Читать эмоционально насыщенные посты не очень легко, поэтому прячу под кат. Это сумма пережитого за последние дни, сформулировать удалось только сейчас...
10 февраля умер о. Дмитрий. Целый день сходила с ума от горя и жалости. Целый день наплывали образы-воспоминания. От самых первых дней знакомства с ним, озаренных неофитским счастьем, до последнего Крещения. Он сидел в крестилке, где мы раздавали святую воду, и был какой-то особенно тихий, мирный, даже пел тихонько праздничные песнопения. Я еще подивилась тогда, что он, несмотря на весь ужас нашего положения, держится - а он в тот момент, видимо, уже смирился с неизбежным ...
Конечно, вспоминается и молодежный лагерь, и клуб... Или вот Пасха. Боже мой, я ведь не могу себе представить поста и Пасхи без него. Стоит перед глазами, как он опускается на колени и кладет земной поклон на великом каноне, как просит прощение на Прощеное воскресение - чувствовалось, что для него это никогда не было просто формальностью.
Как восклицает "Христос воскресе!". Как входит к нам в трапезную и ставит на стол угощение, сопровождая это каким-нибудь язвительным замечанием про "мыслящий тростник" на службе...
Как он всегда читал проповеди! Как часто бывает - сказал батюшка то, что в книжках написано, и все довольны. И прихожане довольны, что им дали что-то смутно знакомое, и священник доволен, что не ляпнул что-то не то. А о. Дмитрий всегда говорил то, что было у него на сердце. У о. Дмитрия не было форматов - никаких. Он был одним и тем же человеком - нет, не одинаковым в любой ситуации, многослойным, многозначным - но в то же время цельным и искренним.
А на клубе... у него никогда не было такого - ты должен согласиться со мной, потому что я священник. Его авторитет целиком опирался на силу мысли, широкую образованность и яркость его личности. Поэтому он мог позволить себе роскошь свободного, непредвзятого спора, свободного общения.
В горе порой бывает немного эгоизма, и в этом моем горе его довольно много - у меня рухнуло полжизни, словно половину меня отрезали... Я до конца не понимала, как все для меня завязано на него. Не у кого теперь спросить совета. Не от кого услышать отрезвляющее слово...
Но я благодарю Бога за все это, за то, что Он послал нам встречу и общение с о. Дмитрием.
Мне жалко его - такими горькими были для него последние месяцы. Но теперь, я верю, ему хорошо.
Я жалею, что мало общалась с ним, что у меня все время находились другие интересы, дела поважнее. Но самое главное дело было под носом - утешить доведенного до отчаяния человека. Нет, я не считаю, что это могло бы отсрочить страшный час - слишком тяжкой оказалась его ноша, отобрали самое дорогое, и никакие слова не могли бы ему помочь. Но, быть может, хоть эти последние минуты, хоть как-то можно было скрасить...
На отпевании было столько людей, сколько не бывает в праздник. И думаю, не ошибусь, если скажу, что что-то светлое было в нас и над нами в этот день. Наверное, только сейчас я начинаю до конца понимать, сколько в нем было любви и доброты. Мне кажется, многие это почувствовали. Можно сказать, что сам о. Дмитрий и помог нам пережить произошедшее.
А теперь надо жить дальше, и дай Бог не растерять то, что удалось понять за эти дни.