Как отечественный автор 20 века зазря опорочил автора и аудиторию Повести о Дракуле
Как отечественные авторы 20 века зазря опорочили автора и аудиторию Повести о Дракуле в меру своей испорченности
Любопытные вещи с людьми делает деградация российской социокультуры. В 15 веке смертная казнь в России применялась минимально, - чай, не варварская Европа, - и московские лояльные подданные Василия II открыто роптали на то, что оный Василий предписал казнить нескольких заговорщиков, пытавшихся силой освободить князя Василия Ярославича серпуховского, сосланного Василием II под арест в Углич - слишком жестоко, по мнению людей, карал их великий князь. Да еще в Великий Пост. "Множество же народа, видяще сиа, от боляр, и от купець великих, и от священников, и от простых людей, во мнозе быша ужасе и удивлении, и жалостно зрение, яко всех убо очеса бяху слез исполнени, яко николиже таковая не слышаша, ниже видеша... в русских князех бываемо, понеже бо и недостойно... кровь проливати во святыи Великий пост" (ПСРЛ 23: 157).
Хотя большинству заговорщиков великий князь смерти не присудил (казнил смертью он только троих главных), а ограничился кнутами и урезанием носов, или ступней, или рук.
Повторюсь, что недостойным дело великого князя сочли вовсе не смутьяны, а лояльные и верные ему подданные. И когда через три недели после казни сам он помер, то "бысть тогда в граде Москве и рыдание велико зело, плакахужеся князи и вельможи, старии и унии, богатии и убозии".
В 20 веке со смертной казнью выходило немного иначе. Не те люди.
Около 1485 года Федор Васильевич Курицын, посол и служилый человек Ивана III (о нем см. http://ksana-k.narod.ru/Book/oldruss/kurizin.htm ), написал "Повесть о Дракуле Воеводе". Влад Цепеш ("Колосажатель") Дракул, валашский мунтьянский воевода, которого живописал там Федор Васильевич, всю жизнь неустанно наводил строгими мерами Правильный Порядок на своей территории: нищих истреблял, женщинам, повинным в добрачном и внебрачном сексе, велел вырезать генитальную область, после чего сдирать с них кожу, как-то предписал отрубить руки крестьянке за то, что та по нерадению не чинила вовремя одежду мужу, а труп ее велел посадить на кол, и т.д. Известный нынешний евразиец Дугин даже поименовал его "великим героем Евразии". Навел Дракула такой порядок, что "возле колодца, хотя был он в безлюдном месте, поставил большую золотую чару дивной красоты, чтобы всякий, кто захочет пить, пил из той чары и ставил ее на место. И сколько времени прошло - никто не посмел украсть ту чару".
Но все эти достижения нисколько не помогли ему в глазах Федора Васильевича, который, чтобы сразу определить для читателя свою оценку великого героя Евразии, начал свою Повесть о нем так:
"Бысть в Мунтьянской земли греческыя веры христианин воевода именем Дракула влашеским языком, а нашим - диавол. Толико зломудр, якоже по имени его, тако и житие его".
То есть: "Так же изощрен / далеко зашел во зле, как диавол - как именем своим, так и в жизни своей".
Федор Васильевич, конечно, потом рассматривался на родине как еретик (он относился к тому направлению, что отрицательно смотрело на монахов и монашество), но тем не менее в глазах его и его аудитории этакое определение - "так же умел / изощрен во зле, как и дьявол, в жизни своей" - давало Дракуле исчерпывающую, однозначную и предельно негативную оценку.
Поминает Ф.В. и потом о "съделанном им (Дракулой) окаанстве", которое он оставил в секрете, чтобы ведал о нем "токмо тезоимениты ему диавол" - "только дьявол, тезка его".
И в целом говорит о "злом обычае" Дракулы, который тот не оставлял, даже сидя в темнице ("и в темници седя, не остася своего злаго обычая, но мыши ловя и птици на торгу покупая, и тако казняше их, ову на кол посажаше, а иной главу отсекаше, а со иныя перие ощипав, пускаше").
