнус рыгает», может благодаря этому находить прекрасные рифмы. На этом в значительной мере основана биологическая эволюция - проигрывая в одном, организм развивает что-то другое. А что в итоге лучше: одно или другое, сказать нельзя - вспомним анекдот про чемпиона по боксу и чемпиона по бегу. И то, что в современном обществе способность набить кому-то морду и «отжать» некую ценность уважается больше, чем способность эту ценность создать, тоже связано с социальным устройством общества, а не с природой. Однако Инсаров недоволен природой и хочет бороться с ней. Капитализм не нравится ему не тем, что противоречит человеческой природе, а тем, что «недостаточно прогрессивен» и не позволяет «покорять природу» достаточно быстро. Мысль о необходимости «борьбы с природой», «покорения природы» повторяется Инсаровым постоянно, как римским сенатором - мысль о необходимости разрушения Карфагена, только вместо одной и той же фразы: «Природа должна быть покорена!» Инсаров каждый раз использует новую фразу, отличную от вышеупомянутой по форме, но совпадающую по содержанию.
Между тем, как любой человек, Инсаров - часть природы. А чтобы бороться против того, частью чего ты являешься, надо либо перестать считать себя частью, противопоставить, как шекспировский Ричард III человечеству («Один я!») или выкрест - евреям («Вы - жиды, а я - православный!»), либо быть мазохистом. Исаров из этих двух путей выбирает оба.
С одной стороны он пытается противопоставить человека всему живому - унаследованная марксизмом давняя традиция, восходящая к авраизму, где человек - образ и подобие божие. С точки зрения вульгарного марксизма, между социальным и биологическим нет никакой связи, социальные процессы основаны исключительно на развитии производительных сил и присущи только человеческому обществу. Инсарову это близко, именно поэтому ему так неприятен Кропоткин, заявивший о связи между биологическим и социальным и о том, что социальная организация присуща не только человеку.
С другой - он н настолько глуп, чтобы не понимать, что, «если бы дворяне рождались со шпорами на ногах, а крестьяне - с седлами на спинах», то последние не восставали бы против феодального гнета ни при каком уровне производительных сил (или, говоря современным языком, технологий), тогда как в человеческом обществе они восставали при любом уровне, другое дело, что не при любом эти восстания побеждали. Иными словами, биология человека так же влияет на социальные процессы, как и уровень развития технологий, и Инсаров это понимает или, во всяком случае, чувствует. Значит, бороться с природой он может, только будучи мазохистом.
Мазохизм у Инсарова развит до суицидальности. Отсюда и его постоянные рассуждения о том, что ближайшая великая революция, как и предыдущие, закончится не коммунизмом, а перерождением, диктатурой и «новым тридцать седьмым» в котором погибнут честные фанатики, уступив место мерзавцам, и лишь следующая великая революция приведет к коммунизму. Это утверждение предполагалось внести в программу, в манифест одной из организаций, утверждаю это как член (оной). Иными словами, он хочет быть е первым победителем, а последним побежденным.
Учитывая, что мазохизм в человеке, как правило, сочетается с садизмом, а сицидальность - с некрофилией, и то, что некрофилия проявляется не только в любви к поторшению, но и в любви ко всем искусственному: к асфальтово-бетонным джунглям, к стальным механизмам и прочая, и прочая - учитывая все это, можно понять, что душевный настрой Инсарова вполне гармонирует с его взглядами.
Я не собираюсь тут заниматься психоанализом Инсарова, отмечу только, что он находил в себе силы справиться с этими аномалиями если не полностью, то почти полностью. И именно в это время он по своим взглядам настолько приблизился к анархизму, что стал неотличим от анархиста, да, пожалуй, и стал анархистом, хотя и не признал этого сам и вряд ли когда признает.
