Блины
Коровин Константин Алексеевич
Что у Вас нового?
Как это было давно, там, у нас, в России!... Мясопуст. Мяса не ели. Блины. Везде блины.
Все рынки, Охотный ряд в Москве, завалены снетками, икрой в бочках. Рыба навалена - осетрина, сёмга, севрюга, белуга, навага. В Петербурге - корюшка, сиги копчёные, копчушки разные, селёдка, тарань, миноги, белорыбицы, балыки, судаки. Рыба живая.
Масло бочками, сметана, в больших глиняных горшках.
Везде блины.
Из трактиров чад идёт. С утра до вечера пекут блины, пахнет горячим тестом.
Ну, и хороши были блины в Москве! С зернистой икрой.
А при блинах уж обязательно настойки. Да какие. Всех не перечтёшь.
И Шаляпин пел в опере «Вражья Сила» - «Широкая масленица».
Перед великим постом - последняя неделя.
Мясопуст. Весёлая масленица. Катание на масленице. Вечером - ряженые. Надевали страшные маски, ездили в гости друг к другу. И было весело.
А в последние три дня - широкая -то масленица, как говорили - шёл дым коромыслом.
А в воздухе отрадно пахло весной. Розовели дали лесов, дни становились длиннее.
В садах, у заборов, таяли снега и в проталинах весело блестели на солнце лужи.
Какая радость входила в душу! Как свежи и ласковы были лица встречных женщин!
В розвальнях, мы, охотники, едем от станции, ранним утром, ко мне в деревню.
Уж на кустах мелколесья набухли почки. Оттепель.
На грязной дороге - лужи. За полями - голубые леса. И деревня как-то ожила. У изб куры кудахчут. Впереди возчик остановился и Василий Сергеич кричит:
- Заедем к леснику.
Заворачиваем. Возчики медленно спускаются к реке.
По ту сторону ровной стеной высится сосновый бор, освещённый утренним солнцем.
У крыльца лесника Клычёва собаки с лаем бросились на нас и, узнав, завиляли хвостами.
Лесник Клычёв в новой поддёвке, нарядный, припомаженный. Сестра его, Ольга, коса её перевита голубой и алой лентой, - радостно встречают гостей.
- Сейчас блинков, - говорит жена Клычёва.
На столе в миске - щучья икра; свежий лук, караси в сметане.
Хорошо в доме у лесника!
В окна виден лес. На стене часы с кукушкой. В доме тепло. Самовар блестит на столе. Чайник, чашки с цветочками.
И всё как-то - и дом лесника, и он сам, - похожи на какую-то русскую игрушку.
Приятели все разделись и сели за стол.
- Глухари постукивают и зачали токовать, но мало. Но снегу много и колдобины - в яму угодишь, поход труден, - сказал лесник.
- Щучья-то икра с зелёным луком - это понять надо, - радовался Павел Александрович. - Гречневые блины - настоящие.
- А щучья-то икра получше вашей зернистой будет, - сказал доктор Иван Иванович, накладывая икру ложкой на блин.
- А ведь это верно, - согласился Павел Александрович.
Вообще приятелям казалось всё лучше в деревенской обстановке.
Говорили: и сметана лучше, и икры такой никогда не ели, и настойки такой не пили. Травяная, анисовая.
- Это всё оттого и аппетит и всё нравится, что кислоту хватили из леса. Окисляется организм, - сказал Иван Иванович.
- То есть, как это окисляется организм? - спросил Василий Сергеевич. - Вот Николай сидит, молчит, так похоже, что прокис. А я не чувствую никакой кислоты.
- Ничего я не прокис, - хмуро отвечает Коля. - Это блины кого хочешь доедят. Закрою глаза, так везде всё блины кажутся. Я больше их видеть не могу.
Садясь в розвальни у крыльца, прощались с лесником, звали в гости.
Дорогой, сидя рядом со мной, Коля Курин всё говорил:
- Господи, Господи…
- Что ты? - спросил я его, -нездоров что ли?
- Нет, ничего, - ответил Коля, - только приедем к тебе - опять блины…
И действительно. Подъехали к дому, встречает Феоктист, тётенька Афросинья, Лёнька и двоюродная сестрица моя. Обрадовались.
- Ну вот, прямо к блинам.
И Юрий Сергеевич всё молчит, только мигает.
Не успели мы раздеться, как из кухни уже Лёнька несёт целую стпку горячих блинов. Первые - со снетками, вторые - с груздями.
- Знаете, что, сказал мне тихо Василий Сергеевич, смотрите, Константин Алексеевич, всё это кончится плохо…У Юрия глаз уж куда-то в сторону ушёл, и у Ваньки, у доктора, - тоже.
- Да, согласился я, - это верно… Ну, как же быть? Не станем есть - обидятся! На целый год. От блинов отказаться!...
Нарочно Лёньку отсылали под различными предлогами - то за холодной водой к колодцу, то в беседку смотреть градусник - а блины прятали в шкаф.
Ни сестрица, ни тётенька Афросинья ничего не заметили и были рады, что гости так усердно едят.
К вечеру все повеселели стали и разговорчивее.
Рано легли спать.
Утром пришёл Герасим Дементьевич. Все пошли на охоту в лес к Никольскому, где вылетают черныши. Но никаких чернышей не видали. Ещё не вылетели. Видели - пролетел один вдали, но трудно идти, проваливаешься в талые ямы.
Вернулись домой.
- Ну что это…- встретила нас тётенька Афросинья, качая головой. - Что же блины спрятали на сегодня? Скупость какая? Нешто б я не напекла? Вот, пожалуйте, сейчас напеку с пылу жару, самые горячие. А Казаков вам настойку прислал.
- Господи помилуй… - тихо сказал Коля.
- Начинается…- вздохнул Юрий Сергеевич.
(Констанин Коровин.)