Крокодил и другие звери.
Продолжение кошачьих историй. Начало - здесь.
Крокодил, конечно же, не всегда был Крокодилом.
Крокодилом, понятное дело, не рождаются.
Во всяком случае не кошки.
Волга впадает в Каспийское море Кошки рождаются кошками, и в тот раз их родилось пять.
С именами уже была напряженка, и я предложила классику: "А потом мы их назвали: Раз, Два, Три, Четыре, Пять!"
Помните? "Раз - котенок самый белый, два - котенок самый смелый" и так далее, и так бы оно и осталось, тем более что мама этого, уже не первого, поголовья котят, толстая вальяжная Холли, любящая бублики, в душе была истинной чайлд-фри и месяцев через несколько превращалась из озабоченной екуаны мамаши в такую мегеру и мать-ехидну, что все ее дети расселялись потом по поселку, лишь изредка, в самое тяжелое зимнее время, заглядывая к нам.
Холли отнюдь не желала превращать наш сад и наши террасы в коммуналку.
Ей и так приходилось терпеть серую тощую Грозу, черно-белую Глючку-Злючку, которая все меньше становилась похожей на Холли, потому что Холли жирела и отмывала до сверкающей белизны свои белые пятна... скажут тоже: разве я похожа на это чучело? глюки у них всякие, видите ли.
Вдобавок по вечерам вокруг террасы собиралось еще человек десять приходящих кошек, так что Холли была ярой сторонницей искусственного вскармливания детей двуногими и сепарации их после нескольких воспитательных тумаков железной лапой и примитивных уроков охоты на лягушек.
Словом, Раз, Два, Три, Четыре, Пять - самое простое решение для временных питомцев... вы уже догадались, что нет ничего более постоянного, чем временное?
Самым временным, то есть вообще не жильцом, казался нам котенок по имени Пять. Он и пятым-то стал, потому что последним попался на глаза, его почти невозможно было разглядеть в общей кошачьей куче среди мышиной возни новорожденных.
Он был крошечным, меньше всех; когда все подросли и принялись смело выбегать из-под своего куста, он не мог даже влезть на ступеньку и обиженно вопил, и его приходилось подсаживать; когда братья и сестры бурно играли на траве или яростно дрались из-за посланного им кусочка сыра, этот меланхолично сидел в сторонке и тоже вопил.
Он никогда не вмешивался в битвы жизни - он вопил. Он никак не мог сравняться в росте с Раз, Два, Три, Четыре; при взгляде на него вспоминалось "Бабушка, зачем тебе такие большие уши?" - ибо уши почему-то ему достались стандартные, как у всех, видимо, по принципу "one size fits all"; он вызывал такое беспримесное чувство жалости, что его можно было бы использовать как пособие для изучения системы Станиславского... и он вопил.
Вопил он профессионально и здорово. В этот момент вы могли даже позабыть про его уши - какие уши, когда у него такая пасть?
И ничего, кроме пасти.
Он безошибочно выбирал самого слабого члена нашей команды (желательно гостя), усаживался около ножки его стула и вопил, раскрыв пасть до ушей... до полной невидимости огромных, не по размеру ушей... вопил он без устали, прерываясь только на поедание того, чем наш впечатлительный гость сразу с ним делился... и опять вопил - и гость опять делился... и он вопил снова - и гость...
"Господи, это же просто какой-то крокодил!" - возмущенно воскликнула как-то доведенная до изнеможения и оставшаяся почти без ужина дама.
Слово было найдено: конечно, Крокодил!
Может быть, он все-таки им и родился?
Вскоре, как всегда это бывает, выяснилось, что это девочка, но изменить уже ничего было нельзя, крокодил слово - не воробей, и она навсегда осталась Крокодилом.
Крокодил приклеилась к нам намертво.
Мать-ехидна Холли выжила со своей территории остальных подросших детей; позже она сама покинула нас из-за большой и, мы надеемся, светлой любви к породистому серому коту одного английского семейства; умерла старая Гроза, до самой смерти толком не подпускавшая к себе никого, кроме меня; происходила непрерывная миграция и ротация кадров среди тех, кто наносил нам вечерний визит... все текло, все изменялось - и только вопль ненасытного Крокодила подтверждал, что есть что-то вечное в этом изменчивом мире.
Крокодил так и не выросла.
Она прекратила расти, едва ее уши стали ей впору, и сейчас она меньше обычной стандартной кошки. Это не мешает ей преуспевать: уже не первый раз она рожает потомство, она упорно отстаивает территориальную целостность двух террас и всех балконов, она выжила на соседний необжитой участок Глючку... но фиг бы ей все это удалось, если бы не мой муж.
Крокодил сразу поняла, кто в доме хозяин.