Все понятно. Но далее этот текст попадает в руки автора советской эпохи. Ну не может этот автор не увидеть в Дракуле (не то от себя, не то задним числом за Курицына) нечто высокоположительное и симпатичное в связи с его прогрессивными и патриотическими начинаниями. Товарищ Сталин сразу дает аллюзии. И не может российский автор 20 века не приписать Курицыну и его аудитории ТОЖЕ таковые амбивалентные, в духе решений 20 съезда о Сталине, отношения к Дракуле. Ну Порядок же он наводил!
И вот советский автор пишет про Повесть о Дракуле: "И автор, и читатель как бы раздумывали над вопросом: не есть ли сочетание жестокости и справедливости - неизбежное свойство правителей в это сложное и страшное время?"
Нет, не раздумывали. Не думали же они, что неизбежным свойством правителя в сложное и страшное время является равенство во зле, глубине и изощренности зла самому диаволу.
Больше того, советский автор и перевод текста на современный язык гнет под такое восприятие дела. Фразу "Толико [насколько и диавол] зломудр, якоже по имени его, тако и житие его", переводит он так:
"Так жесток и мудр был, что, каково имя, такова была и жизнь его".
Этот перевод и приводится в БВЛ.
Но "зломудр" никак не раскладывается на "жесток и мудр". Это не "зло-мудрый" (вроде "красно-зеленый" = И красный, И зеленый). Это "умудренный, изощренный во зле, мыслящий/умствуюший ко злу". "Мастер зла".
(Точно так же, как "злочестный" - это не "злой и честный". Ср. об этом словообразовании: В.В. Колесов. Древняя Русь. Наследие в слове: добро и зло. СПБГУ, 2000. С. 142. В словарях церковнославянского языка 19 века "зломудрый" разъяснялось как умствующий противоположно вере или здравому рассудку).
Иные авторы 20 века скрепя сердце признают, что сочинитель Повести о Дракуле все ж таки относится к своему герою отрицательно, коль скоро равняет его зломудрием с диаволом. Но! - добавляют сии, - это не за зверства и несправедливости Дракулы относится к нему древнерусский автор отрицательно, ну не может же быть такого, - а за то, что тот отступил в некоторый момент своей жизни от православия (И вправду, сказано в повести: "И предпочел Дракула радости суетного мира вечному и бесконечному, и изменил православию, и отступил от истины, и оставил свет, и вверг себя во тьму. Увы, не смог перенести временных тягот заключения, и отдал себя на вечные муки, и оставил нашу православную веру, и принял ложное учение католическое... и умер в ложной католической вере").
Никак нет. "Злой обычай" Дракулы, согласно автору, заключался в том, что он любил мучительство (см. выше), "окаянство" его поминается в связи с убийством им невинных мастеров, зломудрие его проявляется, по вступительному заявлению, в его жизни в целом (ср. фразу о его "злом обычае"), а вовсе не специально в отступлении от православия на старости лет в темнице. И "зломудрым" он называется в той же начальной фразе, которая определяет его как просто православного христианина греческой веры, а вовсе не отступника, см. выше. То есть, по Курицыну он и в бытность свою православным был зломудр аки диавол.
Так что никак.
Но неможется сынам гнезда советского. Ну как же это так - нищенство искоренял... воровство... ну как же это мог Курицын и читатели Курицына прямо так и писать его в окаянные нелюди, злом равняющиеся с диаволом? А как же восприятие его поступков в историческом контексте? А порядок кто наводил? А разве ж отдельные нарушения валашской социа... феодалистической законности могут изменить прогрессивную суть? Ну рази ж так можно - в дьяволы! Ну Феденька, ну капельку... ну хоть в переводе его "жестоким и мудрым" вместо "зломудрого" назови... ну хоть в нашем комментарии оцени его как сочетающего жестокость и справедливость... Ну что ж ты так нас позоришь, сволочь ты старомосковская, своим ндравственным чутьем!