У меня есть все основания полагать, что и возвращение Инсарова в лоно ленинизм связано с рецидивом садо-мазохизма, хотя, если это и так, то это, безусловно, не единственная причина его столь быстрого возвращения. На него, например, безусловно, повлияла революция на Украине, вселившая в него искреннюю веру в то, что время буржуазных революций еще не прошло, хотя ранее он столь же искренне утверждал обратное. Увы, как показывает практика, тогдашний Инсаров, хоть и ошибался, однако был недалек от истины - буржуазная революция возможна и сейчас, вот только по своим итогам она так же ничтожна в сравнении с революциями прошлого, как современные ящерицы - с мезозойскими ящерами. Трагедия повторилась в фарсе и украинская революция 2013-2014, своей идеологией напоминающая Великую Французскую, не породила ни своего Дантона, ни своего Робеспьера, ни своего Марата, а своего Сен-Жюста отправила к праотцам, не дав прийти к власти.
Как бы то ни было, но задний ход Инсарова просто не мог не сказаться на качестве его статей. Ленинизм, при всей своей претензии на научность, на деле просто не может обойтись без подтасовок и передергиваний: подмены понятий; отстаиванию взаимоисключающихся утверждений; расплывчатости терминологии; объединению того, что следует разделять и разделению того, что следует объединять и тому подобным безобразиям, и Инсаров будет вынужден допускать у себя все это, да уже и счас допускает по мелочам. При этом он сохранил талант публициста и способность хорошо подмечать слабые места своих противников, поэтому, вполне возможно, кому-то и сегодняшний Инсаров на общем фоне покажется акулой пера - на безрыбье и рак - рыба. Но лично у меня, помнящего время, когда Инсаров действительно был титаном, когда он мог писать, не обходя «неудобные вопросы» и не лукавя ни пред другими, ни перед самим собой, Инсаров, ставший раком или даже омаром, восхищения не вызывает - все познается в сравнении, а сравниваю я Инсарова сегодняшнего с Инсаровым тех времен, когда он был моим единомышленником или, во всяком случае, достаточно близким мне по взглядам. У меня еще есть надежда на то, что Инсаров стал раком не навсегда, что он перестанет пятиться, включит переднюю передачу и снова станет крупной рыбой, но уверенности в этом у меня нет.
Если этого не произойдет, то Инсаров окажется в сложном положении - практика показывает, что чрезмерное вмешательство бюрократии в экономику может быть полезным только на короткое время, в долгосрочной перспективе такая экономика проигрывает экономике с умеренным вмешательством или вообще без оного. Однако либеральный капитализм для Инсарова с его некрофило-суицидальностью плох именно недостаточной беспардонностью; Инсаров может быть ленинистом, чучхеистом, перонистом, муссоиниевцем, но только не либералом - он презирает либералов, как грабитель презирает жуликов.
Это противоречие можно скрыть от других, но нельзя скрыть от себя. Герой романа А.Бека «Новое назначение» в подобной ситуации получил «сшибку» (сбой работы механизма в результате попытки выполнить две взаимоисключающие команды) и как последствие оной - рак. Учитывая суицидальность Инсарова, можно допустить, что ему именно такой конец представляется наиболее приятным и привлекательным, что он будет безумно рад кончить раком. Однако лично я бы предпочел, чтобы Инсаров кончил иначе, и искренне желаю ему другого конца. Хотя, решать, конечно, Инсарову. В конце концов, это его конец, а не мой. На том и закончу.
Феминисток она создала биологически предназначенными для продолжения рода - роль крайне важная, но и крайне тяжелая и при этом непрестижная. Когда-то она, напротив, была наиболее почетной, и первые статуэтки изображали не мускулистых мужиков с большими мечами, а сисястых баб с большими животами, отвисшими от многократной беременности. Со временем все изменилось, и причина этих перемен чисто социально-экономическая - частная собственность ставит беременную или уже родившую женщину в зависимость от содержателя. Но феминисток волнуют не причины, а следствие - им хочется вынашивать не плод в утробе, а великие идеи в головах, погибать не от родильной горячки, а от оружия на поле боя, потому что это - престижней. Наиболее умные из них мечтают о том, времени, когда наука позволит выводить детей в инкубаторах. Не будем выяснять, насколько их желания справедливы и обоснованы, заметим только, что занятие женщин военной службой, а мужчин - подтиранием задниц детям само по себе не сделает последнее занятие более престижным, чем первое, оно уничтожит жесткую связь дискриминации с полом, но не саму дискриминацию. С инкубаторами сложнее, поэтому оставим их за скобками (ибо статья не об этом) и вернемся к нашему Инсарову.
