Собачья смерть
Жила-была собачья смерть. Она все время гонялась за беззащитными собачками и перегрызала им горло.
Но вот однажды на ее пути встал храбрый пес Шарик, у которого голова росла прямо из туловища. Собачья смерть не смогла перегрызть ему горло и вцепилась в его заднюю левую лапу. Она не знала, что буквально минуту назад именно в эту лапу Шарика укусила ядовитая змея Кобра.
Собачья смерть отравилась и умерла. Теперь ее нет с нами, и осталась только одна собачья жизнь.
Собачкам хорошо, а нам мучаться.
Страшилка
Жил-был глупый мальчик, который в один прекрасный день вдруг состарился и умер.
Когда его глупость перевесила все грехи, и апостол Петр раскрыл перед ним врата рая, мальчик неожиданно вспомнил, что забыл выключить утюг, так что пришлось вернуться на бренную землю.
С тех пор его беспокойная глупая душа бродит по городу и ищет свой не выключенный утюг. Говорят, ее видели на кладбище с чьей-то левой ногой в зубах.
Я сам этой истории не верил, пока как-то раз не встретил человека без левой ноги.
Злой маньяк и маньяк добрый
Жили-были два маньяка: добрый и злой. Добрый был очень добрый и любил детей. Злой же, напротив, был злой и детей терпеть не мог.
Однажды они прогуливались в городском парке. Ласково светило летнее солнышко, пели птички, и поэтому детей в парке было видимо-невидимо.
Добрый маньяк посмотрел на все это великолепие и сказал:
- Смотри, какие замечательные ребятишки. Давай возьмем одного с собой.
- Тебе бы только всякую гадость с улицы в дом приносить, - проворчал злой и брезгливо поморщился.
- Дети - цветы жизни.
- Купи себе кактус и отстань от меня.
- Какой же ты черствый и жалкий человек! - воскликнул добрый маньяк.
- Да пошел ты! - рассердился злой и ударил собеседника ногой.
И тут они подрались. Крепко подрались: злой маньяк даже умер, а добрый полчаса валялся в кровавой луже. Потом он встал, подманил карамелькой какого-то карапуза, взял его под мышку и задумчиво побрел домой.
Так добро в очередной раз победило зло.
Петр Блюмкин и его Шарик
Петр Блюмкин сидел на диване с какой-то дымящейся бумажкой во рту и наблюдал, как тараканы хоронят комарика, пившего по ночам его (Блюмкина) кровь. Похоронная процессия медленно двигалась от левой ножки дивана к правой, где свернувшись калачиком, лежал Шарик. Каждый раз, когда процессия приближалась, Шарик делал резкий взмах хвостом, от чего тараканов сдувало обратно, к левой ножке, и им приходилось повторять свой путь заново.
- Теперь комарик будет пить кровь в раю, - промолвил Блюмкин, пуская дым из ноздрей.
Шарик ничего не ответил. Он был слишком занят: тараканы подошли совсем близко, и надо было хорошенько махнуть хвостом.
- Хотелось бы знать, от чего он умер, - сказал Блюмкин.
Тараканы тоже ничего не ответили. Они были слишком заняты: на их пути лежал Шарик.
Блюмкин выплюнул дымящуюся бумажку и достал из кармана две какие-то таблетки.
Шарик заметил это и очень рассердился. Он посмотрел в глаза хозяину так пристально и с таким презрением, словно это был не Блюмкин, а большой таракан.
А тараканы увидели, что Шарик отвлекся, и попытались проскочить мимо, но хвост Шарика сделал самопроизвольный взмах, от чего процессию снова отбросило назад.
- Если я сейчас проглочу эти таблетки, - произнес Блюмкин задумчиво, - то завтра я проснусь в туалете и два раза на лестничной площадке.
Шарик покачал своей умной головой и, презрительно фыркнув, отвернулся.
Блюмкин отправил таблетки в рот и проглотил их, ничем не запивая.
- Ну и дурак же ты, хозяин, - сказал Шарик.
- Почему это я дурак? - удивился Блюмкин этим словам, ничуть не удивившись тому, что его собака разговаривает.
- Потому, - ответил Шарик.
- Почему - потому? - упрямствовал Блюмкин.
- По тому самому.
- Ну ты можешь ответить по-человечески?
- Нет.
- Почему?
- Потому.
- Да почему - потому?!
- Потому что ты дурак, - прорычал Шарик и надменно взмахнул хвостом.
- Сам ты дурак! Дай пройти! - запищали тараканы, в очередной раз отброшенные воздушным потоком к левой ножке дивана.
- Какой хозяин, такая и собака, - ответил Шарик и плюнул в них для верности.
Тараканы в ответ тоже начали плеваться, но сил им не хватало, и слюна до Шарика не долетела.
- Уйди с дороги, блохастая сволочь! Дай похоронить комарика по-человечески.
- Не дам.
- Почему?
- Потому.
- Ну почему - потому?
- По тому самому.
Блюмкину надоела эта словесная перепалка, и он решил уйти от реальности, уколов себя какой-то иголкой. Шарик махнул хвостом, и уйти от реальности не получилось. Блюмкин уколол себя второй и третий раз, но Шарик упрямо продолжал свое подлое дело.
- Пусти, - сказал Блюмкин.
- Не пущу, - ответил Шарик.
- Почему?
- Потому.
- Вот упрямая собака!
- Какой хозяин, такая и собака!
- Сволочь ты!
- Значит, и ты сволочь.
- Никакая я не сволочь. Это ты сволочь.
- Почему?
- Потому! - воскликнул Блюмкин, борясь с врагом его же оружием.
- Вот видишь, - вздохнул Шарик. - Ты такой же, как я.
- Никакой не такой же.
- Почему?
- Потому.
- Так не честно, хозяин. Я первый придумал так отвечать.
- А вот я тебе сейчас как дам!
- Зачем, хозяин?
- Затем.
- Зачем - затем?
- За тем за самым.
Шарик понял, что начал сдавать свои позиции. Надо было срочно поставить хозяина на место.
- А ты знаешь, хозяин, почему умер комарик?
- Не знаю.
- Он выпил твоей крови.
- Ну и что?
- А то.
- Что - то?
- То самое.
- А пока ты тут тосамкаешь, тараканы уже комарика похоронили.
- Ах ты батюшки! - воскликнул Шарик.
Тараканы возвращались от правой ножки дивана к левой, на ходу строя Шарику рожи.
Воспользовавшись замешательством собаки, Блюмкин уколол себя иголкой и ушел от реальности. Диван стал опускаться в какой-то колодец, а может, не в колодец, а в яму. Он погружался все ниже и ниже, и вскоре вокруг Блюмкина осталась одна лишь сплошная чернота, если не считать небольшого светлого круга, висевшего высоко-высоко.
В круге показалась голова Шарика.
- Ты где, хозяин? - спросила она.
Блюмкин не ответил. Он был слишком занят: похороненный тараканами комарик пил из него кровь.
Потом Блюмкин проснулся в туалете и два раза на лестничной площадке. И каждый раз, открывая глаза, он видел следы комариных укусов на своих венах.
Шарик всегда был рядом. Когда хозяин приходил в себя, пес радостно вилял хвостом. От этого Блюмкин снова проваливался в колодец к комарику, думая о том, какой же все-таки Шарик дурак.