Высшая мера инкской социальной защиты
Высшая мера инкской социальной защиты
Высшим наказанием в инкской шкале наказаний было распространение смертной казни на все селение преступника, чтоб " ни сосунка, ни пискуна" - помимо казни самого преступника, истреблялась вся его община (селение), там истреблялся и скот, дома разрушались, а поля засевались солью. Надо сказать, что полное истребление сопротивляющегося автономного коллектива на войне (при попытке впервые покорить этот коллектив или подавить его мятеж) было явлением вполне обычным (правда, в качестве особо жестокой меры) повсюду, но вот в качестве кары за преступление одного члена коллектива, при том, что сам этот коллектив не выходил из повиновения и к преступлению не причастен - в таком качестве поголовное истребление коллектива очень мало кем применялось. О соответствующей инкской каре долгое время было известно от Инки Гарсиласо де ла Вега, но он говорит, что причиталась она за такие-то конкретные преступления, и тут же прибавляет, что она никогда не употреблялась реально - такой страх нагоняла сама угроза, что, мол, и преступлений соответствующих никто и никогда не дерхал совершить. Явное неправдоподобие этого комментария могло бы ставить под то или иное сомнение значение самого сообщения о том, что такая мера в инкских законах была. Однако у совершенно независимого автора, Гуаман Помы, мы находим угрозу в точности этим самым наказанием в самом начале приводимых им частями законов Тупак Йупанки (верховный инка в 1471-1493), причем здесь эта кара возвещается не в качестве наказания за какие-то конкретные дела, а просто как крайняя угроза тем, кто осмелится преступать излагаемые далее законы, то есть просто как высшая мера наказаний. И тут же Гуаман Пома от себя указывает, что применялась эта кара реально и очень эффективно действовала на всех, служа чем-то вроде главного обеспечения для всей системы инкского правосудия. Вот это место из текста Гуамана Помы ("184-185"):
Топа Инка Юпанки и остальные аукиконы и великие господа..., - ...так они говорили "Мы устанавливаем и приказываем [все нижеследующее] выполнять и соблюдать в этих [подвластных нам] государствах, и владениях, под страхом смертной казни для тех, кто не будет это выполнять - для них самих и их детей и потомков, ибо они будут наказаны, и подвергнуты расправе, и приговорены к смерти, и будет уничтожен весь их род, а их селения разрушены и поля - засеяны солью, и там будут жить одни лишь звери: горный олень, пума, лиса, горный кот, кондор и сокол". Эти означенные наказания раз и навсегда были приказаны, введены и выполняемы во всем этом государстве, и поэтому там никогда не возникали тяжбы [=прения, обжалования] по поводу этого означенного приговора. Суровы были закон и правосудие этого государства (*).
(* - Y ancí no abía pleyto jamás con esta dicha sentencia; estaua fixa la ley y justicia en este rreyno. - Разграничение предложений у нас дано согласно В.А. Кузьмищеву. Гуаман Пома не отмечал знаками препинания и большими буквами границ предложений, так что возможно и иное членение, принятое некоторыми зарубежными специалистами: Y ancí no abía pleyto jamás; con esta dicha sentencia estaua fixa la ley y justicia en este rreyno - "И поэтому там никогда не возникали тяжбы. С означенным приговором установились твердо закон и правосудие этого королевства". Однако такой перевод дает в обеих своих частях намного менее ясный смысл, чем понимание В.А. Кузьмищева).
