Феогнид, 885-1230
Феогнид, 885-1230
(885-886)
Мир и богатство да пребудут в городе - [время], когда я с другими
гуляю, по злой войне не скучая.
(887-890)
Не слишком-то слушай зычный голос глашатая,
ибо не отеческую мы землю защищаем.
Впрочем, стыдно, будучи рядом и на быстроногих
конях, не взглянуть на слезную войну.
(891-894)
Где же мужество? сгинул Керинф, вырезают
виноградный добрый Лелант,
и бегут добрые, а дурные правят городом -
так погуби же, 3евс, дом Кипселидов!
(895-896)
Ничего лучше ясного суждения не имеет муж в себе,
и ничего, Кирн, больнее безрассудства.
(897-900)
Кирн, если за все на людей смертных гневаться,
узнавать, какой у каждого в груди ум,
и кто что содеял справедливо или несправедливо, -
великая была бы беда для смертных.
(901-902)
Один получше, другой хуже в своем деле,
но никто из людей не умудрен на все.
(903-932)
Кто на расход не охоч, а до денег охотник,
высокой доблестью для понимающих наделен,
потому как коли можно было б увидеть конец жизни,
когда, ее закончив, надлежит перейти в Аид,
тогда уж верно тот, кому дольше ждать своего срока,
больше бы приберегал, что у него есть.
Только нельзя [это], как это мне ни прискорбно,
как ни уязвлен я в душе, как дух ни противится.
Стою на распутье: две предо мною дороги,
размышляю, которая лучше:
не транжиря, провести жизнь в скудости
или жить сладко, мало что делая.
Видел я одного, что сберегал, и, богатый, никогда желудку
еды пристойной не давал,
однако, ничего не добившись, в чертоги Аида спустился,
а деньги достались кому попало -
зря наживал и не передал, кому хотел….
И другого я видел: тот желудок улещивал -
и, деньги протратив, сказал: «Усладил себя и съезжаю».
Теперь у друзей просит, чуть кого завидит.
Потому всего лучше, Демокл, по деньгам
мерить траты свои и усилия:
потрудившись, не отдашь ты свои труды другому,
и не дойдешь, попрошайничая, до раболепия;
не разбегутся все твои деньги под старость,
а ведь с этими людьми лучше уж деньги иметь!
Потому как, если богат, друзей много, а бедствуешь -
меньше, и тот же самый, ты уж не в том достоинстве.
Приберегать потому лучше, что и мертвого не оплачет
никто, пока не увидит, что деньги [от него] остались.
(933-938 )
Мало кому из людей доблесть и красота сопутствуют,
и счастливец, кто получил и ту и другую.
«Все его почитают; и молодые сверстники
ему дают дорогу, а то и старшие.
Старея, он приметен среди сограждан, и никто по справедливости
ему не повредит и по уважительности».
(939-942)
Не могу голосом звонким петь, словно соловей, -
я ж и прошлую ночь разгуливался шумно,
на флейтиста валить не стану - просто меня приятель
превосходит, наукою не обделен.
(943-948 )
Песнь заведу, поближе к флейтисту ставши
справа, да богам помолюсь бессмертным.
IIойду по прямой черте, никуда с пути не уклоняясь,
да будут безупречны все мои помыслы:
послужу отечеству, городу пышному, к народу
не сворачивая и мужей не слушаясь неправедных.
(949-954)
Словно лев, в силе уверенный, молодую лань
лапами задрав - крови я не напился;
на высокие стены [с боем] взойдя - града не опустошил,
коней запряг, а на колесницу не взошел;
содеяв, не содеял, и не совершил, совершив,
не учинил, учиняя, и преуспев, не преуспел.
(955-956)
У благодетельствующего скверным - две беды:
многого лишить себя, а благодарности никакой.
(957-958 )
Если немалым благом я тебя одарил, а ты неблагодарен,
[ну попробуй,] приди-ка еще в дом к нам с нуждою.
(959-962)
Покуда один я из ручья свежего пил,
до чего хороша-сладка мне казалась вода,
а теперь сколько мути - не то вода, не то жижа; нет,
из другого ручья иль реки пить буду.
(963-970)
Никогда не хвали, пока не распознал отчетливо мужа,
каков по складу, по строю и обычаю -
потому как многие прячут ложный, обманный нрав,
прикрывая его мимолетными чувствами,
да только время у всех у них нрав выявляет:
так и я промахнулся сильно в суждении,
поспешил с хвалою, всего твоего нрава не распознав,
а нынче, точно корабль, стою на рейде.
(971-972)
Какая доблесть пить, чтобы состязаться в питье,
если дурной муж часто доброго побеждает?
(973-978 )
Чуть только покроет человека земля,
и сойдет он в Эреб, Персефоны чертоги,
не насладится ни звуком лирным, ни флейтиста игрой,
ни воздыманьем Диониса даров.
Это видя, буду тешить свое сердце, покуда проворны
колени и не дрожит еще голова.
(979-982)
«Ты мне не будь друг на словах, но и на деле»,
руками старайся и деньгами вместе,
и не так, чтобы за чашей словами мой тешить ум,
«а делом являть благо, какое можно».
