Г. Шолем, "Избавление через грех", часть IV
Продолжение.
Часть I здесь.
Часть II здесь.
Часть III здесь.
Нумерация примечаний общая.
Гершом Шолем
Избавление через грех
IV
В той части своей доктрины, которая определила необходимость вероотступничества самого мессии, соглашались между собой все саббатианцы. Со временем стало ясно, что этот парадоксальный акт выражает значительно больше, чем предполагалось на раннем этапе. В частности, утвержденная догматически апостасия изощренным образом выразила противоречие между внешней, исторической реальностью и тем внутренним ощущением, которое наполняло сердца «верующих». Получалось, что и этому противоречию, и наблюдаемой задержке в деле Освобождения удивляться не следует - ведь именно в этом надлежало раскрыться великой тайне того, кто «хорош внутри, но одежды его худые». Возникали, однако, другие вопросы, на которые не удавалось ответить одним лишь признанием того, что отступничество мессии носило предначертанный свыше характер.
Прежде всего, вопрос вопросов: является ли сакральный поступок мессии образцом для подражания или, напротив, уникальным метафизическим актом? Должны ли ученики Саббатая Цви последовать его примеру? Или наоборот: особая святость этого акта не допускает с их стороны попыток уподобиться Избавителю?
И еще: какова природа переходного периода, в течение которого мессия находится во власти клиппóт? Может ли этот период быть назван Освобождением? И где находится теперь Шехина, которая, по мнению всех «верующих», уже восстала из праха? Оправданно ли теперь говорить об «изгнании Шехины» и оплакивать, по старой традиции, ее горькую участь? И как соотносятся между собой в этот сложный период внешний и внутренний аспекты Освобождения?
И еще: каков статус Торы в этот период? Раскрылись ли уже ее новые лики? В чем состоит тайна «заповеди, совершаемой через грех»? Не определяет ли произошедшее изменение в структуре миров необходимого изменения в заповедях Торы, которые, как известно, направлены на тиккýн пребывающего в грехе мироздания? Не стала ли теперь уже лишней лурианская каббала, связанная с прежним состоянием мира?
Этими вопросами саббатианский дискурс был задан на целое столетие вперед. Пытаясь ответить на них, саббатианство превратилось в некоторых странах из мессианского движения в нигилистическую секту со своеобразной религиозной идеологией. И именно этот, нигилистический вариант саббатианской доктрины продемонстрировал - применительно к приведенным выше вопросам - наибольшую полноту и последовательность.
Итак, две основные ветви движения оформились в связи с очерченной нами идейной проблематикой (и в связи с «тайной Божества», которую Саббатай Цви открыл своим ученикам и которая толковалась ими весьма по-разному). Эти ветви можно охарактеризовать как умеренное и радикальное саббатианство, причем последнее заслуживает и таких определений, как антиномическое и нигилистическое. В обоих типах саббатианской доктрины можно выделить множество оттенков и субградаций, но мы ограничимся тем, что рассмотрим обе модели по их самым общим признакам. Кроме того, были саббатианские группы, которые трудно отнести к одной из указанных категорий, - прежде всего потому, что они не оставили нам достаточно откровенного материала .
Среди последних можно особо упомянуть таинственную фигуру авторитетнейшего законоучителя р. Йонатана Эйбеншюца. Связанная с этим человеком психологическая загадка требует специального прояснения, которому здесь не место. Однако я не могу скрыть своей убежденности в том, что р. Йонатан действительно был саббатианцем. К этому выводу меня привело внимательное изучение всех полемических сочинений, опубликованных по ходу связанного с ним конфликта, и еще более - изучение собственных каббалистических трудов р. Йонатана. Таким образом, р. Яаков Эмден и историк Г. Грец не ошибались на его счет.
Малый объем дошедшего до нас материала обусловлен тем, что с началом гонений саббатианцы стали избегать изложения своих идей в письменном виде и, тем более, в издаваемых ими книгах. Что же до нигилистов, то у них были особенно веские причины к тому, чтобы скрывать от окружающих свое истинное учение.
Умеренное саббатианство, к которому мы обратимся сначала, было сформировано в теоретическом отношении Натаном из Газы, Авраамом Кардозо и Авраамом Ровиго. Последние два автора дают наиболее ясное представление о направлении идейного поиска в общинах умеренных саббатианцев, к которым принадлежали многие раввины. Авраам Кардозо излагал свое учение в многочисленных сочинениях, т.н. друшим («истолкованиях»), дошедших до нас в значительной своей части. Эти труды уцелели, поскольку в Марокко и Лондоне у Кардозо нашлись преданные ученики, которые не подчинились решениям раввинских судов, предписывавшим под страхом анафемы (хéрем) сдать для сожжения все писания саббатианцев.
Поступок мессии не был, по мнению умеренных, примером для подражания. Признавая, что Саббатай Цви был обязан совершить именно то, что он совершил, умеренные утверждали, что подражать ему в апостасии не следует. Мессия уже выполнил этот долг за всех евреев, говорили они, трактуя соответствующим образом слова пророка «а Господь возложил на него грех всех нас» (Исайя 53:6). Согласно этой трактовке, «всем нам надлежало бы стать принужденными», но Всевышний милостиво освободил нас от этой обязанности, возложив ее на мессию. Жуткий поступок, который мессии пришлось совершить, не терпит повторения и имитации. Ученикам Саббатая Цви следует оставаться в рамках иудаизма. Верно: мир обновился, и тиккýн уже сейчас преображает внутренне все мироздание, но, пока он не проявился во внешних формах бытия через зримое завершение Изгнания, сферу действия следует считать непреображенной. Поэтому в открытой части Торы, то есть в ее галахических предписаниях и связанной с ними религиозной практике, на данном этапе не следует ничего менять.
Исключение из этого правила составляют лишь те немногие вещи, в отношении которых мессия и «пророки» уже вынесли недвусмысленное решение, определив, что их отмена станет символом атхáльта ди-геулá - начавшегося Освобождения. Это касалось прежде всего отмены траура и поста Девятого Ава, установленного в память о разрушении Иерусалимского Храма. 28 Однако даже и в этом пункте среди умеренных саббатианцев не было согласия. Некоторые из них (например, р. Авраам Ровиго, бывший одним из виднейших каббалистов в своем поколении) после мучительных колебаний решили возобновить пост Девятого Ава. Не потому, что они отказывались от веры в мессианское достоинство Саббатая Цви, а в силу конкретных сомнений по данному пункту и - данных им свыше мистических знаков. Так, о необходимости вернуться к соблюдению поста Девятого Ава р. Мордехаю Ашкенази, ученику р. Авраама Ровиго, сообщил его ангел-наставник, т.н. маггид. В целом же утверждалось, что в переживаемый переходный период, когда клиппóт еще не лишились всей своей силы, практические заповеди Торы остаются обязательными к исполнению. Таким образом, у умеренных саббатианцев фасад раввинистического иудаизма оставался нетронутым, но во внутренних его помещениях происходили глубокие изменения.
