обрывок чего-то там внутри, который выбрался наружу
В очень уставшем состоянии около полуночи я вернулся домой, ныла спина в пояснице, болел зубом, раненой ногой и опухшими веками (травмы одного дня) Таким вот я пребываю уже не первый день, сказывается пара недель очень плотного рабочего графика. Я ждал когда же "поеду" шифером и, видимо, дождался -писал ответное сообщение подруге и вдруг у меня мысли куда-то свернули и появилось нечто мрачное, что я писал на смартфоне около часа, исправляя и дополняя, обрезая, меняя местами. это происходило с уверенностью и даже, похоже, некоторой одержимостью. Пока не счёл что всё что нужно - уже сказано не мог позволить себе не то что переодеться, но даже попить воды, хотя очень хотелось. До сих пор в некотором замешательстве пребываю. И уснуть не могу (пиздец мне на работе, в хлам сработаюсь сегодня). Но надо, иначе как я узнаю свою же реакцию на этот набор букв уже с позиции свежей головы?
Upd: часть текста теряет смысл из-за выпадающих сейчас за окном осадков. Если смысл вообще есть. Мне пока правда сложно судить.
У нас снега так до сих пор и нету, то что выпало в самом начале давно уже растаяло, а потом смешалось с шелухой от семечек, окурками, полуистлевшими листьями, костьми подохших от разных причин животных и испражнений их пока живых сородичей, а потом смёрзлось от пришедших на смену оттепели холодов. Все ждут спасительного снега, чтобы он хотя бы прикрыл повсеместные застолья смерти, чтобы окончательно не потерять веры в возможность дожить до тепла.Но реальность как-будто и не слышит умоляющий призыв в мыслях миллионов людей, лишь слегка пороша пройдет, совсем чуть-чуть, подразниться, да и то изредка. И всё.
Снова стоят голые замершие на зиму деревья, похожие на наглядное пособие за авторством художника Мунка, ведь это они лучше всех знают, что последует далее, как их будет остервенело грызть со всех своими вечно голодными челюстями, как их корни будут всю смертельно долгую зиму медленно перевариваться внутри желудков того существа, коего люди так наивно нарекли своей общей матерью. И деревья помнят к чему всё это приближается. Многие не доживают до следующего сезона тепла, а те, кто всё-таки выстоял и сохранил в себе, помимо воспоминаний невыносимой боли и ужаса, искорки жизни, те уже навсегда потеряли способность искренне и без утайки радоваться жизни, потому что они уже познали страх, они смотрели на смерть, убивавшую их родных, близких и горячо любимых всего в паре шагов от них самих, она видела и даже они понимали что и их она заметила и даже трогала их дрожащую плоть. Но не от этого каждую весну все дожившие расплескивают сок своих слёз. Истинную муку они испытывают в момент осознания неотвратимости повторения того кошмара, который, как они надеялись, больше никогда не повторится с ними. Он же будет их терзать каждый год с приходом холодов.
Черно-коричневая земля отовсюду выглядывает из-под жалкой пародии на снежный покров, слепленный каким-то злым сородичем деда Мороза и состоящий из, собственно, снега лишь на треть, а то и четверть. Остальное это повсеместный мусор и остатки неразложившейся плоти недавно умершей до весны природы, смерзшийся воедино.
Проплешины земли, тут и там проглядывающие из снега, придают ей вид везде присутствующего существа (в голову приходит аналогия с планетой Солярис и её "живым" океаном). Существо это, прожёвывая те самые куски полуразложившегося трупа природы, смотрят на всё и всех не выражающим абсолютно ничего взглядом, равнодушно ждёт смерти любого живого существа, имеющего наглость знать способы согреть себя и сохранить вокруг себя тончайшую прослойку тепла так долго, что можно пережить даже зиму. Само чудовище своим присутствием напоминает о неумолимой кончине всего живого, кончины от которой не спасёт всё тепло мира. Оно знает - абсолютно всё, что умерло, попадёт внутрь одного из бесчисленного множества его желудков. Даже те, кто посмел иметь в запасе чуть больше сил, тепла, еды, или просто везения и поэтому до сих пор жив. Чудовище знает - конец у всех один, всё живое падёт и будет переварено в его чреве, и даже не важно в каком виде туда попадёт тело того же человека - не имеет никакого значения, прахом или мясом с костями, это вторично.
Зато у нас есть сильный и пронзительный ветер. Он легко разгоняет лежащие снежинки и лёгкий мусор и забрасывает эту смесь в лица, за шиворот и волосы прохожих, смеясь над всеми преградами, проникает под куртки, шубы, пуховики и прижимается миллиардами своих ледяных изголодавшихся за вечность ртов, которыми присасывается к телам, старательно высасывая, выгрызая, выдирая мощными челюстями всё тепло, медленно и верно лишая случайную жертву не то сто способности шевелить пальцами рук или ног, но даже не давая и капли надежды дотянуть хоть до какого-нибудь укрытия.
И, если жертва ослабла, ей никто не оказал никакой помощи, что совсем не редкость в нашем гонящемся за призрачным счастьем в виде переработанной древесины...если несчастный теряет последние крупицы веры, упорства и надежды (чувства, дающие стимул жить несмотря ни на что) - тогда тело его с глухим стуком падает на землю, изо рта вырывается последний, уже почти остывший выдох, которому теперь не дано вылиться хотя бы в сдавленный вскрик погибающего человека, только что понявшего всю тщетность попыток сопротивления смерти.