Из Гарсиласо де ла Вега известно, что именно эта кара должна была применяться как стандартное наказание за два преступления: за половое общение или попытку вступить в таковое с девственницей Солнца и за то же самое по отношению к женщине верховного инки. В обоих случаях каралось именно селение мужчины. Гарсиласо пишет (204-206): "Для монахинь [девственниц Солнца], которые совершали преступление против своей девственности, существовал закон, по которому их закапывали в землю живыми, а соучастника приказывали повесить. А поскольку они считали (и так они утверждали), что убить одного мужчину было малым наказанием за столь тяжелое преступление, каким являлась дерзость изнасилования жены, предназначенной Солнцу, их богу и отцу их королей, закон приказывал убить вместе с преступником его жену, и детей, и слуг, а также их родственников, и всех соседей, и жителей его селения, и весь их скот, чтобы не осталось бы, как говорят, ни сосунка, ни пискуна. Они разрушали селение и засыпали его камнями, и, поскольку это была как бы родина и мать, которые родили и вырастили столь плохого сына, [селение] превращалось в мертвую пустыню, и то место было проклято и отлучено, чтобы никто не коснулся бы его, даже скот, если бы он [появлялся там]. Таков был закон, однако он никогда не был приведен в исполнение, потому что не нашелся [человек], который нарушил бы его, ибо, как мы уже говорили в других случаях, индейцы Перу испытывали величайший страх перед своими законами и проявляли к ним полнейшее почтение, особенно к тем, которые касались их религии и их королей. Однако, если находился кто-либо, кто нарушал его, закон применялся по всей своей строгости, без всякого снисхождения, словно речь шла о том, чтобы убить шавку. Ибо инки никогда не создавали [свои] законы, чтобы пугать своих вассалов или чтобы над ними насмехались, а чтобы они приводились бы в исполнение по отношению к тем, кто решился бы их нарушить. ...Для тех, кто совершал преступление против этих домов для жен инки, имелся тот же самый суровый закон, что и против прелюбодеев [по отношению] к избранницам для Солнца, ибо преступление было одним и тем же, однако [и] он никогда не был применен, ибо не было к кому [применить его].В подтверждение того, что мы говорим о строгом законе против тех, кто посмел бы [склонить к сожительству] жен Солнца или инки, интендант Агустин де Сарате, рассказывая о причинах жестокой смерти Ата-уальпы, - книга вторая, глава седьмая, - говорит следующие слова, которые мы дословно приводим [и] которые касаются нашего предмета: «А поскольку результаты следствия, которое проводилось, были [взяты] со слов самого Филипильо, он интерпретировал их, как хотел, согласно своему намерению; причину, которая толкнула его, никогда не могли выяснить как следует, однако она была одной из двух: или этот индеец имел любовные [отношения] с одной из жен Атабалибы и хотел с его смертью спокойно (seguramente) насладиться ими, что уже было сообщено Атабалибе, и он жаловался на это губернатору, говоря, что он больше страдает от того оскорбления, чем от своего плена или стольких бедствий, свалившихся на него, хотя бы за ними наступила бы его смерть, ибо столь низкий индеец так мало посчитался с ним и нанес ему столь великую обиду, зная закон, который существовал на той земле для подобных преступлений, потому что того, кто был виновен в его [нарушении] или только попытался бы его [нарушить], сжигали живьем вместе с самой женщиной, если она была виновна, и убивали его родителей, и детей, и братьев, и всех других близких родственников, и даже лам такого прелюбодея, и, помимо этого, опустошали землю, уроженцем которой он был, засевая ее солью, и срубали деревья, и сносили дома всего селения, и совершались другие очень суровые наказания в память о преступлении».
Отмечу, что в этой передаче слов Атауальпы последний явно говорит об этой каре как о мере, которая вполне применялась на практике, что лишний раз говорит о том, что у Гарсиласо доверять не надо только комментарию о неприменении этой меры.
От Гуаман Помы известно, что в усеченном виде (за вычетом истребления младенцев и разрушения домов) это была также стандартная кара за наведение злых чар или отравление. Приговор звучал: "...<<Пусть умрут на поле крови вместе со своими детьми и подобными им [=сообщинниками]>>. Таких индейцев казнили так: их убивали с их родом и айлью - общиной, включая их детей и внуков, делая исключение только для грудных младенцев, ибо они не ведали их занятие и потому избегали смерти; не хоронили, а оставляли в поле на съедение кондорам, стервятникам и лисам" (Гуаман Пома, "313"). Надо полагать, селение заселялось другими семьями, - разрушение домов не упоминается. Интересно, что в кодексе Тупак Йупанки за то же преступление значится лишь четвертование или сбрасывание со скалы самих виновных (тот же Гуаман Пома, "189"). Ужесточение наказания произошло, очевидно, при Уайна Капаке.
