Инкское воспитание в добродетели-2
Воспитание в добродетели-2. Из инкских законов о труде и отдыхе. (Предыдущее -http://wyradhe.livejournal.com/228525.html . Повторю, почему я присоединяюсь к точке зрения тех, кто видит в передаче инкских законов испаноязычными источниками самое близкое следование настоящим инкским законам, а не создание утопии, задним числом приписанной былым инкам, по вкусу данного хрониста или полет его фантазии: 1) специальное подробнейшее придумывание массы разных законов с точным указанием подробностей для таких хроник маловероятно; 2) а вот уж то, чтобы такие придумки разных, независимых друг от друга авторов, еще и совпадали бы по содержанию - при расхождении в манере и месте изложения - совсем невероятно, а между тем именно такое совпадение сплошь и рядом имеет место, ср. http://www.mezoamerica.ru/forum1/viewtopic.php?f=4&t=2789 ; 3) именно от населения, прошедшего обработку такими законами, и можно ожидать такого поведения, какое продемонстрировало население, войска и остатки элиты Инкской державы при испанском завоевании; а без такой или похожей обработки подобное поведение окажется крайне удивительным, даже несмотря на межлусобицу, оспу и отложение покоренных. Конечно, нижеприводимые законы - это одно, реальное их исполнение даже в центральных районах государства - другое, а исполнение на периферии - третье, как и во всякой такой державе. Тем не менее и сами законы очень показательны).
Потребление и отдых основной массы населения призваны были регулировать два инкских закона - "закон об [ограничении] стандартных затрат [ресурсов на личное потребление]" (в передаче Инки Гарсиласо де ла Вега - "закон об обычных затратах, ley sobre el gasto ordinario") и "закон о домовом быте" (в той же передаче - "домашний, casera").
Второй кажется особенно замечательным (аналоги мне не попадались).
В нем были две части. Одна запрещала праздность, другая провозглашала государственную инспекцию быта внутри дома. Согласно первой части, подданным вообще, в принципе запрещались (иначе как на общественных празднествах) игры, развлечения и отдых (отдых - несомненно, не считая тех перерывов, что рассматривались как физически необходимая часть трудового процесса. Игры и развлечения в набор таких технических нужных перерывов не входили). За вычетом общественных празднеств, подданный должен был быть постоянно занят либо трудом, либо необходимым сном и трапезой (набор разрешенных продуктов регулировался).
Достигалось это следующими методами.
1. Прежде всего, на общинников разверстывали государственную барщину: полагалось столько-то отработать на полях государства, столько-то - на полях храмов, столько-то - на полях самой общины (помимо прочих отработок; в идеале поля государства, храма и общины относились друг к другу как 1:1:1, а некоторая часть продукции общины выделялась принудительно, независимо от желаний самой общины, в ее запас на всякий чрезвычайный случай, можно оценить стандартно отчуждаемую государством долю рабочего времени / продукции общинников в 70-75 процентов - иными словами, "на себя" в точном смысле слова общинники тратили примерно четверть своих общих трудовых усилий, а примерно три четверти шло на государство), причем объем работ на полях общины (и получаемый там урожай) также должны были предписываться сверху. Определенный размер отработки в пользу "верхов" - это стандартное явление (правда, таких масштабов эксплуатация достигала редкл. Сасаниды собирали податьми процентов 20, реже до 30 урожая; монголы в Иране - до 60-70 процентов, Делийский султанат рубежа 13/14 веков - 50 процентов), но вот предписывать общине, сколько именно она должна работать _на себя же саму_, и как много она должна при этом наработать и хранить в запасах - это уже инкская специфика. При этом совокупная трудовая нагрузка по этим трем видам отработок определялась государством так, чтобы в итоге каждый домохозяин без крайнего изнурения практически не мог ее выполнить, и если желал такого крайнего изнурения избежать, то должен был привлекать к такой отработке свою жену и детей, хотя закон этого напрямую не требовал и предоставлял это привлечение на их вольную волю. Гарсиласо де ла Вега с большим удовлетворением описывает эту систему и бичует тех, кто утверждал, будто-де инки привлекали к несению этих податных работ не только домохозяина-общинника, но и младших членов его домохозяйства - ничуть, говорит Гарсиласо, эти податные работы возлагались только на домохозяина, а его родственники если ему в этом и помогали, то сугубо добровольно из любви к нему; правда, Гарсиласо добавляет тут же, что без такой помощи домохозяин изнурялся на отработке вплоть до впадения в недуг - и вот тут читателю становится ясно, как