Практически по pelipejchenko, или Как это было на самом деле - 2
- Я хочу, - настойчиво повторил Бэкон - чтобы ты сказал мне, откуда они берутся.
Собеседник Фрэнсиса был явно не из тех, кто мог входить в привычный круг знакомств члена Палаты общин. Он кутался в многочисленные тряпки самых разных пород и мастей, среди которых даже в полутьме опытный глаз мог бы различить несколько лент парчи и пёстрые лоскуты индийского ситца; он ёжился, словно летний лондонский вечер был для него слишком холоден, и странный наряд ни на миг не оставался спокойным, напоминая шкуру диковинного животного, которая слишком велика своему владельцу. Из-под странного головного убора - тюрбан? капюшон? - на Бэкона смотрели умные глаза, никак не вязавшиеся с облачением и неряшливой седой бородой хозяина зверинца.
- Я всё ещё не понимаю, чего ты от меня хочешь, милорд, - возразил он. Лондонское произношение, почти без акцента, отметил про себя Бэкон, значит, здесь живёт давно, хотя и явный иностранец. - Я лишь показываю людям зверей, зверей из дальних краёв, за полпенни с посетителя, всего полпенни.
Бэкон подался вперёд и, глядя собеседнику в глаза, заговорил чётко, напирая на каждое слово:
- Я проследил сегодня за твоим посыльным. Уже почти год, как я начал находить на своём крыльце эти рукописи. Каждый месяц, иногда чаще. Я прочитал их все. Я никогда не видел ничего подобного. Но никогда не мог увидеть, кто их приносит. Сегодня утром он был опять, оставил пакет и бросился прочь, мой слуга увидел это и побежал за ним, он скрылся здесь. Это твой человек. Я хочу знать, откуда берутся рукописи. И зачем ты посылаешь их мне.
Старик, сидящий напротив философа, вздохнул.
- Тебе не нужно это знать.
- Но зачем-то ты посылаешь их мне. Ты что-то от меня хочешь, но я не буду делать ничего, не понимая, зачем.
Молчание длилось несколько минут; Бэкону начало казаться, что собеседник заснул. Или даже умер. Он тайком огляделся; комната не вызывала особого доверия, по крайней мере, выглядела странно - топчан с тюфяком и подушками, курящаяся жаровня, от которой тянуло пряным дымком, несколько высоких стопок книг, на некоторых видны непонятные буквы, кипы бумаги, и чистой, и исписанной - вроде бы, тоже не по-английски. И множество крепких ящиков, на вид предназначенных для переноски чего-то тяжёлого. И сваленная в углу куча мешков. И...
- Хорошо, - внезапно очнулся хозяин. - Пойдём. Ты не поймёшь, но всё равно ты нужен, пойдём.
Вдвоём они вышли через заднюю дверь, миновали крошечный дворик и оказались перед воротами в слепом торце длинного приземистого барака-склада, какими сплошь застроены берега Темзы в тех местах, где швартуются торговые суда. Спутник Бэкона недолго погремел ключами. В воротах открылась узкая лазейка, в которую он шагнул, потянув Фрэнсиса за собой за рукав, и тут же затворил вход.
После первого же вдоха в горло Бэкону ударил звериный смрад такой силы, что второй раз набрать в грудь воздуха ему удалось не сразу. А вот ожидаемой темноты не было - пространство внутри было освещено, хотя и тускло, мириадами дрожащих огоньков. Свечи или масляные лампы, подумал он.
И везде, куда только проникает взгляд - сгорбленные человеческие фигуры, все занятые чем-то одним и тем же, не обращающие внимания на окружающее.
Человеческие?
Ближайший к Бэкону обитатель барака оторвался от своей работы и повернулся к вошедшим. Человек бы при этом выпрямил спину, но этот - и по мере того, как он поворачивался, время для Фрэнсиса текло всё медленнее и медленнее, и ожидание чего-то ужасного покалывало кожу всё сильнее, и от непонимания происходящего гудела голова и закладывало уши - этот не спешил распрямляться, лишь изогнул шею вверх и глянул в лицо...
Обезьяна! Огромная обезьяна!
- Вот, милорд, это Джимбо, - донёсся голос откуда-то сбоку. - Джимбо приходил к тебе, Джимбо мой посыльный. Не человек приходил, Джимбо.
- З-здравствуй, - выдавил из себя Бэкон и тут же обругал себя за то, что отпустил контроль над разумом. В самом деле, зачем разговаривать с обезьяной - господи, да какая же она здоровая и как похожа на человека.
- Он немного понимает только по-магрибски, - словно прочитав мысли, подтвердил хозяин зверинца. - Когда-то я купил его у магрибского торговца зельями из Каирвана, у торговца зельями он растирал травы и целебные зёрна, но я дал много золота, много, и Джимбо ушёл со мной. Джимбо умный. Я могу его даже послать отнести тебе посылку.