Будучи стандартной карой за означенные преступления, вышеизложенная мера могла также - как высшая мера инкского правосудия - применяться ад хок и за иные нестандартные тяжкие преступления (за стандартные полагались иные кары, описанные в наших источниках), а кроме того, то в полном, то в усеченном виде она полагалась за мужеложество. Закон о ее применении за мужеложество (включая подозрение в нем) в полном виде приписывался одному из древних царей Куско, включенных задним числом в инкскую династию (а может быть, и действительно как-то связанных с ней) - Капаку Йупанки (нач. XIV в.), о котором говорится: "И он особо приказал, чтобы с великим старанием они выследили бы содомитов и на общественной площади сожгли бы живыми тех, кого обнаружат, [и] не только виновных, но и подозреваемых в преступлении, сколь незначительным не было бы [подозрение]; точно так же следовало сжечь их дома, и стереть их с земли, и сжечь деревья из их владений, вырвав их с корнями, чтобы никоим образом не сохранилась бы память о столь мерзком деле, и провозгласить нерушимым законом, чтобы отныне и впредь они остерегались бы совершать подобные преступления под страхом, что за грехопадение одного [жителя] будет опустошено все его селение и сожжены все его жители вообще, как сейчас [сжигались] отдельные [преступники]" (Гарсиласо, 169). Монтесинос пересказывает традицию, по которой этот же эпизод приписывался основателю собственно инкской династии в Куско (династи Верхнего Куско) - Инке Рока (середина XIV в.): "Вскоре царь издал жесточайший закон против содомитов, согласно которому тот, кто был бы застигнут в этом грехе сам или заподозрен в нем, хотя бы незначительно, был бы сожжен всенародно, и чтобы вместе с ним были сожжены его дома и деревья в его владениях, и выкорчеваны с корнем для того, чтоб и памяти не осталось о столь омерзительной вещи, и чтобы впредь никто не дерзал совершать такое преступление под страхом того, что за грех одного было бы снесено (asolado) все селение, и чтобы народ не разговаривал с теми, кто сделал донос". В изложении Монтесиноса тоже различаются конкретный приказ (у Монтесиноса - "закон") о том, чтобы вот сейчас, на первый раз, были казнены только сами виновные (с уничтожением их хозяйств), и декретируемый одновременно закон о том, что потом, на будущее, за это будет уничтожаться все селение (из выражения Монтесиноса было бы неясно, должно ли уничтожаться селение вместе с жителями или без них: asolar значит "снести с лица земли, опустошить дотла", - но параллельный рассказ Гарсиласо этот момент уточняет: вместе).
В усеченном виде (вместе с виновными уничтожались только семьи и дома виновных, а не всех жителей селения) это наказание было как-то применено за мужеложество при Пачакутеке: "Инка Капак Йупанки [военачальник и брат Пачакутека]...занимаясь в Чинча новыми законами и обычаями, которые они должны были иметь, он узнал, что [там] имелись содомиты и в немалом числе; он приказал схватить их и в один день их всех сожгли живьем, а их дома и земельные наделы уничтожили, а деревья вырвали с корнями, чтобы не сохранилась бы память о том, чего касались своими руками содомиты; их жен и детей [также] сожгли за грехи их отцов, что могло бы показаться бесчеловечным, если бы инки не испытывали к этому пороку столь безжалостного отвращения" (Гарсиласо, 383).
