Лица России. Нагайбаки и негидальцы

[mamlas]

Лица России. «Жить вместе, оставаясь разными»

Мультимедийный проект «Лица России» существует с 2006 года, рассказывая о российской цивилизации, важнейшей особенностью которой является способность жить вместе, оставаясь разными - такой девиз особенно актуален для стран всего постсоветского пространства. С 2006 по 2012 в рамках проекта мы создали 60 документальных фильмов о представителях разных российских этносов. Также создано 2 цикла радиопередач «Музыка и песни народов России» - более 40 передач. В поддержку первых серий фильмов выпущены иллюстрированные альманахи. Сейчас мы - на полпути к созданию уникальной мультимедийной энциклопедии народов нашей страны, снимка, который позволит жителям России самим узнать себя и для потомков оставить в наследство картину того, какими они были. ©
~~~~~~~~~~~
Другие лица России
«Лица России». Негидальцы. «Весть», 2010

Click to view

Общие сведения

НЕГИД‘АЛЬЦЫ (от негда - "береговой, крайний", на языке эвенков), орочоны, гиляки (устаревшее) (самоназвания - илькан бэйенин, элканбэйенин, на бэйенин - "здешний, местный", амгун бэйенин - "амгунский человек"), народ в России. Живут в Хабаровском крае (502 человека), по рекам Амур и Амгунь (главным образом районы Николаевский, Ульчский, имени Полины Осипенко). Численность в Российской Федерации 622 человека. По данным Переписи населения 2002 года численность негидальцев, проживающих на территории России, составляет 800 человек, по данным переписи 2010г. - 513 человек.

Широко расселяются в бассейне реки Амгунь, где делятся на две территориальные группы, верховскую и низовскую. Обособленная группа негидальцев живет в районе озера Удыль. В расовом отношении негидальцы определяются как носители байкальского антропологического типа и обнаруживают наибольшее сходство с эвенками и орочами. Часть Негидальцев в значительной степени ассимилирована ульчами и нивхами.

Говорят на негидальском языке тунгусо-маньчжурской группы алтайской семьи. Диалекты: низовский, верховский. Язык негидальцев относится к северной (тунгусской) подгруппе тунгусо-маньчжурских зыков, т.е. они отличаются от других амурских народов, языки которых образуют южную (маньчжурскую) подгруппу. По языку к ним ближе всего орочи. Характер расселения и большинство этноопределяющих признаков указывают на значительную роль эвенкийского компонента в истории негидальцев. Наиболее явно это прослеживается в отношении верховской группы. Распространён также русский язык.

Культура низовских негидальцев в большей степени ориентирована на общеамурскую традицию. Наиболее тесные контакты, вплоть до расселения в одних поселках, у низовских негидальцев прослеживается с нивхами, ульчами и нанайцами.

У негидальцев, живущих в верховьях Амгуни, в хозяйстве большое значение имеет таежный охотничий промысел, они вели кочевой образ жизни. Орудия труда, транспорт (олений вьючно-верховой и нартенный, лыжи, лодки-берестянки), Одежда, чум, режимы питания, соответствуют эвенкийским.

В результате взаимодействия с народами Нижнего Амура, в культуре низовых негидальцев присутствуют такие общеамурские черты, как преобладание в комплексном хозяйстве добычи проходной рыбы, экспедиционный способ промысла морского зверя на юге Охотского побережья, водный транспорт амурского типа, упряжное собаководство, широкое использование в одежде рыбьей кожи, наличие сезонных поселений и сходных с нивхами, ульчами и нанайцами жилых и хозяйственных построек.

При взаимодействии с русскими, негидальцы демонстрируют аналогичное другим амурским народам, восприятие их культуры. Контактное расположение негидальской территории, между северными и южными тунгусами, определяло процесс формирования их культуры и в целом, открытость негидальцев к межэтническим контактам, что находит выражение в их достаточно распространенных браках с нивхами, ульчами и эвенками.

Основу традиционного хозяйства составляли рыболовство и охота. Рыбу добывали зимой и летом заездками, сетями, неводами, острогой. Морского зверя (нерпу) били гарпуном. Из рыбы делали юколу. Были распространены пушной промысел, охота на дикого оленя, лося, птиц. Верховские Негидальцы имели оленей, на которых ездили верхом, либо впрягали в нарты. Низовские Негидальцы держали ездовых собак. Передвигались также на лодках (дощатых, берестяных), лыжах.