- Я и не подозревал, что такие существуют, - признался философ.
- Их зовут чи-мпензи, и живут они в лесах далеко к югу от большой пустыни, от Ифрикии и аль-Джарида. Они почти как люди, как люди, но не совсем. Не говорят, всё понимают, не говорят. Могут молча объяснить, если надо.
- Хорошо, - Бэкон нахмурился. - И всё же, при чём здесь рукописи?
Спутник молча двинулся вглубь барака, Бэкон поторопился за ним, и глазам его открылось удивительное зрелище. Сотни чи-мпензи... тысячи?.. больше?.. намного больше? - пространство терялось в полумраке и трепетании язычков огня - все обезьяны были прикованы цепями к забитым в пол костылям. Рядом с каждой лежала широкая доска, рядом с каждой лежал мешок, в точности как те, что были свалены в комнате хозяина зверинца, и каждая обезьяна встряхивала мешок, залезала в него лапой, что-то из вытаскивала горстью и кидала на доску перед собой. Подойдя ближе к одной - недовольно оскалила огромные жёлтые клыки, по спине пробежала струйка холодного пота - Бэкон понял, что по доске рассыпаны типографские литеры.
- Вот, - голос проводника звучал, словно сквозь туман. - Они бросают, я смотрю. Смотрю, если получится что-то. Если получилось, я пишу, посылаю тебе, милорд.
- Не понимаю, - Бэкон чувствовал, что вот-вот потеряет сознание от вони, мерцания и необычности обстановки. - Они выкидывают случайные буквы и получаются гениальные пьесы?
- Иногда получаются. Слова, фразы получаются. Иногда длиннее. У Джимбо часто получается, у других иногда. Джимбо умный. Иногда получается совсем-совсем длинно, тогда я пишу.
- Господи, сколько же времени нужно на то, чтобы обезьяна случайно вытянула буквы и бросила их так, чтобы получилось то, от чего я не могу заснуть? Чего не напишет ни один человек в Англии и во всём мире? Вот это - "What's in a name? That which we call a rose, by any other name would smell as sweet"?!
- Не знаю, - скучно ответил собеседник. - На Востоке, в тех местах, откуда я родом, свои отношения со временем. Иногда утром захожу, хожу здесь долго, год, два, много лет хожу, успеваю целую пьесу собрать, много обезьян от старости уже умерло, долго хожу, выхожу - ещё не полдень даже. Милорд.
- Откуда ты? Сколько же тебе лет? Зачем ты это делаешь? - вопросы просто распирали Бэкона, мысли путались.
- Жил в Йерушалайиме и толкнул там одного, - буркнул хозяин зверинца. - Хотел прислониться к стенке моего дома, а я её побелил как раз. Его всё равно на казнь вели, ему что. Оказался неправ. Я неправ оказался, не он. Сказали, ходи по миру, сказали, собирай чи-мпензи, пусть чи-мпензи перетряхивают буквы, выкладывают слова. Когда сложится слово "вечность", сказали, посмотрим, что с тобой делать. "Вечность" не складывается, "быть или не быть" складывается, "полцарства за коня" складывается, "вечность" не складывается. Никак.
- А зачем ты мне это всё посылаешь? - поинтересовался Бэкон.
- Жалко, если пропадут слова. Интересные слова, пропадут. Ты здесь мудрец, ты в парламенте, ты пишешь книги. Пиши это тоже, как от себя пиши, пропадёт, жаль.
- Я не могу издавать это под своим именем! - запротестовал Бэкон.
- Что в имени? Придумай другое. Другое имя, слова такие же сладкие.
Бэкон обречённо посмотрел на странного собеседника. Нет, это неправда, не может быть правдой. Бесконечное число обезьян за бесконечное время не может...
- Хорошо. Пусть твой Джимбо придумает псевдоним. Я даю буквы, если он выкинет что-нибудь, похожее на английскую фамилию - я согласен. Если нет - сегодня же всё сожгу.
Тряпичные обрывки на иерусалимском страннике зашевелились, словно неведомый зверь внутри своей слишком свободной шкуры пожал плечами. Откуда-то изнутри себя он извлёк потёртый деревянный стакан для игры в кости и протянул Бэкону.
Какие же буквы взять, задумался Бэкон. Обезьяны перетряхивают буквы, и получаются гениальные строки. Обезьяны перетряхивают. Apes reshake.
