Алтайский плен
О военнопленных в других регионах России
Сибирские пленники / Первая мировая на Алтае
«Русская планета» - о том, как Алтай переживал начавшуюся 100 лет назад Первую мировую войну
В начале XX века современная территория Алтайского края входила в состав Томской губернии. С началом Первой мировой многие мужчины и даже девушки, сестры милосердия, отправились на фронт. А в Барнауле появился лагерь для взятых в плен солдат противника. ©
Участники фестиваля реконструкции «Времена и эпохи 1914/2014», посвященного 100-летию с начала Первой мировой войны
О том, как это было, - в материале «Русской планеты» и барнаульского историка Евгения Платунова.От 10 до 12 десятин под концлагерь
Лагерь появился в декабре 1914 года. После того, как соответствующее решение было принято в столице, вышел документ Городской думы Барнаула «О постройке в г. Барнауле концентрационного лагеря на 10 тыс. пленных». В нем говорилось, что «город отводит земли под постройку от 10 до 12 десятин», как сообщает сборник «Барнаульская городская дума 1877 - 1996». После Октября 1917-го лагерь, понятное дело, автоматически был ликвидирован, но вернуться в родные края бывшим пленникам было непросто: в стране бушевала гражданская война, царила разруха, образовалось множество банд. Но бывшим бойцам мадьярской роты, находившимся в Волчихинском районе, все-таки удалось в разные годы и различными путями уехать к себе на родину, о чем сообщает исследователь Владимир Комаров в книге «Мы помним вас, земляки» (Алтайское книжное издательство, 1989). Но были и такие, кто остался в сибирском крае. «..А двое из них, австриец Иосиф Шит и венгр Иосиф Локотош, навсегда остались на Алтае - писал Комаров. - Женились на местных крестьянках. Иосиф Шит впоследствии стал председателем одного из первых волчихинских колхозов, а Иосиф Локотош помогал налаживать как мастер-маслодел работу местных маслозаводов. В Отечественную войну Иосиф Шит был мобилизован на трудфронт - на Урале пилил лес и работал в каменных карьерах, а Иосиф Локотош служил санитаром в военном госпитале. После войны они жили по соседству...»
Но были среди недавних пленных и такие, кто, уцелев в бойне мировой войны, погиб в гражданской междоусобице на российской земле. Об одном из них рассказывалось в книге «Земля, где я живу» (воспоминания жителей Крутихинского района): «…В конце сентября 1919 года со стороны Быструхи к нашему селу двигался отряд карателей из 150 человек. В это время работала паровая мельница, механиком на ней служил австриец из военнопленных по фамилии Рига. Он относился к сочувствовавшим советской власти. Увидев, что отряд большой, и поняв, что партизаны, судя по вооружению карателей, с ним не справятся, он оповестил партизан гудком мельницы, означавшим не вступать в неравный бой. Войдя в село, каратели не встретили отпора, чем были немало удивлены, зная о наличии в селе партизан. По этому поводу они справились у попа Кропоткина, тот им сказал, что когда они въехали в село, то прозвучал гудок мельницы, это и был сигнал не вступать в бой. Офицер начал допрос доставленного к нему механика по всем правилам, спросив, кто такой, почему был дан сигнал гудком на мельнице. На что Рига ему ответил, что он давал сигнал на обед. Офицер не поверил, время-то было не обеденное, а клонилось к вечеру. Видя, что Ригу не сломить, офицер приказал в назидание остальным сельчанам заколоть механика штыками, что каратели и исполнили…»
Замуж за врага
Некоторые военнопленные находили в этих суровых краях свою вторую половину. Женщины на Алтае, как ни странно, нередко выходили замуж за вчерашних врагов, волею злой судьбы оказавшихся на их земле.
Так, немецкий солдат Мартин Гартман был переименован в Мартына Мартыновича Гартмана и стал жить в поселке неподалеку от Славгорода. Вскоре женился на местной крестьянке, обзавелся тремя детьми. Работал сапожником в артели «Свой труд». Но в ноябре 1936 года был арестован за участие в «немецкой подпольной организации», а в июле 1937 года приговорен к семи годам ссылки и последующим трем годам поражения в правах. Далее его следы теряются.