Ясным признаком этого стал отказ от лурианского учения о кавванóт, 29 провозглашенный многими представителями данного направления. Первопроходцем здесь был Натан из Газы , доктрину которого можно тезисно сформулировать так:
Кавванá каббалиста есть внутреннее действие мысли, увязывающее выполнение конкретной практической заповеди или произносимые слова молитвы с известной метафизической «станцией» в процессе восхождения или нисхождения миров. При этом адресуемая станция «исправляется» - ей добавляется силы, которая помогает ей подняться к тому месту, с которого она низверглась в ходе первоначального краха творимых сефирóт, известного как швирáт ха-келим («разбиение сосудов»). Таким образом, кавванá представляет собой теургическое действие, доказывающее, что явленный нам мир находится в сокровенной гармонии со скрытой структурой мироздания. Однако в этой структуре с приходом Избавителя произошло глубокое изменение. Чувство внутренней свободы, которым наделены теперь «верующие», не является чем-то пустым и бессмысленным; оно основано на совершившемся изменении в природе сокрытых миров, пронизывающих человеческую душу своим светом. И поскольку эти миры функционируют теперь, в плане восхождения духовных энергий и пр., принципиально иначе, прежние прописи кавванóт лишились своего смысла.
Отказ от системы кавванóт, изложенной р. Ицхаком Лурией, привел на следующем этапе к ревизии прочих частей его учения, и мы действительно находим у Натана из Газы и Авраама Кардозо намеки на критику в адрес великого каббалиста. Например, р. Натан пишет: «В наше время не следует читать тиккуны, установленные прежде по [указаниям] р. Ицхака Лурии, благословенна память его, и [по указаниям] его учеников, и не нужно направлять свою мысль на данные ими кавванóт из-за смены во временах, потому что кавванóт р. Ицхака Лурии соответствовали его времени, которое было буднями по сравнению с нашим временем, которое есть вечер [наступившей] Субботы, а Субботу не превращают в будничное».
Или в другом послании Натана из Газы: «Я имею в виду сказать, что кавванóт, которые открыл наш великий учитель р. Ицхак Лурия, да будет благословенна память о праведнике и святость его вовек, совсем не относятся к нашему времени, поскольку подъятия совершаются теперь иначе, и [следующий теперь его указаниям] подобен тому, кто совершает будничные кавванóт в Субботу. А потому - да остерегается не совершать тех, что от р. Ицхака Лурии, и пусть не читает никаких кавванóт, никаких истолкований и никаких писаний [р. Ицхака Лурии], потому что они туманны, и ни один живой человек не понимал их, кроме р. Хаима Виталя, да будет благословенна память о праведнике и святость его вовек, который несколько лет следовал этим указаниям, а потом понял больше своего учителя».
И также предписывалось «не совершать более Тиккýн хацóт 30 и не плакать со скорбью об изгнании Шехины, потому что она уже приподнялась из праха, и тот, кто ныне рыдает о ней, лишь портит, и с ним соединяется злодейка Лилит, ведь это она пребывает теперь в рыдании и стонах». Было вполне естественно составить при этом новый тиккýн, в соответствии с новыми кавванóт, отражающими мессианские изменения в структуре миров. Эти кавванóт и связанная с ними теория ясным образом предстают в дошедшем до нас Тиккуне, рукопись Э. Адлера № 1653, Нью-Йорк (о кризисе, связанном с лурианскими кавванóт, см. также важное свидетельство автора Мегаллé Амуккóт в посланиях р. Моше-Хаима Луццато). Новые кавванóт предложил также и р. Авраам Кардозо, но его труд не получил широкого распространения у саббатианцев, которые в большинстве своем или вовсе отказались от практики кавванóт, или совершали их по собственному усмотрению. Кстати, так же вели себя впоследствии многие из хасидов.
Интересны следующие утверждения Кардозо: «Мудрейший Саббатай Цви, признавая истинной мудрость р. Ицхака Лурии, отринул ее, однако, обеими руками» и «Мудрейший Саббатай Цви говорил о р. Ицхаке Лурие, что тот создал меркаву (колесницу) удивительной красоты, но не поведал, кто на ней ездит» (cм. рукопись о «тайне Божества», опубликованную А.Х. Вейсом в Бейт ха-Мидраш, 1865 и Друш Раза дэ-Разин, рукопись № 153 Еврейской теологической семинарии в Нью-Йорке). Заметим здесь же: мнение о том, что изучать следует только Зогар, но не писания р. Ицхака Лурии, оставалось принятым у радикальных саббатианцев во времена Яакова Франка. Об этом свидетельствует р. Барух Косовер в предисловии к книге Йесóд ха-Эмунá, написанном в 1761 году. При этом общее мнение во всех саббатианских кругах уже и на раннем этапе состояло в том, что теперь, «с началом Субботы», приоткрылась подлинная «тайна Божества», которая оставалась неведома в прежние дни Изгнания всем мудрецам - как философам, так и каббалистам.
Считалось, однако, что последние из «ведающих» намекали на эту тайну в первые годы Изгнания; их намеки сохранились в Зогаре и в некоторых аггадóт, причем главным образом в т.н. аггадóт шель дóфи, то есть в «клеветнических» или кощунственных истолкованиях (по выражению из Вавилонского Талмуда, тр. Санхедрин, 99б). В темные дни Изгнания эти таинственные намеки служили своеобразными «вехами Освобождения» тем, кто был способен их распознать, но во всей своей полноте их тайна раскроется только в эсхатологической перспективе. Она еще не открылась полностью в наше время, однако саббатианцы считали, что с приходом мессии «верующие» удостоились частичного ее постижения. Это также было причиной отвержения лурианской каббалы, на место которой пришла новая доктрина саббатианцев, непосредственным образом связанная с «тайной Божества».
Первым документом этой саббатианской каббалы, вызвавшим острые споры и породившим многочисленные истолкования, стала небольшая брошюра под названием Раза ди-мехейманýта («Тайна веры»), записанная со слов Саббатая Цви (уже после того, как он обратился в ислам) одним из его учеников. Новая «тайна» добавляла еще один пласт к тому, что было открыто каббалистами прежде: если вся лурианская каббала касалась проявления Божества после цимцýм, 31 то новая теория рассматривала Божество до цимцýм, обнаруживая при этом весьма удивительные вещи.
