Художники Мордовии. Павликов и Елистратова
Ещё о живописи Поволжья
Двое и откровения
О чем рассказали Олег Павликов и Ольга Елистратова / Спецпроект «Столицы С»: арт-галерея Сергея Суворова
«Лови ключи!» - кричит с балкона художник. Дзыньк! Поймал… Хорошая примета. Входная дверь открылась. Сам художник спуститься не может: недавно ему сделали операцию на ноги… Но ничего, они еще повоюют. ©Ещё в проекте
Олег Павликов и Ольга Елистратова
Они - это Олег Владимирович Павликов и Ольга Петровна Елистратова…Из-за того, что город отобрал у них мастерскую, приходится работать в одной комнате. Обстановка спартанская. Угощают чаем и конфетками «Цитрон». «Как же так произошло?» - задаю риторический вопрос. Павликов объясняет: «Прошло время и закон поменялся. Какой-то м… из горсовета приравнял мастерские художников к коммерческим помещениям, и нам надо было платить 12 тысяч рублей за аренду. Плюс 7 тысяч за отопление. Короче говоря, около 20 тысяч набегало. Если бы каждый месяц продавались картины тысяч за 60, то вопросов нет, но, увы… Хотя я за эту мастерскую отработал в свое время. Сделал 200 квадратных метров росписи…»
2.
Павликов курит и констатирует факты: «Цены на искусство определенной нет. Сейчас покупаешь дешево, а лет через 15 продаешь очень дорого. Раньше государство все делало централизованно. Допустим, приобретало у тебя работу по одной цене, вывозило за границу и там продавало уже по другой. Вот, например, у Ольги Петровны картинку закупочная комиссия оценила в 100 долларов, а реализовала на аукционе в Париже за 1000». Ольга Петровна сидит на кровати, укутавшись в одеяло, и тоже дымит. Вообще в творческой среде это нормально. Она вспоминает студенческие годы в Суриковском институте: «Приехала поступать в 1977‑м. Все стоят на переменах, курят, разговаривают, а я одна, и никто со мной не общается. И тогда останавливаю какую-то девушку постарше и говорю: «Слушай, научишь меня плохому? Дай сигарету!..»
3.
«Да нормально тогда было, ходили, спорили об искусстве, дружили, - продолжает тему Олег Владимирович. - Была такая зеленая колбаса из туалетной бумаги на закуску. Но ничего, жили - не тужили. Вместе с преподавателями отмечали экзамены, скидывались на вино, девушек за продуктами в магазин отправляли. Потом преподы удалялись чинно в офортную, где продолжали банкет…»
4.
Нравится мне Павликов. Говорит как есть, не приукрашивая. Высказывания получаются хлесткие, острые. Без лоска и фальши: «Ж… сейчас, но и тогда расцвета не было. По крайней мере, в Мордовии. Когда приехали сюда, в Союзе царила война между группировками художников. А мы просто хотели зарабатывать деньги. Официально через Союз это было сделать нельзя. Поэтому ничего не оставалось, как преподавать в училище. С высшим академическим образованием тогда был только Игорь Иванович Сидельников… Нет, я не говорю, что все мои коллеги оказались плохими художниками, просто со средним образованием, а высшее дает другой уровень мышления… Ольга Петровна тоже не местная, к Саранску имеет отношения мало. Отец у нее был первым секретарем мордовского обкома партии в свое время и увлекался живописью. Дружил с Таиром Салаховым, Тогрулом Нариманбековым, Павлом Никоновым, Игорем Обросовым, Зурабом Церетели и другими художниками-шестидесятниками.
5.
«Мы жили в Баку, а потом отца перевели в Саранск, - рассказывает Ольга Петровна. - Там с подругой ходила в балетную школу, даже балериной хотела стать, но преподавательница попалась строгая, недолюбливала. Она постоянно ругалась: «Так, животы убрать, задницы тоже!» А потом нам дали партнеров. Всем достались красивые: с большими носами, черненькие, а мне - страшненький, беленький, голубоглазый. Считала его настоящим уродом, альбиносом каким-то. А потом преподавательница еще больше взъелась, и мы с подругой бросили хореографию… Она стала известным композитором, а я поступила в Суриковский на живописное отделение… Олег Владимирович учился на графике. Как мы только ни озоровали в мастерской! Мальчишки ставили большие тюбики с краской в ряд на подоконник, открывали окно и с криками: «Батарея, огонь!» лупили по ним руками. Ба-бах, и все машины заляпаны!» «Это были МСШХовцы, - уточняет Павликов. - Хулиганы! Сейчас так нельзя! Краска стоит дорого!»