Пачакутек как-то применил эту меру (в несколько усеченном виде) ад хок по случаю того, что некто швырнул в него камень или кувшин, а потом подказал под пытками, что его на это подучили три начальника общинных ополчений из субпровинции Куйо-суйю, и они-де готовят восстание. "Инка... приказал, чтобы все эти (три) начальника ополчений были убиты с превеликой жестокостью. После их умерщвления он вырезал тот народ [индейцев-куйо], не оставив в живых никого, кроме некоторых детей и старух. Так было сметено то племя, и по сей день их селения остаются запустошенными" (Сармьенто де Гамбоа, 34)
В полном объеме ту же меру Атауальпа применил к некоторым селениям, обслуживавшим низвергнутый и почти уничтоженный им его собственный правящий род инков: "Не насытившись своей собственной [инкской] кровью и мясом, он перенес свою ярость, бесчеловечность и свирепость на уничтожение самых близких к королевскому дому слуг, каковыми, как мы расскажем в должном месте, являлись не отдельные люди, а целые селения, каждое из которых выполняло свою особую службу, например привратников, метельщиков, дровосеков, водовозов, садовников, поваров государственной кухни (mesa) и других подобных служб. Все те селения, которые располагались вокруг Коско в четырех, шести и семи лигах, он разрушил и стер с лица земли их здания, не удовлетворившись тем, что предал смерти их жителей" (Гарсиласо, 612-613); "Он приказал перерезать слуг королевского дома, которые служили им на различных придворных службах и занятиях; слуги же, как мы рассказали в должном месте, говоря об их службах, были не частными лицами, а [жителями] селений, на которые были возложены обязанности направлять таких-то слуг и исполнителей, которые, сменяя друг друга по времени, несли свои службы; их ненавидел Ата-уальпа как за то, что они были слугами королевского дома, так и за то, что они носили имя инка по привилегии и в качестве милости, оказанной им первым инкой Манко Капаком. Кинжал Ата-уальпы вонзился в те селения с большей или меньшей жестокостью, соответствовавшей тому, служили ли они вблизи или в отдалении от особы короля; потому что тех, чья служба была приближена к ней, как-то: дверные, хранители драгоценностей, разносчики напитков, повара и другие подобные, их подвергли более строгому наказанию, ибо он не удовлетворился тем, что обезглавил всех жителей обоих полов и всех возрастов, но и сжег и разрушил селения, и дома, и королевские здания, находившиеся в них; те же, которые служили на большем отдалении, как-то: дровосеки, доставщики воды, садовники и другие подобные, пострадали меньше; однако, несмотря на это, в некоторых [таких] селениях подвергли наказанию каждого десятого, убив десятую часть всех жителей, взрослых и детей, а в других - пятую часть, а в других - третью часть; таким образом, ни одно селение из тех, что были расположены вокруг города Коско на расстоянии в пять, и шесть, и семь лиг, не оказалось без специального наказания" (Гарсиласо, 643).
Аналогичному наказанию военачальники Атауальпы несколько ранее подвергли род Тупак Инки Йупанки. Родовая корпорация инков, правившая державой, состояла из 10 родов (панак), каждый из которых возводился к одному из верховных инков; каждый новый верховный инка основывал в норме новый такой род. Одним из таких родов и был род Тупака Инки Йупанки. Педро Сармьенто де Гамбоа сообщает, что сторона Атауальпы после победы над силами его соперника Уаскара расследовала, какая из панак стояла за Атауальпу, а какая - за Уаскара. "Они нашли, что род Тупака Инки Йупанки был на стороне Уаскара. Куси Йупанки [доверенный сановник Атауальпы, которому тот делегировал власть навести порядок и расправы в столице] препоручил наказание этого рода Чалкочиме и Кискису. Они схватили главу этого рода и мумию самого Тупак Инки [деда Атауальпы и Уаскара], и всех из его фамилии, и всех их повесили, и сожгли за городом мумию Тупак Инки в пепел. А чтобы полностью изничтожить этот род, они переили многих мамакун [жриц-девственниц Солнца, старших над простыми девственницами Солнца (из этого рода)], и слуг, так что никого [живого] из этого рода [включая челядь] не оставили, кроме совсем немногих" (Сармьенто де Гамбоа, 67). (К истреблению прочих панак Ата-уальпа приступил уже позже).