Мы уже отмечали в предыдущей главе, что саббатианцы не боялись парадоксов в религии, и само их учение об отступничестве мессии служит первейшим доказательством тому. Не меньшую диалектическую дерзость они обнаруживали в своих суждениях о «тайне Божества» и об истории веры в Израиле. Именно здесь мы получаем возможность заглянуть глубоко в душу людям, которые, считая себя верными иудеями, превратили религиозное содержание иудаизма в ересь. И - не только раввинистического иудаизма.
Я допускаю, что для многих саббатианцев или даже для большинства из них, причем как «умеренных», так и «радикалов», раввинистический иудаизм, понимаемый как еврейство в Изгнании, сделался вещью сомнительной, обладающей ценностью лишь условно, - даже в том случае, если они принимали решение остаться в еврейской среде. Настоящей любви здесь быть уже не могло. Раввинистический иудаизм был хорош в свое время, но истины Освобождения, пронзающей человеческую душу до последних глубин, он в себе не несет. После всего, что уже говорилось нами выше, эта позиция саббатианцев - не удивляет. Но, напротив, нельзя не поразиться тому, чтó обнаружили саббатианцы в качестве «тайны Божества», когда они, в поиске первоначальной религиозной истины, сокрытой на время Изгнания, обратились к библейскому тексту. Здесь мы наблюдаем в русле саббатианства совершенно неожиданное проявление гностицизма, пусть и «с заменой знака» в основных оценочных утверждениях, присущих этой доктрине.
Первые гностики, жившие в ранние талмудические времена, проводили различие между тайным благим Богом (абсолют), которому должно быть посвящено истинное служение владеющих гнозисом, и Творцом, который есть Бог суда и Дарователь Торы (демиург). Гностики не отрицали того, что Библия является словом Творца, но самого Творца они отвергали, называя Его «Богом Израиля» и вкладывая в эти слова откровенно уничижительный смысл. Согласно гностическому учению, посланцы «истинного Бога» приносят Освобождение и отменяют жестокий закон Творца, ответственного за существование порочного тварного мира. Благой Бог еще не раскрылся, но именно он послал Иисуса и вдохновил гностиков на то, чтобы они «отменили власть еврейского Бога». А то, что и евреи, и христиане считают Бога Израиля одновременно Творцом и истинным благим Богом, расценивалось гностиками как величайшая ошибка, которую надлежит устранить из людских сердцец. В последующей истории христианства и его сект этот «метафизический антисемитизм» не раз заявлял о себе, оставаясь, однако, за чертой ортодоксальной церковной доктрины.
Но вот явились саббатианцы и открыли (в первую очередь - устами Авраама Кардозо) «тайну Божества», которая является тайной «Бога Израиля» и «верой отца нашего Авраама», будучи в сущности вариацией все того же гностического парадокса. В понимании Кардозо это выглядит так:
Все народы и все философы признают, в силу неоспоримых умозрительных доводов, существование первопричины, предшествующей необходимым образом дальнейшей цепочке причин и следствий. Но коль скоро достаточно одного только разума, чтобы признать существование первопричины, в чем состоит смысл Откровения? Дело в том, что умопостижимое знание о первопричине не имеет никакой религиозной ценности. Первопричина, известная и Нимроду, и Фараону, и индусам, не может являться предметом религиозного отношения. Ее практически ничего не связывает с тварным миром и человеком. Она не совершает провидения и не творит, будучи безлична и безразлична к добру и злу.
Откровение необходимо только в том случае, если оно открывает человеку нечто иное, принципиально непостижимое собственной силой разума, но обладающее при этом фундаментальной религиозной ценностью. Так оно и было в действительности! Тора ничего не сообщает нам о скрытом корне вещей, умозрительно постижимом в своем существовании (и только!), но не связанном с религией Откровения. Первопричина вообще не упоминается в Торе, говорящей лишь о Боге Израиля, который, будучи первой эманацией абсолюта, есть Творец мироздания и человека. Он имеет два Лица (парцýф), Мужское и Женское, причем женская Его ипостась именуется Шехиной. Он и есть Бог Творения, Бог Откровения, Бог Освобождения, и именно Ему подобает служить и молиться.
Парадокс, связанный со знанием того, что Бог Откровения не есть первопричина, представляет собой, по мнению Кардозо, сущность истинного иудаизма - ту самую «веру наших отцов», которая сокрыта в книгах Писания, в таинственных аггадóт и в туманных речах каббалистов. Мы видим перед собой, как я уже отмечал, подход гностицизма с обратным знаком: тайный Бог, абсолют, здесь вовсе не благ. Это «бог философов и ученых», безжизненный для религии и человека, тогда как Истинным и Благим является Бог Израиля - Творец мироздания, Дарователь Торы. Связанная с этим вера, искажением которой Кардозо считал христианство, забылась в Изгнании, покрывшем тьмою сердца. Она забылась настолько, что даже еврейские мудрецы ошибочно заключили, будто первопричина является Богом. За эту свою ошибку и р. Саадья Гаон, и Маймонид еще будут должны дать ответ! И именно эта ошибка стала осуществлением горького пророчества Хошеа (Осии): «Ибо многие дни будут сидеть сыны Израиля без царя» (слова «без царя» читаются здесь Кардозо как указание на Всевышнего). О том же говорил автор библейской книги Хроник: «И много [было] дней у Израиля без Истинного Бога, и без священника наставляющего, и без Торы» (этот стих, II Хр. 15:3, Кардозо читал как пророчество, в будущем времени). И лишь в конце Изгнания истинная вера Израиля, ставшая драгоценным сокровищем «верующих», открывается вновь.
Сколько смятения и сколько дерзости мы находим в этих словах! Сколько страсти по истинной вере и сколько презрения к Изгнанию! Саббатианцы, бывшие подлинными революционерами от религии, не остановились перед тем, чтобы открыто и даже с энтузиазмом провозгласить, что евреи на протяжении веков молились чужому, равнодушному богу, и потребовать в данной связи глубочайшей реформы иудаизма. Нам легко уличить саббатианцев сегодня в том, что они несут чепуху, но как трудно было их современникам устоять перед этим натиском революционной веры, бившим в самое сердце еврейской религии и угрожавшим ее устоям! Мы можем понять гнев раввинов, объявивших непримиримую войну этому «посольству злых ангелов». 32 Противники саббатианства не хотели революции в еврейском доме и делали всё от них зависящее, чтобы исторгнуть «верующих» за черту отчуждения. И - тем не менее: насколько еврейской была эта воля саббатианцев, желавших начать всё с начала! Как завораживает их убежденность в том, что с окончанием Изгнания следует положить конец жизни в изгнании и вере в изгнании, вернувшись к первоисточникам истинной веры!