Борис Полянский в своей книге «Ностальгия по юности» писал: «…Это была пожилая русская женщина с Алтая. На вид ей было за пятьдесят, но, возможно, она выглядела старше своих лет. Во время Гражданской войны в Сибири она вышла замуж за пленного венгра и уехала с ним на его родину.
Как она узнала, что в этом доме остановились русские, неизвестно. Она была явно навеселе и набросилась на нас, как изголодавшийся человек бросается на пищу. Она хотела услышать родную речь и говорить, говорить по-русски. Ей налили немного вина, она выпила и будто опьянела от мелодии и звуков родных голосов. И она затянула песню о Стеньке Разине: “Из-за острова на стрежень…”
Может быть, она вспомнила об отчем доме, о юности, молодости, о России, связь с которой была утеряна. Мы подтянули ей, но ее голос звучал громче всех. Однако я стал замечать, что она нечетко проговаривает окончания прилагательных, а иногда просто съедает их. Я понял, что это не случайно, что у нее размывается строй родного языка. Это произвело на меня тягостное впечатление и словно что-то перевернулось в груди. Да, тяжело жить на чужбине русскому человеку…»
Но далеко не всегда эти романтические чувства встречали понимание родных и близких. Случались и драматические эпизоды. В одном из алтайских сел в семье Черняковых случилась такая история. Афанасий Романович Черняков перед отправкой на войну не успел обзавестись своим домом и со своей молодой женой Капитолиной жил в одном доме со своими родителями. В 1915 году пришло известие о его гибели. Его молодая вдова Капитолина (Капка) некоторое время хранила скорбь, а затем вышла замуж пленного румына Хубих Иоганна (Ивана). Причем вместе с солдатом, который воевал против ее страны, продолжала жить в доме свекра и свекрови.
Брат погибшего, Андрей Романович Черняков, вернулся с фронта в 1917 году и в первый же день после возвращения крепко намял бока румыну и бывшей жене брата и выгнал их из дома отца.
- Как ты могла за врага замуж выйти?! - ругался он. - Он твоего мужа, моего брата, может, убил, а ты с ним живешь!
«Солдаты играли городом, как телом красивой женщины..»
Некоторые бывшие военнопленные оставили воспоминания о своем пребывании на Алтае. У немецкого поэта Йозефа Вейлингера есть даже стихотворение, посвященное селу Белая Речка, расположенному сегодня в Топчихинском районе. В стихотворении есть такие строчки:
«Это было в Большой Речке, так называлось место,
Где нас, тридцать шесть военнопленных, заставили работать.
Мы замерзали рядом с множеством деревьев в лесу,
Это очень символично на фоне видов бескрайних полей.
Это место находилось между городами Барнаул и Бийск,
Возле истоков огромной реки Обь.
Одна линия соединяет эти два города
Она идет через нашу обитель…»
Алтайский плен зафиксировал в своих мемуарах и довольно известный (в период ГДР) германский деятель Отто Мориц. Он с 1910 года он был членом германской социал-демократической партии. Попав в плен, работал сначала формовщиком на металлургическом заводе в Кыштыме, а потом оказался на Алтае. «В марте или апреле 1917 г. я, к моему большому сожалению, вынужден был оставить Кыштым - писал он в своих воспоминаниях, выходивших в советских издательствах «Прогресс» и Политиздат. - Меня перевели в Барнаул, где я сперва пробыл десять дней в лагере, а затем как формовщик был послан на работу в литейную. Здесь тоже работали военнопленные, главным образом бывшие рабочие металлообрабатывающей промышленности. Я вновь быстро установил контакт с русскими рабочими…. К моему удивлению, некоторые барнаульские рабочие скептически относились к проблеме отчуждения капиталистической собственности. Вскоре я понял, почему: владелец предприятия оказался бывшим ссыльным и за двадцать пять лет, проведенных здесь, стал одним из самых жестоких эксплуататоров. Увидев, что положение его становится критическим, он стал искать поддержки среди рабочих. Он давал обещания и вел себя по отношению к отдельным рабочим “великодушно”. Это позволило ему на время сбить с толку рабочих….»