Бэкон набрал в стакан нужные литеры и подал его Джимбо. Чи-мпензи внимательно посмотрел на человека, тряхнул стакан и перевернул, широко поведя волосатой лапой. Свинцовые бруски высыпались ровно, выложив чёткую строчку -
Собеседник Фрэнсиса был явно не из тех, кто мог входить в привычный круг знакомств члена Палаты общин. Он кутался в многочисленные тряпки самых разных пород и мастей, среди которых даже в полутьме опытный глаз мог бы различить несколько лент парчи и пёстрые лоскуты индийского ситца; он ёжился, словно летний лондонский вечер был для него слишком холоден, и странный наряд ни на миг не оставался спокойным, напоминая шкуру диковинного животного, которая слишком велика своему владельцу. Из-под странного головного убора - тюрбан? капюшон? - на Бэкона смотрели умные глаза, никак не вязавшиеся с облачением и неряшливой седой бородой хозяина зверинца.
- Я всё ещё не понимаю, чего ты от меня хочешь, милорд, - возразил он. Лондонское произношение, почти без акцента, отметил про себя Бэкон, значит, здесь живёт давно, хотя и явный иностранец. - Я лишь показываю людям зверей, зверей из дальних краёв, за полпенни с посетителя, всего полпенни.
Бэкон подался вперёд и, глядя собеседнику в глаза, заговорил чётко, напирая на каждое слово:
- Я проследил сегодня за твоим посыльным. Уже почти год, как я начал находить на своём крыльце эти рукописи. Каждый месяц, иногда чаще. Я прочитал их все. Я никогда не видел ничего подобного. Но никогда не мог увидеть, кто их приносит. Сегодня утром он был опять, оставил пакет и бросился прочь, мой слуга увидел это и побежал за ним, он скрылся здесь. Это твой человек. Я хочу знать, откуда берутся рукописи. И зачем ты посылаешь их мне.
Старик, сидящий напротив философа, вздохнул.
- Тебе не нужно это знать.
- Но зачем-то ты посылаешь их мне. Ты что-то от меня хочешь, но я не буду делать ничего, не понимая, зачем.
Молчание длилось несколько минут; Бэкону начало казаться, что собеседник заснул. Или даже умер. Он тайком огляделся; комната не вызывала особого доверия, по крайней мере, выглядела странно - топчан с тюфяком и подушками, курящаяся жаровня, от которой тянуло пряным дымком, несколько высоких стопок книг, на некоторых видны непонятные буквы, кипы бумаги, и чистой, и исписанной - вроде бы, тоже не по-английски. И множество крепких ящиков, на вид предназначенных для переноски чего-то тяжёлого. И сваленная в углу куча мешков. И...
- Хорошо, - внезапно очнулся хозяин. - Пойдём. Ты не поймёшь, но всё равно ты нужен, пойдём.
Вдвоём они вышли через заднюю дверь, миновали крошечный дворик и оказались перед воротами в слепом торце длинного приземистого барака-склада, какими сплошь застроены берега Темзы в тех местах, где швартуются торговые суда. Спутник Бэкона недолго погремел ключами. В воротах открылась узкая лазейка, в которую он шагнул, потянув Фрэнсиса за собой за рукав, и тут же затворил вход.
После первого же вдоха в горло Бэкону ударил звериный смрад такой силы, что второй раз набрать в грудь воздуха ему удалось не сразу. А вот ожидаемой темноты не было - пространство внутри было освещено, хотя и тускло, мириадами дрожащих огоньков. Свечи или масляные лампы, подумал он.
И везде, куда только проникает взгляд - сгорбленные человеческие фигуры, все занятые чем-то одним и тем же, не обращающие внимания на окружающее.
Человеческие?
Ближайший к Бэкону обитатель барака оторвался от своей работы и повернулся к вошедшим. Человек бы при этом выпрямил спину, но этот - и по мере того, как он поворачивался, время для Фрэнсиса текло всё медленнее и медленнее, и ожидание чего-то ужасного покалывало кожу всё сильнее, и от непонимания происходящего гудела голова и закладывало уши - этот не спешил распрямляться, лишь изогнул шею вверх и глянул в лицо...
Обезьяна! Огромная обезьяна!
- Вот, милорд, это Джимбо, - донёсся голос откуда-то сбоку. - Джимбо приходил к тебе, Джимбо мой посыльный. Не человек приходил, Джимбо.
- З-здравствуй, - выдавил из себя Бэкон и тут же обругал себя за то, что отпустил контроль над разумом. В самом деле, зачем разговаривать с обезьяной - господи, да какая же она здоровая и как похожа на человека.
- Он немного понимает только по-магрибски, - словно прочитав мысли, подтвердил хозяин зверинца. - Когда-то я купил его у магрибского торговца зельями из Каирвана, у торговца зельями он растирал травы и целебные зёрна, но я дал много золота, много, и Джимбо ушёл со мной. Джимбо умный. Я могу его даже послать отнести тебе посылку.