Существовало несколько типов жилищ: летник - небольшой (на одну семью) корьевой домик с двускатной крышей, конический чум, шалаш, зимник - большое каркасное жилище с кановым отоплением.

Одежда (мужская и женская) - распашной халат из рыбьей кожи или ткани, женщины носили нагрудники. Мужчины надевали халат из оленьей замши или меховую шубу, при езде на собачьих нартах или на зимнюю рыбалку - короткую юбочку из нерпичьей шкуры поверх шубы. Головной убор - меховой капор, шапка с наушниками. Обувь - из оленьих и нерпичьих шкур, замши.

Сохранялось родовое деление. Роды жили дисперсно, некоторые объединялись в экзогамные группы доха, в которые включались также нивхи, нанайцы, эвенки. Большое социальное значение имели территориально-соседские общины, регулировавшие жизнь в селениях и семьях. Функционирование общины обеспечивало постоянную взаимопомощь всех жителей селения.

Негидальцы официально были обращены в православие; сохраняли анимистические традиционные верования, шаманство.

А.В. СмолякОчерки

Негидальцы - малочисленный народ Дальнего Востока, живущий по берегам Нижнего Амура и Амгуни (Хабаровский край: районы Ульчский, Николаевский, имени Полины Осипенко). Численность в России (2002г.) - 806 человек.Негидальский язык относится к северной ветви тунгусо-маньчжурской языковой группы, имеет два диалекта: верховской (на верхней Амгуни) и низовской (на нижней Амгуни, Лимане, Амуре). Фонетические, грамматические и лексические особенности сближают низовской диалект с языком ульчей, нанайцев, орочей, а верховской - с эвенкийским. Кроме того, в языке негидальцев сохранились следы дотунгусского субстрата, восходящие к древнему населению Нижнего Амура. По данным переписи 2002 года 70% негидальцев считают родным русский язык.Религия - православие, анимизм, шаманизм.

Сами мы местные

Негидальцы (негида, нейдальцы, от эвенкийского «нгегида» - береговые, крайние) себя называют «елкан бэйенин» - «здешний человек» или «амнун бэйенин» - «амгуньский человек», хотя некоторые предпочитают родовые имена: Аюмкан, Нясихагил, Удан и другие. Русские крестьяне, появившиеся на побережье Охотского моря в середине XIX столетия и звавшие их «гольдами» или «гиляками», были тоже в какой-то мере правы, так как свое происхождение негидальцы ведут от эвенков, которые, расселившись по Амгуни, смешались и с нанайцами, и с нивхами. Так же как и другие народы Нижнего Амура, они занимались рыболовством, таежной и морской охотой, собирательством, а жившие в горной местности - еще разводили оленей.

Рыбаки

Рыбу ловили круглый год, используя для этого изгородь с сетчатой ловушкой (монгон), различные неводы и сети - летние (адил) и зимние, для подледного лова (анга), переметы на осетровых - кивтэ. Специальные сети ставили на горбушу (элкунмагда), на мелкую рыбешку (окочомагда) и на самую крупную рыбу - тайменя (саханамагда), с шириной ячей в три ладони. Били острогами - однозубыми, соскакивающими с древка (дебго), трехзубыми (чапка), тащили крюками (элгу). Из добычи варили супы с травяными приправами, ели ее жареной, в том числе и на вертелах, печеной, вяленой и сырой (строганина). Рыбьим и нерпичьим жиром сдабривали почти все блюда, даже специальные кушанья из рыбы и ягод. Юколу вялили на вешалах, путем томления без воды в котле в течение нескольких часов вытапливали жир из голов и кишок. Костяки, оставшиеся от заготовки юколы, сушили - это был основной корм для собак зимой. Наконец, рыбью кожу использовали для изготовления одежды, обуви, сумок, парусов, покрытий для летних шалашей. Не пропадало ничего.