Высшим наказанием в инкской шкале наказаний было распространение смертной казни на все селение преступника, чтоб " ни сосунка, ни пискуна" - помимо казни самого преступника, истреблялась вся его община (селение), там истреблялся и скот, дома разрушались, а поля засевались солью. Надо сказать, что полное истребление сопротивляющегося автономного коллектива на войне (при попытке впервые покорить этот коллектив или подавить его мятеж) было явлением вполне обычным (правда, в качестве особо жестокой меры) повсюду, но вот в качестве кары за преступление одного члена коллектива, при том, что сам этот коллектив не выходил из повиновения и к преступлению не причастен - в таком качестве поголовное истребление коллектива очень мало кем применялось. О соответствующей инкской каре долгое время было известно от Инки Гарсиласо де ла Вега, но он говорит, что причиталась она за такие-то конкретные преступления, и тут же прибавляет, что она никогда не употреблялась реально - такой страх нагоняла сама угроза, что, мол, и преступлений соответствующих никто и никогда не дерхал совершить. Явное неправдоподобие этого комментария могло бы ставить под то или иное сомнение значение самого сообщения о том, что такая мера в инкских законах была. Однако у совершенно независимого автора, Гуаман Помы, мы находим угрозу в точности этим самым наказанием в самом начале приводимых им частями законов Тупак Йупанки (верховный инка в 1471-1493), причем здесь эта кара возвещается не в качестве наказания за какие-то конкретные дела, а просто как крайняя угроза тем, кто осмелится преступать излагаемые далее законы, то есть просто как высшая мера наказаний. И тут же Гуаман Пома от себя указывает, что применялась эта кара реально и очень эффективно действовала на всех, служа чем-то вроде главного обеспечения для всей системы инкского правосудия. Вот это место из текста Гуамана Помы ("184-185"):
Топа Инка Юпанки и остальные аукиконы и великие господа..., - ...так они говорили "Мы устанавливаем и приказываем [все нижеследующее] выполнять и соблюдать в этих [подвластных нам] государствах, и владениях, под страхом смертной казни для тех, кто не будет это выполнять - для них самих и их детей и потомков, ибо они будут наказаны, и подвергнуты расправе, и приговорены к смерти, и будет уничтожен весь их род, а их селения разрушены и поля - засеяны солью, и там будут жить одни лишь звери: горный олень, пума, лиса, горный кот, кондор и сокол". Эти означенные наказания раз и навсегда были приказаны, введены и выполняемы во всем этом государстве, и поэтому там никогда не возникали тяжбы [=прения, обжалования] по поводу этого означенного приговора. Суровы были закон и правосудие этого государства (*).
(* - Y ancí no abía pleyto jamás con esta dicha sentencia; estaua fixa la ley y justicia en este rreyno. - Разграничение предложений у нас дано согласно В.А. Кузьмищеву. Гуаман Пома не отмечал знаками препинания и большими буквами границ предложений, так что возможно и иное членение, принятое некоторыми зарубежными специалистами: Y ancí no abía pleyto jamás; con esta dicha sentencia estaua fixa la ley y justicia en este rreyno - "И поэтому там никогда не возникали тяжбы. С означенным приговором установились твердо закон и правосудие этого королевства". Однако такой перевод дает в обеих своих частях намного менее ясный смысл, чем понимание В.А. Кузьмищева).
