ЦИНИЗМ КАК ИСТОК ЦЕНЗУРЫ
Революция была результатом веры в силу. Мир делится на сильных и слабых, сильные могут и должны вести слабых. Кто именно силён, а кто слаб может выясниться лишь в бою. Большевизм есть вера в то, что меньшинство может подчинить себе большинство, подчинить грубой физической силой, террором. Точно так и фашизм, и нацизм были изнасилованием большинства - меньшинством.
Пропаганда в господстве тоталитарных режимов играла всегда подчинённую роль. В России пропаганда эсеров была успешнее. В Германии пропаганда помогла нацистам прийти к власти, но не пропаганда, а грубое насилие дали им удержать власть. Лишь уничтожение непокорных и запугивание оставленных в живых создавали иллюзии всеобщего согласия и энтузиазма. Пропагандистские успехи Сталина и Гитлера были имитацией успеха. Энтузиазм масс организовывался искусственно, не был глубоким и существовал недолго.
Миф о том, что "каждый народ имеет то правительство, какое заслуживает", - это миф тоталитарный, переживший тоталитаризм. Гитлер, Сталин, Муссолини полагали, что они отражают волю народу. Победители нацизма поддерживали этот миф - он оправдывал войну и насилие. Третьим источником этого мифа оказались интеллектуалы. Многие из них по сей день проповедуют, что массы выдвинули Сталина, пошли за Сталиным.
Как в споре о том, что сперва - благодать или молитва о благодати - в мифе господствует неясность. То ли Сталин призван на царство, то ли Сталин крысолов, который заманил за собой царство. Это принципиальная неясность, которая должна снять ответственность с интеллектуалов. Они пытаются объяснить себе, почему их антитоталитарные речи остались неуслышанными. Признать, что эти речи были недостаточно внятными, трудно. Легче свалить вину на то, что другие - тупое быдло, которое идёт не за самым умным, а за самым громким.
Цинизм хуже тоталитаризма. Сталин-то знал цену своей пропаганде, не обольщался и за фиговым листком советских газет держал мощный репрессивный аппарат. Запугивание, не зомбирование - основа деспотизма. Это не означает, что у деспотизма нет искренних приверженцев. Но это искренность адаптации, искренность от безысходности, а не от глупости. Человеку трудно жить без смысла - а жить в рабстве, зная, что выхода нет, означает лишиться смысла. Основа же деспотизма - не глупость и даже не корысть, а желание быть деспотом. Тоталитаризм зиждется на том, что распределяет деспотизм среди своих подданных. Это феодальная лестница несвободы.
Точно то же желание быть деспотом побуждает интеллектуалов - противников тоталитаризма - требовать цензуры, ограничения свободы слова во имя защиты слабеньких и глупеньких от зомбирования. Нельзя давать микрофон Гитлеру, он опять придёт к власти. Это высокомерное (и трусливое) отношение к другим отражает неуверенность не в других, а в своих собственных творческих силах. В реальности же единственное, что можно противопоставить любому зомбирующему слову - это другое слово. Гитлер истерично вещает - скажи так, чтобы это перевесило Гитлера, и не лги, что люди идиоты и предпочитают истерику. Если ты циник, так твой цинизм и есть главная, а то и единственная причина твоей неудачи. Цинизм оказывается истоком цензуры. Деспот циничен иначе, более умно: он ни во что не ставит пропаганду, он может даже отменить цензуру или ослабить её, он знает, что его опора - не слово, а насилие.
Пропаганда в господстве тоталитарных режимов играла всегда подчинённую роль. В России пропаганда эсеров была успешнее. В Германии пропаганда помогла нацистам прийти к власти, но не пропаганда, а грубое насилие дали им удержать власть. Лишь уничтожение непокорных и запугивание оставленных в живых создавали иллюзии всеобщего согласия и энтузиазма. Пропагандистские успехи Сталина и Гитлера были имитацией успеха. Энтузиазм масс организовывался искусственно, не был глубоким и существовал недолго.
Миф о том, что "каждый народ имеет то правительство, какое заслуживает", - это миф тоталитарный, переживший тоталитаризм. Гитлер, Сталин, Муссолини полагали, что они отражают волю народу. Победители нацизма поддерживали этот миф - он оправдывал войну и насилие. Третьим источником этого мифа оказались интеллектуалы. Многие из них по сей день проповедуют, что массы выдвинули Сталина, пошли за Сталиным.
Как в споре о том, что сперва - благодать или молитва о благодати - в мифе господствует неясность. То ли Сталин призван на царство, то ли Сталин крысолов, который заманил за собой царство. Это принципиальная неясность, которая должна снять ответственность с интеллектуалов. Они пытаются объяснить себе, почему их антитоталитарные речи остались неуслышанными. Признать, что эти речи были недостаточно внятными, трудно. Легче свалить вину на то, что другие - тупое быдло, которое идёт не за самым умным, а за самым громким.
Цинизм хуже тоталитаризма. Сталин-то знал цену своей пропаганде, не обольщался и за фиговым листком советских газет держал мощный репрессивный аппарат. Запугивание, не зомбирование - основа деспотизма. Это не означает, что у деспотизма нет искренних приверженцев. Но это искренность адаптации, искренность от безысходности, а не от глупости. Человеку трудно жить без смысла - а жить в рабстве, зная, что выхода нет, означает лишиться смысла. Основа же деспотизма - не глупость и даже не корысть, а желание быть деспотом. Тоталитаризм зиждется на том, что распределяет деспотизм среди своих подданных. Это феодальная лестница несвободы.
Точно то же желание быть деспотом побуждает интеллектуалов - противников тоталитаризма - требовать цензуры, ограничения свободы слова во имя защиты слабеньких и глупеньких от зомбирования. Нельзя давать микрофон Гитлеру, он опять придёт к власти. Это высокомерное (и трусливое) отношение к другим отражает неуверенность не в других, а в своих собственных творческих силах. В реальности же единственное, что можно противопоставить любому зомбирующему слову - это другое слово. Гитлер истерично вещает - скажи так, чтобы это перевесило Гитлера, и не лги, что люди идиоты и предпочитают истерику. Если ты циник, так твой цинизм и есть главная, а то и единственная причина твоей неудачи. Цинизм оказывается истоком цензуры. Деспот циничен иначе, более умно: он ни во что не ставит пропаганду, он может даже отменить цензуру или ослабить её, он знает, что его опора - не слово, а насилие.