Сверкая зелеными глазами, как ловкая Скарлетт, она, видимо, точно так же твердила себе: "Я никогда не буду голодать!" - и отказывалась принимать пищу, пока хозяин не погладит ее. Она влезала по его ноге к нему на колени, ласкалась и мурила с такой страстью, что двенадцатилетняя Аска на удивление отца странным поведением кошки спокойно объяснила ему: "Видимо, у этой кошки такой секс!"
Чем чуть не испортила всю Крокодильскую игру, ибо муж посчитал было кошку извращенкой, но жалость оказалась сильнее... к тому же Крокодил дальновидно и упорно отказывалась от всех сортов сыра, кроме единственного - того, который ест на завтрак хозяин... и вот уже она лежит на столе, около его чашки кофе, и смотрит с ним футбол, закрывая глаза только во время короткой рекламы, и ходит за ним, как привязанная.
Думаете, она уже не вопит?
Как бы не так.
Никто из моих знакомых и собственных кошек не вопил так: когда она вопит, вы видите только ее пасть. И думаете такие мысли, за которые гринписовцы бы вас... а пусть бы сами послушали!
Прошлой зимой муж делал большой ремонт в гостевой половине дачи, и он уверяет, что Крокодил разве что не подносила инструменты. Она постоянно околачивалась около него, как будто он при ее появлении на свет дал ей команду "К ноге!" За ту зиму Крокодил отъелась и обрела окончательную уверенность в себе и своем завтрашнем дне, потому что не вопила, только когда что-то ела.
Прошлым летом пустующий дом напротив нас сняла немолодая пара. Первое, что они сделали, еще не расставив мебель, - это покормили подоспевшую туда Крокодилу, причитая "Ешь, ешь, бедная киска!"
"Бедная киска" жрать предложенный хлеб с не тем сыром отказалась наотрез и продолжала вопить. На следующий день мы объяснили соседке, с кем она имеет дело, и она разумно отказалась его иметь с Крокодилом, да той не очень-то и хотелось: у нее свой любимый хозяин сорт сыра.
Когда нас нет, Крокодила кормит сторож - а что ему остается, если заставить эту кошку замолчать можно только двумя способами, а второй слишком жестокий?
И вот у нас на балконе в сумке с полузастегнутой молнией появились маленькие зелененькие хорошенькие крокодильчики - очень надеюсь, что голосом и повадками они окажутся в неизвестного нам папу.
Крокодил, конечно же, не всегда был Крокодилом.
Крокодилом, понятное дело, не рождаются.
Во всяком случае не кошки.
Волга впадает в Каспийское море Кошки рождаются кошками, и в тот раз их родилось пять.
С именами уже была напряженка, и я предложила классику: "А потом мы их назвали: Раз, Два, Три, Четыре, Пять!"
Помните? "Раз - котенок самый белый, два - котенок самый смелый" и так далее, и так бы оно и осталось, тем более что мама этого, уже не первого, поголовья котят, толстая вальяжная Холли, любящая бублики, в душе была истинной чайлд-фри и месяцев через несколько превращалась из озабоченной екуаны мамаши в такую мегеру и мать-ехидну, что все ее дети расселялись потом по поселку, лишь изредка, в самое тяжелое зимнее время, заглядывая к нам.
Холли отнюдь не желала превращать наш сад и наши террасы в коммуналку.
Ей и так приходилось терпеть серую тощую Грозу, черно-белую Глючку-Злючку, которая все меньше становилась похожей на Холли, потому что Холли жирела и отмывала до сверкающей белизны свои белые пятна... скажут тоже: разве я похожа на это чучело? глюки у них всякие, видите ли.
Вдобавок по вечерам вокруг террасы собиралось еще человек десять приходящих кошек, так что Холли была ярой сторонницей искусственного вскармливания детей двуногими и сепарации их после нескольких воспитательных тумаков железной лапой и примитивных уроков охоты на лягушек.
Словом, Раз, Два, Три, Четыре, Пять - самое простое решение для временных питомцев... вы уже догадались, что нет ничего более постоянного, чем временное?
Самым временным, то есть вообще не жильцом, казался нам котенок по имени Пять. Он и пятым-то стал, потому что последним попался на глаза, его почти невозможно было разглядеть в общей кошачьей куче среди мышиной возни новорожденных.
Он был крошечным, меньше всех; когда все подросли и принялись смело выбегать из-под своего куста, он не мог даже влезть на ступеньку и обиженно вопил, и его приходилось подсаживать; когда братья и сестры бурно играли на траве или яростно дрались из-за посланного им кусочка сыра, этот меланхолично сидел в сторонке и тоже вопил.