Инсарова природа создала слабым здоровьем и телом. Вообще понятие силы и слабости, если понимать их в широком смысле слова, а не только как силу мускулов, весьма размыто - то, что в одной ситуации - сила, в другой - слабость, а слабость в одном, может компенсироваться силой в другом и даже способствовать развитию этой силы. Например, слепота может способствовать развитии слуха, а человек, неидеально различающий звуки и вместо «Антилопа-гну с рогами» слышащий: «Панты слопав, гнус рыгает», может благодаря этому находить прекрасные рифмы. На этом в значительной мере основана биологическая эволюция - проигрывая в одном, организм развивает что-то другое. А что в итоге лучше: одно или другое, сказать нельзя - вспомним анекдот про чемпиона по боксу и чемпиона по бегу. И то, что в современном обществе способность набить кому-то морду и «отжать» некую ценность уважается больше, чем способность эту ценность создать, тоже связано с социальным устройством общества, а не с природой. Однако Инсаров недоволен природой и хочет бороться с ней. Капитализм не нравится ему не тем, что противоречит человеческой природе, а тем, что «недостаточно прогрессивен» и не позволяет «покорять природу» достаточно быстро. Мысль о необходимости «борьбы с природой», «покорения природы» повторяется Инсаровым постоянно, как римским сенатором - мысль о необходимости разрушения Карфагена, только вместо одной и той же фразы: «Природа должна быть покорена!» Инсаров каждый раз использует новую фразу, отличную от вышеупомянутой по форме, но совпадающую по содержанию.
Между тем, как любой человек, Инсаров - часть природы. А чтобы бороться против того, частью чего ты являешься, надо либо перестать считать себя частью, противопоставить, как шекспировский Ричард III человечеству («Один я!») или выкрест - евреям («Вы - жиды, а я - православный!»), либо быть мазохистом. Исаров из этих двух путей выбирает оба.
С одной стороны он пытается противопоставить человека всему живому - унаследованная марксизмом давняя традиция, восходящая к авраизму, где человек - образ и подобие божие. С точки зрения вульгарного марксизма, между социальным и биологическим нет никакой связи, социальные процессы основаны исключительно на развитии производительных сил и присущи только человеческому обществу. Инсарову это близко, именно поэтому ему так неприятен Кропоткин, заявивший о связи между биологическим и социальным и о том, что социальная организация присуща не только человеку.
С другой - он н настолько глуп, чтобы не понимать, что, «если бы дворяне рождались со шпорами на ногах, а крестьяне - с седлами на спинах», то последние не восставали бы против феодального гнета ни при каком уровне производительных сил (или, говоря современным языком, технологий), тогда как в человеческом обществе они восставали при любом уровне, другое дело, что не при любом эти восстания побеждали. Иными словами, биология человека так же влияет на социальные процессы, как и уровень развития технологий, и Инсаров это понимает или, во всяком случае, чувствует. Значит, бороться с природой он может, только будучи мазохистом.
Мазохизм у Инсарова развит до суицидальности. Отсюда и его постоянные рассуждения о том, что ближайшая великая революция, как и предыдущие, закончится не коммунизмом, а перерождением, диктатурой и «новым тридцать седьмым» в котором погибнут честные фанатики, уступив место мерзавцам, и лишь следующая великая революция приведет к коммунизму. Это утверждение предполагалось внести в программу, в манифест одной из организаций, утверждаю это как член (оной). Иными словами, он хочет быть е первым победителем, а последним побежденным.