Охотники

Из охотничьих промыслов самым успешным был соболиный. За зверьками ходили за сотни километров на правобережье и левобережье Амурского лимана, переправлялись на Сахалин. Промысловый период (бог’атэ) начинался с конца октября и длился три - четыре месяца. На соболя охотились с волосяной петлей (хойка) и сеточкой - рукавчиком (адилкан), на другого мелкого зверя - с самострелами (сэнму) и ловушками (канггулта). Пушнину добывали в основном для обмена у торговцев (первоначально у маньчжуров, позднее у русских) на ткани, муку, инструменты из металла и украшения. Крупных животных - лосей, медведей, оленей - промышляли в течение всего года с помощью больших самострелов (туга) и лука (бэи) со стрелами как с металлическими наконечниками (богда), так и с костяными (луки). С копьем (гида) чаще ходили на медведя либо на лося, загоняя их по глубокому снегу или по насту. Копытных в период гона подманивали с помощью берестяной трубы (туйавкан). С конца XIX века применялось огнестрельное оружие. Так, на берегу Татарского пролива нерп били не только гарпунами, но и из ружей. Этот промысел давал мясо и шкуры, шедшие тоже на обмен. Верховские негидальцы охотились на оленях, низовские - на лыжах двух типов: прямых (тэтчэнну) - для ходьбы по насту весной и более коротких, гнутых, подклеенных нерпичьими шкурами (соксила) - для бега по снегу. Для перевозки трофеев пользовались ручными нартами (анаксагда) или выдолбленной из лиственницы волокушей (келчи). Низовские и отчасти верховские негидальцы держали ездовых собак: в среднем на семью приходилась одна упряжка из 10-12 животных. В широком распространении были собачьи нарты (хуктувун, толгоки), причем собак в них запрягали попарно или «ёлочкой». Верховские, разводившие ездовых оленей, использовали седла (намэ) и оленью нарту (торку).

И картофелеводы

Летом женщины с детьми собирали и запасали впрок съедобные и лекарственные растения, траву для обувных стелек, крапиву, из которой выделывали нити для плетения сетей, бересту для изготовления домашней утвари. Негидальцы издавна были знакомы с мукой, крупами и картошкой, которую низовские выращивали сами, научившись этому у русских переселенцев.

Рабочий календарь

Хозяйственные работы, а также явления природы нашли отражение в негидальском календаре, где все месяцы описаны очень подробно. Например, июль переводится как «время добычи горбуши», сентябрь означает «лов осенней кеты», октябрь - «время установки петель на соболя», март - «пора весенней добычи лося» или «отела оленей», а май - это «месяц появления завязи у таежных ягод».

Homo Ludens - человек играющий

Удивительно, но все эти занятия и промыслы существуют у негидальцев как бы в двух ипостасях - реальной и игровой. Так, на настоящую охоту и рыбалку ходят взрослые, а дети в них играют, попутно приобретая необходимые навыки. Условно эти игры можно подразделить на два вида: производственно-бытовые (ролевые) и имитационно-подражательные, имеющие характер спортивных тренировок и состязаний.

Игра как профориентация

К первому относится любимое развлечение мальчишек 9-11 лет - игра в охоту, в которой нет единых правил и обычно воспроизводятся сцены погони, где кто-то исполняет роль животного (лося, кабана, медведя, дикого оленя) или птицы (утки, гуся), а остальные участники изображают охотников, преследующих и ловящих «зверя». У верховской ребятни ролевые игры связаны с оленеводством: они так и называются «отъезд в тайгу», «погоня за оленем», «в стаде». Животных могли представлять сами играющие, но зачастую «оленями» становились щепки, кости-бабки, деревянные миниатюрные фигурки, сделанные с помощью взрослых. Дети низовских негидальцев - рыболовов и морских зверобоев - играют в ловлю рыбы, охоту на тюленя или нерпу. Игры девочек проходят в доме или около него и связаны с особенностями семейного быта, они вводят их в мир семейных отношений, учат ведению домашнего хозяйства, готовят к материнству. Любимым интеллектуальным занятием было разгадывание загадок, широко представленных в фольклоре, а также «брачные» игры, проходившие в форме вопросов-ответов, которые давали возможность проверить готовность молодых к совместной жизни и их способность вырастить здорового малыша.

И как спортивное состязание

К типу подражательных можно отнести игры «в коршуна», «в ворона», «в привязанного медведя», «в сокола и уток», «в волка и оленя», хотя на деле среди них встречаются универсальные жмурки или пятнашки. Полезной и познавательной была игра «аколанчи», когда один из играющих воспроизводил крик какого-либо зверя или птицы, а остальные должны были изобразить его повадки. Во всех этих занятиях дети как бы «примеряли» на себя роли животных и птиц, имитируя их поведение, что воспитывало наблюдательность, умение импровизировать и другие качества, необходимые в тайге. К тому же подвижные игры часто носили характер тренировок: они развивали меткость, быстроту реакции, силу и выносливость. Среди наиболее распространенных соревнований - стрельба из лука, гребля на лодках, прыжки в высоту и длину, упражнения с арканами, бег, фехтование на палках, сражение на копьях, игра в мяч, различные виды борьбы. Эти спортивные состязания устраивались после ярмарок, приурочивались к праздникам и были их неотъемлемой частью, но иногда проводились перед похоронами или после них. Считалось, что таким образом играющие «веселят дух умершего». Поэтому соревнования часто имели магический смысл: сопровождались добыванием огня, его ритуальным кормлением, разбрасыванием жертвенной пищи, то есть служили символом единения всех родственников.