6. Олег Павликов (слева) и Ольга Елистратова (в центре) во время учебы в Суриковском институте
«Я с бабушкой с 12 лет жила, а с 16 лет на поездах, самолетах перемещалась самостоятельно, - продолжает Ольга Петровна. - В какие только передряги не попадала… Чувствовала себя самостоятельной. А вот вы лишились возможности ездить по стране!» - «Ну да, потому что материально дорого», - говорю я. «А тогда было материально дешево, - говорит Олег Владимирович. - 37 рублей стоил билет на самолет до Ашхабада. А комплексный обед - 60 копеек».
7.
- «А почему вы стали художником?» - спрашиваю. «По примеру отца, который был заслуженным художником РСФСР, - объясняет Павликов. - Сам он из Брянска, но после войны переехали в Пензу. С детства отца тянуло рисовать. После фабрично-заводского училища он по распределению попал в Темиртау. Билет в одну сторону. Оттуда с другом убежал и поступил в Пензенское художественное училище, а потом закончил Суриковское. Его оставили в академических мастерских - это наподобие аспирантуры. Окна мастерских выходили на окна психиатрического института им. Сербского… Атмосферно. Он женился. Молодым дали общежитие, но матушке захотелось жить в Пензе. Сейчас все рвутся в Питер и Москву, а раньше такого не было…»
8.
Олег Владимирович достает студенческие фото и улыбается: «В пензенском художественном училище мы с Коломийцем в одной группе учились. Найдешь его? Он с длинными волосами. Володя Карасев тоже в одно время с нами учился. Однажды мы сложили будку из кирпичей, нашли старую табличку с надписью «Общежитие пензенского художественного училища» и приколотили к ней…» Молодые и дерзкие, как говорит Павликов, с достоинством смотрятся рядом с «арт-объектом». «А вот я на вертолете на Север лечу. Видишь, где сижу? Впереди пилота, на стекле!.. Помнишь Олимпиаду‑80? Нас всех на время ее проведения вывезли из Москвы на практику в Керчь… Жили там в спортзале, а преподы заняли бунгало, создав там что-то наподобие учительской… Внизу там Керченский пролив!»
9.
Воспоминания захватывают моих героев с новой силой. Они наперебой рассказывают одну за другой смешные и грустные истории. Перед просмотрами Суриковский институт две недели жил круглосуточно в режиме «нон-стоп»! Гудел как улей! Самая напряженная ночь перед этим событием. «Пишешь, пишешь, и вот, кажется, что больше нет сил, - рассказывает Ольга Петровна. - Тогда идешь в соседнюю мастерскую смотреть, что другие делают. Подхожу к одному парню из Узбекистана. Вообще у нас училась молодежь со всего Советского Союза и даже иностранцы. И этот парень пишет такую картину: ночь, дома, и стая собак бежит. Состояние жуткое, напряженное, как будто сейчас должно что-то случиться. Это ему знакомо, потому что в Узбекистане землетрясения - не редкость. Смотрю на его работу и думаю: «Эх, а ведь я лучше хочу сделать!» С этой мыслью возвращаюсь к своему холсту! Тут уже другие заходят и смотрят твое творение! Такое соревнование получается. В хорошем смысле, конечно. Никто не ругается. Все мирно. Старшие опекают младших, учат их…»
10.