Любопытные вещи с людьми делает деградация российской социокультуры. В 15 веке смертная казнь в России применялась минимально, - чай, не варварская Европа, - и московские лояльные подданные Василия II открыто роптали на то, что оный Василий предписал казнить нескольких заговорщиков, пытавшихся силой освободить князя Василия Ярославича серпуховского, сосланного Василием II под арест в Углич - слишком жестоко, по мнению людей, карал их великий князь. Да еще в Великий Пост. "Множество же народа, видяще сиа, от боляр, и от купець великих, и от священников, и от простых людей, во мнозе быша ужасе и удивлении, и жалостно зрение, яко всех убо очеса бяху слез исполнени, яко николиже таковая не слышаша, ниже видеша... в русских князех бываемо, понеже бо и недостойно... кровь проливати во святыи Великий пост" (ПСРЛ 23: 157).
Хотя большинству заговорщиков великий князь смерти не присудил (казнил смертью он только троих главных), а ограничился кнутами и урезанием носов, или ступней, или рук.
Повторюсь, что недостойным дело великого князя сочли вовсе не смутьяны, а лояльные и верные ему подданные. И когда через три недели после казни сам он помер, то "бысть тогда в граде Москве и рыдание велико зело, плакахужеся князи и вельможи, старии и унии, богатии и убозии".
В 20 веке со смертной казнью выходило немного иначе. Не те люди.
Около 1485 года Федор Васильевич Курицын, посол и служилый человек Ивана III (о нем см. http://ksana-k.narod.ru/Book/oldruss/kurizin.htm ), написал "Повесть о Дракуле Воеводе". Влад Цепеш ("Колосажатель") Дракул, валашский мунтьянский воевода, которого живописал там Федор Васильевич, всю жизнь неустанно наводил строгими мерами Правильный Порядок на своей территории: нищих истреблял, женщинам, повинным в добрачном и внебрачном сексе, велел вырезать генитальную область, после чего сдирать с них кожу, как-то предписал отрубить руки крестьянке за то, что та по нерадению не чинила вовремя одежду мужу, а труп ее велел посадить на кол, и т.д. Известный нынешний евразиец Дугин даже поименовал его "великим героем Евразии". Навел Дракула такой порядок, что "возле колодца, хотя был он в безлюдном месте, поставил большую золотую чару дивной красоты, чтобы всякий, кто захочет пить, пил из той чары и ставил ее на место. И сколько времени прошло - никто не посмел украсть ту чару".
Но все эти достижения нисколько не помогли ему в глазах Федора Васильевича, который, чтобы сразу определить для читателя свою оценку великого героя Евразии, начал свою Повесть о нем так:
"Бысть в Мунтьянской земли греческыя веры христианин воевода именем Дракула влашеским языком, а нашим - диавол. Толико зломудр, якоже по имени его, тако и житие его".
То есть: "Так же изощрен / далеко зашел во зле, как диавол - как именем своим, так и в жизни своей".
Федор Васильевич, конечно, потом рассматривался на родине как еретик (он относился к тому направлению, что отрицательно смотрело на монахов и монашество), но тем не менее в глазах его и его аудитории этакое определение - "так же умел / изощрен во зле, как и дьявол, в жизни своей" - давало Дракуле исчерпывающую, однозначную и предельно негативную оценку.
Поминает Ф.В. и потом о "съделанном им (Дракулой) окаанстве", которое он оставил в секрете, чтобы ведал о нем "токмо тезоимениты ему диавол" - "только дьявол, тезка его".
И в целом говорит о "злом обычае" Дракулы, который тот не оставлял, даже сидя в темнице ("и в темници седя, не остася своего злаго обычая, но мыши ловя и птици на торгу покупая, и тако казняше их, ову на кол посажаше, а иной главу отсекаше, а со иныя перие ощипав, пускаше").