Дети разных народов и богов

В конце XIX столетия состав амгуньского «населения» был довольно пестрым: помимо негидальцев здесь жили эвенки, ульчи, орочи, гольды, гиляки, китайцы, корейцы, русские, работавшие на золотых приисках и на земле. По данным переписи 1897 года, 85% аборигенов было крещено православными священниками. Тем не менее они сохранили почитание духов неба, земли, рек, моря, тайги. Негидальцы верили, что все пространство вокруг них заселено добрыми и злыми духами. Члены рода, жившие в одном селении, имели общее место для молений в лесу (алачинки) у лиственницы (тойо), на которой вырезали лицо верховного бога. Здесь ставили скульптурные изображения различных божеств, регулярно обращались к ним и приносили бескровные жертвы (сугдэчэ) хозяевам тайги (калгам), воды (тамун), огня (пудя), покровителю дома и семьи (маси). Считалось, что по лиственнице духи поднимались на небо и передавали главным богам просьбы людей и их дары.

Огонь священный

Духа-хозяина огня почитали особо, ему молились уходившие на промысел охотники, оставляя хранительницей домашнего огня, то есть очага, женщину. Перед этим мужчины «советовались» с огнем: если в ответ их мыслям или словам пламя костра горело ровно, это предвещало удачу, а направление полета искры указывало нужный путь. Резкий треск или шипение огня «предупреждали» о беде, и тогда охотник откладывал свой поход. Вплоть до середины XX века негидальцы добывали огонь трением, и только по праздникам или другим особым дням. Для этих целей существовала доска, передаваемая в семье по мужской линии, в виде фигуры человека с несколькими углублениями, куда вставлялась деревянная палочка-сверло. Обычно доску придерживали ногой, левой рукой упирались в верхний конец сверла, а правой - водили лучок, ремень которого был обмотан вокруг сверла. В углубление под него клали кусочек угля или сухой мох, момент воспламенения узнавали по густому дыму. Огонь, полученный таким образом, считался родовой святыней, и его нельзя было отдавать в другую семью. Обладая очистительными свойствами, он мог уничтожить или изгнать злых духов, поэтому всегда использовался в лечебных и шаманских обрядах. Над ним очищали промысловое снаряжение при длительной охотничьей неудаче, новую колыбель перед тем, как уложить в нее ребенка. Роженица и младенец тоже очищались дымом от сжигаемого на огне жира или веток багульника, перешагиванием через костер очищались участники похорон. Регулярно, каждую весну и осень, шаманы совершали уни - обряд очищения жилищ и людей.

Культ домашнего очага

Правила обращения с огнем шли из глубокой древности: его считали одушевленным живым существом и представляли его духа-хозяина в виде старика. На свадьбах молодую жену, впуская в дом мужа, обводили вокруг очага: она «кормила» огонь кусочками лучшей пищи и вином, прикасалась к почитаемым предметам, имеющим к нему отношение, - крюку, на котором подвешивали котел, посуде - как бы знакомясь с ними. Широко был распространен обряд «еллувка» - приобщение новорожденного к семейному очагу, когда ребенка вносили в жилище и мазали ему лицо сажей, приговаривая: «Огонь, не принимай за чужого, свой пришел». Очаг берегли от осквернения, запрещали касаться пламени чем-либо острым, лить в него воду, бросать мусор и шишки, «чтобы не залепить бабушке смолой глаза».