А вот немецкий писатель Макс Бартель в Первую мировую тоже воевал, но плена ему удалось избежать. Однако, судя по его произведениям, ему доводилось общаться с соотечественниками, побывавшими в сибирской неволе. В романе «Путч», вышедшем в 1927 году, есть сцена, в которой описывается встреча с бывшим немцем-пленным из лагеря в Барнауле:
«- Сибирь - сказал Мозер. - Что ты знаешь о Сибири? Волки и снежные бури? Да, есть и это. Но там огромные урожаи пшеницы, в три раза больше, чем у нас, там золото, платина, уголь, тигры, медведи, соболя и голубые песцы ... Мы едем на Волге, но я думаю о сибирских реках, Амуре, Оби, Енисее. Об Иртыше и Байкале. Кстати, я рассказывал вам о Барнауле?
- Нет, Чарли, расскажи о Барнауле!
- Это было во время гражданской войны, когда этот город был то белым, то красным. Солдаты играли этим городом, как телом красивой женщины. Когда белые заняли Барнаул, я был арестован в ходе рейда на следующий день. “Кто ты такой?” - спросил капитан, что допрашивал меня.
Я ответил, что преподаватель английского языка, хотя единственное, что связывало меня с Англией, был учебник английской грамматики, который я нашел в заброшенном доме. И капитан направил меня к полковнику Ланкевичу, которого я ежедневно обучал английскому языку.
Полковник был старик, далеко за семьдесят. Он клялся служить красным, но пошел воевать за белых. Однажды он пожаловался: “Мы должны быть как братья, а смотрим друг на друга волками. С некоторыми мы еще недавно вместе шла на врага. А потом сорвались в революцию и гражданскую войну…”»
Евгений Берсенев
«Русская планета», Барнаул, 28 июля 2014
Сибирские пленники / Первая мировая на Алтае
«Русская планета» - о том, как Алтай переживал начавшуюся 100 лет назад Первую мировую войну
В начале XX века современная территория Алтайского края входила в состав Томской губернии. С началом Первой мировой многие мужчины и даже девушки, сестры милосердия, отправились на фронт. А в Барнауле появился лагерь для взятых в плен солдат противника. ©
Участники фестиваля реконструкции «Времена и эпохи 1914/2014», посвященного 100-летию с начала Первой мировой войны
О том, как это было, - в материале «Русской планеты» и барнаульского историка Евгения Платунова.От 10 до 12 десятин под концлагерь
Лагерь появился в декабре 1914 года. После того, как соответствующее решение было принято в столице, вышел документ Городской думы Барнаула «О постройке в г. Барнауле концентрационного лагеря на 10 тыс. пленных». В нем говорилось, что «город отводит земли под постройку от 10 до 12 десятин», как сообщает сборник «Барнаульская городская дума 1877 - 1996». После Октября 1917-го лагерь, понятное дело, автоматически был ликвидирован, но вернуться в родные края бывшим пленникам было непросто: в стране бушевала гражданская война, царила разруха, образовалось множество банд. Но бывшим бойцам мадьярской роты, находившимся в Волчихинском районе, все-таки удалось в разные годы и различными путями уехать к себе на родину, о чем сообщает исследователь Владимир Комаров в книге «Мы помним вас, земляки» (Алтайское книжное издательство, 1989). Но были и такие, кто остался в сибирском крае. «..А двое из них, австриец Иосиф Шит и венгр Иосиф Локотош, навсегда остались на Алтае - писал Комаров. - Женились на местных крестьянках. Иосиф Шит впоследствии стал председателем одного из первых волчихинских колхозов, а Иосиф Локотош помогал налаживать как мастер-маслодел работу местных маслозаводов. В Отечественную войну Иосиф Шит был мобилизован на трудфронт - на Урале пилил лес и работал в каменных карьерах, а Иосиф Локотош служил санитаром в военном госпитале. После войны они жили по соседству...»
