Русские поэты с другого ракурса
21 марта во всем мире отмечался День поэзии, и это отличный повод вспомнить о наших любимых авторах и их творчестве. Ведь даже о тех поэтах, чьи стихи мы помним со школьной скамьи, можно узнать много нового.
Ниже мы делимся с нашими читателями своими поэтическими наблюдениями и находками.
©~~~~~~~~~~~
Поддельный Тютчев
Недавно в Рунете широкое распространение получило хулиганское стихотворение про Европу, якобы написанное Федором Тютчевым:
Молчи, позорная Европа, и не качай свои права!
Ты у России просто жопа, а думаешь, что голова!
На самом деле, конечно же, никакого отношения к Тютчеву эти строки не имеют. Это переиначенное четверостишие из стихотворения Владимира Саблина, написанного в конце ХХ века:
Замри паскудная Европа
И не «качай» свои права!
Ты у РОССИИ - просто ж*,
А думаешь, что голова.
У самого Тютчева действительно есть стихотворение «Напрасный труд - нет, их не вразумишь», в котором поэт недвусмысленно, но абсолютно в рамках литературной нормы говорит о своем отношении к Европе:
Как перед ней ни гнитесь, господа,
Вам не снискать признанья от Европы:
В её глазах вы будете всегда
Не слуги просвещенья, а холопы.
Воинственная Ахматова
Анну Ахматову при жизни постоянно обвиняли в том, что ее темы слишком мелкие, бытовые, интимные, что все эти любовные стихи недостойны звания истинной поэзии. Многим из нас Ахматова и сейчас знакома как мастер психологической лирики и автор чувственных строк о любви. Когда же говорят «гражданская лирика», вряд ли кому-то в голову первым (даже вторым или третьим) придет имя Анны Ахматовой. Но именно ей принадлежит одна из самых проникновенных поэм о годах ежовщины, когда поэтесса провела 17 месяцев в тюремных очередях в Ленинграде, - «Реквием». В этой поэме гражданская позиция лиричной, далекой от мирских дел Ахматовой звучит абсолютно четко:
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем - не ставить его
Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем разорвана связь,
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,
Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.
И пусть с неподвижных и бронзовых век
Как слезы, струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли.
Очень странный Брюсов
Номинантов на почетное звание самого странного стихотворения отыщется немало, но, пожалуй, одним из достойнейших является знаменитый русский моностих символиста Валерия Брюсова:
О закрой свои бледные ноги.
Критики восприняли произведение очень остро. Причем «Почему одна строка?» - было первым вопросом, и только вторым - «Что это за ноги?» Сам поэт никогда не пояснял содержание текста, поэтому появилось множество его интерпретаций. Самой распространенной по сегодняшний день остается версия о религиозном подтексте стихотворения: якобы эта строка - восклицание Иуды, увидевшего неприкрытые ноги распятого Христа.
Непозволительный Лермонтов
Знаменитое стихотворение о гибели Пушкина «Смерть поэта», которое каждый из нас помнит по школьной программе, в свое время стало одним из самых резонансных произведений и стоило Михаилу Юрьевичу Лермонтову ареста и ссылки. Следствие велось по «Делу о непозволительных стихах, написанных корнетом лейб-гвардии гусарского полка Лермонтовым, и о распространении оных губернским секретарем Раевским». Реакцию властей вызывала вторая редакция, дополненная 16 строками. Первая же редакция стихотворения не вызывала, как показывают свидетельства, недовольства царя. А вот и эти 16 роковых для поэта строк:
А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда - всё молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!
Особо опасный Мандельштам
Если Лермонтов за «непозволительное» стихотворение был всего лишь переведен в Нижегородский драгунский полк, то поэтам ХХ века приходилось гораздо тяжелее расплачиваться за свободу своего слова. Например, Осип Мандельштам написал в ноябре 1933 года эпиграмму на Сталина:
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
A слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются глазища.
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.,
Как подкову, дарит за указом указ -
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него - то малина
И широкая грудь осетина.
В ночь с 16 на 17 мая 1934 года Мандельштама арестовали за это стихотворение. Правда, за него заступились известные поэты, и ему был вынесен мягкий приговор - ссылка вместе с женой в Пермскую область без права возвращения в Москву. А в апреле 1938 года его арестовывают повторно - якобы за то, что он, несмотря на запрет, все-таки бывает в Москве у друзей-литераторов. Мандельштама осудили на 5 лет лагерей, и в лагере он умер от сыпного тифа.