Он никогда не вмешивался в битвы жизни - он вопил. Он никак не мог сравняться в росте с Раз, Два, Три, Четыре; при взгляде на него вспоминалось "Бабушка, зачем тебе такие большие уши?" - ибо уши почему-то ему достались стандартные, как у всех, видимо, по принципу "one size fits all"; он вызывал такое беспримесное чувство жалости, что его можно было бы использовать как пособие для изучения системы Станиславского... и он вопил.
Вопил он профессионально и здорово. В этот момент вы могли даже позабыть про его уши - какие уши, когда у него такая пасть?
И ничего, кроме пасти.
Он безошибочно выбирал самого слабого члена нашей команды (желательно гостя), усаживался около ножки его стула и вопил, раскрыв пасть до ушей... до полной невидимости огромных, не по размеру ушей... вопил он без устали, прерываясь только на поедание того, чем наш впечатлительный гость сразу с ним делился... и опять вопил - и гость опять делился... и он вопил снова - и гость...
"Господи, это же просто какой-то крокодил!" - возмущенно воскликнула как-то доведенная до изнеможения и оставшаяся почти без ужина дама.
Слово было найдено: конечно, Крокодил!
Может быть, он все-таки им и родился?
Вскоре, как всегда это бывает, выяснилось, что это девочка, но изменить уже ничего было нельзя, крокодил слово - не воробей, и она навсегда осталась Крокодилом.
Крокодил приклеилась к нам намертво.
Мать-ехидна Холли выжила со своей территории остальных подросших детей; позже она сама покинула нас из-за большой и, мы надеемся, светлой любви к породистому серому коту одного английского семейства; умерла старая Гроза, до самой смерти толком не подпускавшая к себе никого, кроме меня; происходила непрерывная миграция и ротация кадров среди тех, кто наносил нам вечерний визит... все текло, все изменялось - и только вопль ненасытного Крокодила подтверждал, что есть что-то вечное в этом изменчивом мире.
Крокодил так и не выросла.
Она прекратила расти, едва ее уши стали ей впору, и сейчас она меньше обычной стандартной кошки. Это не мешает ей преуспевать: уже не первый раз она рожает потомство, она упорно отстаивает территориальную целостность двух террас и всех балконов, она выжила на соседний необжитой участок Глючку... но фиг бы ей все это удалось, если бы не мой муж.
Крокодил сразу поняла, кто в доме хозяин.
Сверкая зелеными глазами, как ловкая Скарлетт, она, видимо, точно так же твердила себе: "Я никогда не буду голодать!" - и отказывалась принимать пищу, пока хозяин не погладит ее. Она влезала по его ноге к нему на колени, ласкалась и мурила с такой страстью, что двенадцатилетняя Аска на удивление отца странным поведением кошки спокойно объяснила ему: "Видимо, у этой кошки такой секс!"
Чем чуть не испортила всю Крокодильскую игру, ибо муж посчитал было кошку извращенкой, но жалость оказалась сильнее... к тому же Крокодил дальновидно и упорно отказывалась от всех сортов сыра, кроме единственного - того, который ест на завтрак хозяин... и вот уже она лежит на столе, около его чашки кофе, и смотрит с ним футбол, закрывая глаза только во время короткой рекламы, и ходит за ним, как привязанная.
Думаете, она уже не вопит?
Как бы не так.
Никто из моих знакомых и собственных кошек не вопил так: когда она вопит, вы видите только ее пасть. И думаете такие мысли, за которые гринписовцы бы вас... а пусть бы сами послушали!
Прошлой зимой муж делал большой ремонт в гостевой половине дачи, и он уверяет, что Крокодил разве что не подносила инструменты. Она постоянно околачивалась около него, как будто он при ее появлении на свет дал ей команду "К ноге!" За ту зиму Крокодил отъелась и обрела окончательную уверенность в себе и своем завтрашнем дне, потому что не вопила, только когда что-то ела.
Прошлым летом пустующий дом напротив нас сняла немолодая пара. Первое, что они сделали, еще не расставив мебель, - это покормили подоспевшую туда Крокодилу, причитая "Ешь, ешь, бедная киска!"
"Бедная киска" жрать предложенный хлеб с не тем сыром отказалась наотрез и продолжала вопить. На следующий день мы объяснили соседке, с кем она имеет дело, и она разумно отказалась его иметь с Крокодилом, да той не очень-то и хотелось: у нее свой любимый хозяин сорт сыра.
Когда нас нет, Крокодила кормит сторож - а что ему остается, если заставить эту кошку замолчать можно только двумя способами, а второй слишком жестокий?
И вот у нас на балконе в сумке с полузастегнутой молнией появились маленькие зелененькие хорошенькие крокодильчики - очень надеюсь, что голосом и повадками они окажутся в неизвестного нам папу.