Именно здесь мы находим начало тенденции, усилившейся затем в саббатианской среде, причем особенно - у нигилистов: опираться в основном на Писание и на аггаду. При этом они и здесь были верны главному закону своего бытия - смелому парадоксу: чем более странной, чем более смущающей разум была аггадá, тем с большей охотой трактовалась она как символическое выражение «тайны веры».
Как я уже отмечал, саббатианцы вели между собой горячие споры о том, что именно представляет собой «тайна Божества». В данной связи нам известны истолкования, рознящиеся в тех или иных деталях с учением Авраама Кардозо. Все саббатианские авторы использовали термины Зогара и лурианской каббалы, но они наполняли их иногда совершенно разным смыслом. Особенно хорошо нам известны теоретические сочинения Нехемьи Хайона, Шмуэля Примо и Йонатана Эйбеншюца, посвященные этой центральной для саббатианства теме. В них заметна попытка утвердить единство Божества, существующего в трех Лицах: Первопричина, именуемая гипостатически Аттикá Каддишá («Святой Старец» или «Древний Святой»), Бог Израиля, именуемый Малкá Каддишá («Святой Царь»), и Шехина. При этом все саббатианские авторы, как бы они ни расходились между собой в конкретных вопросах, занимаются решением проблемы, которая почти не рассматривалась до них старой, несаббатианской каббалой: отношения между гипостатически понятой Первопричиной, Богом Израиля и Шехиной, именуемыми здесь общим именем тлат кишрей ди-мехейманýта - «три узла веры» (или «три звена веры»). Но, в то же самое время, умеренное саббатианство характеризует упорный отказ увязать эту гностическую доктрину с учением о воплощении Божества. И вообще, в трудах умеренных саббатианцев часто встречается резкая критика тринитарной догматики христианства.
Некоторые из умеренных полагали, что «тайна Божества» еще не раскрылась полностью. В период великого пробуждения, связанного с первым появлением мессии, то есть до 1666 года, «пророкам» дано было право приоткрывать эту «тайну» даже за пределами Земли Израиля, однако теперь, в переходный период, когда умы и сердца смятены, ситуация изменилась. Ведь, с одной стороны, Шехина уже «привстала из праха», но, с другой, она «еще не вернулась на свое законное место полностью, поскольку будь это так, мы бы не оставались сегодня в Изгнании».
Эти слова принадлежат р. Аврааму Ровиго, записавшему их через тридцать с лишним лет после вероотступничества Саббатая Цви, в «тайну» которого он несомненно верил, подобно другим саббатианцам. На мой взгляд, эти слова в точности выражают психологию умеренного саббатианства и позволяют понять, каким образом многие раввины, не отказываясь от своего статуса и связанных с ним мировоззренческих установок, могли принадлежать к саббатианскому движению. Они полагали процесс Освобождения начавшимся, но совершившимся на данном этапе лишь в малой мере. Завершением этого процесса станет состояние, при котором «Святой, благословен Он, поднимет ее из праха». Иными словами, к настоящему времени Шехина уже «привстала из праха», но «пока Он ее не подхватит, считается, что она остается в Изгнании». 33 Принимавшие эту символику естественным образом приходили к выводу о необходимости сохранять иудаизм в его традиционных исторических формах. Даже отмененный было обычай Тиккýн хацóт, сутью которого является сопереживание изгнанной Шехине, был восстановлен со временем в этих кругах.
Подведем итоги: умеренное саббатианство осознанным образом сохраняло праксис традиционного иудаизма, совершая при этом глубокую внутреннюю ревизию его взглядов и ценностей. Мы можем говорить в связи с этим о внутреннем кризисе, не имевшем - или почти не имевшем - внешнего выражения. И поскольку религиозное сознание умеренных саббатианцев запрещало себе искать средства самовыражения в мире внешнего действия, вся энергия этого направления была обращена вовнутрь. Здесь мы согласимся, однако, с противниками саббатианства, которые полагали, что внутреннее разрушение не менее опасно, чем внешнее. Всякий, кто прочитает трактат Шем Олáм («Вечное Имя»), написанный р. Йонатаном Эйбеншюцем и приоткрывающий, в форме традиционного полемического рассуждения, присущее автору понимание «тайны Божества», признáет, что в сердце ортодоксального иудаизма разверзлись бездны, из которых ключем забили новые воды. Для одних это были воды спасения и обновления, для других - мутные воды греха и порчи.
Продолжение следует
28 «Так сказал Господь Цеваот: пост четвертого [месяца] и пост пятого, и пост седьмого, и пост десятого [месяцев] станет для дома Йегуды радостью и веселием, и праздниками хорошими» (Зехарья 8:19). Пророк перечисляет посты, знаменующие череду трагических событий, связанных с разрушением Первого Храма и с последующием изгнанием евреев из Иудеи. Эти посты приходятся соответственно на месяцы таммýз, ав, тишрéй и тевéт; все они до сих пор соблюдаются религиозными евреями.
29 Множ. число от ивр. кавванá - «намерение», «направление». В талмудической литературе и в обычном религиозном употреблении это слово обозначает сосредоточенность при молитве и осмысленность в исполнении заповедей. В каббале словом кавванá стали обозначать теургическое намерение, которое может (должно) сопутствовать любому религиозному действию.
30 Тиккýн хацóт - «Полуночное исправление» (ивр.), название мистического ритуала, представляющего собой чтение молитвенных текстов в полночь из сопереживания изгнанной Шехине. Последняя отождествляется в Каббале с Рахелью и Леэй, женами Яакова. Соответственно, Тиккýн хацóт состоит из двух частей: Тиккýн Рахель (Пс. 137 и 79, некоторые молитвы Судного дня) и Тиккýн Леа (Пс. 42, 43, 20, 24 и др.). В некоторых молитвенниках текст Тиккýн хацóт включает также элегии, сочиненные р. Моше Альшейхом, р. Хаимом ха-Коэном из Алеппо и др. авторами. В субботние и праздничные дни Тиккýн хацóт не читается; в некоторые полупраздничные и иные дни читается только Тиккýн Леа.
31 В лурианской каббале - «сокращение» или «сжатие» бесконечного божественного Света, благодаря которому стало возможным сотворение миров.
32 Источник данного выражения в Пс. 78:49.
33 Фрагмент Зогара, служащий основой этой метафоры, см. здесь.