Наступает очередь Олега Владимировича. «Был у нас один парень Серега. Рисунком владел идеально. На просмотре выставил 50 голов, которые потом собирался использовать как материал для диплома. А за них «двойку» ставят!» - «Почему?» - спрашиваю я. «Задание не выполнил, должна быть фигурная композиция или поло-фигура. Но Серега не пал духом. «Я их всех еще «сделаю»!» - заявил он и к следующему семестру сделал огромный рисунок мужика с шестом, подобно Суриковскому. Академический, «вылизанный» до безумия. Две недели по вечерам оставался в мастерской, доплачивал натурщику. И вот делает последние штрихи углем по фону, а «закрепить» забыл. Вывешивали работы по вечерам или ночью накануне экзамена. Наступает утро. Серега, довольный такой, собирается покрасоваться своей титанической работой. А к нему подбегают ребята: «Там у тебя кто-то слово из трех букв пальцем по фону оставил!» Серега в ярости! Хорошо, успел закрасить…»
11.
«А вообще мы очень рано повзрослели, - говорит Ольга Петровна. - Но 90‑е многое поломали. Карасев, например, очень точно выразил в своих работах это безысходное время. Он был ранимым и чувствительным, вот психика и не выдержала…» - «Иногда приходится и не ранимым быть, как говорится… Ваше поколение в этом плане шустрее нас», - вставляет «веское слово» Павликов…
12.
Я обращаю внимание на картину с косами на фоне темной бревенчатой стены. «Сколько требуется времени на создание такой работы?» - «Месяца полтора. Она в «Юном художнике» печаталась. Раньше многие так жестко писали, а вообще меня раньше сравнивали с Владимиром Стожаровым. Так же пастозно писал. Но потом я для себя выбрал такую позицию: необязательно быть импрессионистом, чтобы писать хорошие работы. Если вспомнить классиков Энгра, Жерико, все они практически монохромно написанны, но где-то «удар» цвета, и работа уже оживает. Вообще чем старше становишься, тем меньше используешь цветов для выражения той или иной идеи. Ты специально ограничиваешь палитру, потому что для одной работы хорошо одно, для другой - другое, остальное просто лишнее…»
13.
Художник замолчал, задумался. Вот он сидит на краешке своей кровати, еще не старый, но и не молодой. Сигаретный дым вьется над головой. Кажется, они прожили какую-то параллельную жизнь. Имели знакомства в самых разных кругах, достигли профессиональных высот, писали так, что предметы на картине были реальнее реальных. Но где эта сияющая даль, которая кружилась над их бурной молодостью? Что теперь окутывает их седеющие пряди, кроме едкого дыма?
14.
«Помнишь, писали «Мордовскую дикую дивизию», - преодолевая боль в ногах, шутит Павликов. - Получили аванс от господина Мамаева. Складки на тканях и драпировках пишем «из головы», но для уточнения нужны фотографии, а их все нет и нет… Короче говоря, когда принесли, сравнили с нашей работой. И что вы думаете? Один в один получилось. Небольшие различия в мелочах. Вот что значит беспрерывный опыт написания складок. У меня - 10 лет, у Ольги Петровны - 6…» А еще Олег Владимирович рассказал, как рисовал портрет деда одного депутата. Сложность заключалась в том, что фотографий не было, но зато персонаж этот был похож на бабку, а та - еще на кого-то… Достали снимки всех, кто имел портретные сходства с ним и вручили художнику. Павликов заказ выполнил! «А через месяц депутат этот, зараза, находит фотографии своего деда!» - «И что?» - «Сходство стопроцентное!»
15.