- Я и не подозревал, что такие существуют, - признался философ.
- Их зовут чи-мпензи, и живут они в лесах далеко к югу от большой пустыни, от Ифрикии и аль-Джарида. Они почти как люди, как люди, но не совсем. Не говорят, всё понимают, не говорят. Могут молча объяснить, если надо.
- Хорошо, - Бэкон нахмурился. - И всё же, при чём здесь рукописи?
Спутник молча двинулся вглубь барака, Бэкон поторопился за ним, и глазам его открылось удивительное зрелище. Сотни чи-мпензи... тысячи?.. больше?.. намного больше? - пространство терялось в полумраке и трепетании язычков огня - все обезьяны были прикованы цепями к забитым в пол костылям. Рядом с каждой лежала широкая доска, рядом с каждой лежал мешок, в точности как те, что были свалены в комнате хозяина зверинца, и каждая обезьяна встряхивала мешок, залезала в него лапой, что-то из вытаскивала горстью и кидала на доску перед собой. Подойдя ближе к одной - недовольно оскалила огромные жёлтые клыки, по спине пробежала струйка холодного пота - Бэкон понял, что по доске рассыпаны типографские литеры.
- Вот, - голос проводника звучал, словно сквозь туман. - Они бросают, я смотрю. Смотрю, если получится что-то. Если получилось, я пишу, посылаю тебе, милорд.
- Не понимаю, - Бэкон чувствовал, что вот-вот потеряет сознание от вони, мерцания и необычности обстановки. - Они выкидывают случайные буквы и получаются гениальные пьесы?
- Иногда получаются. Слова, фразы получаются. Иногда длиннее. У Джимбо часто получается, у других иногда. Джимбо умный. Иногда получается совсем-совсем длинно, тогда я пишу.
- Господи, сколько же времени нужно на то, чтобы обезьяна случайно вытянула буквы и бросила их так, чтобы получилось то, от чего я не могу заснуть? Чего не напишет ни один человек в Англии и во всём мире? Вот это - "What's in a name? That which we call a rose, by any other name would smell as sweet"?!
- Не знаю, - скучно ответил собеседник. - На Востоке, в тех местах, откуда я родом, свои отношения со временем. Иногда утром захожу, хожу здесь долго, год, два, много лет хожу, успеваю целую пьесу собрать, много обезьян от старости уже умерло, долго хожу, выхожу - ещё не полдень даже. Милорд.
- Откуда ты? Сколько же тебе лет? Зачем ты это делаешь? - вопросы просто распирали Бэкона, мысли путались.
- Жил в Йерушалайиме и толкнул там одного, - буркнул хозяин зверинца. - Хотел прислониться к стенке моего дома, а я её побелил как раз. Его всё равно на казнь вели, ему что. Оказался неправ. Я неправ оказался, не он. Сказали, ходи по миру, сказали, собирай чи-мпензи, пусть чи-мпензи перетряхивают буквы, выкладывают слова. Когда сложится слово "вечность", сказали, посмотрим, что с тобой делать. "Вечность" не складывается, "быть или не быть" складывается, "полцарства за коня" складывается, "вечность" не складывается. Никак.
- А зачем ты мне это всё посылаешь? - поинтересовался Бэкон.
- Жалко, если пропадут слова. Интересные слова, пропадут. Ты здесь мудрец, ты в парламенте, ты пишешь книги. Пиши это тоже, как от себя пиши, пропадёт, жаль.
- Я не могу издавать это под своим именем! - запротестовал Бэкон.
- Что в имени? Придумай другое. Другое имя, слова такие же сладкие.
Бэкон обречённо посмотрел на странного собеседника. Нет, это неправда, не может быть правдой. Бесконечное число обезьян за бесконечное время не может...
- Хорошо. Пусть твой Джимбо придумает псевдоним. Я даю буквы, если он выкинет что-нибудь, похожее на английскую фамилию - я согласен. Если нет - сегодня же всё сожгу.
Тряпичные обрывки на иерусалимском страннике зашевелились, словно неведомый зверь внутри своей слишком свободной шкуры пожал плечами. Откуда-то изнутри себя он извлёк потёртый деревянный стакан для игры в кости и протянул Бэкону.
Какие же буквы взять, задумался Бэкон. Обезьяны перетряхивают буквы, и получаются гениальные строки. Обезьяны перетряхивают. Apes reshake.
Бэкон набрал в стакан нужные литеры и подал его Джимбо. Чи-мпензи внимательно посмотрел на человека, тряхнул стакан и перевернул, широко поведя волосатой лапой. Свинцовые бруски высыпались ровно, выложив чёткую строчку -