Учитывая, что мазохизм в человеке, как правило, сочетается с садизмом, а сицидальность - с некрофилией, и то, что некрофилия проявляется не только в любви к поторшению, но и в любви ко всем искусственному: к асфальтово-бетонным джунглям, к стальным механизмам и прочая, и прочая - учитывая все это, можно понять, что душевный настрой Инсарова вполне гармонирует с его взглядами.
Я не собираюсь тут заниматься психоанализом Инсарова, отмечу только, что он находил в себе силы справиться с этими аномалиями если не полностью, то почти полностью. И именно в это время он по своим взглядам настолько приблизился к анархизму, что стал неотличим от анархиста, да, пожалуй, и стал анархистом, хотя и не признал этого сам и вряд ли когда признает.
У меня есть все основания полагать, что и возвращение Инсарова в лоно ленинизм связано с рецидивом садо-мазохизма, хотя, если это и так, то это, безусловно, не единственная причина его столь быстрого возвращения. На него, например, безусловно, повлияла революция на Украине, вселившая в него искреннюю веру в то, что время буржуазных революций еще не прошло, хотя ранее он столь же искренне утверждал обратное. Увы, как показывает практика, тогдашний Инсаров, хоть и ошибался, однако был недалек от истины - буржуазная революция возможна и сейчас, вот только по своим итогам она так же ничтожна в сравнении с революциями прошлого, как современные ящерицы - с мезозойскими ящерами. Трагедия повторилась в фарсе и украинская революция 2013-2014, своей идеологией напоминающая Великую Французскую, не породила ни своего Дантона, ни своего Робеспьера, ни своего Марата, а своего Сен-Жюста отправила к праотцам, не дав прийти к власти.
Как бы то ни было, но задний ход Инсарова просто не мог не сказаться на качестве его статей. Ленинизм, при всей своей претензии на научность, на деле просто не может обойтись без подтасовок и передергиваний: подмены понятий; отстаиванию взаимоисключающихся утверждений; расплывчатости терминологии; объединению того, что следует разделять и разделению того, что следует объединять и тому подобным безобразиям, и Инсаров будет вынужден допускать у себя все это, да уже и счас допускает по мелочам. При этом он сохранил талант публициста и способность хорошо подмечать слабые места своих противников, поэтому, вполне возможно, кому-то и сегодняшний Инсаров на общем фоне покажется акулой пера - на безрыбье и рак - рыба. Но лично у меня, помнящего время, когда Инсаров действительно был титаном, когда он мог писать, не обходя «неудобные вопросы» и не лукавя ни пред другими, ни перед самим собой, Инсаров, ставший раком или даже омаром, восхищения не вызывает - все познается в сравнении, а сравниваю я Инсарова сегодняшнего с Инсаровым тех времен, когда он был моим единомышленником или, во всяком случае, достаточно близким мне по взглядам. У меня еще есть надежда на то, что Инсаров стал раком не навсегда, что он перестанет пятиться, включит переднюю передачу и снова станет крупной рыбой, но уверенности в этом у меня нет.
Если этого не произойдет, то Инсаров окажется в сложном положении - практика показывает, что чрезмерное вмешательство бюрократии в экономику может быть полезным только на короткое время, в долгосрочной перспективе такая экономика проигрывает экономике с умеренным вмешательством или вообще без оного. Однако либеральный капитализм для Инсарова с его некрофило-суицидальностью плох именно недостаточной беспардонностью; Инсаров может быть ленинистом, чучхеистом, перонистом, муссоиниевцем, но только не либералом - он презирает либералов, как грабитель презирает жуликов.
Это противоречие можно скрыть от других, но нельзя скрыть от себя. Герой романа А.Бека «Новое назначение» в подобной ситуации получил «сшибку» (сбой работы механизма в результате попытки выполнить две взаимоисключающие команды) и как последствие оной - рак. Учитывая суицидальность Инсарова, можно допустить, что ему именно такой конец представляется наиболее приятным и привлекательным, что он будет безумно рад кончить раком. Однако лично я бы предпочел, чтобы Инсаров кончил иначе, и искренне желаю ему другого конца. Хотя, решать, конечно, Инсарову. В конце концов, это его конец, а не мой. На том и закончу.