Но были среди недавних пленных и такие, кто, уцелев в бойне мировой войны, погиб в гражданской междоусобице на российской земле. Об одном из них рассказывалось в книге «Земля, где я живу» (воспоминания жителей Крутихинского района): «…В конце сентября 1919 года со стороны Быструхи к нашему селу двигался отряд карателей из 150 человек. В это время работала паровая мельница, механиком на ней служил австриец из военнопленных по фамилии Рига. Он относился к сочувствовавшим советской власти. Увидев, что отряд большой, и поняв, что партизаны, судя по вооружению карателей, с ним не справятся, он оповестил партизан гудком мельницы, означавшим не вступать в неравный бой. Войдя в село, каратели не встретили отпора, чем были немало удивлены, зная о наличии в селе партизан. По этому поводу они справились у попа Кропоткина, тот им сказал, что когда они въехали в село, то прозвучал гудок мельницы, это и был сигнал не вступать в бой. Офицер начал допрос доставленного к нему механика по всем правилам, спросив, кто такой, почему был дан сигнал гудком на мельнице. На что Рига ему ответил, что он давал сигнал на обед. Офицер не поверил, время-то было не обеденное, а клонилось к вечеру. Видя, что Ригу не сломить, офицер приказал в назидание остальным сельчанам заколоть механика штыками, что каратели и исполнили…»
Замуж за врага
Некоторые военнопленные находили в этих суровых краях свою вторую половину. Женщины на Алтае, как ни странно, нередко выходили замуж за вчерашних врагов, волею злой судьбы оказавшихся на их земле.
Так, немецкий солдат Мартин Гартман был переименован в Мартына Мартыновича Гартмана и стал жить в поселке неподалеку от Славгорода. Вскоре женился на местной крестьянке, обзавелся тремя детьми. Работал сапожником в артели «Свой труд». Но в ноябре 1936 года был арестован за участие в «немецкой подпольной организации», а в июле 1937 года приговорен к семи годам ссылки и последующим трем годам поражения в правах. Далее его следы теряются.
Борис Полянский в своей книге «Ностальгия по юности» писал: «…Это была пожилая русская женщина с Алтая. На вид ей было за пятьдесят, но, возможно, она выглядела старше своих лет. Во время Гражданской войны в Сибири она вышла замуж за пленного венгра и уехала с ним на его родину.
Как она узнала, что в этом доме остановились русские, неизвестно. Она была явно навеселе и набросилась на нас, как изголодавшийся человек бросается на пищу. Она хотела услышать родную речь и говорить, говорить по-русски. Ей налили немного вина, она выпила и будто опьянела от мелодии и звуков родных голосов. И она затянула песню о Стеньке Разине: “Из-за острова на стрежень…”
Может быть, она вспомнила об отчем доме, о юности, молодости, о России, связь с которой была утеряна. Мы подтянули ей, но ее голос звучал громче всех. Однако я стал замечать, что она нечетко проговаривает окончания прилагательных, а иногда просто съедает их. Я понял, что это не случайно, что у нее размывается строй родного языка. Это произвело на меня тягостное впечатление и словно что-то перевернулось в груди. Да, тяжело жить на чужбине русскому человеку…»
Но далеко не всегда эти романтические чувства встречали понимание родных и близких. Случались и драматические эпизоды. В одном из алтайских сел в семье Черняковых случилась такая история. Афанасий Романович Черняков перед отправкой на войну не успел обзавестись своим домом и со своей молодой женой Капитолиной жил в одном доме со своими родителями. В 1915 году пришло известие о его гибели. Его молодая вдова Капитолина (Капка) некоторое время хранила скорбь, а затем вышла замуж пленного румына Хубих Иоганна (Ивана). Причем вместе с солдатом, который воевал против ее страны, продолжала жить в доме свекра и свекрови.