(983-988 )
Мы в ликованиях юных приютим наш любезный дух,
пока выносит приятные труды наслажденья,
ибо в миг, словно мысль, светлая уносится юность -
даже коней скок не бывает быстрее,
когда несут [в колеснице] анакта-владыку на копьеборное дело
неистово, хлебным наслаждаясь полем.
(989-990)
Когда пьют - пей, а наcытишь свой дух -
пусть никто не узнает, как тебе тяжко.
(991-992)
Иногда порадует дело, а иногда бездействие
досадит, не всякий всегда может.
(993-997)
Положи, Академ, песню завести на день целый,
а наградой - мальчик прекрасноцветущий
тебе или мне, кто победит в бою за мудрость,
и узнаешь, насколько лучше ослов мулы*.
*То есть насколько лучше мальчики женщин. Мальчик как секусальный объект тут сопоставляется с мулом, а женщина - с ослом на основании двух оппозиций: «природное (гетеросексуализм и осел) - искусственно выведенное / заведенное (гомосексуализм и мул; греки, вопреки фактам, полагали, что однополый секс у животных не встречается и является сверх- или противоприродным ухищрением людей)» (1) и «плодовитое (гетеросексуальный секс и осел) - заведомо бесплодное (гомосексуальный секс и мул)» (2).
(998-1002)
Лишь солнце в эфире цельнокопытных коней
окликнет, что дню - половина,
покончим с обедом, благами разными
желудок как душе угодно натешив,
и пусть несет умыванье прочь, а венки - сюда
милая, с тонкими руками девушка-лаконка.
(1003-1012)
«Вот доблесть, вот подвиг у людей наилучший,
его и добиваться мудрому мужу,
вот общая города и народа гордость -
муж, что в землю врос, врагов отражая».
Людям завет общий: пока у человека юности
светлый цветок и в уме здоровые мысли,
нежить себя своим имением, ибо юн не станешь
дважды волей богов и не уйти от смерти
смертным человекам, а злая лезет старость
губительная, хватая за самую макушку.
(1013-1016)
О, блажен и счастлив и богат всякий, без борений
в черный чертог Аида сошедший,
врагов не трепеща, не понужден к злодеянью,
друзей не испытавший, каковы [на деле] их мысли.
(1017-1022)
Вдруг несказуемый пот по мне хлынул -
жутко глядеть на сверстников цветение,
нежных и красивых: ему бы дольше длиться,
«но краткотечна, будто как сон,
бесценная юность, и губительная, безобразная
вдруг над головою нависает старость».
(1023-1024)
Никогда врагам шеи не подставляй под ярмо
тесное, хоть Тмол над головой нависни.
(1025-1029)
Скверные по дрянности своей как-то суетны умом,
а у добрых всегда действия прямее.
И легки же люди на дрянные дела,
трудней, Кирн, доброе дело справить.
(1029-1036)
Будь спокойна, душа, в беде, как бы ни было тяжело,
это у подлых сердце несдержанное.
Неисполнимыми начинаньями не умножай скорбь
злобно не злобись - не докучай друзьям
и врагов не весели. Даяний, что богами назначены,
нелегко убежать смертному мужу,
хоть спустись он до основания порфирных вод,
хоть стереги его непроглядный Тартар.
(1037-1038b)
До чего ж трудно доброго обмануть мужа -
это, Кирн, у меня давно так решено;
и прежде известно было, а теперь еще лучше, -
потому никакой дружбы нет с подлыми.
(1039-1040)
Бессмысленны люди и глупы, что вина
не пьют, когда звезда пришла Пса
(1041-1042)
Эй, флейтиста сюда. У плачущего [врага] давайте
пить, веселиться, его бедами наслаждаясь.
(1043-1044)
Спать! Об охране заботится стража градская
равнинной милой родины нашей.
(1045-1048 )
Зевсом клянусь, да хоть бы кто и улегся, покрывшись,
а нас, гуляк, они приветливо встретит.
Нынче пить-веселиться, беседуя изящно,
а чему быть потом - богов забота.
(1049-1054)
Я тебе так посоветую, словно отец сыну,
отлично, а ты в мысль уложи и в душу:
никогда не спеши дурное сделать - нет, глубоко
в душе обдумай, в добром уме и здравом;
это у сумасбродов душа как на крыльях летает и ум,
а в разум добрый, отличный приводит дума.
(1055-1058 )
В сторону разговоры, давай бери
флейту - помыслим о Музах оба,
это ж они нам дали возлюбленные дары,
тебе да мне, городам соседским на утеху.
(1059-1062)
Уклад каждого, Тимагор, разгадывать, издали
глядя, трудно и тому, кто мудр,
раз у одних богатством зло прикрыто,
у других доблесть - под бедностью жуткой.
(1063-1068 )
Юности - ночь напролет со сверстником спать,
делам вожделения не ставя предела,
с гуляками петь под флейту - и это можно.
Ничего нет, что было б сладостней
мужам, да и женам. Что богатство? стыдливость что?
Bсe превосходят утехи в своем веселье.
(1069-1070b)
Несмысленны люди и глупы: по мертвым воют,
не о цвете, что гибнет, юном;
наслаждайся, дух мой, - скоро уж здесь другие
будут, а я, мертвый, буду черная земля.
(1071-1074)
Кирн, поворотлив и многолик с друзьями будь,
тот принимая уклад, каков сродни каждому:
нынче сюда подавайся, там настройся иначе,
великой доблести выше искушенность.