именно и под какие задачи рассчитывалась эта податная нагрузка (цитирую Гарсиласо, 302-303: легко-де "ответить и возразить тем, кто говорит, что в древности подать несли сыновья, и дочери, и матери, и любые другие [родственники], что является ложью, ибо все они трудились не принуждаемые [лично на них возложенной] подат[ной обязанностью], которая якобы была на них [самих] наложена, а ради помощи своим отцам и мужьям, т. е. своим хозяевам, потому что, если мужчина не захотел бы привлечь своих [родных] к своей работе и к своему труду, а трудился бы лишь сам, его дети и жена [и не ходили бы на исполнение этого труда, а] оставались бы свободны для домашних занятий по своему дому, и судьи, и декурионы [лица, несущие надзорные функции по отношению к общинникам] не смогли бы заставить их что-либо [делать], если они не предавались безделью в своих [домо]хозяйствах. По этой причине во времена инков уважались и считались богатыми те люди, у которых имелась семья и много детей; потому что многие из тех, кто их не имел, заболевали по причине длительности времени, уходившего [у такого человека] на работу, чтобы выполнить свою подать").
2. Независимо от этого, закон о домовом быте в своей первой части прямо требовал, "чтобы никто не пребывал в праздности, в связи с чем... даже дети пяти лет были заняты [правда] очень легкими работами, соответствовавшими их возрасту; слепых, хромых и немых, если они ничем другим не болели, также заставляли трудиться на разных работах; остальные люди, пока они были здоровы, занимались каждый своей работой и ради своего блага, и среди них считалось великим позором и бесчестием, когда кого-нибудь публично наказывали за безделье" (Гарсиласо, 291). О наказании за безделье см. ниже. Подробности о том, как накладывали "работу ради работы" таковы: "На судьях и ревизорах лежала забота о том, чтобы всё мужчины были бы заняты своими службами и никоим образом не бездельничали бы; чтобы женщины заботились о порядке в своих домах, в своих хранилищах, в одежде и питании, в воспитании своих детей, и, наконец, они пряли и ткали для [нужд] своего дома; чтобы девушки были бы всегда послушны своим матерям, своим хозяйкам; чтобы они всегда были бы заняты домашними и женскими делами; чтобы старики и старухи, и немощные для тяжелых работ [люди] были бы заняты каким-либо полезным для них делом, хотя бы сбором хвороста и сена и собиранием вшей [на себе], и чтобы они относили бы вшей своим декурионам или ефрейторам звеньев. Специальным занятием слепых была очистка хлопка от семян и зернышек, которые в нем имеются, и выборка зерен кукурузы из початков, в которых они растут" (Гарсиласо 297). В частности, "паралитики... отдавали подать в другой форме, и заключалась она в том, что через такое-то количество дней они были обязаны вручить управителям своих селений несколько [пустотелых] стеблей со вшами. Говорят, что инки просили ту подать, чтобы никто (кроме освобожденных от податей) не избегал бы нести подат[ные работы], каким бы бедняком он не был бы, и что у этих просили вшей, ибо, как бедные паралитики, они не могли сами нести ту службу, являвшуюся податью, которую несли все [остальные]" (Гарсиласо, 280).
Для полного практического обеспечения этого запрета на безделье - первой части закона о домовом быте (а также для выполнения закона об ограничении потребления) имелась вторая часть закона о домовом быте, где "приказывалось, чтобы индейцы обедали бы и ужинали при открытых дверях, чтобы судейские исполнители могли бы с полной свободой посещать их дома. Ибо у них имелись определенные судьи, которые были обязаны посещать храмы, общественные места, и здания, и частные дома: они назывались лъакта-камайу. Они сами или их исполнители часто посещали дома, чтобы узнать, внимательно ли и заботливо относится к своим домашним и семейным делам как мужчина, так и женщина и послушны ли, усердны и заняты ли работой дети. Они судили и делали вывод об их прилежности по отделке, украшениям, чистоте и хорошей опрятности их дома, по их драгоценностям, одеждам [и] даже посуде и всяким другим домашним вещам. И тех, чье усердие они обнаруживали, они награждали публичными восхвалениями, а тех, кого изобличали в неряшливости, наказывали [ударами] плетьми по рукам и ногам или применяли другие кары, которые предписывал закон" (Гарсиласо, 291). В частности, как замечает Гарсиласо в уже цитировавшемся месте (302), если эти инспекторы замечали дома находящихся в праздности домочадцев общинника (который сам в это время находился на полевых работах), то это было нарушением закона; такие домочадцы подлежали добавочным штрафным отработкам (уже и на местных общественных работах, по приказу и под контролем должностных лиц) и наказанию плетьми.