Наверное, вы подумаете, что смысл всей жизни художника заключается в том, чтобы хорошо научиться писать складки или портреты дедушек депутатов? Наверное… Но, перефразируя слова Ольги Петровны и одновременно поставив точку всему вышеизложенному, можно сказать, что художник - самая свободная профессия. Он ни в ком особо не нуждается, и ему достаточно малого, чтобы ощущать связь с Откровением. Пожалуй, так же свободны пастухи и птицы. И только обжигающий удар хлыста по твоим тощим ребрам не дает забыть, что ты еще до сих пор на Земле, а значит надо снова писать эту мирскую плоть, делая ее зачем-то бессмертной… Зачем? Они и сами не знают. Просто сидят на краешках кроватей и курят. А я ем конфетки и в потолочных отслоениях штукатурки вижу синее-синее небо, хоть его там и нет…
Сергей Суворов
«Столица С», Мордовия, 11 июня 2016
Двое и откровения
О чем рассказали Олег Павликов и Ольга Елистратова / Спецпроект «Столицы С»: арт-галерея Сергея Суворова
«Лови ключи!» - кричит с балкона художник. Дзыньк! Поймал… Хорошая примета. Входная дверь открылась. Сам художник спуститься не может: недавно ему сделали операцию на ноги… Но ничего, они еще повоюют. ©Ещё в проекте
Олег Павликов и Ольга Елистратова
Они - это Олег Владимирович Павликов и Ольга Петровна Елистратова…Из-за того, что город отобрал у них мастерскую, приходится работать в одной комнате. Обстановка спартанская. Угощают чаем и конфетками «Цитрон». «Как же так произошло?» - задаю риторический вопрос. Павликов объясняет: «Прошло время и закон поменялся. Какой-то м… из горсовета приравнял мастерские художников к коммерческим помещениям, и нам надо было платить 12 тысяч рублей за аренду. Плюс 7 тысяч за отопление. Короче говоря, около 20 тысяч набегало. Если бы каждый месяц продавались картины тысяч за 60, то вопросов нет, но, увы… Хотя я за эту мастерскую отработал в свое время. Сделал 200 квадратных метров росписи…»
2.
Павликов курит и констатирует факты: «Цены на искусство определенной нет. Сейчас покупаешь дешево, а лет через 15 продаешь очень дорого. Раньше государство все делало централизованно. Допустим, приобретало у тебя работу по одной цене, вывозило за границу и там продавало уже по другой. Вот, например, у Ольги Петровны картинку закупочная комиссия оценила в 100 долларов, а реализовала на аукционе в Париже за 1000». Ольга Петровна сидит на кровати, укутавшись в одеяло, и тоже дымит. Вообще в творческой среде это нормально. Она вспоминает студенческие годы в Суриковском институте: «Приехала поступать в 1977‑м. Все стоят на переменах, курят, разговаривают, а я одна, и никто со мной не общается. И тогда останавливаю какую-то девушку постарше и говорю: «Слушай, научишь меня плохому? Дай сигарету!..»
3.
«Да нормально тогда было, ходили, спорили об искусстве, дружили, - продолжает тему Олег Владимирович. - Была такая зеленая колбаса из туалетной бумаги на закуску. Но ничего, жили - не тужили. Вместе с преподавателями отмечали экзамены, скидывались на вино, девушек за продуктами в магазин отправляли. Потом преподы удалялись чинно в офортную, где продолжали банкет…»
4.
Нравится мне Павликов. Говорит как есть, не приукрашивая. Высказывания получаются хлесткие, острые. Без лоска и фальши: «Ж… сейчас, но и тогда расцвета не было. По крайней мере, в Мордовии. Когда приехали сюда, в Союзе царила война между группировками художников. А мы просто хотели зарабатывать деньги. Официально через Союз это было сделать нельзя. Поэтому ничего не оставалось, как преподавать в училище. С высшим академическим образованием тогда был только Игорь Иванович Сидельников… Нет, я не говорю, что все мои коллеги оказались плохими художниками, просто со средним образованием, а высшее дает другой уровень мышления… Ольга Петровна тоже не местная, к Саранску имеет отношения мало. Отец у нее был первым секретарем мордовского обкома партии в свое время и увлекался живописью. Дружил с Таиром Салаховым, Тогрулом Нариманбековым, Павлом Никоновым, Игорем Обросовым, Зурабом Церетели и другими художниками-шестидесятниками.
5.
«Мы жили в Баку, а потом отца перевели в Саранск, - рассказывает Ольга Петровна. - Там с подругой ходила в балетную школу, даже балериной хотела стать, но преподавательница попалась строгая, недолюбливала. Она постоянно ругалась: «Так, животы убрать, задницы тоже!» А потом нам дали партнеров. Всем достались красивые: с большими носами, черненькие, а мне - страшненький, беленький, голубоглазый. Считала его настоящим уродом, альбиносом каким-то. А потом преподавательница еще больше взъелась, и мы с подругой бросили хореографию… Она стала известным композитором, а я поступила в Суриковский на живописное отделение… Олег Владимирович учился на графике. Как мы только ни озоровали в мастерской! Мальчишки ставили большие тюбики с краской в ряд на подоконник, открывали окно и с криками: «Батарея, огонь!» лупили по ним руками. Ба-бах, и все машины заляпаны!» «Это были МСШХовцы, - уточняет Павликов. - Хулиганы! Сейчас так нельзя! Краска стоит дорого!»