(1075-1078 )
Деянья несодеянного всего трудней конец
распознать, каким его бог свершить захочет.
Мрак кругом, и покуда не свершится,
непостижны смертным безысходности пределы.
(1079-1080)
Никогда я врага хулить не стану, коль он достойный,
и скверного не похвалю, будь он и друг.
(1081-1082b)
Чревата, Кирн, наша родина, - родит, боюсь, мужа,
наглого, тяжких раздоров вождя.
Граждане - те еще здравы умом, зато вожди
готовы уж впасть во всяческое зло.
(1082c-1084)
«Ты меня не лелей словами, мысли оставляя в стороне,
если меня любишь и верен умом,
ты люби меня чистым умом, а то отрекись,
враждуй, явную затеяв ссору» -
вот как должно достойно помыслы направить
к другу, и так хранить их до конца.
(1085-1086)
Много трудного перенесешь, Демонакт, раз не умеешь
делать то, что тебе не по нраву.
(1087-1090)
Кастор и Полидевк, вы, что в божеском Лакедемоне
живете у Эврота, реки, текущей красиво:
когда другу замыслю зло, пусть на меня же падет!
А он мне - ему вдвое да будет.
(1091-1094)
Худо у меня на душе от нашей любви -
ненавидеть не могу, как и любить,
зная, как тяжко друга ненавидеть,
как тяжко и любить против воли.
(1095-1096)
Другого кого присмотри, а мне нужда какая
это делать? сперва меня за прошлое поблагодари.
(1097-1100)
Я теперь вздымаюсь на крыльях, словно птица
с просторной глади, мужа дурного бежал,
силки порвав. А ты, моей любви себя лишивший,
позже оценишь мою сметливость.
(1101-1104)
Кто бы ни присоветовал и ни велел тебе
удалиться, нашу дружбу бросив, -
наглость и магнесийцев сгубила, и Колофон,
и Смирну, а вас, Кирн, погубит всяко.
(1104a-1106)
Мнения - великая беда людей, наилучшее - опыт,
часто иной добрым слывет, хоть не проверен,
вот если при испытании, когда потрут свинцом, выйдешь
чистое золото, тогда ты всем хорош.
(1107-1108 )
О, как я жалок - врагам потеха,
а друзьям тягостен в жалкости стал.
(1109-1114)
Прежде добрые, Кирн, - нынче дурные, встарь дурные -
нынче добрые. Кто стерпит, на то глядя,
как добрые в бесчестии, а те, кто хуже, получили
честь! и женится на дочери дурного достойный!
Друга друга обманывая, насмехаются друг над другом,
памяти не имея ни о добром, ни о дурном.
(1114а-1114b)
В безысходности ворочаюсь, сердцем терзаясь,
нет, не миновал бедности я мету.
(1115-1122)
Ты, денежный, бедностью меня укорил, но ведь кое-что
есть у меня, а другое сделаю, богам помолившись:
«Богатство, из богов прекраснейшее и вожделеннейшее,
с тобою и дурной достойным становится;
да пребуду еще в юности и да любит Феб-Аполлон меня,
сын Латоны, и 3евс, бессмертных царь,
пока я, праведный, от всяческого зла вдали
юностью и богатством дух согреваю».
(1123-1128 )
О бедах не поминай - мне их словно Одиссею выпало,
что из Аида чертогов великих умел уйти;
он же, духом безжалостный, женихов перебил
радостно Пенелопы, жены законной,
что так уж ждала его, у сына милого живя,
пока он земли и моря сумеречные исходил углы.
(1129-1134)
Напьюсь - и мало мне дела до бедности душегубной
и до мужей враждебных, что меня бранят,
я над юностью милой, оставляющей меня, причитаю
да о тяжкой, что подходит, старости вою.
Кирн, тут друзья, остановим беды начало,
поищем зелий на рану, раз открылась.
(1135-1150)
Надежда - один для людей хороший бог,
прочие на Олимп, все забросив, ушли:
удалилось Верности божество и мужей Скромность,
а вот и Хариты, друг, оставили землю,
Клятвы верные у людей уж не служат правде,
и богов никто не страшится бессмертных;
благочестивых людей сникло племя, ни правил
более не знают, ни благочестия.
Нет, покуда жив и солнца свет видишь,
чествуй богов, с надеждой пребудь,
богам моляся и пышные сжигая бедра.
Надежде первой, ей же последней жертву*.
И помнить, что у неправедных вечно кривой расчет,
бессмертных богов отнюдь не уважают,
вечно их мысли чужим заняты достояньем -
позорный залог дурных деяний.
*Этот текст не противоречит другому тексту Феогнида (637-638 ), где он говорит, что страх и надежда - две тягости, от которых следовало бы избавиться. Там речь шла о надежде как об эмоции, здесь - о надежде как принципиальной воле никогда не сдаваться; поэтому здесь говорится о жертве божеству по имени «Надежда», как бы принимающему такую присягу никогда не сдаваться и одновременно персонифицирующему соответствующую людскую интенцию и способность, а в том стихотворении - лишь о чувстве надежды, сравниваемом с тягостным божеством.
(1151-1152)
Никогда нынешнего друга не бросай и иного не ищи,
скверных людей доверившись речам.