Из Гарсиласо де ла Вега известно, что именно эта кара должна была применяться как стандартное наказание за два преступления: за половое общение или попытку вступить в таковое с девственницей Солнца и за то же самое по отношению к женщине верховного инки. В обоих случаях каралось именно селение мужчины. Гарсиласо пишет (204-206): "Для монахинь [девственниц Солнца], которые совершали преступление против своей девственности, существовал закон, по которому их закапывали в землю живыми, а соучастника приказывали повесить. А поскольку они считали (и так они утверждали), что убить одного мужчину было малым наказанием за столь тяжелое преступление, каким являлась дерзость изнасилования жены, предназначенной Солнцу, их богу и отцу их королей, закон приказывал убить вместе с преступником его жену, и детей, и слуг, а также их родственников, и всех соседей, и жителей его селения, и весь их скот, чтобы не осталось бы, как говорят, ни сосунка, ни пискуна. Они разрушали селение и засыпали его камнями, и, поскольку это была как бы родина и мать, которые родили и вырастили столь плохого сына, [селение] превращалось в мертвую пустыню, и то место было проклято и отлучено, чтобы никто не коснулся бы его, даже скот, если бы он [появлялся там]. Таков был закон, однако он никогда не был приведен в исполнение, потому что не нашелся [человек], который нарушил бы его, ибо, как мы уже говорили в других случаях, индейцы Перу испытывали величайший страх перед своими законами и проявляли к ним полнейшее почтение, особенно к тем, которые касались их религии и их королей. Однако, если находился кто-либо, кто нарушал его, закон применялся по всей своей строгости, без всякого снисхождения, словно речь шла о том, чтобы убить шавку. Ибо инки никогда не создавали [свои] законы, чтобы пугать своих вассалов или чтобы над ними насмехались, а чтобы они приводились бы в исполнение по отношению к тем, кто решился бы их нарушить. ...Для тех, кто совершал преступление против этих домов для жен инки, имелся тот же самый суровый закон, что и против прелюбодеев [по отношению] к избранницам для Солнца, ибо преступление было одним и тем же, однако [и] он никогда не был применен, ибо не было к кому [применить его].В подтверждение того, что мы говорим о строгом законе против тех, кто посмел бы [склонить к сожительству] жен Солнца или инки, интендант Агустин де Сарате, рассказывая о причинах жестокой смерти Ата-уальпы, - книга вторая, глава седьмая, - говорит следующие слова, которые мы дословно приводим [и] которые касаются нашего предмета: «А поскольку результаты следствия, которое проводилось, были [взяты] со слов самого Филипильо, он интерпретировал их, как хотел, согласно своему намерению; причину, которая толкнула его, никогда не могли выяснить как следует, однако она была одной из двух: или этот индеец имел любовные [отношения] с одной из жен Атабалибы и хотел с его смертью спокойно (seguramente) насладиться ими, что уже было сообщено Атабалибе, и он жаловался на это губернатору, говоря, что он больше страдает от того оскорбления, чем от своего плена или стольких бедствий, свалившихся на него, хотя бы за ними наступила бы его смерть, ибо столь низкий индеец так мало посчитался с ним и нанес ему столь великую обиду, зная закон, который существовал на той земле для подобных преступлений, потому что того, кто был виновен в его [нарушении] или только попытался бы его [нарушить], сжигали живьем вместе с самой женщиной, если она была виновна, и убивали его родителей, и детей, и братьев, и всех других близких родственников, и даже лам такого прелюбодея, и, помимо этого, опустошали землю, уроженцем которой он был, засевая ее солью, и срубали деревья, и сносили дома всего селения, и совершались другие очень суровые наказания в память о преступлении».
Отмечу, что в этой передаче слов Атауальпы последний явно говорит об этой каре как о мере, которая вполне применялась на практике, что лишний раз говорит о том, что у Гарсиласо доверять не надо только комментарию о неприменении этой меры.
От Гуаман Помы известно, что в усеченном виде (за вычетом истребления младенцев и разрушения домов) это была также стандартная кара за наведение злых чар или отравление. Приговор звучал: "...<<Пусть умрут на поле крови вместе со своими детьми и подобными им [=сообщинниками]>>. Таких индейцев казнили так: их убивали с их родом и айлью - общиной, включая их детей и внуков, делая исключение только для грудных младенцев, ибо они не ведали их занятие и потому избегали смерти; не хоронили, а оставляли в поле на съедение кондорам, стервятникам и лисам" (Гуаман Пома, "313"). Надо полагать, селение заселялось другими семьями, - разрушение домов не упоминается. Интересно, что в кодексе Тупак Йупанки за то же преступление значится лишь четвертование или сбрасывание со скалы самих виновных (тот же Гуаман Пома, "189"). Ужесточение наказания произошло, очевидно, при Уайна Капаке.