Не успевает затихнуть звук последнего издыхания, как все находящиеся поблизости глаза устремляются к телу и вот через некоторое время труп уже начинает рассасываться, исчезать во чреве матери-Земли. И хоть процесс этот долог и не заметен человеческому глазу, но придёт время и вы на самом себе сможете испытать специфику и качество работы одного из бесчисленного множества желудков древнейшего чудовища.
Upd: часть текста теряет смысл из-за выпадающих сейчас за окном осадков. Если смысл вообще есть. Мне пока правда сложно судить.
У нас снега так до сих пор и нету, то что выпало в самом начале давно уже растаяло, а потом смешалось с шелухой от семечек, окурками, полуистлевшими листьями, костьми подохших от разных причин животных и испражнений их пока живых сородичей, а потом смёрзлось от пришедших на смену оттепели холодов. Все ждут спасительного снега, чтобы он хотя бы прикрыл повсеместные застолья смерти, чтобы окончательно не потерять веры в возможность дожить до тепла.Но реальность как-будто и не слышит умоляющий призыв в мыслях миллионов людей, лишь слегка пороша пройдет, совсем чуть-чуть, подразниться, да и то изредка. И всё.
Снова стоят голые замершие на зиму деревья, похожие на наглядное пособие за авторством художника Мунка, ведь это они лучше всех знают, что последует далее, как их будет остервенело грызть со всех своими вечно голодными челюстями, как их корни будут всю смертельно долгую зиму медленно перевариваться внутри желудков того существа, коего люди так наивно нарекли своей общей матерью. И деревья помнят к чему всё это приближается. Многие не доживают до следующего сезона тепла, а те, кто всё-таки выстоял и сохранил в себе, помимо воспоминаний невыносимой боли и ужаса, искорки жизни, те уже навсегда потеряли способность искренне и без утайки радоваться жизни, потому что они уже познали страх, они смотрели на смерть, убивавшую их родных, близких и горячо любимых всего в паре шагов от них самих, она видела и даже они понимали что и их она заметила и даже трогала их дрожащую плоть. Но не от этого каждую весну все дожившие расплескивают сок своих слёз. Истинную муку они испытывают в момент осознания неотвратимости повторения того кошмара, который, как они надеялись, больше никогда не повторится с ними. Он же будет их терзать каждый год с приходом холодов.
Черно-коричневая земля отовсюду выглядывает из-под жалкой пародии на снежный покров, слепленный каким-то злым сородичем деда Мороза и состоящий из, собственно, снега лишь на треть, а то и четверть. Остальное это повсеместный мусор и остатки неразложившейся плоти недавно умершей до весны природы, смерзшийся воедино.
Проплешины земли, тут и там проглядывающие из снега, придают ей вид везде присутствующего существа (в голову приходит аналогия с планетой Солярис и её "живым" океаном). Существо это, прожёвывая те самые куски полуразложившегося трупа природы, смотрят на всё и всех не выражающим абсолютно ничего взглядом, равнодушно ждёт смерти любого живого существа, имеющего наглость знать способы согреть себя и сохранить вокруг себя тончайшую прослойку тепла так долго, что можно пережить даже зиму. Само чудовище своим присутствием напоминает о неумолимой кончине всего живого, кончины от которой не спасёт всё тепло мира. Оно знает - абсолютно всё, что умерло, попадёт внутрь одного из бесчисленного множества его желудков. Даже те, кто посмел иметь в запасе чуть больше сил, тепла, еды, или просто везения и поэтому до сих пор жив. Чудовище знает - конец у всех один, всё живое падёт и будет переварено в его чреве, и даже не важно в каком виде туда попадёт тело того же человека - не имеет никакого значения, прахом или мясом с костями, это вторично.
Зато у нас есть сильный и пронзительный ветер. Он легко разгоняет лежащие снежинки и лёгкий мусор и забрасывает эту смесь в лица, за шиворот и волосы прохожих, смеясь над всеми преградами, проникает под куртки, шубы, пуховики и прижимается миллиардами своих ледяных изголодавшихся за вечность ртов, которыми присасывается к телам, старательно высасывая, выгрызая, выдирая мощными челюстями всё тепло, медленно и верно лишая случайную жертву не то сто способности шевелить пальцами рук или ног, но даже не давая и капли надежды дотянуть хоть до какого-нибудь укрытия.
И, если жертва ослабла, ей никто не оказал никакой помощи, что совсем не редкость в нашем гонящемся за призрачным счастьем в виде переработанной древесины...если несчастный теряет последние крупицы веры, упорства и надежды (чувства, дающие стимул жить несмотря ни на что) - тогда тело его с глухим стуком падает на землю, изо рта вырывается последний, уже почти остывший выдох, которому теперь не дано вылиться хотя бы в сдавленный вскрик погибающего человека, только что понявшего всю тщетность попыток сопротивления смерти.
Не успевает затихнуть звук последнего издыхания, как все находящиеся поблизости глаза устремляются к телу и вот через некоторое время труп уже начинает рассасываться, исчезать во чреве матери-Земли. И хоть процесс этот долог и не заметен человеческому глазу, но придёт время и вы на самом себе сможете испытать специфику и качество работы одного из бесчисленного множества желудков древнейшего чудовища.