(1153-1156)
«Мне б богатым подальше от злых хлопот
жить безвредно, беды не зная»?
Не жажду богатства, не вымаливаю, мне б
жить скромно, беды не зная!
(1157-1160)
Богатство и мудрость неодолимы для смертных навек,
ибо душу богатством не перекормишь,
точно так и мудрейший мудрости не бежит,
но жаждет, а души ей [все до конца] не наполнит.
(1160а-1160b)
Мужи нынешние - [для такого дела] юнцы, а мне что за нужда
делать это? Сперва меня за прошлое благодари.
(1161-1162)
Лучше ты сокровища не завещай детям, а давай
добрым мужам, Кирн, когда просят.
(1162a-1162f)
Никто не счастлив во всем и совсем, только достойный
смел в беде, ее не показывая,
а подлый ни в удаче не умеет, ни в беде
дух уравнять. Бессмертных подарки
всякие для смертных, бери же смело
дары бессмертных, какие дают.
(1163-1164)
Глаза, и язык, и уши, и ум мужской -
у разумеющих они в груди.
(1164a-1164h)
Таков да будет мой друг, чтобы приятеля
приметив тоску, и тягостного сносил,
словно как брата. Ты это, друг, в душе своей
обдумай, - когда-нибудь помянешь меня.
Искал я да не нашел приятеля верного,
вроде меня, чтоб без обмана совсем;
а пришло испытание - три меня, как злато свинцом,
и объявится наше достоинство.
(1165-1166)
С добрыми водись, а за дурными не гоняйся никогда,
коль далеко ходишь, торгуя.
(1167-1168 )
У добрых достойны ответы, достойны и дела,
а подлые речи дурных ветер уносит.
(1169-1170)
Беда от лжедружбы происходит, это и сам ты узнаешь
хорошенько, обманув великих бессмертных.
(1171-1176)
Боги, Кирн, дают смертным благо мысли,
мыслью человек все пределы объемлет.
О, как блажен, у кого внутри она есть! Сколь она лучше
гордости гибельной и вредоносного пресыщения;
пресыщенье - зло для смертных, хуже и нет,
ибо отсюда, Кирн, идет все злое.
(1177-1178 )
Если мерзких дел ты не претерпел и не содеял,
это великий, Кирн, знак доблести.
(1178a-1178b)
Смелым быть должно мужу, когда тягостная печаль внутри,
да у бессмертных перемены просить.
(1179-1182)
Кирн, богов стыдись и бойся, ибо это мужу
воспрещает нечестивое и в словах, и в делах,
а что ты тирана-людоеда желаешь свалить,
так на это божьего гнева нет.
(1183-1184b)
Никого, Кирн, лучи смертным сияющего солнца
не видят, над кем бы ни нависала брань;
что за ум у наших горожан, не постигаю,
не нравлюсь им, творю ли вред или благо.
(1185-1186)
Хорошо это - ум и язык, да мало кто уродился,
чтоб и тому, и другому быть хозяином.
(1187-1190)
Никто, хоть откупайся, смерти не избежит, и неудачи
трудной, коль преграды не положит судьба.
Даже невзгоды, если уж бог насылает печаль,
смертный хотел бы, да не избегнет дарами.
(1191-1194)
Не жажду на ложе царственном возлежать
мертвый - мне давай-ка живьем хорошего,
для мертвого терние не хуже ковров ничуть,
и доска [все равно -] что жесткая, что мягкая.
(1195-1196)
Богами ложно не клянись, ибо не допустят это
бессмертные, чтоб скрылся [их] должник.
(1197-1206)
Голос, Полипаид, птицы, резко кричащей, я услышал,
той, что смертным весть принесла: пахать время.
Так и ткнуло меня в черное сердце -
моим цветистым другие владеют полем,
и не тащат мои мулы плуг гнутый
из-за другого памятного плавания…
Не пойду, не воззову и не мною у могилы
оплаканный, уйдет муж-тиран под землю!
IIусть и он по смерти моей не тужит
и с ресниц не роняет горючую слезу.
(1207-1208 )
С нашего гулянья не гоним, но и не зовем,
ибо, тягостный, ты мил, когда тебя нет.
(1209-1210)
Я из рода, сияющего [знатностью], [а] живу в Фивах, граде
добростенном, ибо из отеческой прогнали земли.
(1211-1216)
Ты шутя родителей ненароком не трогай милых,
Аргирида, потому - у тебя дни рабства,
а у нас, женщина, много бед, раз мы своей земли
изгнанники, а все не тягостное рабство,
и не продают нас, да и город есть у нас
чудный, что лежит в долине летейской.
(1217-1218 )
Никогда с плачущим сидя смеяться не станем,
собственной, Кирн, удачей услаждаясь.
(1219-1220)
Трудно, Кирн, врага и недруга обмануть;
а другу это легко - обманывать друга.
(1221-1222)
Сколько промахов в рассуждениях смертных,
если, Кирн, в смятении мысли.
(1223-1224)
Ничего, Кирн, нет неправеднее гнева,
что вредит, низко душе потакая.
(1225-1226)
Ничего, Кирн, нет отраднее доброй жены.
Я свидетельствую, а ты подтверди.
(1229-1230)
Вот уж зовет меня покойник моря,
мертвый живыми кричит устами.