6. Олег Павликов (слева) и Ольга Елистратова (в центре) во время учебы в Суриковском институте
«Я с бабушкой с 12 лет жила, а с 16 лет на поездах, самолетах перемещалась самостоятельно, - продолжает Ольга Петровна. - В какие только передряги не попадала… Чувствовала себя самостоятельной. А вот вы лишились возможности ездить по стране!» - «Ну да, потому что материально дорого», - говорю я. «А тогда было материально дешево, - говорит Олег Владимирович. - 37 рублей стоил билет на самолет до Ашхабада. А комплексный обед - 60 копеек».
7.
- «А почему вы стали художником?» - спрашиваю. «По примеру отца, который был заслуженным художником РСФСР, - объясняет Павликов. - Сам он из Брянска, но после войны переехали в Пензу. С детства отца тянуло рисовать. После фабрично-заводского училища он по распределению попал в Темиртау. Билет в одну сторону. Оттуда с другом убежал и поступил в Пензенское художественное училище, а потом закончил Суриковское. Его оставили в академических мастерских - это наподобие аспирантуры. Окна мастерских выходили на окна психиатрического института им. Сербского… Атмосферно. Он женился. Молодым дали общежитие, но матушке захотелось жить в Пензе. Сейчас все рвутся в Питер и Москву, а раньше такого не было…»
8.
Олег Владимирович достает студенческие фото и улыбается: «В пензенском художественном училище мы с Коломийцем в одной группе учились. Найдешь его? Он с длинными волосами. Володя Карасев тоже в одно время с нами учился. Однажды мы сложили будку из кирпичей, нашли старую табличку с надписью «Общежитие пензенского художественного училища» и приколотили к ней…» Молодые и дерзкие, как говорит Павликов, с достоинством смотрятся рядом с «арт-объектом». «А вот я на вертолете на Север лечу. Видишь, где сижу? Впереди пилота, на стекле!.. Помнишь Олимпиаду‑80? Нас всех на время ее проведения вывезли из Москвы на практику в Керчь… Жили там в спортзале, а преподы заняли бунгало, создав там что-то наподобие учительской… Внизу там Керченский пролив!»
9.
Воспоминания захватывают моих героев с новой силой. Они наперебой рассказывают одну за другой смешные и грустные истории. Перед просмотрами Суриковский институт две недели жил круглосуточно в режиме «нон-стоп»! Гудел как улей! Самая напряженная ночь перед этим событием. «Пишешь, пишешь, и вот, кажется, что больше нет сил, - рассказывает Ольга Петровна. - Тогда идешь в соседнюю мастерскую смотреть, что другие делают. Подхожу к одному парню из Узбекистана. Вообще у нас училась молодежь со всего Советского Союза и даже иностранцы. И этот парень пишет такую картину: ночь, дома, и стая собак бежит. Состояние жуткое, напряженное, как будто сейчас должно что-то случиться. Это ему знакомо, потому что в Узбекистане землетрясения - не редкость. Смотрю на его работу и думаю: «Эх, а ведь я лучше хочу сделать!» С этой мыслью возвращаюсь к своему холсту! Тут уже другие заходят и смотрят твое творение! Такое соревнование получается. В хорошем смысле, конечно. Никто не ругается. Все мирно. Старшие опекают младших, учат их…»
10.