Дважды в год проводилась генеральная инспекция такого рода. Если состояние дома и участка, а также домовых запасов и утвари вплоть до одежды и посуды, не отвечало требуемой государством норме (в частности, не дотягивало до нее), наказание виновным составляло сто ударов плетью (Гуаман Пома, "193-194" + "249").
Если при инспекции (неясно, генеральной или любой) обнаруживалась, на вкус инспекции, какая-то особая нерадивость, неопрятность (как лица, прически и тела, так и одежды, утвари и дома), леность и неухоженность в данном домохозяйстве, виновные наказывались уже гораздо строже. "Наказание ленивых, и грязных, и уподобившихся свиньям людей, у которых нет ничего чистого. Таких, со зловонным ртом и грязными волосами и лицом, ногами и руками, одеждой, если она в таком виде будет обнаружена, наказывали ста ударами пращи-уараки. А всю грязь с тела, и лица, и головы, с ног и рук - эту грязь в наказание заставляли выпить самого провинившегося или провинившуюся. А если кто-то не убирал и не очищал от навоза свой надел [с домом], они заставляли перемолоть всю выросшую там горькую и негорькую траву, и, смешав ее с мочой, принуждали виновного выпить два больших сосуда из дерева или два больших сосуда из тыквы на общественной площади [пуюлично], [но следя,] чтобы питье не причинило вред. Так наказывалась лень и иная вина грязных и ленивых людей" (Гуаман Пома, "315-316").
С очищением от навоза важно было и не перестараться, потому что о наличии достаточного количества навоза для наделов тоже пеклись, и если норма на этот счет не соблюдалась, виновный наказывался, по-видимому, ста ударами плетьми (см. Гуаман Пома "193-194"). Просто этот навоз надо было хранить неким определенным образом, чтобы он не нарушал неподобно опрятности надела.
Если все необходимое для выполнения податей, норм запасов и опрятности и т.д., уже было сделано, отдыхать все равно было нельзя, так как это нарушало бы сам закон о запрете на праздность, и надлежало трудиться над чем-нибудь ради самой занятости трудом: "А если нечего было делать, следовало плести канаты, или собирать дрова и солому для своего дома, или разминать кожу, или плести веревки, или ткать накидки-плащи, или изготоваливать сандалии. Этим и занимались индейцы" (Гуаман Пома, "316"). Наказанием за сам факт безделья независимо от состояния дома, выполнения повинностей и пр., были, как мы помним, плети и дополнительные штрафные отработки под контролем общины.
3. Специально запрещались (иначе как на проводимых от имени государства празднествах) игры - вообще (как особо соблазнительная форма праздности). "Наказание игроков (jugadores). Им предписывалось давать 50 ударов плетью по рукам и кистям рук, плетью-урака, ибо во времена ИНГИ никто не играл (nadie no jugaua), ни набольшие, ни рядовые индейцы. Они могли играть (jugar) только с санкции (mandado) ИНГИ. Все должны были трудиться во всем королевстве" (Гуаман Пома, "316"). (Как дополнительно видно из последней фразы, противопоставляющей "игры" труду и поясняющей запрет на игру тем, что все должны были трудиться, речь идет здесь вовсе не только о каких-то азартных играх - а об играх вообще).