---конец Феогнидова сборника---
(885-886)
Мир и богатство да пребудут в городе - [время], когда я с другими
гуляю, по злой войне не скучая.
(887-890)
Не слишком-то слушай зычный голос глашатая,
ибо не отеческую мы землю защищаем.
Впрочем, стыдно, будучи рядом и на быстроногих
конях, не взглянуть на слезную войну.
(891-894)
Где же мужество? сгинул Керинф, вырезают
виноградный добрый Лелант,
и бегут добрые, а дурные правят городом -
так погуби же, 3евс, дом Кипселидов!
(895-896)
Ничего лучше ясного суждения не имеет муж в себе,
и ничего, Кирн, больнее безрассудства.
(897-900)
Кирн, если за все на людей смертных гневаться,
узнавать, какой у каждого в груди ум,
и кто что содеял справедливо или несправедливо, -
великая была бы беда для смертных.
(901-902)
Один получше, другой хуже в своем деле,
но никто из людей не умудрен на все.
(903-932)
Кто на расход не охоч, а до денег охотник,
высокой доблестью для понимающих наделен,
потому как коли можно было б увидеть конец жизни,
когда, ее закончив, надлежит перейти в Аид,
тогда уж верно тот, кому дольше ждать своего срока,
больше бы приберегал, что у него есть.
Только нельзя [это], как это мне ни прискорбно,
как ни уязвлен я в душе, как дух ни противится.
Стою на распутье: две предо мною дороги,
размышляю, которая лучше:
не транжиря, провести жизнь в скудости
или жить сладко, мало что делая.
Видел я одного, что сберегал, и, богатый, никогда желудку
еды пристойной не давал,
однако, ничего не добившись, в чертоги Аида спустился,
а деньги достались кому попало -
зря наживал и не передал, кому хотел….
И другого я видел: тот желудок улещивал -
и, деньги протратив, сказал: «Усладил себя и съезжаю».
Теперь у друзей просит, чуть кого завидит.
Потому всего лучше, Демокл, по деньгам
мерить траты свои и усилия:
потрудившись, не отдашь ты свои труды другому,
и не дойдешь, попрошайничая, до раболепия;
не разбегутся все твои деньги под старость,
а ведь с этими людьми лучше уж деньги иметь!
Потому как, если богат, друзей много, а бедствуешь -
меньше, и тот же самый, ты уж не в том достоинстве.
Приберегать потому лучше, что и мертвого не оплачет
никто, пока не увидит, что деньги [от него] остались.
(933-938 )
Мало кому из людей доблесть и красота сопутствуют,
и счастливец, кто получил и ту и другую.
«Все его почитают; и молодые сверстники
ему дают дорогу, а то и старшие.
Старея, он приметен среди сограждан, и никто по справедливости
ему не повредит и по уважительности».
(939-942)
Не могу голосом звонким петь, словно соловей, -
я ж и прошлую ночь разгуливался шумно,
на флейтиста валить не стану - просто меня приятель
превосходит, наукою не обделен.
(943-948 )
Песнь заведу, поближе к флейтисту ставши
справа, да богам помолюсь бессмертным.
IIойду по прямой черте, никуда с пути не уклоняясь,
да будут безупречны все мои помыслы:
послужу отечеству, городу пышному, к народу
не сворачивая и мужей не слушаясь неправедных.
(949-954)
Словно лев, в силе уверенный, молодую лань
лапами задрав - крови я не напился;
на высокие стены [с боем] взойдя - града не опустошил,
коней запряг, а на колесницу не взошел;
содеяв, не содеял, и не совершил, совершив,
не учинил, учиняя, и преуспев, не преуспел.
(955-956)
У благодетельствующего скверным - две беды:
многого лишить себя, а благодарности никакой.
(957-958 )
Если немалым благом я тебя одарил, а ты неблагодарен,
[ну попробуй,] приди-ка еще в дом к нам с нуждою.
(959-962)
Покуда один я из ручья свежего пил,
до чего хороша-сладка мне казалась вода,
а теперь сколько мути - не то вода, не то жижа; нет,
из другого ручья иль реки пить буду.
(963-970)
Никогда не хвали, пока не распознал отчетливо мужа,
каков по складу, по строю и обычаю -
потому как многие прячут ложный, обманный нрав,
прикрывая его мимолетными чувствами,
да только время у всех у них нрав выявляет:
так и я промахнулся сильно в суждении,
поспешил с хвалою, всего твоего нрава не распознав,
а нынче, точно корабль, стою на рейде.
(971-972)
Какая доблесть пить, чтобы состязаться в питье,
если дурной муж часто доброго побеждает?
(973-978 )
Чуть только покроет человека земля,
и сойдет он в Эреб, Персефоны чертоги,
не насладится ни звуком лирным, ни флейтиста игрой,
ни воздыманьем Диониса даров.
Это видя, буду тешить свое сердце, покуда проворны
колени и не дрожит еще голова.
(979-982)
«Ты мне не будь друг на словах, но и на деле»,
руками старайся и деньгами вместе,
и не так, чтобы за чашей словами мой тешить ум,
«а делом являть благо, какое можно».