Наступает очередь Олега Владимировича. «Был у нас один парень Серега. Рисунком владел идеально. На просмотре выставил 50 голов, которые потом собирался использовать как материал для диплома. А за них «двойку» ставят!» - «Почему?» - спрашиваю я. «Задание не выполнил, должна быть фигурная композиция или поло-фигура. Но Серега не пал духом. «Я их всех еще «сделаю»!» - заявил он и к следующему семестру сделал огромный рисунок мужика с шестом, подобно Суриковскому. Академический, «вылизанный» до безумия. Две недели по вечерам оставался в мастерской, доплачивал натурщику. И вот делает последние штрихи углем по фону, а «закрепить» забыл. Вывешивали работы по вечерам или ночью накануне экзамена. Наступает утро. Серега, довольный такой, собирается покрасоваться своей титанической работой. А к нему подбегают ребята: «Там у тебя кто-то слово из трех букв пальцем по фону оставил!» Серега в ярости! Хорошо, успел закрасить…»
11.
«А вообще мы очень рано повзрослели, - говорит Ольга Петровна. - Но 90‑е многое поломали. Карасев, например, очень точно выразил в своих работах это безысходное время. Он был ранимым и чувствительным, вот психика и не выдержала…» - «Иногда приходится и не ранимым быть, как говорится… Ваше поколение в этом плане шустрее нас», - вставляет «веское слово» Павликов…
12.
Я обращаю внимание на картину с косами на фоне темной бревенчатой стены. «Сколько требуется времени на создание такой работы?» - «Месяца полтора. Она в «Юном художнике» печаталась. Раньше многие так жестко писали, а вообще меня раньше сравнивали с Владимиром Стожаровым. Так же пастозно писал. Но потом я для себя выбрал такую позицию: необязательно быть импрессионистом, чтобы писать хорошие работы. Если вспомнить классиков Энгра, Жерико, все они практически монохромно написанны, но где-то «удар» цвета, и работа уже оживает. Вообще чем старше становишься, тем меньше используешь цветов для выражения той или иной идеи. Ты специально ограничиваешь палитру, потому что для одной работы хорошо одно, для другой - другое, остальное просто лишнее…»
13.
Художник замолчал, задумался. Вот он сидит на краешке своей кровати, еще не старый, но и не молодой. Сигаретный дым вьется над головой. Кажется, они прожили какую-то параллельную жизнь. Имели знакомства в самых разных кругах, достигли профессиональных высот, писали так, что предметы на картине были реальнее реальных. Но где эта сияющая даль, которая кружилась над их бурной молодостью? Что теперь окутывает их седеющие пряди, кроме едкого дыма?
14.
«Помнишь, писали «Мордовскую дикую дивизию», - преодолевая боль в ногах, шутит Павликов. - Получили аванс от господина Мамаева. Складки на тканях и драпировках пишем «из головы», но для уточнения нужны фотографии, а их все нет и нет… Короче говоря, когда принесли, сравнили с нашей работой. И что вы думаете? Один в один получилось. Небольшие различия в мелочах. Вот что значит беспрерывный опыт написания складок. У меня - 10 лет, у Ольги Петровны - 6…» А еще Олег Владимирович рассказал, как рисовал портрет деда одного депутата. Сложность заключалась в том, что фотографий не было, но зато персонаж этот был похож на бабку, а та - еще на кого-то… Достали снимки всех, кто имел портретные сходства с ним и вручили художнику. Павликов заказ выполнил! «А через месяц депутат этот, зараза, находит фотографии своего деда!» - «И что?» - «Сходство стопроцентное!»
15.
Наверное, вы подумаете, что смысл всей жизни художника заключается в том, чтобы хорошо научиться писать складки или портреты дедушек депутатов? Наверное… Но, перефразируя слова Ольги Петровны и одновременно поставив точку всему вышеизложенному, можно сказать, что художник - самая свободная профессия. Он ни в ком особо не нуждается, и ему достаточно малого, чтобы ощущать связь с Откровением. Пожалуй, так же свободны пастухи и птицы. И только обжигающий удар хлыста по твоим тощим ребрам не дает забыть, что ты еще до сих пор на Земле, а значит надо снова писать эту мирскую плоть, делая ее зачем-то бессмертной… Зачем? Они и сами не знают. Просто сидят на краешках кроватей и курят. А я ем конфетки и в потолочных отслоениях штукатурки вижу синее-синее небо, хоть его там и нет…
Сергей Суворов
«Столица С», Мордовия, 11 июня 2016