Часть I здесь.
Часть II здесь.
Часть III здесь.
Нумерация примечаний общая.
Гершом Шолем
Избавление через грех
IV
В той части своей доктрины, которая определила необходимость вероотступничества самого мессии, соглашались между собой все саббатианцы. Со временем стало ясно, что этот парадоксальный акт выражает значительно больше, чем предполагалось на раннем этапе. В частности, утвержденная догматически апостасия изощренным образом выразила противоречие между внешней, исторической реальностью и тем внутренним ощущением, которое наполняло сердца «верующих». Получалось, что и этому противоречию, и наблюдаемой задержке в деле Освобождения удивляться не следует - ведь именно в этом надлежало раскрыться великой тайне того, кто «хорош внутри, но одежды его худые». Возникали, однако, другие вопросы, на которые не удавалось ответить одним лишь признанием того, что отступничество мессии носило предначертанный свыше характер.
Прежде всего, вопрос вопросов: является ли сакральный поступок мессии образцом для подражания или, напротив, уникальным метафизическим актом? Должны ли ученики Саббатая Цви последовать его примеру? Или наоборот: особая святость этого акта не допускает с их стороны попыток уподобиться Избавителю?
И еще: какова природа переходного периода, в течение которого мессия находится во власти клиппóт? Может ли этот период быть назван Освобождением? И где находится теперь Шехина, которая, по мнению всех «верующих», уже восстала из праха? Оправданно ли теперь говорить об «изгнании Шехины» и оплакивать, по старой традиции, ее горькую участь? И как соотносятся между собой в этот сложный период внешний и внутренний аспекты Освобождения?
И еще: каков статус Торы в этот период? Раскрылись ли уже ее новые лики? В чем состоит тайна «заповеди, совершаемой через грех»? Не определяет ли произошедшее изменение в структуре миров необходимого изменения в заповедях Торы, которые, как известно, направлены на тиккýн пребывающего в грехе мироздания? Не стала ли теперь уже лишней лурианская каббала, связанная с прежним состоянием мира?
Этими вопросами саббатианский дискурс был задан на целое столетие вперед. Пытаясь ответить на них, саббатианство превратилось в некоторых странах из мессианского движения в нигилистическую секту со своеобразной религиозной идеологией. И именно этот, нигилистический вариант саббатианской доктрины продемонстрировал - применительно к приведенным выше вопросам - наибольшую полноту и последовательность.
Итак, две основные ветви движения оформились в связи с очерченной нами идейной проблематикой (и в связи с «тайной Божества», которую Саббатай Цви открыл своим ученикам и которая толковалась ими весьма по-разному). Эти ветви можно охарактеризовать как умеренное и радикальное саббатианство, причем последнее заслуживает и таких определений, как антиномическое и нигилистическое. В обоих типах саббатианской доктрины можно выделить множество оттенков и субградаций, но мы ограничимся тем, что рассмотрим обе модели по их самым общим признакам. Кроме того, были саббатианские группы, которые трудно отнести к одной из указанных категорий, - прежде всего потому, что они не оставили нам достаточно откровенного материала .
Среди последних можно особо упомянуть таинственную фигуру авторитетнейшего законоучителя р. Йонатана Эйбеншюца. Связанная с этим человеком психологическая загадка требует специального прояснения, которому здесь не место. Однако я не могу скрыть своей убежденности в том, что р. Йонатан действительно был саббатианцем. К этому выводу меня привело внимательное изучение всех полемических сочинений, опубликованных по ходу связанного с ним конфликта, и еще более - изучение собственных каббалистических трудов р. Йонатана. Таким образом, р. Яаков Эмден и историк Г. Грец не ошибались на его счет.
Малый объем дошедшего до нас материала обусловлен тем, что с началом гонений саббатианцы стали избегать изложения своих идей в письменном виде и, тем более, в издаваемых ими книгах. Что же до нигилистов, то у них были особенно веские причины к тому, чтобы скрывать от окружающих свое истинное учение.
Умеренное саббатианство, к которому мы обратимся сначала, было сформировано в теоретическом отношении Натаном из Газы, Авраамом Кардозо и Авраамом Ровиго. Последние два автора дают наиболее ясное представление о направлении идейного поиска в общинах умеренных саббатианцев, к которым принадлежали многие раввины. Авраам Кардозо излагал свое учение в многочисленных сочинениях, т.н. друшим («истолкованиях»), дошедших до нас в значительной своей части. Эти труды уцелели, поскольку в Марокко и Лондоне у Кардозо нашлись преданные ученики, которые не подчинились решениям раввинских судов, предписывавшим под страхом анафемы (хéрем) сдать для сожжения все писания саббатианцев.
Поступок мессии не был, по мнению умеренных, примером для подражания. Признавая, что Саббатай Цви был обязан совершить именно то, что он совершил, умеренные утверждали, что подражать ему в апостасии не следует. Мессия уже выполнил этот долг за всех евреев, говорили они, трактуя соответствующим образом слова пророка «а Господь возложил на него грех всех нас» (Исайя 53:6). Согласно этой трактовке, «всем нам надлежало бы стать принужденными», но Всевышний милостиво освободил нас от этой обязанности, возложив ее на мессию. Жуткий поступок, который мессии пришлось совершить, не терпит повторения и имитации. Ученикам Саббатая Цви следует оставаться в рамках иудаизма. Верно: мир обновился, и тиккýн уже сейчас преображает внутренне все мироздание, но, пока он не проявился во внешних формах бытия через зримое завершение Изгнания, сферу действия следует считать непреображенной. Поэтому в открытой части Торы, то есть в ее галахических предписаниях и связанной с ними религиозной практике, на данном этапе не следует ничего менять.
Исключение из этого правила составляют лишь те немногие вещи, в отношении которых мессия и «пророки» уже вынесли недвусмысленное решение, определив, что их отмена станет символом атхáльта ди-геулá - начавшегося Освобождения. Это касалось прежде всего отмены траура и поста Девятого Ава, установленного в память о разрушении Иерусалимского Храма. 28 Однако даже и в этом пункте среди умеренных саббатианцев не было согласия. Некоторые из них (например, р. Авраам Ровиго, бывший одним из виднейших каббалистов в своем поколении) после мучительных колебаний решили возобновить пост Девятого Ава. Не потому, что они отказывались от веры в мессианское достоинство Саббатая Цви, а в силу конкретных сомнений по данному пункту и - данных им свыше мистических знаков. Так, о необходимости вернуться к соблюдению поста Девятого Ава р. Мордехаю Ашкенази, ученику р. Авраама Ровиго, сообщил его ангел-наставник, т.н. маггид. В целом же утверждалось, что в переживаемый переходный период, когда клиппóт еще не лишились всей своей силы, практические заповеди Торы остаются обязательными к исполнению. Таким образом, у умеренных саббатианцев фасад раввинистического иудаизма оставался нетронутым, но во внутренних его помещениях происходили глубокие изменения.