Брат погибшего, Андрей Романович Черняков, вернулся с фронта в 1917 году и в первый же день после возвращения крепко намял бока румыну и бывшей жене брата и выгнал их из дома отца.
- Как ты могла за врага замуж выйти?! - ругался он. - Он твоего мужа, моего брата, может, убил, а ты с ним живешь!
«Солдаты играли городом, как телом красивой женщины..»
Некоторые бывшие военнопленные оставили воспоминания о своем пребывании на Алтае. У немецкого поэта Йозефа Вейлингера есть даже стихотворение, посвященное селу Белая Речка, расположенному сегодня в Топчихинском районе. В стихотворении есть такие строчки:
«Это было в Большой Речке, так называлось место,
Где нас, тридцать шесть военнопленных, заставили работать.
Мы замерзали рядом с множеством деревьев в лесу,
Это очень символично на фоне видов бескрайних полей.
Это место находилось между городами Барнаул и Бийск,
Возле истоков огромной реки Обь.
Одна линия соединяет эти два города
Она идет через нашу обитель…»
Алтайский плен зафиксировал в своих мемуарах и довольно известный (в период ГДР) германский деятель Отто Мориц. Он с 1910 года он был членом германской социал-демократической партии. Попав в плен, работал сначала формовщиком на металлургическом заводе в Кыштыме, а потом оказался на Алтае. «В марте или апреле 1917 г. я, к моему большому сожалению, вынужден был оставить Кыштым - писал он в своих воспоминаниях, выходивших в советских издательствах «Прогресс» и Политиздат. - Меня перевели в Барнаул, где я сперва пробыл десять дней в лагере, а затем как формовщик был послан на работу в литейную. Здесь тоже работали военнопленные, главным образом бывшие рабочие металлообрабатывающей промышленности. Я вновь быстро установил контакт с русскими рабочими…. К моему удивлению, некоторые барнаульские рабочие скептически относились к проблеме отчуждения капиталистической собственности. Вскоре я понял, почему: владелец предприятия оказался бывшим ссыльным и за двадцать пять лет, проведенных здесь, стал одним из самых жестоких эксплуататоров. Увидев, что положение его становится критическим, он стал искать поддержки среди рабочих. Он давал обещания и вел себя по отношению к отдельным рабочим “великодушно”. Это позволило ему на время сбить с толку рабочих….»
А вот немецкий писатель Макс Бартель в Первую мировую тоже воевал, но плена ему удалось избежать. Однако, судя по его произведениям, ему доводилось общаться с соотечественниками, побывавшими в сибирской неволе. В романе «Путч», вышедшем в 1927 году, есть сцена, в которой описывается встреча с бывшим немцем-пленным из лагеря в Барнауле:
«- Сибирь - сказал Мозер. - Что ты знаешь о Сибири? Волки и снежные бури? Да, есть и это. Но там огромные урожаи пшеницы, в три раза больше, чем у нас, там золото, платина, уголь, тигры, медведи, соболя и голубые песцы ... Мы едем на Волге, но я думаю о сибирских реках, Амуре, Оби, Енисее. Об Иртыше и Байкале. Кстати, я рассказывал вам о Барнауле?
- Нет, Чарли, расскажи о Барнауле!
- Это было во время гражданской войны, когда этот город был то белым, то красным. Солдаты играли этим городом, как телом красивой женщины. Когда белые заняли Барнаул, я был арестован в ходе рейда на следующий день. “Кто ты такой?” - спросил капитан, что допрашивал меня.
Я ответил, что преподаватель английского языка, хотя единственное, что связывало меня с Англией, был учебник английской грамматики, который я нашел в заброшенном доме. И капитан направил меня к полковнику Ланкевичу, которого я ежедневно обучал английскому языку.
Полковник был старик, далеко за семьдесят. Он клялся служить красным, но пошел воевать за белых. Однажды он пожаловался: “Мы должны быть как братья, а смотрим друг на друга волками. С некоторыми мы еще недавно вместе шла на врага. А потом сорвались в революцию и гражданскую войну…”»
Евгений Берсенев
«Русская планета», Барнаул, 28 июля 2014