Но даже из лагеря Мандельштам писал: «Раз за поэзию убивают, значит, ей воздают должный почёт и уважение, значит, она власть».
Роковой Есенин
Не секрет, что по одной из версий Сергей Есенин покончил жизнь самоубийством. Вокруг его последнего стихотворения, якобы написанного перед этим трагическим событием, ходят легенды. Говорят, оно было начертано кровью поэта и несло в себе чуть ли не магическую силу:
До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.
До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей, -
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
Так это или нет, мы не можем сказать, но его поэтическое воздействие было настолько сильно, что после публикации по стране прокатилась волна самоубийств. Владимир Маяковский даже написал стихотворение «Сергею Есенину» во многом для того, чтобы «отрезвить» слишком впечатлительных читателей. Оно заканчивается такими строками:
Для веселия
планета наша
мало оборудована.
Надо
вырвать
радость
у грядущих дней.
В этой жизни
помереть
не трудно.
Сделать жизнь
значительно трудней.
Изобретательный Кручёных
Знаете ли вы, какое стихотворение в истории считается самым «русским»? По утверждению футуриста Алексея Кручёных, именно он написал такое произведение. Оно состоит всего из пяти строк:
Дыр бул щыл
убеш щур
скум
вы со бу
р л эз
Есть мнение, что именно из этого пятистишья, лишенного какого бы то ни было определенного смысла, «вырос» затем язык футуристов - заумь. А Кручёных говорил о своем стихотворении, что в нем «больше русского национального, чем во всей поэзии Пушкина».
Ненормативный Пушкин
«Наше всё», солнце русской поэзии, основоположник литературного русского языка Александр Сергеевич Пушкин часто идеализируется и представляется в образе чуть ли не ангельском. На самом деле, Пушкину, как и любому человеку, были свойственны земные слабости. Всем известно, что поэт был остроумным собеседником, но кроме того, он был еще и невоздержан на язык. Личная переписка поэта, в том числе и с его женой Натальей Гончаровой, изобилует ненормативной лексикой. Перу Пушкина принадлежат десятки двусмысленных эротических стихотворений, а матерные выражения встречаются даже в знакомых всем стихотворениях поэта. Например, в этом отрывке из известного стихотворения «Телега жизни»:
С утра садимся мы в телегу;
Мы рады голову сломать
И, презирая лень и негу,
Кричим: - Пошёл! Е...ёна мать!
А в записках на полях к роману в стихах «Евгений Онегин» можно найти такие строки:
«Пупок чернеет сквозь рубашку
Наружу титька - милый вид!
Татьяна мнёт в руке бумажку,
Зане живот у ней болит:
Она затем поутру встала
При бледных месяца лучах
И на подтирку изорвала,
Конечно, «Невский альманах».
Нежный Маяковский
Владимир Маяковский, в отличие от Пушкина, вряд ли смог бы удивить нас матерными стихами - действительно, они у него были. Казалось бы, чего еще ждать от горлана, бунтаря, певца пролетариата - именно таким большинству из нас Владимир Владимирович известен из школьных учебников. Однако Маяковский не только писал стихи о «краснокожей паспортине» и прочих радостях современных ему реалий, но и был потрясающим лирическим поэтом. Его история любви с Лилей Брик подарила миру множество нежных, пронзительных, эмоциональных и глубоких стихотворений. Одно из них - «Лиличка» - признанный шедевр русской любовной лирики:
Дым табачный воздух выел.
Комната -
глава в крученыховском аде.
Вспомни -
за этим окном
впервые
руки твои, исступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,
сердце в железе.
День еще -
выгонишь,
можешь быть, изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломанная дрожью рука в рукав.
Выбегу,
тело в улицу брошу я.
Дикий,
обезумлюсь,
отчаяньем иссечась.
Не надо этого,
дорогая,
хорошая,
дай простимся сейчас.
Все равно
любовь моя -
тяжкая гиря ведь -
висит на тебе,
куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят -
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон -
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь,
и не выпью яда,
и курок не смогу над виском нажать.
Надо мною,
кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
Завтра забудешь,
что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли
заставят остановиться,
жадно дыша?
Дай хоть
последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.
«Adme»