Ясным признаком этого стал отказ от лурианского учения о кавванóт, 29 провозглашенный многими представителями данного направления. Первопроходцем здесь был Натан из Газы , доктрину которого можно тезисно сформулировать так:
Кавванá каббалиста есть внутреннее действие мысли, увязывающее выполнение конкретной практической заповеди или произносимые слова молитвы с известной метафизической «станцией» в процессе восхождения или нисхождения миров. При этом адресуемая станция «исправляется» - ей добавляется силы, которая помогает ей подняться к тому месту, с которого она низверглась в ходе первоначального краха творимых сефирóт, известного как швирáт ха-келим («разбиение сосудов»). Таким образом, кавванá представляет собой теургическое действие, доказывающее, что явленный нам мир находится в сокровенной гармонии со скрытой структурой мироздания. Однако в этой структуре с приходом Избавителя произошло глубокое изменение. Чувство внутренней свободы, которым наделены теперь «верующие», не является чем-то пустым и бессмысленным; оно основано на совершившемся изменении в природе сокрытых миров, пронизывающих человеческую душу своим светом. И поскольку эти миры функционируют теперь, в плане восхождения духовных энергий и пр., принципиально иначе, прежние прописи кавванóт лишились своего смысла.
Отказ от системы кавванóт, изложенной р. Ицхаком Лурией, привел на следующем этапе к ревизии прочих частей его учения, и мы действительно находим у Натана из Газы и Авраама Кардозо намеки на критику в адрес великого каббалиста. Например, р. Натан пишет: «В наше время не следует читать тиккуны, установленные прежде по [указаниям] р. Ицхака Лурии, благословенна память его, и [по указаниям] его учеников, и не нужно направлять свою мысль на данные ими кавванóт из-за смены во временах, потому что кавванóт р. Ицхака Лурии соответствовали его времени, которое было буднями по сравнению с нашим временем, которое есть вечер [наступившей] Субботы, а Субботу не превращают в будничное».
Или в другом послании Натана из Газы: «Я имею в виду сказать, что кавванóт, которые открыл наш великий учитель р. Ицхак Лурия, да будет благословенна память о праведнике и святость его вовек, совсем не относятся к нашему времени, поскольку подъятия совершаются теперь иначе, и [следующий теперь его указаниям] подобен тому, кто совершает будничные кавванóт в Субботу. А потому - да остерегается не совершать тех, что от р. Ицхака Лурии, и пусть не читает никаких кавванóт, никаких истолкований и никаких писаний [р. Ицхака Лурии], потому что они туманны, и ни один живой человек не понимал их, кроме р. Хаима Виталя, да будет благословенна память о праведнике и святость его вовек, который несколько лет следовал этим указаниям, а потом понял больше своего учителя».
И также предписывалось «не совершать более Тиккýн хацóт 30 и не плакать со скорбью об изгнании Шехины, потому что она уже приподнялась из праха, и тот, кто ныне рыдает о ней, лишь портит, и с ним соединяется злодейка Лилит, ведь это она пребывает теперь в рыдании и стонах». Было вполне естественно составить при этом новый тиккýн, в соответствии с новыми кавванóт, отражающими мессианские изменения в структуре миров. Эти кавванóт и связанная с ними теория ясным образом предстают в дошедшем до нас Тиккуне, рукопись Э. Адлера № 1653, Нью-Йорк (о кризисе, связанном с лурианскими кавванóт, см. также важное свидетельство автора Мегаллé Амуккóт в посланиях р. Моше-Хаима Луццато). Новые кавванóт предложил также и р. Авраам Кардозо, но его труд не получил широкого распространения у саббатианцев, которые в большинстве своем или вовсе отказались от практики кавванóт, или совершали их по собственному усмотрению. Кстати, так же вели себя впоследствии многие из хасидов.
Интересны следующие утверждения Кардозо: «Мудрейший Саббатай Цви, признавая истинной мудрость р. Ицхака Лурии, отринул ее, однако, обеими руками» и «Мудрейший Саббатай Цви говорил о р. Ицхаке Лурие, что тот создал меркаву (колесницу) удивительной красоты, но не поведал, кто на ней ездит» (cм. рукопись о «тайне Божества», опубликованную А.Х. Вейсом в Бейт ха-Мидраш, 1865 и Друш Раза дэ-Разин, рукопись № 153 Еврейской теологической семинарии в Нью-Йорке). Заметим здесь же: мнение о том, что изучать следует только Зогар, но не писания р. Ицхака Лурии, оставалось принятым у радикальных саббатианцев во времена Яакова Франка. Об этом свидетельствует р. Барух Косовер в предисловии к книге Йесóд ха-Эмунá, написанном в 1761 году. При этом общее мнение во всех саббатианских кругах уже и на раннем этапе состояло в том, что теперь, «с началом Субботы», приоткрылась подлинная «тайна Божества», которая оставалась неведома в прежние дни Изгнания всем мудрецам - как философам, так и каббалистам.
Считалось, однако, что последние из «ведающих» намекали на эту тайну в первые годы Изгнания; их намеки сохранились в Зогаре и в некоторых аггадóт, причем главным образом в т.н. аггадóт шель дóфи, то есть в «клеветнических» или кощунственных истолкованиях (по выражению из Вавилонского Талмуда, тр. Санхедрин, 99б). В темные дни Изгнания эти таинственные намеки служили своеобразными «вехами Освобождения» тем, кто был способен их распознать, но во всей своей полноте их тайна раскроется только в эсхатологической перспективе. Она еще не открылась полностью в наше время, однако саббатианцы считали, что с приходом мессии «верующие» удостоились частичного ее постижения. Это также было причиной отвержения лурианской каббалы, на место которой пришла новая доктрина саббатианцев, непосредственным образом связанная с «тайной Божества».
Первым документом этой саббатианской каббалы, вызвавшим острые споры и породившим многочисленные истолкования, стала небольшая брошюра под названием Раза ди-мехейманýта («Тайна веры»), записанная со слов Саббатая Цви (уже после того, как он обратился в ислам) одним из его учеников. Новая «тайна» добавляла еще один пласт к тому, что было открыто каббалистами прежде: если вся лурианская каббала касалась проявления Божества после цимцýм, 31 то новая теория рассматривала Божество до цимцýм, обнаруживая при этом весьма удивительные вещи.