Аналогично у Гарсиласо (421-422), согласно которому все эти законы ввел основатель всей системы Пачакутек (сер. XV в.): "Этот Пача-кутек... учредил специальные суды для бездельников, лентяев; он изволял, чтобы все были бы заняты своими делами или помогали своим родителям, или своим хозяевам, или [работали] на благо государства, так что даже мальчики и девочки пяти, шести, семи лет были заняты какими-то делами, соответствовавшими их возрасту. Слепых, хромых и немых, которые могли трудиться руками, занимали на различных работах; стариков и старух заставляли наблюдать за птицами на посевах, и всем им обязательно давали еду и одежду из общественных хранилищ. А чтобы постоянная работа не утомляла бы их так, что они испытывали бы угнетение, он установил закон, по которому каждый месяц (они считались по лунам) имелись три дня праздников, во время которых они развлекались различными играми небольшого интереса (juegos de poco interes)". Здесь также игра противопоставляется "постоянной работе" вообще, так что это любая игра, а не только собственно "азартная" (в терминологическом смысле) игра на материальные ценности, и понимать это "de poco interes" надо как "не очень распаляющие, не очень вводящие в азарт" игры. Впрочем, и так понятно, что пока работаешь, не покладая рук, в игры играть не получится (если не распространять слово juegos на всякие загадки, - разговаривать-то друг с другом можно во время многих механических не очень трудоемких работ).
4. Частные приемы друг друга в гости с угощением тоже запрещались, иначе как во время церемоний, связанных с совместной обработкой земли - айни (Manuel Galich. Nuestros primeros padres. La Habana, 2004: 334), а также в праздник великого инки в апреле (Гуаман Пома, "245", где специально отмечается, что вот по случаю этого праздника частные лица приглашали друг друга в гости на застолье). А в остальном пировать-застольничать можно было только в коллективе, на общинных празднествах, проводившихся два-три раза в месяц. Впрочем, и тут как материальный уровень застолья, так и уровень веселья раскрепощенности жестко ограничивались другими законами: законом об ограничении трат, который "абсолютно не допускал излишества на банкетах [тех самых пирушках на всю общину или несколько семей] и обедах [это уже трапеза отдельной семьи у себя дома]" (Гарсиласо, 291) и законом о мучительной смертной казни за ряд проступков в пьяном виде (за "говорение глупостей [в духе приставаний]" и "нашептывание [непристойностей]" женщинам спьяну, за то, что человека стошнило спьяну в лицо женщине, за то, что человек чересчур или слишком вызывающе "загляделся" на женщину спьяну, за то, что человек затевал драку спьяну, за то, что человек скандалил спьяну, за сквернословие спьяну - он подлежал затаптыванию ударами ног в живот до смерти, так чтобы желчь из раздавленных внутренностей и поглощенный было алкошольный напиток били у казнимого изо рта (Гуаман Пома, "315"+"261"). Так что "Хотя они пили [на этих празднествах алкогольные напитки] , но должны были молчать и идти [потом] засыпать, не согрешив ни в чем [спьяна]. А если что-либо [из перечисленного] становилось известно [о ком-то], такого убивали. И поэтому в те времена не было [так] пьянствующих, как сейчас" (Гуаман Пома, "261").
Потребление и отдых основной массы населения призваны были регулировать два инкских закона - "закон об [ограничении] стандартных затрат [ресурсов на личное потребление]" (в передаче Инки Гарсиласо де ла Вега - "закон об обычных затратах, ley sobre el gasto ordinario") и "закон о домовом быте" (в той же передаче - "домашний, casera").
Второй кажется особенно замечательным (аналоги мне не попадались).
В нем были две части. Одна запрещала праздность, другая провозглашала государственную инспекцию быта внутри дома. Согласно первой части, подданным вообще, в принципе запрещались (иначе как на общественных празднествах) игры, развлечения и отдых (отдых - несомненно, не считая тех перерывов, что рассматривались как физически необходимая часть трудового процесса. Игры и развлечения в набор таких технических нужных перерывов не входили). За вычетом общественных празднеств, подданный должен был быть постоянно занят либо трудом, либо необходимым сном и трапезой (набор разрешенных продуктов регулировался).
Достигалось это следующими методами.