(983-988 )
Мы в ликованиях юных приютим наш любезный дух,
пока выносит приятные труды наслажденья,
ибо в миг, словно мысль, светлая уносится юность -
даже коней скок не бывает быстрее,
когда несут [в колеснице] анакта-владыку на копьеборное дело
неистово, хлебным наслаждаясь полем.
(989-990)
Когда пьют - пей, а наcытишь свой дух -
пусть никто не узнает, как тебе тяжко.
(991-992)
Иногда порадует дело, а иногда бездействие
досадит, не всякий всегда может.
(993-997)
Положи, Академ, песню завести на день целый,
а наградой - мальчик прекрасноцветущий
тебе или мне, кто победит в бою за мудрость,
и узнаешь, насколько лучше ослов мулы*.
*То есть насколько лучше мальчики женщин. Мальчик как секусальный объект тут сопоставляется с мулом, а женщина - с ослом на основании двух оппозиций: «природное (гетеросексуализм и осел) - искусственно выведенное / заведенное (гомосексуализм и мул; греки, вопреки фактам, полагали, что однополый секс у животных не встречается и является сверх- или противоприродным ухищрением людей)» (1) и «плодовитое (гетеросексуальный секс и осел) - заведомо бесплодное (гомосексуальный секс и мул)» (2).
(998-1002)
Лишь солнце в эфире цельнокопытных коней
окликнет, что дню - половина,
покончим с обедом, благами разными
желудок как душе угодно натешив,
и пусть несет умыванье прочь, а венки - сюда
милая, с тонкими руками девушка-лаконка.
(1003-1012)
«Вот доблесть, вот подвиг у людей наилучший,
его и добиваться мудрому мужу,
вот общая города и народа гордость -
муж, что в землю врос, врагов отражая».
Людям завет общий: пока у человека юности
светлый цветок и в уме здоровые мысли,
нежить себя своим имением, ибо юн не станешь
дважды волей богов и не уйти от смерти
смертным человекам, а злая лезет старость
губительная, хватая за самую макушку.
(1013-1016)
О, блажен и счастлив и богат всякий, без борений
в черный чертог Аида сошедший,
врагов не трепеща, не понужден к злодеянью,
друзей не испытавший, каковы [на деле] их мысли.
(1017-1022)
Вдруг несказуемый пот по мне хлынул -
жутко глядеть на сверстников цветение,
нежных и красивых: ему бы дольше длиться,
«но краткотечна, будто как сон,
бесценная юность, и губительная, безобразная
вдруг над головою нависает старость».
(1023-1024)
Никогда врагам шеи не подставляй под ярмо
тесное, хоть Тмол над головой нависни.
(1025-1029)
Скверные по дрянности своей как-то суетны умом,
а у добрых всегда действия прямее.
И легки же люди на дрянные дела,
трудней, Кирн, доброе дело справить.
(1029-1036)
Будь спокойна, душа, в беде, как бы ни было тяжело,
это у подлых сердце несдержанное.
Неисполнимыми начинаньями не умножай скорбь
злобно не злобись - не докучай друзьям
и врагов не весели. Даяний, что богами назначены,
нелегко убежать смертному мужу,
хоть спустись он до основания порфирных вод,
хоть стереги его непроглядный Тартар.
(1037-1038b)
До чего ж трудно доброго обмануть мужа -
это, Кирн, у меня давно так решено;
и прежде известно было, а теперь еще лучше, -
потому никакой дружбы нет с подлыми.
(1039-1040)
Бессмысленны люди и глупы, что вина
не пьют, когда звезда пришла Пса
(1041-1042)
Эй, флейтиста сюда. У плачущего [врага] давайте
пить, веселиться, его бедами наслаждаясь.
(1043-1044)
Спать! Об охране заботится стража градская
равнинной милой родины нашей.
(1045-1048 )
Зевсом клянусь, да хоть бы кто и улегся, покрывшись,
а нас, гуляк, они приветливо встретит.
Нынче пить-веселиться, беседуя изящно,
а чему быть потом - богов забота.
(1049-1054)
Я тебе так посоветую, словно отец сыну,
отлично, а ты в мысль уложи и в душу:
никогда не спеши дурное сделать - нет, глубоко
в душе обдумай, в добром уме и здравом;
это у сумасбродов душа как на крыльях летает и ум,
а в разум добрый, отличный приводит дума.
(1055-1058 )
В сторону разговоры, давай бери
флейту - помыслим о Музах оба,
это ж они нам дали возлюбленные дары,
тебе да мне, городам соседским на утеху.
(1059-1062)
Уклад каждого, Тимагор, разгадывать, издали
глядя, трудно и тому, кто мудр,
раз у одних богатством зло прикрыто,
у других доблесть - под бедностью жуткой.
(1063-1068 )
Юности - ночь напролет со сверстником спать,
делам вожделения не ставя предела,
с гуляками петь под флейту - и это можно.
Ничего нет, что было б сладостней
мужам, да и женам. Что богатство? стыдливость что?
Bсe превосходят утехи в своем веселье.
(1069-1070b)
Несмысленны люди и глупы: по мертвым воют,
не о цвете, что гибнет, юном;
наслаждайся, дух мой, - скоро уж здесь другие
будут, а я, мертвый, буду черная земля.
(1071-1074)
Кирн, поворотлив и многолик с друзьями будь,
тот принимая уклад, каков сродни каждому:
нынче сюда подавайся, там настройся иначе,
великой доблести выше искушенность.
