Вернее, около- или вокругбалетного.
Утомленная ветром и солнцем балетом ехидна не может излагать связно.
Только обрывками и отрывками.
Потому что там - сплошной обрыв и отрыв... ах, какое чудо этот балет, каждый есть поэма!
Видели бы вы, как эту... с позволения сказать, поэму ваяют!
Говорила мне ехидна мама в детстве: не смотри, как делают колбасу, есть не сможешь.
И балет, оказывается, так же.
Во время предыдущих постановок балетов по моим либретто мне благополучно удавалось держаться на приличном расстоянии от кухни и узнавать о проблемах хореографа только понаслышке. Некоторые из них мне же приходилось виртуально разруливать, изменяя либретто в зависимости от капризов солистов, возможностей кордебалета, прихотей министров культуры, культуры тех самых министров... но теперь я прямо на кухне.
Там жарко, все кипит, и все сырое, все подгорает или вот-вот подгорит - а ведь скоро, господа, на стол подавать!.. нет, не может ехидна по порядку!
Итак, отрывки.
Первый.
Явление костюмерши и ее эскизов народу.
Народ в лице хореографа и его верной ехидны безмолвствовал. Ибо что ж тут скажешь приличного?!
Главное, говорите, чтобы костюмчик сидел? Вот и нет: главное, чтобы вы сами в это время сидели!
Платье в стиле 60-х годов оказалось чем-то в духе восемнадцатого - не года, а века! - фижмы, оборочки и фестончики (прав был Гоголь: "ах, милая, это нехорошо, если везде фестончики!"), а когда героиня снимала его, то оказывалась в чем мать родила том, что костюмерша застенчиво назвала красивым словом "бюстье-е-е".
Примерно так - мы (хореограф, я и ехидна, дружным хором, с изумлением): "Ах, что ЭТО?!" - она нам, стыдливо потупившись: "Это монисто-о-о бюстье-е-е!"
Ах, прелесть, ах как мил, королева в восхищении, хореограф в обмороке!
Героине здесь танго танцевать положено в узком платье, а не в том самом неглиже, дезабилье, безобразии, бюстье - и что теперь? Заменить его на танец с шалью, с саблями вокруг шеста? Ибо в таком... не побоюсь уж этого слова... бюстье-е-е - только к шесту, больше некуда.
"А это что у вас за?.." - "А это вот такие звезды и монстры всякие... из первого акта" - "Монстры? Звезды? В уме ли вы? И где ж они в первом акте-то? глянь в либретто, дура!" - "Так снятся же!" - "Так это вам, может, монстры снятся героине снится город: безликая толпа, большие дома, а потом появляется он - и тогда цветы и... какие блин монстры?!"
Я говорю ему шутя: перекроите все иначе - сулит мне новые удачи искусство кройки и шитья... ах, где те портные с их искусством - эта нам ничего не сулит!
"А цвет? - робко интересуется хореограф, глядя на черно-белые наброски. - Вот этот костюм, например, какой?"
"Ах, я сама еще не знаю! Что вы вздор какой-то спрашиваете!" - а что шить уже надо, если в конце марта премьера - это тоже вздор? Лично я полагаю, что все это следует шить. Следует шить, ибо сколько пурге... сколько ей ни гнать тут эту пургу, шить надо быстро, а шить-то натюрлих из ткани, а ткань еще закупать - а цвет?..
На вкус и цвет товарищей нет, костюмерша нам не товарищ... а вот тут мы вас просили перчатки... потеряли перчатки? вот плохие котятки! и в слезах побежали домой... это уже мы с ехидной - после всего.
Отрывок второй.
Тимур и его команда.
Тимур не то чтобы прям солист, во времена Мариуса нашего Петипа это называлось корифей, словом, танцевать он может, но не орел! не принц. Их четверо, этих не орлов мушкетеров, которых хореограф решил осчастливить почти сольным номером.
Который им и показал. Молча - руками и ногами.
Народ числом четыре безмолвствовал.
Пятидесяти-с лишним, совершенно лишним!летний принц хореограф из Питера, знающий возможности провинциальной труппы, с которой уже работал, не показывал двадцати-и не больше летним юношам ничего запредельного, и трое из мушкетеров, подумав, попытались это повторить, но не таков был юноша Тимур... пробовать?.. да не получится ведь! чего зря пробовать-то? И сказал Тимур что это нехорошо : слушай мою команду! этого мы делать не будем, потому что у нас не получится... не получается... уже не получилось. "А попробовать?" - вежливо настаивал хореограф. "А на фига?" - невежливо ныл Тимур, после чего удавился удалился в направлении дирекции - жаловаться на произвол и неадекват, творимый хореографом.
"Не огорчайтесь, - промурлыкала со своего места сорока-ибольше, явно больше! летняя пианистка, - он просто стеснялся... при мне..."
И она стыдливо потупилась, дав волю воображению.
А если бы при целом оркестре, а? А при зрителях? Застесняется ведь корифей-то... зато он не постеснялся поскандалить в дирекции... "у него несчастная любоффф!" - извинился за Тимура и его команду директор труппы.
А у меня, между прочим, совершенно несчастная ехидна, и ничего... а у хореографа несчастная премьера несчастного балета уже в марте...
"Да ладно вам! - (и это отрывок третий) ласково прошипели сказали нам русские педагоги-репетиторы, которые готовят этот же спектакль и которым мы пожаловались на все вышеизложенное. - Что вы переживаете? Какая разница, что они тут понаставят?!"
Ну вообще-то, разница нам есть.
Даже две большие разницы: моя и хореографа.
Мы как-никак аффтары этого безобразия балета и не желаем, чтобы нам потом желали выпить йаду... хотя многие, видимо, желают нам этого уже сейчас: художница-костюмерша, Тимур и его команда, подчиненные нам обитатели змиярника... не дождетесь!
Мы поставим этот... спектакль, и пусть сегодня ехидне будут сниться черно-белые монстры, шипящие "Это не получится!" и "Какая вам разница?"... пусть даже без перчаток!