1. Прежде всего, на общинников разверстывали государственную барщину: полагалось столько-то отработать на полях государства, столько-то - на полях храмов, столько-то - на полях самой общины (помимо прочих отработок; в идеале поля государства, храма и общины относились друг к другу как 1:1:1, а некоторая часть продукции общины выделялась принудительно, независимо от желаний самой общины, в ее запас на всякий чрезвычайный случай, можно оценить стандартно отчуждаемую государством долю рабочего времени / продукции общинников в 70-75 процентов - иными словами, "на себя" в точном смысле слова общинники тратили примерно четверть своих общих трудовых усилий, а примерно три четверти шло на государство), причем объем работ на полях общины (и получаемый там урожай) также должны были предписываться сверху. Определенный размер отработки в пользу "верхов" - это стандартное явление (правда, таких масштабов эксплуатация достигала редкл. Сасаниды собирали податьми процентов 20, реже до 30 урожая; монголы в Иране - до 60-70 процентов, Делийский султанат рубежа 13/14 веков - 50 процентов), но вот предписывать общине, сколько именно она должна работать _на себя же саму_, и как много она должна при этом наработать и хранить в запасах - это уже инкская специфика. При этом совокупная трудовая нагрузка по этим трем видам отработок определялась государством так, чтобы в итоге каждый домохозяин без крайнего изнурения практически не мог ее выполнить, и если желал такого крайнего изнурения избежать, то должен был привлекать к такой отработке свою жену и детей, хотя закон этого напрямую не требовал и предоставлял это привлечение на их вольную волю. Гарсиласо де ла Вега с большим удовлетворением описывает эту систему и бичует тех, кто утверждал, будто-де инки привлекали к несению этих податных работ не только домохозяина-общинника, но и младших членов его домохозяйства - ничуть, говорит Гарсиласо, эти податные работы возлагались только на домохозяина, а его родственники если ему в этом и помогали, то сугубо добровольно из любви к нему; правда, Гарсиласо добавляет тут же, что без такой помощи домохозяин изнурялся на отработке вплоть до впадения в недуг - и вот тут читателю становится ясно, как именно и под какие задачи рассчитывалась эта податная нагрузка (цитирую Гарсиласо, 302-303: легко-де "ответить и возразить тем, кто говорит, что в древности подать несли сыновья, и дочери, и матери, и любые другие [родственники], что является ложью, ибо все они трудились не принуждаемые [лично на них возложенной] подат[ной обязанностью], которая якобы была на них [самих] наложена, а ради помощи своим отцам и мужьям, т. е. своим хозяевам, потому что, если мужчина не захотел бы привлечь своих [родных] к своей работе и к своему труду, а трудился бы лишь сам, его дети и жена [и не ходили бы на исполнение этого труда, а] оставались бы свободны для домашних занятий по своему дому, и судьи, и декурионы [лица, несущие надзорные функции по отношению к общинникам] не смогли бы заставить их что-либо [делать], если они не предавались безделью в своих [домо]хозяйствах. По этой причине во времена инков уважались и считались богатыми те люди, у которых имелась семья и много детей; потому что многие из тех, кто их не имел, заболевали по причине длительности времени, уходившего [у такого человека] на работу, чтобы выполнить свою подать").
2. Независимо от этого, закон о домовом быте в своей первой части прямо требовал, "чтобы никто не пребывал в праздности, в связи с чем... даже дети пяти лет были заняты [правда] очень легкими работами, соответствовавшими их возрасту; слепых, хромых и немых, если они ничем другим не болели, также заставляли трудиться на разных работах; остальные люди, пока они были здоровы, занимались каждый своей работой и ради своего блага, и среди них считалось великим позором и бесчестием, когда кого-нибудь публично наказывали за безделье" (Гарсиласо, 291). О наказании за безделье см. ниже. Подробности о том, как накладывали "работу ради работы" таковы: "На судьях и ревизорах лежала забота о том, чтобы всё мужчины были бы заняты своими службами и никоим образом не бездельничали бы; чтобы женщины заботились о порядке в своих домах, в своих хранилищах, в одежде и питании, в воспитании своих детей, и, наконец, они пряли и ткали для [нужд] своего дома; чтобы девушки были бы всегда послушны своим матерям, своим хозяйкам; чтобы они всегда были бы заняты домашними и женскими делами; чтобы старики и старухи, и немощные для тяжелых работ [люди] были бы заняты каким-либо полезным для них делом, хотя бы сбором хвороста и сена и собиранием вшей [на себе], и чтобы они относили бы вшей своим декурионам или ефрейторам звеньев. Специальным занятием слепых была очистка хлопка от семян и зернышек, которые в нем имеются, и выборка зерен кукурузы из початков, в которых они растут" (Гарсиласо 297). В частности, "паралитики... отдавали подать в другой форме, и заключалась она в том, что через такое-то количество дней они были обязаны вручить управителям своих селений несколько [пустотелых] стеблей со вшами. Говорят, что инки просили ту подать, чтобы никто (кроме освобожденных от податей) не избегал бы нести подат[ные работы], каким бы бедняком он не был бы, и что у этих просили вшей, ибо, как бедные паралитики, они не могли сами нести ту службу, являвшуюся податью, которую несли все [остальные]" (Гарсиласо, 280).