(1075-1078 )
Деянья несодеянного всего трудней конец
распознать, каким его бог свершить захочет.
Мрак кругом, и покуда не свершится,
непостижны смертным безысходности пределы.
(1079-1080)
Никогда я врага хулить не стану, коль он достойный,
и скверного не похвалю, будь он и друг.
(1081-1082b)
Чревата, Кирн, наша родина, - родит, боюсь, мужа,
наглого, тяжких раздоров вождя.
Граждане - те еще здравы умом, зато вожди
готовы уж впасть во всяческое зло.
(1082c-1084)
«Ты меня не лелей словами, мысли оставляя в стороне,
если меня любишь и верен умом,
ты люби меня чистым умом, а то отрекись,
враждуй, явную затеяв ссору» -
вот как должно достойно помыслы направить
к другу, и так хранить их до конца.
(1085-1086)
Много трудного перенесешь, Демонакт, раз не умеешь
делать то, что тебе не по нраву.
(1087-1090)
Кастор и Полидевк, вы, что в божеском Лакедемоне
живете у Эврота, реки, текущей красиво:
когда другу замыслю зло, пусть на меня же падет!
А он мне - ему вдвое да будет.
(1091-1094)
Худо у меня на душе от нашей любви -
ненавидеть не могу, как и любить,
зная, как тяжко друга ненавидеть,
как тяжко и любить против воли.
(1095-1096)
Другого кого присмотри, а мне нужда какая
это делать? сперва меня за прошлое поблагодари.
(1097-1100)
Я теперь вздымаюсь на крыльях, словно птица
с просторной глади, мужа дурного бежал,
силки порвав. А ты, моей любви себя лишивший,
позже оценишь мою сметливость.
(1101-1104)
Кто бы ни присоветовал и ни велел тебе
удалиться, нашу дружбу бросив, -
наглость и магнесийцев сгубила, и Колофон,
и Смирну, а вас, Кирн, погубит всяко.
(1104a-1106)
Мнения - великая беда людей, наилучшее - опыт,
часто иной добрым слывет, хоть не проверен,
вот если при испытании, когда потрут свинцом, выйдешь
чистое золото, тогда ты всем хорош.
(1107-1108 )
О, как я жалок - врагам потеха,
а друзьям тягостен в жалкости стал.
(1109-1114)
Прежде добрые, Кирн, - нынче дурные, встарь дурные -
нынче добрые. Кто стерпит, на то глядя,
как добрые в бесчестии, а те, кто хуже, получили
честь! и женится на дочери дурного достойный!
Друга друга обманывая, насмехаются друг над другом,
памяти не имея ни о добром, ни о дурном.
(1114а-1114b)
В безысходности ворочаюсь, сердцем терзаясь,
нет, не миновал бедности я мету.
(1115-1122)
Ты, денежный, бедностью меня укорил, но ведь кое-что
есть у меня, а другое сделаю, богам помолившись:
«Богатство, из богов прекраснейшее и вожделеннейшее,
с тобою и дурной достойным становится;
да пребуду еще в юности и да любит Феб-Аполлон меня,
сын Латоны, и 3евс, бессмертных царь,
пока я, праведный, от всяческого зла вдали
юностью и богатством дух согреваю».
(1123-1128 )
О бедах не поминай - мне их словно Одиссею выпало,
что из Аида чертогов великих умел уйти;
он же, духом безжалостный, женихов перебил
радостно Пенелопы, жены законной,
что так уж ждала его, у сына милого живя,
пока он земли и моря сумеречные исходил углы.
(1129-1134)
Напьюсь - и мало мне дела до бедности душегубной
и до мужей враждебных, что меня бранят,
я над юностью милой, оставляющей меня, причитаю
да о тяжкой, что подходит, старости вою.
Кирн, тут друзья, остановим беды начало,
поищем зелий на рану, раз открылась.
(1135-1150)
Надежда - один для людей хороший бог,
прочие на Олимп, все забросив, ушли:
удалилось Верности божество и мужей Скромность,
а вот и Хариты, друг, оставили землю,
Клятвы верные у людей уж не служат правде,
и богов никто не страшится бессмертных;
благочестивых людей сникло племя, ни правил
более не знают, ни благочестия.
Нет, покуда жив и солнца свет видишь,
чествуй богов, с надеждой пребудь,
богам моляся и пышные сжигая бедра.
Надежде первой, ей же последней жертву*.
И помнить, что у неправедных вечно кривой расчет,
бессмертных богов отнюдь не уважают,
вечно их мысли чужим заняты достояньем -
позорный залог дурных деяний.
*Этот текст не противоречит другому тексту Феогнида (637-638 ), где он говорит, что страх и надежда - две тягости, от которых следовало бы избавиться. Там речь шла о надежде как об эмоции, здесь - о надежде как принципиальной воле никогда не сдаваться; поэтому здесь говорится о жертве божеству по имени «Надежда», как бы принимающему такую присягу никогда не сдаваться и одновременно персонифицирующему соответствующую людскую интенцию и способность, а в том стихотворении - лишь о чувстве надежды, сравниваемом с тягостным божеством.
(1151-1152)
Никогда нынешнего друга не бросай и иного не ищи,
скверных людей доверившись речам.