И предков

Последнее замечание связано с культом предков, неотделимым от культа огня. Считалось, если он без видимой причины вспыхивал в очаге, то это означало недовольство умерших родственников. В таких случаях негидальцы обязательно «кормили» огонь жиром или салом, а разгоравшееся в этот момент пламя свидетельствовало, что «недовольные» приняли жертву. Обычно через огонь поминального костра угощали предков, передавая им все необходимое. Например, Дерсу Узала - герой одноименного романа Владимира Арсеньева, после сна, в котором он увидел своих умерших близких, «отправляет» им пищу, обувь и одежду: «Он рас­ска­зал мне, что прош­лой ночью ви­дел тя­же­лый сон: ста­рую раз­ва­лив­шу­юся юр­ту и в ней свою семью в страш­ной бед­нос­ти. Же­на и де­ти зяб­ли от хо­ло­да и бы­ли го­лод­ны. Они про­си­ли его при­нес­ти им дров и прислать теп­лой одеж­ды, обу­ви, ка­кой-ни­будь еды и спи­чек. То, что он сжи­гал, он по­сы­лал в заг­роб­ный мир сво­им род­ным, ко­то­рые, по пред­с­тав­ле­нию Дер­су, на том све­те жи­ли так же, как и на этом. Тог­да я ос­то­рож­но спро­сил его о кри­ках ноч­ной пти­цы, на ко­то­рые он от­ве­чал сво­ими кри­ка­ми. «Это ха­ня­ла (тень, душа), - сказал Дер­су. - Моя ду­май, это бы­ла же­на. Те­перь она все по­лу­чи­ла…»


НАГАЙБ‘АКИ, нагайбэклэр (самоназвание), этнографическая группа (субэтнос) крещёных татар Волго-Уральского региона, в прошлом часть оренбургских казаков (по мнению отдельных исследователей, Нагайбаков можно считать хотя и близким к татарам, но самостоятельным этносом); живут в Нагайбацком, Чебаркульском районах Челябинской области. По переписи 1989 Нагайбаки были включены в состав татар, но из первичных материалов видно, что Нагайбаками назвали себя 11,2 тыс. человек.

По данным Переписи населения 2002 года численность нагайбаков, проживающих на территории России, составляет 10 тысяч человек.

Язык Нагайбаков - говор в составе среднего диалекта татарского языка. Верующие Нагайбаки исповедуют православие и относятся к "старокрещёным", т.е. принявшим христианство в 16-17 веках.

Этноним "нагайбак" зафиксирован впервые лишь в 19 веке. Одни исследователи связывают их с крещёными ногайцами, другие - с казанскими татарами, крещёнными после падения Казанского ханства. В целом, усвоение Нагайбаками особого этнонима было связано с их христианизацией (конфессиональное обособление), длительным пребыванием в составе казаков (сословное обособление), а также отделением основной части группы после 1842 территориально от компактно проживавших в Приуралье казанских татар. Во 2-й половине 19 века Нагайбаки выделяются как особая этническая группа крещёных татар, а во время переписей 1920 и 1926 - как самостоятельная народность.

Основу хозяйства Нагайбаков составляло земледелие, большое значение имело также и животноводство степного характера. Земледелие - "степного" типа (залежно-переложная система, основная культура - пшеница, сеяли ещё овёс и ячмень). Практиковалось пчеловодство. Среди промыслов выделяются занятие плотницким делом и производство экипажей.

Поселения (аул) - приречные, с поквартальной планировкой, с церковью. Большинство усадеб - однодворные. Хозяйственные постройки отделялись от жилища. Жилища - зимние (срубные) и летние (саманные), в основном двухкамерные. Стены домов обмазывались и белились.

До начала 20 века нижняя одежда Нагайбаков шилась из тканей домашнего производства. Покрой женской одежды (кулмэк) был туникообразным с нижней оборкой. Рубаха шилась обычно из тёмно-красной пестряди в мелкую чёрно-белую или сине-чёрную клетку. Поверх рубахи непременно надевался передник (алчупрак), с узкой грудкой, в более крупную клетку. Нижняя поясная одежда (штаны) кроилась с широким шагом из полосатой пестряди.

Верхняя одежда Нагайбаков - зиляны (жилэн) из цветного плиса, бархата, кашемира. Поверх зиляна надевался домотканый пояс (бильбау). Демисезонная одежда - чикмень (чикман), из сукна собственного производства. Шубы (тун) дублёные либо крытые фабричной материей. Девичий головной убор - ак калфак, надевался с накосными украшениями (чач кап). Распространённым украшением был нагрудник (муенса), чешуеобразно ушитый монетами. Мужской костюм составляла стандартная казачья одежда оренбургских казаков.

Устное народное творчество сохранило старинные песни и баиты. В отличие от татар-мусульман, у Нагайбаков существует хоровое пение.

В настоящее время, несмотря на то, что представители Нагайбаков осознают свою общность с татарами, самосознание принадлежности к Нагайбакам выражено достаточно отчётливо.

Д.М. Исхаков