Для полного практического обеспечения этого запрета на безделье - первой части закона о домовом быте (а также для выполнения закона об ограничении потребления) имелась вторая часть закона о домовом быте, где "приказывалось, чтобы индейцы обедали бы и ужинали при открытых дверях, чтобы судейские исполнители могли бы с полной свободой посещать их дома. Ибо у них имелись определенные судьи, которые были обязаны посещать храмы, общественные места, и здания, и частные дома: они назывались лъакта-камайу. Они сами или их исполнители часто посещали дома, чтобы узнать, внимательно ли и заботливо относится к своим домашним и семейным делам как мужчина, так и женщина и послушны ли, усердны и заняты ли работой дети. Они судили и делали вывод об их прилежности по отделке, украшениям, чистоте и хорошей опрятности их дома, по их драгоценностям, одеждам [и] даже посуде и всяким другим домашним вещам. И тех, чье усердие они обнаруживали, они награждали публичными восхвалениями, а тех, кого изобличали в неряшливости, наказывали [ударами] плетьми по рукам и ногам или применяли другие кары, которые предписывал закон" (Гарсиласо, 291). В частности, как замечает Гарсиласо в уже цитировавшемся месте (302), если эти инспекторы замечали дома находящихся в праздности домочадцев общинника (который сам в это время находился на полевых работах), то это было нарушением закона; такие домочадцы подлежали добавочным штрафным отработкам (уже и на местных общественных работах, по приказу и под контролем должностных лиц) и наказанию плетьми.
Дважды в год проводилась генеральная инспекция такого рода. Если состояние дома и участка, а также домовых запасов и утвари вплоть до одежды и посуды, не отвечало требуемой государством норме (в частности, не дотягивало до нее), наказание виновным составляло сто ударов плетью (Гуаман Пома, "193-194" + "249").
Если при инспекции (неясно, генеральной или любой) обнаруживалась, на вкус инспекции, какая-то особая нерадивость, неопрятность (как лица, прически и тела, так и одежды, утвари и дома), леность и неухоженность в данном домохозяйстве, виновные наказывались уже гораздо строже. "Наказание ленивых, и грязных, и уподобившихся свиньям людей, у которых нет ничего чистого. Таких, со зловонным ртом и грязными волосами и лицом, ногами и руками, одеждой, если она в таком виде будет обнаружена, наказывали ста ударами пращи-уараки. А всю грязь с тела, и лица, и головы, с ног и рук - эту грязь в наказание заставляли выпить самого провинившегося или провинившуюся. А если кто-то не убирал и не очищал от навоза свой надел [с домом], они заставляли перемолоть всю выросшую там горькую и негорькую траву, и, смешав ее с мочой, принуждали виновного выпить два больших сосуда из дерева или два больших сосуда из тыквы на общественной площади [пуюлично], [но следя,] чтобы питье не причинило вред. Так наказывалась лень и иная вина грязных и ленивых людей" (Гуаман Пома, "315-316").
С очищением от навоза важно было и не перестараться, потому что о наличии достаточного количества навоза для наделов тоже пеклись, и если норма на этот счет не соблюдалась, виновный наказывался, по-видимому, ста ударами плетьми (см. Гуаман Пома "193-194"). Просто этот навоз надо было хранить неким определенным образом, чтобы он не нарушал неподобно опрятности надела.
Если все необходимое для выполнения податей, норм запасов и опрятности и т.д., уже было сделано, отдыхать все равно было нельзя, так как это нарушало бы сам закон о запрете на праздность, и надлежало трудиться над чем-нибудь ради самой занятости трудом: "А если нечего было делать, следовало плести канаты, или собирать дрова и солому для своего дома, или разминать кожу, или плести веревки, или ткать накидки-плащи, или изготоваливать сандалии. Этим и занимались индейцы" (Гуаман Пома, "316"). Наказанием за сам факт безделья независимо от состояния дома, выполнения повинностей и пр., были, как мы помним, плети и дополнительные штрафные отработки под контролем общины.