(1153-1156)
«Мне б богатым подальше от злых хлопот
жить безвредно, беды не зная»?
Не жажду богатства, не вымаливаю, мне б
жить скромно, беды не зная!
(1157-1160)
Богатство и мудрость неодолимы для смертных навек,
ибо душу богатством не перекормишь,
точно так и мудрейший мудрости не бежит,
но жаждет, а души ей [все до конца] не наполнит.
(1160а-1160b)
Мужи нынешние - [для такого дела] юнцы, а мне что за нужда
делать это? Сперва меня за прошлое благодари.
(1161-1162)
Лучше ты сокровища не завещай детям, а давай
добрым мужам, Кирн, когда просят.
(1162a-1162f)
Никто не счастлив во всем и совсем, только достойный
смел в беде, ее не показывая,
а подлый ни в удаче не умеет, ни в беде
дух уравнять. Бессмертных подарки
всякие для смертных, бери же смело
дары бессмертных, какие дают.
(1163-1164)
Глаза, и язык, и уши, и ум мужской -
у разумеющих они в груди.
(1164a-1164h)
Таков да будет мой друг, чтобы приятеля
приметив тоску, и тягостного сносил,
словно как брата. Ты это, друг, в душе своей
обдумай, - когда-нибудь помянешь меня.
Искал я да не нашел приятеля верного,
вроде меня, чтоб без обмана совсем;
а пришло испытание - три меня, как злато свинцом,
и объявится наше достоинство.
(1165-1166)
С добрыми водись, а за дурными не гоняйся никогда,
коль далеко ходишь, торгуя.
(1167-1168 )
У добрых достойны ответы, достойны и дела,
а подлые речи дурных ветер уносит.
(1169-1170)
Беда от лжедружбы происходит, это и сам ты узнаешь
хорошенько, обманув великих бессмертных.
(1171-1176)
Боги, Кирн, дают смертным благо мысли,
мыслью человек все пределы объемлет.
О, как блажен, у кого внутри она есть! Сколь она лучше
гордости гибельной и вредоносного пресыщения;
пресыщенье - зло для смертных, хуже и нет,
ибо отсюда, Кирн, идет все злое.
(1177-1178 )
Если мерзких дел ты не претерпел и не содеял,
это великий, Кирн, знак доблести.
(1178a-1178b)
Смелым быть должно мужу, когда тягостная печаль внутри,
да у бессмертных перемены просить.
(1179-1182)
Кирн, богов стыдись и бойся, ибо это мужу
воспрещает нечестивое и в словах, и в делах,
а что ты тирана-людоеда желаешь свалить,
так на это божьего гнева нет.
(1183-1184b)
Никого, Кирн, лучи смертным сияющего солнца
не видят, над кем бы ни нависала брань;
что за ум у наших горожан, не постигаю,
не нравлюсь им, творю ли вред или благо.
(1185-1186)
Хорошо это - ум и язык, да мало кто уродился,
чтоб и тому, и другому быть хозяином.
(1187-1190)
Никто, хоть откупайся, смерти не избежит, и неудачи
трудной, коль преграды не положит судьба.
Даже невзгоды, если уж бог насылает печаль,
смертный хотел бы, да не избегнет дарами.
(1191-1194)
Не жажду на ложе царственном возлежать
мертвый - мне давай-ка живьем хорошего,
для мертвого терние не хуже ковров ничуть,
и доска [все равно -] что жесткая, что мягкая.
(1195-1196)
Богами ложно не клянись, ибо не допустят это
бессмертные, чтоб скрылся [их] должник.
(1197-1206)
Голос, Полипаид, птицы, резко кричащей, я услышал,
той, что смертным весть принесла: пахать время.
Так и ткнуло меня в черное сердце -
моим цветистым другие владеют полем,
и не тащат мои мулы плуг гнутый
из-за другого памятного плавания…
Не пойду, не воззову и не мною у могилы
оплаканный, уйдет муж-тиран под землю!
IIусть и он по смерти моей не тужит
и с ресниц не роняет горючую слезу.
(1207-1208 )
С нашего гулянья не гоним, но и не зовем,
ибо, тягостный, ты мил, когда тебя нет.
(1209-1210)
Я из рода, сияющего [знатностью], [а] живу в Фивах, граде
добростенном, ибо из отеческой прогнали земли.
(1211-1216)
Ты шутя родителей ненароком не трогай милых,
Аргирида, потому - у тебя дни рабства,
а у нас, женщина, много бед, раз мы своей земли
изгнанники, а все не тягостное рабство,
и не продают нас, да и город есть у нас
чудный, что лежит в долине летейской.
(1217-1218 )
Никогда с плачущим сидя смеяться не станем,
собственной, Кирн, удачей услаждаясь.
(1219-1220)
Трудно, Кирн, врага и недруга обмануть;
а другу это легко - обманывать друга.
(1221-1222)
Сколько промахов в рассуждениях смертных,
если, Кирн, в смятении мысли.
(1223-1224)
Ничего, Кирн, нет неправеднее гнева,
что вредит, низко душе потакая.
(1225-1226)
Ничего, Кирн, нет отраднее доброй жены.
Я свидетельствую, а ты подтверди.
(1229-1230)
Вот уж зовет меня покойник моря,
мертвый живыми кричит устами.
---конец Феогнидова сборника---