Все понятно. Но далее этот текст попадает в руки автора советской эпохи. Ну не может этот автор не увидеть в Дракуле (не то от себя, не то задним числом за Курицына) нечто высокоположительное и симпатичное в связи с его прогрессивными и патриотическими начинаниями. Товарищ Сталин сразу дает аллюзии. И не может российский автор 20 века не приписать Курицыну и его аудитории ТОЖЕ таковые амбивалентные, в духе решений 20 съезда о Сталине, отношения к Дракуле. Ну Порядок же он наводил!
И вот советский автор пишет про Повесть о Дракуле: "И автор, и читатель как бы раздумывали над вопросом: не есть ли сочетание жестокости и справедливости - неизбежное свойство правителей в это сложное и страшное время?"
Нет, не раздумывали. Не думали же они, что неизбежным свойством правителя в сложное и страшное время является равенство во зле, глубине и изощренности зла самому диаволу.
Больше того, советский автор и перевод текста на современный язык гнет под такое восприятие дела. Фразу "Толико [насколько и диавол] зломудр, якоже по имени его, тако и житие его", переводит он так:
"Так жесток и мудр был, что, каково имя, такова была и жизнь его".
Этот перевод и приводится в БВЛ.
Но "зломудр" никак не раскладывается на "жесток и мудр". Это не "зло-мудрый" (вроде "красно-зеленый" = И красный, И зеленый). Это "умудренный, изощренный во зле, мыслящий/умствуюший ко злу". "Мастер зла".
(Точно так же, как "злочестный" - это не "злой и честный". Ср. об этом словообразовании: В.В. Колесов. Древняя Русь. Наследие в слове: добро и зло. СПБГУ, 2000. С. 142. В словарях церковнославянского языка 19 века "зломудрый" разъяснялось как умствующий противоположно вере или здравому рассудку).
Иные авторы 20 века скрепя сердце признают, что сочинитель Повести о Дракуле все ж таки относится к своему герою отрицательно, коль скоро равняет его зломудрием с диаволом. Но! - добавляют сии, - это не за зверства и несправедливости Дракулы относится к нему древнерусский автор отрицательно, ну не может же быть такого, - а за то, что тот отступил в некоторый момент своей жизни от православия (И вправду, сказано в повести: "И предпочел Дракула радости суетного мира вечному и бесконечному, и изменил православию, и отступил от истины, и оставил свет, и вверг себя во тьму. Увы, не смог перенести временных тягот заключения, и отдал себя на вечные муки, и оставил нашу православную веру, и принял ложное учение католическое... и умер в ложной католической вере").
Никак нет. "Злой обычай" Дракулы, согласно автору, заключался в том, что он любил мучительство (см. выше), "окаянство" его поминается в связи с убийством им невинных мастеров, зломудрие его проявляется, по вступительному заявлению, в его жизни в целом (ср. фразу о его "злом обычае"), а вовсе не специально в отступлении от православия на старости лет в темнице. И "зломудрым" он называется в той же начальной фразе, которая определяет его как просто православного христианина греческой веры, а вовсе не отступника, см. выше. То есть, по Курицыну он и в бытность свою православным был зломудр аки диавол.
Так что никак.
Но неможется сынам гнезда советского. Ну как же это так - нищенство искоренял... воровство... ну как же это мог Курицын и читатели Курицына прямо так и писать его в окаянные нелюди, злом равняющиеся с диаволом? А как же восприятие его поступков в историческом контексте? А порядок кто наводил? А разве ж отдельные нарушения валашской социа... феодалистической законности могут изменить прогрессивную суть? Ну рази ж так можно - в дьяволы! Ну Феденька, ну капельку... ну хоть в переводе его "жестоким и мудрым" вместо "зломудрого" назови... ну хоть в нашем комментарии оцени его как сочетающего жестокость и справедливость... Ну что ж ты так нас позоришь, сволочь ты старомосковская, своим ндравственным чутьем!