Apr 27, 2009 15:42
Ум ищет божества, а сердце не находит. Лежанкин и Заболоцкий
В 1889 родился в Забайкалье Петр Лежанкин. В 1920-1921 начал печатать в Чите стихи. Вот, к примеру, про маяки:
Почему же шипят: "маяковщина!
Проходите, нежные, мимо них!"
Ведь огнем цветет маяков стена
И встают частоколами гимны!
Маяки! маяки! маяки везде!..
Так спешите же заново жизнь одеть!.
И - эпохи железный почерк
Полюбите любовью рабочих.
1921 г.
Чита
["мимо них" следует читать слитно, с сугубым ударением на МИ и проглатыванием конца, чтоб вышло "мимни". Иначе не зарифмуется с "гимнами"]
Писал под псевдонимом "Незнамов", сочтя, что "Лежанкин" - непоэтично. В 1923 переехал в Москву, стал активистом ЛЕФа, ближайшим соратником Маяковского и автором новых различных строк:
"А однажды, когда подошли богомолки.
И спросили: - Где Пречистые пруды?
Я им ответил довольно колко:
"На такие пруды - я не поводырь".
Более он отличился, однако, опубликовав в "Печати и революции" (номер 4 за 1930) рецензию на Заболоцкого под названием "Система девок", где значились следующие заметы и наблюденья:
"В поэзии у нас сейчас провозглашено не мало врагов-друзей. Их, с одной стороны, принято слегка приканчивать, а с другой - творчеству их рекомендуется подражать.
Таков Гумилев. В литературе он живет недострелянным... О поэтическом призвании Гумилев писал когда-то так: Высокое косноязычье Тебе даровано, поэт... - и был по-своему логичен. Буржуазная, формула поэта недалеко ушла от таковой же формулы дипломата. Принципиальная невнятица поэта стоила здесь последовательного недоговаривания дипломата, больше всего боявшегося разоблачения неравноправных тайных договоров.
Но одно дело - недоговаривать в условиях капиталистического общества, и другое дело - косноязычить во время социалистической: стройки".
Далее автор переходит непосредственно к Заболоцкому.
"Наш весельчак, наш сыпнотифозный, как известно, любит заниматься «снижением», только не слишком ли у него при этом заплетается язык?
... Вообще, язык его развязывается только около выгребных ям, а красноречие его осеняет лишь тогда, когда он соседствует с пивной или со спальней. Это Вагинов № 2.
...Словом, не поэт, а какой-то половой психопат. О чем бы он ни писал, он свернет на сексуал.
... Право на эксперимент - это вовсе не право на невменяемость и без общественной работы стиха, без работы на дело пролетариата, не существует.... Пришла пора посмотреть на поэтическую продукцию политически: работает или не работает поэт на пролетарскую революцию, если не работает - исключается. Мы за прекрасную нетерпимость. А с этой точки зрения стихи Заболотского общественно-дефективны. .
...Эти стихи не свежи. Они - что-то среднее между второй молодостью и собачьей старостью.
Если же говорить о стиле, то - по стилю это напоминает постель".
Обратим внимание на игру слов и аллитераций в последней строчке и смелый неологизм "сексуал".
Прочитавши этакое, ум, натурально, начинает искать божества, то есть краткой записи после фамилии Незнамова "1889- 1937" или "1889-1938", ибо из миллиона с лишним казненных за эти два года тысяч до ста было именно таких - жертв выбраковки, которую проводили набольшие большевики на своих псарнях. Самое бы оно того-этого.
Но ничего такого сердце не находит, а находит оно вместо этого, что предоставила судьба т. Незнамову совсем иную смерть, другого закала и другого пошиба... Он погиб в ополчении в октябре 1941 года на вяземском направлении. Нет у этой истории правильного конца.
А может, то, что даже таким людяим судьба позволяет так умирать, и есть самое правильное. Вспоминается история о том самом "недострелянном" Гумилеве.
"...Кто-то наступал, большевики терпели поражения, и присутствующие, уверенные в их близком падении, вслух мечтали о днях, когда они «будут у власти». Мечты были очень кровожадными. Заговорили о некоем П., человеке «из общества», ставшем коммунистом и заправилой «Петрокоммуны». Один из собеседников собирался его душить, другой стрелять, «как собаку», и т.п.
- А вы, Николай Степанович, что бы сделали?
Гумилев постучал папиросой о свой огромный черепаховый портсигар:
- Я бы перевел его заведовать продовольствием в Тверь или Калугу, Петербург ему не по плечу".