Полушин и Гумилев (продолжение).
В той же самой ЖЗЛ-овской биографии Гумилева еще более радикальной интерпретации Полушин подверг Гумилевскую «Евангелическую церковь» (тот же 1919). Опять сначала приведу текст:
Тот дом был красная, слепая,
Остроконечная стена.
И только наверху, сверкая,
Два узких виделись окна.
Я дверь толкнул. Мне ясно было,
Здесь не откажут пришлецу,
Так может мёртвый лечь в могилу,
Так может сын войти к отцу.
Дрожал вверху под самым сводом
Неясный остов корабля,
Который плыл по бурным водам
С надёжным кормчим у руля.
А снизу шум взносился многий,
То пела за скамьёй скамья,
И был пред ними некто строгий,
Читавший книгу Бытия.
И в тот же самый миг безмерность
Мне в грудь плеснула, как волна,
И понял я, что достоверность
Теперь навек обретена.
Когда я вышел, увидали
Мои глаза, что мир стал нем,
Предметы мира убегали,
Их будто не было совсем.
И только на заре слепящей,
Где небом кончилась земля,
Призывно реял уходящий
Флаг неземного корабля.
* * *
Казалось бы, ну здесь уж совершенно все ясно. В церкви, доме Бога, лир.герой причащается вечному/неземному, единственному Истинному Бытию («достоверность-безмерность»), после чего окружающий тварно-временной мир теряет для него значимость - исчезает и из из его зрения («предметы мира убегали, их будто не было совсем»), и из его слуха («мир стал нем»), - а значим для него теперь только курс от этого мира к Истинному Бытию, Богу-вне-времени («призывно реял флаг неземного корабля»), Который ждет всех и желает спасения в Себе всем («Здесь не откажут пришлецу»). В чем тут можно прошибиться?
Оказывается, можно. Ежели допрежь всего держать в уме, что евангелическая церковь, яко евангелическая, а не православная, никак не может быть обителью истины, а, напротив, должна быть средоточием лжи и зла, то можно. Тем более что на ту беду она еще и краснокирпичная, эта самая церковь. Вот комментарий Полушина к этому тексту (там же. С. 624):
«…Поэт обращается к Божьему Слову, оп пишет почти биографически точно о своем возвращении в «красный ад»:
Тот дом был красная, слепая,
Остроконечная стена.
(«Евангелическая церковь», 1919)
То есть красная страна. Тут, думается, не случайно слово стена рифмуется тайно со словом «страна». И вот в этот незнакомый мир красной страны:
Я дверь толкнул. Мне ясно было,
Здесь не откажут пришлецу.
Куда плывет страна - «...по бурным водам / C надежным кормчим y руля»? Поэт знает, что вопрос риторический, поэтому и читает внизу «некто строгий» не Библию, a «книгу Бытия». И это бытие страшно, оно ведет в пропасть:
Когда я вышел, увидали
Мои глаза, что мир стал нем.
Прeдметы мира убегали,
Их будто не былo совсем.
Отчего же «Евангелической церковью» назвал поэт разор, творящийся y него в родном доме? Нужно вспомнить Достоевского. Он ведь не старушку-процентщицу убил руками Раскольникова, a западные идеи социaлизма. Гумилёв, глубоко верующий и православный человек, видит в происходящих событиях чужеродность и чуждую церковь (здесь церковь как миропоpядок), захватившую его православную страну».
Конец цитаты из Полушина. Особенно замечательно его наблюдение, что некто в церкви читает «НЕ Библию, А книгу Бытия». То есть о составе христианской Библии Полушин имеет самое превратное представление, и с какой книги она начинается, не ведает. Истинно благочестивый человек.
Тот дом был красная, слепая,
Остроконечная стена.
И только наверху, сверкая,
Два узких виделись окна.
Я дверь толкнул. Мне ясно было,
Здесь не откажут пришлецу,
Так может мёртвый лечь в могилу,
Так может сын войти к отцу.
Дрожал вверху под самым сводом
Неясный остов корабля,
Который плыл по бурным водам
С надёжным кормчим у руля.
А снизу шум взносился многий,
То пела за скамьёй скамья,
И был пред ними некто строгий,
Читавший книгу Бытия.
И в тот же самый миг безмерность
Мне в грудь плеснула, как волна,
И понял я, что достоверность
Теперь навек обретена.
Когда я вышел, увидали
Мои глаза, что мир стал нем,
Предметы мира убегали,
Их будто не было совсем.
И только на заре слепящей,
Где небом кончилась земля,
Призывно реял уходящий
Флаг неземного корабля.
* * *
Казалось бы, ну здесь уж совершенно все ясно. В церкви, доме Бога, лир.герой причащается вечному/неземному, единственному Истинному Бытию («достоверность-безмерность»), после чего окружающий тварно-временной мир теряет для него значимость - исчезает и из из его зрения («предметы мира убегали, их будто не было совсем»), и из его слуха («мир стал нем»), - а значим для него теперь только курс от этого мира к Истинному Бытию, Богу-вне-времени («призывно реял флаг неземного корабля»), Который ждет всех и желает спасения в Себе всем («Здесь не откажут пришлецу»). В чем тут можно прошибиться?
Оказывается, можно. Ежели допрежь всего держать в уме, что евангелическая церковь, яко евангелическая, а не православная, никак не может быть обителью истины, а, напротив, должна быть средоточием лжи и зла, то можно. Тем более что на ту беду она еще и краснокирпичная, эта самая церковь. Вот комментарий Полушина к этому тексту (там же. С. 624):
«…Поэт обращается к Божьему Слову, оп пишет почти биографически точно о своем возвращении в «красный ад»:
Тот дом был красная, слепая,
Остроконечная стена.
(«Евангелическая церковь», 1919)
То есть красная страна. Тут, думается, не случайно слово стена рифмуется тайно со словом «страна». И вот в этот незнакомый мир красной страны:
Я дверь толкнул. Мне ясно было,
Здесь не откажут пришлецу.
Куда плывет страна - «...по бурным водам / C надежным кормчим y руля»? Поэт знает, что вопрос риторический, поэтому и читает внизу «некто строгий» не Библию, a «книгу Бытия». И это бытие страшно, оно ведет в пропасть:
Когда я вышел, увидали
Мои глаза, что мир стал нем.
Прeдметы мира убегали,
Их будто не былo совсем.
Отчего же «Евангелической церковью» назвал поэт разор, творящийся y него в родном доме? Нужно вспомнить Достоевского. Он ведь не старушку-процентщицу убил руками Раскольникова, a западные идеи социaлизма. Гумилёв, глубоко верующий и православный человек, видит в происходящих событиях чужеродность и чуждую церковь (здесь церковь как миропоpядок), захватившую его православную страну».
Конец цитаты из Полушина. Особенно замечательно его наблюдение, что некто в церкви читает «НЕ Библию, А книгу Бытия». То есть о составе христианской Библии Полушин имеет самое превратное представление, и с какой книги она начинается, не ведает. Истинно благочестивый человек.