Мы уже отмечали в предыдущей главе, что саббатианцы не боялись парадоксов в религии, и само их учение об отступничестве мессии служит первейшим доказательством тому. Не меньшую диалектическую дерзость они обнаруживали в своих суждениях о «тайне Божества» и об истории веры в Израиле. Именно здесь мы получаем возможность заглянуть глубоко в душу людям, которые, считая себя верными иудеями, превратили религиозное содержание иудаизма в ересь. И - не только раввинистического иудаизма.
Я допускаю, что для многих саббатианцев или даже для большинства из них, причем как «умеренных», так и «радикалов», раввинистический иудаизм, понимаемый как еврейство в Изгнании, сделался вещью сомнительной, обладающей ценностью лишь условно, - даже в том случае, если они принимали решение остаться в еврейской среде. Настоящей любви здесь быть уже не могло. Раввинистический иудаизм был хорош в свое время, но истины Освобождения, пронзающей человеческую душу до последних глубин, он в себе не несет. После всего, что уже говорилось нами выше, эта позиция саббатианцев - не удивляет. Но, напротив, нельзя не поразиться тому, чтó обнаружили саббатианцы в качестве «тайны Божества», когда они, в поиске первоначальной религиозной истины, сокрытой на время Изгнания, обратились к библейскому тексту. Здесь мы наблюдаем в русле саббатианства совершенно неожиданное проявление гностицизма, пусть и «с заменой знака» в основных оценочных утверждениях, присущих этой доктрине.
Первые гностики, жившие в ранние талмудические времена, проводили различие между тайным благим Богом (абсолют), которому должно быть посвящено истинное служение владеющих гнозисом, и Творцом, который есть Бог суда и Дарователь Торы (демиург). Гностики не отрицали того, что Библия является словом Творца, но самого Творца они отвергали, называя Его «Богом Израиля» и вкладывая в эти слова откровенно уничижительный смысл. Согласно гностическому учению, посланцы «истинного Бога» приносят Освобождение и отменяют жестокий закон Творца, ответственного за существование порочного тварного мира. Благой Бог еще не раскрылся, но именно он послал Иисуса и вдохновил гностиков на то, чтобы они «отменили власть еврейского Бога». А то, что и евреи, и христиане считают Бога Израиля одновременно Творцом и истинным благим Богом, расценивалось гностиками как величайшая ошибка, которую надлежит устранить из людских сердцец. В последующей истории христианства и его сект этот «метафизический антисемитизм» не раз заявлял о себе, оставаясь, однако, за чертой ортодоксальной церковной доктрины.
Но вот явились саббатианцы и открыли (в первую очередь - устами Авраама Кардозо) «тайну Божества», которая является тайной «Бога Израиля» и «верой отца нашего Авраама», будучи в сущности вариацией все того же гностического парадокса. В понимании Кардозо это выглядит так:
Все народы и все философы признают, в силу неоспоримых умозрительных доводов, существование первопричины, предшествующей необходимым образом дальнейшей цепочке причин и следствий. Но коль скоро достаточно одного только разума, чтобы признать существование первопричины, в чем состоит смысл Откровения? Дело в том, что умопостижимое знание о первопричине не имеет никакой религиозной ценности. Первопричина, известная и Нимроду, и Фараону, и индусам, не может являться предметом религиозного отношения. Ее практически ничего не связывает с тварным миром и человеком. Она не совершает провидения и не творит, будучи безлична и безразлична к добру и злу.
Откровение необходимо только в том случае, если оно открывает человеку нечто иное, принципиально непостижимое собственной силой разума, но обладающее при этом фундаментальной религиозной ценностью. Так оно и было в действительности! Тора ничего не сообщает нам о скрытом корне вещей, умозрительно постижимом в своем существовании (и только!), но не связанном с религией Откровения. Первопричина вообще не упоминается в Торе, говорящей лишь о Боге Израиля, который, будучи первой эманацией абсолюта, есть Творец мироздания и человека. Он имеет два Лица (парцýф), Мужское и Женское, причем женская Его ипостась именуется Шехиной. Он и есть Бог Творения, Бог Откровения, Бог Освобождения, и именно Ему подобает служить и молиться.
Парадокс, связанный со знанием того, что Бог Откровения не есть первопричина, представляет собой, по мнению Кардозо, сущность истинного иудаизма - ту самую «веру наших отцов», которая сокрыта в книгах Писания, в таинственных аггадóт и в туманных речах каббалистов. Мы видим перед собой, как я уже отмечал, подход гностицизма с обратным знаком: тайный Бог, абсолют, здесь вовсе не благ. Это «бог философов и ученых», безжизненный для религии и человека, тогда как Истинным и Благим является Бог Израиля - Творец мироздания, Дарователь Торы. Связанная с этим вера, искажением которой Кардозо считал христианство, забылась в Изгнании, покрывшем тьмою сердца. Она забылась настолько, что даже еврейские мудрецы ошибочно заключили, будто первопричина является Богом. За эту свою ошибку и р. Саадья Гаон, и Маймонид еще будут должны дать ответ! И именно эта ошибка стала осуществлением горького пророчества Хошеа (Осии): «Ибо многие дни будут сидеть сыны Израиля без царя» (слова «без царя» читаются здесь Кардозо как указание на Всевышнего). О том же говорил автор библейской книги Хроник: «И много [было] дней у Израиля без Истинного Бога, и без священника наставляющего, и без Торы» (этот стих, II Хр. 15:3, Кардозо читал как пророчество, в будущем времени). И лишь в конце Изгнания истинная вера Израиля, ставшая драгоценным сокровищем «верующих», открывается вновь.
Сколько смятения и сколько дерзости мы находим в этих словах! Сколько страсти по истинной вере и сколько презрения к Изгнанию! Саббатианцы, бывшие подлинными революционерами от религии, не остановились перед тем, чтобы открыто и даже с энтузиазмом провозгласить, что евреи на протяжении веков молились чужому, равнодушному богу, и потребовать в данной связи глубочайшей реформы иудаизма. Нам легко уличить саббатианцев сегодня в том, что они несут чепуху, но как трудно было их современникам устоять перед этим натиском революционной веры, бившим в самое сердце еврейской религии и угрожавшим ее устоям! Мы можем понять гнев раввинов, объявивших непримиримую войну этому «посольству злых ангелов». 32 Противники саббатианства не хотели революции в еврейском доме и делали всё от них зависящее, чтобы исторгнуть «верующих» за черту отчуждения. И - тем не менее: насколько еврейской была эта воля саббатианцев, желавших начать всё с начала! Как завораживает их убежденность в том, что с окончанием Изгнания следует положить конец жизни в изгнании и вере в изгнании, вернувшись к первоисточникам истинной веры!