Будучи стандартной карой за означенные преступления, вышеизложенная мера могла также - как высшая мера инкского правосудия - применяться ад хок и за иные нестандартные тяжкие преступления (за стандартные полагались иные кары, описанные в наших источниках), а кроме того, то в полном, то в усеченном виде она полагалась за мужеложество. Закон о ее применении за мужеложество (включая подозрение в нем) в полном виде приписывался одному из древних царей Куско, включенных задним числом в инкскую династию (а может быть, и действительно как-то связанных с ней) - Капаку Йупанки (нач. XIV в.), о котором говорится: "И он особо приказал, чтобы с великим старанием они выследили бы содомитов и на общественной площади сожгли бы живыми тех, кого обнаружат, [и] не только виновных, но и подозреваемых в преступлении, сколь незначительным не было бы [подозрение]; точно так же следовало сжечь их дома, и стереть их с земли, и сжечь деревья из их владений, вырвав их с корнями, чтобы никоим образом не сохранилась бы память о столь мерзком деле, и провозгласить нерушимым законом, чтобы отныне и впредь они остерегались бы совершать подобные преступления под страхом, что за грехопадение одного [жителя] будет опустошено все его селение и сожжены все его жители вообще, как сейчас [сжигались] отдельные [преступники]" (Гарсиласо, 169). Монтесинос пересказывает традицию, по которой этот же эпизод приписывался основателю собственно инкской династии в Куско (династи Верхнего Куско) - Инке Рока (середина XIV в.): "Вскоре царь издал жесточайший закон против содомитов, согласно которому тот, кто был бы застигнут в этом грехе сам или заподозрен в нем, хотя бы незначительно, был бы сожжен всенародно, и чтобы вместе с ним были сожжены его дома и деревья в его владениях, и выкорчеваны с корнем для того, чтоб и памяти не осталось о столь омерзительной вещи, и чтобы впредь никто не дерзал совершать такое преступление под страхом того, что за грех одного было бы снесено (asolado) все селение, и чтобы народ не разговаривал с теми, кто сделал донос". В изложении Монтесиноса тоже различаются конкретный приказ (у Монтесиноса - "закон") о том, чтобы вот сейчас, на первый раз, были казнены только сами виновные (с уничтожением их хозяйств), и декретируемый одновременно закон о том, что потом, на будущее, за это будет уничтожаться все селение (из выражения Монтесиноса было бы неясно, должно ли уничтожаться селение вместе с жителями или без них: asolar значит "снести с лица земли, опустошить дотла", - но параллельный рассказ Гарсиласо этот момент уточняет: вместе).
В усеченном виде (вместе с виновными уничтожались только семьи и дома виновных, а не всех жителей селения) это наказание было как-то применено за мужеложество при Пачакутеке: "Инка Капак Йупанки [военачальник и брат Пачакутека]...занимаясь в Чинча новыми законами и обычаями, которые они должны были иметь, он узнал, что [там] имелись содомиты и в немалом числе; он приказал схватить их и в один день их всех сожгли живьем, а их дома и земельные наделы уничтожили, а деревья вырвали с корнями, чтобы не сохранилась бы память о том, чего касались своими руками содомиты; их жен и детей [также] сожгли за грехи их отцов, что могло бы показаться бесчеловечным, если бы инки не испытывали к этому пороку столь безжалостного отвращения" (Гарсиласо, 383).