3. Специально запрещались (иначе как на проводимых от имени государства празднествах) игры - вообще (как особо соблазнительная форма праздности). "Наказание игроков (jugadores). Им предписывалось давать 50 ударов плетью по рукам и кистям рук, плетью-урака, ибо во времена ИНГИ никто не играл (nadie no jugaua), ни набольшие, ни рядовые индейцы. Они могли играть (jugar) только с санкции (mandado) ИНГИ. Все должны были трудиться во всем королевстве" (Гуаман Пома, "316"). (Как дополнительно видно из последней фразы, противопоставляющей "игры" труду и поясняющей запрет на игру тем, что все должны были трудиться, речь идет здесь вовсе не только о каких-то азартных играх - а об играх вообще).
Аналогично у Гарсиласо (421-422), согласно которому все эти законы ввел основатель всей системы Пачакутек (сер. XV в.): "Этот Пача-кутек... учредил специальные суды для бездельников, лентяев; он изволял, чтобы все были бы заняты своими делами или помогали своим родителям, или своим хозяевам, или [работали] на благо государства, так что даже мальчики и девочки пяти, шести, семи лет были заняты какими-то делами, соответствовавшими их возрасту. Слепых, хромых и немых, которые могли трудиться руками, занимали на различных работах; стариков и старух заставляли наблюдать за птицами на посевах, и всем им обязательно давали еду и одежду из общественных хранилищ. А чтобы постоянная работа не утомляла бы их так, что они испытывали бы угнетение, он установил закон, по которому каждый месяц (они считались по лунам) имелись три дня праздников, во время которых они развлекались различными играми небольшого интереса (juegos de poco interes)". Здесь также игра противопоставляется "постоянной работе" вообще, так что это любая игра, а не только собственно "азартная" (в терминологическом смысле) игра на материальные ценности, и понимать это "de poco interes" надо как "не очень распаляющие, не очень вводящие в азарт" игры. Впрочем, и так понятно, что пока работаешь, не покладая рук, в игры играть не получится (если не распространять слово juegos на всякие загадки, - разговаривать-то друг с другом можно во время многих механических не очень трудоемких работ).
4. Частные приемы друг друга в гости с угощением тоже запрещались, иначе как во время церемоний, связанных с совместной обработкой земли - айни (Manuel Galich. Nuestros primeros padres. La Habana, 2004: 334), а также в праздник великого инки в апреле (Гуаман Пома, "245", где специально отмечается, что вот по случаю этого праздника частные лица приглашали друг друга в гости на застолье). А в остальном пировать-застольничать можно было только в коллективе, на общинных празднествах, проводившихся два-три раза в месяц. Впрочем, и тут как материальный уровень застолья, так и уровень веселья раскрепощенности жестко ограничивались другими законами: законом об ограничении трат, который "абсолютно не допускал излишества на банкетах [тех самых пирушках на всю общину или несколько семей] и обедах [это уже трапеза отдельной семьи у себя дома]" (Гарсиласо, 291) и законом о мучительной смертной казни за ряд проступков в пьяном виде (за "говорение глупостей [в духе приставаний]" и "нашептывание [непристойностей]" женщинам спьяну, за то, что человека стошнило спьяну в лицо женщине, за то, что человек чересчур или слишком вызывающе "загляделся" на женщину спьяну, за то, что человек затевал драку спьяну, за то, что человек скандалил спьяну, за сквернословие спьяну - он подлежал затаптыванию ударами ног в живот до смерти, так чтобы желчь из раздавленных внутренностей и поглощенный было алкошольный напиток били у казнимого изо рта (Гуаман Пома, "315"+"261"). Так что "Хотя они пили [на этих празднествах алкогольные напитки] , но должны были молчать и идти [потом] засыпать, не согрешив ни в чем [спьяна]. А если что-либо [из перечисленного] становилось известно [о ком-то], такого убивали. И поэтому в те времена не было [так] пьянствующих, как сейчас" (Гуаман Пома, "261").