Именно здесь мы находим начало тенденции, усилившейся затем в саббатианской среде, причем особенно - у нигилистов: опираться в основном на Писание и на аггаду. При этом они и здесь были верны главному закону своего бытия - смелому парадоксу: чем более странной, чем более смущающей разум была аггадá, тем с большей охотой трактовалась она как символическое выражение «тайны веры».
Как я уже отмечал, саббатианцы вели между собой горячие споры о том, что именно представляет собой «тайна Божества». В данной связи нам известны истолкования, рознящиеся в тех или иных деталях с учением Авраама Кардозо. Все саббатианские авторы использовали термины Зогара и лурианской каббалы, но они наполняли их иногда совершенно разным смыслом. Особенно хорошо нам известны теоретические сочинения Нехемьи Хайона, Шмуэля Примо и Йонатана Эйбеншюца, посвященные этой центральной для саббатианства теме. В них заметна попытка утвердить единство Божества, существующего в трех Лицах: Первопричина, именуемая гипостатически Аттикá Каддишá («Святой Старец» или «Древний Святой»), Бог Израиля, именуемый Малкá Каддишá («Святой Царь»), и Шехина. При этом все саббатианские авторы, как бы они ни расходились между собой в конкретных вопросах, занимаются решением проблемы, которая почти не рассматривалась до них старой, несаббатианской каббалой: отношения между гипостатически понятой Первопричиной, Богом Израиля и Шехиной, именуемыми здесь общим именем тлат кишрей ди-мехейманýта - «три узла веры» (или «три звена веры»). Но, в то же самое время, умеренное саббатианство характеризует упорный отказ увязать эту гностическую доктрину с учением о воплощении Божества. И вообще, в трудах умеренных саббатианцев часто встречается резкая критика тринитарной догматики христианства.
Некоторые из умеренных полагали, что «тайна Божества» еще не раскрылась полностью. В период великого пробуждения, связанного с первым появлением мессии, то есть до 1666 года, «пророкам» дано было право приоткрывать эту «тайну» даже за пределами Земли Израиля, однако теперь, в переходный период, когда умы и сердца смятены, ситуация изменилась. Ведь, с одной стороны, Шехина уже «привстала из праха», но, с другой, она «еще не вернулась на свое законное место полностью, поскольку будь это так, мы бы не оставались сегодня в Изгнании».
Эти слова принадлежат р. Аврааму Ровиго, записавшему их через тридцать с лишним лет после вероотступничества Саббатая Цви, в «тайну» которого он несомненно верил, подобно другим саббатианцам. На мой взгляд, эти слова в точности выражают психологию умеренного саббатианства и позволяют понять, каким образом многие раввины, не отказываясь от своего статуса и связанных с ним мировоззренческих установок, могли принадлежать к саббатианскому движению. Они полагали процесс Освобождения начавшимся, но совершившимся на данном этапе лишь в малой мере. Завершением этого процесса станет состояние, при котором «Святой, благословен Он, поднимет ее из праха». Иными словами, к настоящему времени Шехина уже «привстала из праха», но «пока Он ее не подхватит, считается, что она остается в Изгнании». 33 Принимавшие эту символику естественным образом приходили к выводу о необходимости сохранять иудаизм в его традиционных исторических формах. Даже отмененный было обычай Тиккýн хацóт, сутью которого является сопереживание изгнанной Шехине, был восстановлен со временем в этих кругах.
Подведем итоги: умеренное саббатианство осознанным образом сохраняло праксис традиционного иудаизма, совершая при этом глубокую внутреннюю ревизию его взглядов и ценностей. Мы можем говорить в связи с этим о внутреннем кризисе, не имевшем - или почти не имевшем - внешнего выражения. И поскольку религиозное сознание умеренных саббатианцев запрещало себе искать средства самовыражения в мире внешнего действия, вся энергия этого направления была обращена вовнутрь. Здесь мы согласимся, однако, с противниками саббатианства, которые полагали, что внутреннее разрушение не менее опасно, чем внешнее. Всякий, кто прочитает трактат Шем Олáм («Вечное Имя»), написанный р. Йонатаном Эйбеншюцем и приоткрывающий, в форме традиционного полемического рассуждения, присущее автору понимание «тайны Божества», признáет, что в сердце ортодоксального иудаизма разверзлись бездны, из которых ключем забили новые воды. Для одних это были воды спасения и обновления, для других - мутные воды греха и порчи.
Продолжение следует
28 «Так сказал Господь Цеваот: пост четвертого [месяца] и пост пятого, и пост седьмого, и пост десятого [месяцев] станет для дома Йегуды радостью и веселием, и праздниками хорошими» (Зехарья 8:19). Пророк перечисляет посты, знаменующие череду трагических событий, связанных с разрушением Первого Храма и с последующием изгнанием евреев из Иудеи. Эти посты приходятся соответственно на месяцы таммýз, ав, тишрéй и тевéт; все они до сих пор соблюдаются религиозными евреями.
29 Множ. число от ивр. кавванá - «намерение», «направление». В талмудической литературе и в обычном религиозном употреблении это слово обозначает сосредоточенность при молитве и осмысленность в исполнении заповедей. В каббале словом кавванá стали обозначать теургическое намерение, которое может (должно) сопутствовать любому религиозному действию.
30 Тиккýн хацóт - «Полуночное исправление» (ивр.), название мистического ритуала, представляющего собой чтение молитвенных текстов в полночь из сопереживания изгнанной Шехине. Последняя отождествляется в Каббале с Рахелью и Леэй, женами Яакова. Соответственно, Тиккýн хацóт состоит из двух частей: Тиккýн Рахель (Пс. 137 и 79, некоторые молитвы Судного дня) и Тиккýн Леа (Пс. 42, 43, 20, 24 и др.). В некоторых молитвенниках текст Тиккýн хацóт включает также элегии, сочиненные р. Моше Альшейхом, р. Хаимом ха-Коэном из Алеппо и др. авторами. В субботние и праздничные дни Тиккýн хацóт не читается; в некоторые полупраздничные и иные дни читается только Тиккýн Леа.
31 В лурианской каббале - «сокращение» или «сжатие» бесконечного божественного Света, благодаря которому стало возможным сотворение миров.
32 Источник данного выражения в Пс. 78:49.
33 Фрагмент Зогара, служащий основой этой метафоры, см. здесь.