Пачакутек как-то применил эту меру (в несколько усеченном виде) ад хок по случаю того, что некто швырнул в него камень или кувшин, а потом подказал под пытками, что его на это подучили три начальника общинных ополчений из субпровинции Куйо-суйю, и они-де готовят восстание. "Инка... приказал, чтобы все эти (три) начальника ополчений были убиты с превеликой жестокостью. После их умерщвления он вырезал тот народ [индейцев-куйо], не оставив в живых никого, кроме некоторых детей и старух. Так было сметено то племя, и по сей день их селения остаются запустошенными" (Сармьенто де Гамбоа, 34)
В полном объеме ту же меру Атауальпа применил к некоторым селениям, обслуживавшим низвергнутый и почти уничтоженный им его собственный правящий род инков: "Не насытившись своей собственной [инкской] кровью и мясом, он перенес свою ярость, бесчеловечность и свирепость на уничтожение самых близких к королевскому дому слуг, каковыми, как мы расскажем в должном месте, являлись не отдельные люди, а целые селения, каждое из которых выполняло свою особую службу, например привратников, метельщиков, дровосеков, водовозов, садовников, поваров государственной кухни (mesa) и других подобных служб. Все те селения, которые располагались вокруг Коско в четырех, шести и семи лигах, он разрушил и стер с лица земли их здания, не удовлетворившись тем, что предал смерти их жителей" (Гарсиласо, 612-613); "Он приказал перерезать слуг королевского дома, которые служили им на различных придворных службах и занятиях; слуги же, как мы рассказали в должном месте, говоря об их службах, были не частными лицами, а [жителями] селений, на которые были возложены обязанности направлять таких-то слуг и исполнителей, которые, сменяя друг друга по времени, несли свои службы; их ненавидел Ата-уальпа как за то, что они были слугами королевского дома, так и за то, что они носили имя инка по привилегии и в качестве милости, оказанной им первым инкой Манко Капаком. Кинжал Ата-уальпы вонзился в те селения с большей или меньшей жестокостью, соответствовавшей тому, служили ли они вблизи или в отдалении от особы короля; потому что тех, чья служба была приближена к ней, как-то: дверные, хранители драгоценностей, разносчики напитков, повара и другие подобные, их подвергли более строгому наказанию, ибо он не удовлетворился тем, что обезглавил всех жителей обоих полов и всех возрастов, но и сжег и разрушил селения, и дома, и королевские здания, находившиеся в них; те же, которые служили на большем отдалении, как-то: дровосеки, доставщики воды, садовники и другие подобные, пострадали меньше; однако, несмотря на это, в некоторых [таких] селениях подвергли наказанию каждого десятого, убив десятую часть всех жителей, взрослых и детей, а в других - пятую часть, а в других - третью часть; таким образом, ни одно селение из тех, что были расположены вокруг города Коско на расстоянии в пять, и шесть, и семь лиг, не оказалось без специального наказания" (Гарсиласо, 643).
Аналогичному наказанию военачальники Атауальпы несколько ранее подвергли род Тупак Инки Йупанки. Родовая корпорация инков, правившая державой, состояла из 10 родов (панак), каждый из которых возводился к одному из верховных инков; каждый новый верховный инка основывал в норме новый такой род. Одним из таких родов и был род Тупака Инки Йупанки. Педро Сармьенто де Гамбоа сообщает, что сторона Атауальпы после победы над силами его соперника Уаскара расследовала, какая из панак стояла за Атауальпу, а какая - за Уаскара. "Они нашли, что род Тупака Инки Йупанки был на стороне Уаскара. Куси Йупанки [доверенный сановник Атауальпы, которому тот делегировал власть навести порядок и расправы в столице] препоручил наказание этого рода Чалкочиме и Кискису. Они схватили главу этого рода и мумию самого Тупак Инки [деда Атауальпы и Уаскара], и всех из его фамилии, и всех их повесили, и сожгли за городом мумию Тупак Инки в пепел. А чтобы полностью изничтожить этот род, они переили многих мамакун [жриц-девственниц Солнца, старших над простыми девственницами Солнца (из этого рода)], и слуг, так что никого [живого] из этого рода [включая челядь] не оставили, кроме совсем немногих" (Сармьенто де Гамбоа, 67). (К истреблению прочих панак Ата-уальпа приступил уже позже).